Настоящие полководцы — это не только мастера стратегии и тактики, они должны знать и дорогу к сердцу своих солдат. Быть мастерами создания высокого духа войск, умения вселять в душу солдат прочное доверие к себе…
Многие слушатели Военной академии имени М.В. Фрунзе, слушавшие лекции профессора И.И. Вацетиса, в годы Великой Отечественной войны стали прославленными полководцами, возглавлявшими фронты и армии, о чем будет сказано несколько позже.
Рассуждения И.И. Вацетиса о роли командира в бою отличались глубиной знания армейской жизни, они были насыщены изюминками личного боевого опыта, запоминающимися историческими примерами.
— Командир в бою — это все… Это диктаторская власть. Без этого нет победы, — говорил он слушателям. — Но… власть властью. Умей быть не повелителем, а водителем. Военачальником, который ведет или направляет солдат в бой. Что такое солдат? Настоящий командир помнит это ежеминутно. Это человек, который отгоняет смерть, идя навстречу смерти… Один идет в армию по повинности. Другой — по гражданскому долгу. У одного есть умение, нет воли, у другого есть воля, нет умения… У командира есть долг. Из пестрой человеческой смеси создать железный сплав. Есть, конечно, отсталые солдаты. Но в целом масса мудрее любого из нас…»{251}
Мудрый и опытный военачальник, Вацетис предостерегал слушателей, чтобы они в боевой обстановке не пренебрегали так называемыми мелочами, на первый взгляд пустяками.
— Пустяк в нашем деле может приобрести историческое значение. Многое зависит от пустяков. Утверждают, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо из-за насморка. А при разгроме русских армий в Восточной Пруссии тоже играл роль на первый взгляд пустяк…
Вообще на своих плановых занятиях и внеплановых беседах со слушателями академии, а особенно со слушателями ВАК и КУВНАС (в силу их возраста и должностного положения) И.И. Вацетис часто обращался к событиям в Восточной Пруссии в 1914 г., отсылая собеседников и к своей книге «Боевые действия в Восточной Пруссии», изданной в 1923 г. Говоря о роли случая на войне, Иоаким Иоакимович приводил такой пример из истории Первой мировой войны. Когда русские войска под командованием генералов П.К. Ренненкампфа (1-я армия) и А.В. Самсонова (2-я армия) в августе 1914 г. вторглись в восточную Пруссию, немцам грозила катастрофа. Грозила в случае четкого взаимодействия русских армий. Правящая элита Германии бросилась спасать Восточную Пруссию, ту самую, которая, по словам Карла Маркса, являлась поставщиком самых свирепых солдат.
Но спас ее фактически генерал Макс Гофман, генерал-квартирмейстер 8-й армии, а затем штаба Восточного фронта, тот самый Гофман, который впоследствии был начальником штаба и главнокомандующим Восточным фронтом, фактическим главой германской делегации на переговорах в Бресте в 1918 г. Этот самый Гофман и был истинным спасителем Восточной Пруссии. Его предложения базировались на точном расчете и знании особенностей психологии российских военачальников.
— Восточную Пруссию спас тогда незаметный штабник Гофман, — с заговорщическим видом поведал собеседникам И.И. Вацетис. — Он предложил дерзкий до авантюризма план, но… При малейшем взаимодействии русских армий немцам грозила бы катастрофа. А Гофман успокоил своих шефов. Сказал им, что в русско-японскую войну он, в чине гауптмана, будучи наблюдателем при русской армии, лицезрел, как в станционном буфете Мукдена русские офицеры Ренненкампф и Самсонов, выпивши, угощали друг друга оплеухами. Прошло десять лет с тех пор, а наступающий на Пруссию с востока Ренненкампф не протянет руки Самсонову, штурмующему ее с юга. Гофман не ошибся. Восьмая немецкая армия в два приема поочередно разгромила первую армию Ренненкампфа и вторую Самсонова. А Гофман, как видите, взлетел. Вот что значит в нашем деле наблюдательность…»{252}
На многие вопросы слушателей Вацетис дал ответ в своей книге «О военной доктрине будущего», которая была издана в 1923 г. В ней автор анализирует сущность военной доктрины, утверждая, что она является учением о государственной военной готовности. На основе богатого исторического материала Вацетис определяет требования, которые военная доктрина предъявляет к государству и к военному делу в целом. Данная работа содержит некоторые спорные положения в вопросах сущности стратегии, роли полководца в современной войне и др. Например, автор утверждает, что стратегия есть свободное творчество полководца и его воли на театре военных действий, что оно (творчество) сугубо индивидуально, в то же время покоясь на вечных, неизменных принципах стратегии.
Данная книга была написана после окончания Гражданской войны. Исходя из итогов этой войны и изменившейся политической карты мира, Вацетис, подробно рассуждая о характере будущей войны, выводит задачи военной доктрины и особенности двух современных групп государств: «…Первая группа (Англия, США, Франция и Япония. — Н.Ч.), как всемогущая в экономическом отношении, как держащая в своих руках океанский транспорт, может вести войну весьма продолжительно, обращая экономический элемент в фактор стратегии, решающий исход кампании.
Вторая группа (Германия, Австрия и Россия. — Н.Ч.), составившаяся из континентальных государств, при весьма скромных экономических богатствах, но при сильнейшем людском материале вынуждена базировать свой успех преимущественно на стратегии. Группа этих государств не приспособлена к ведению продолжительных международных войн, — она должна стремиться решить международную вооруженную борьбу в наиболее кратчайший срок оружием.
Задача военной доктрины как учения о государственной воен(ной) готовности и заключается в том, чтобы поставить определенное кредо на роль данного государства в будущей войне.
Военная доктрина должна в высшей степени серьезно отнестись к экономическим вопросам на тот случай, если стратегия вынуждена будет действовать в состоянии окружения данного государства. Здесь экономика может оказаться в таком положении, когда те элементы, которые определяют регулярную мощь и силу данного государства, как-то: вооруженные силы и военная техника, дойдут до той степени, когда они начнут действовать на убывающей базе…
…Стратеги должны быть в одно и то же время и государствоведами. Они должны глубоко проникать во внутреннюю жизнь государства и определять экономическую мощь данной и всех прочих стран и, исходя из того базиса, который кладет для государства стратегия и экономика, определить все те возможности, которые могут постигнуть государство в предстоящую войну.
Будущая война потребует участия в ней всех физических сил народа, и мысли, и духа, что называется, придется обобрать и колыбели, и могилы, и кафедры. Будущие войны могут носить только лишь мировой характер в силу мощи тех альянсов, которые сложатся.
…Будущая война будет носить характер как бы классовой мировой войны, вызванной состязанием на чисто экономической почве. Следовательно, в своих достижениях будущая война будет представляема массами как борьба за реальные классовые интересы.
Следовательно, мы можем смело сказать, что будущая война по своему характеру будет весьма близкой к только что закончившейся нашей гражданской войне, т.е. воюющие стороны будут проливать свою кровь и жертвовать жизнью или за сохранение преобладающего значения в эксплуатации земных благ, или во имя лучшего, более светлого будущего для сотен миллионов тех обездоленных, которые из великой мировой войны вышли побежденными.
Отсюда логически необходимо допустить, что как по своей жестокости, так и по колоссальности жертв будущая мировая война в весьма значительной степени превзойдет только что закончившуюся великую мировую войну, а равно и нашу гражданскую.
Для того, чтобы народные массы знали, что от них потребует будущая война, какие жертвы придется им нести на боевом фронте, они должны знать характер предстоящей борьбы и должны быть к ней подготовлены. Скрывать от масс тяжелую действительность будущей войны вряд ли будет целесообразным…»{253}
Далее автор говорит о том, что «стратегия создает план кампании для осуществления целей, поставленных государством, и осуществляет этот план в течение того времени, в которое данное государство в состоянии выдержать войну. В зависимости от этого стратегия определяет и объем живых и материальных средств и технической мощи. Которые государство должно мобилизовать для достижения в будущем вооруженном столкновении победоносного конца кампании.
План кампании должен быть создан и разработан детально, но из этого обстоятельства еще не вытекает то, что этого плана необходимо держаться, «как слепой стены». Главнокомандующего, который так поступает, ни в коем случае нельзя назвать стратегом, — это ремесленник своего дела, выполняющий механически свою работу по заученной указке. Для полководца-стратега в полном смысле этого слова заранее разработанный план кампании должен быть не более, не мене как элементарным пособием в начале войны. В дальнейшей творческой работе стратег должен, пользуясь этим элементарным пособием, уметь творить и властвовать над событиями на театре военных действий, в противном случае эти события поглотят его волю и он из стратега превратится в жалкого ремесленника, растерявшегося перед вырвавшейся из его повиновения машиной. Стратег должен быть настолько велик и свободен в своем творчестве, чтобы быть в состоянии самому создавать на театре военных действий желаемые события и дирижировать этими событиями по своей воле, стремясь, безусловно, в конце концов, к той главной цели, какая намечена планом войны…
Творчество стратега должно покоиться на тех принципах, которые заложены им самим в основании его стратегии. Полководец сам создает свою стратегическую линию поведения. Это не будет означать нарушение принципов военного искусства, которые остаются вечными; один из таковых гласит, по словам Суворова: полная мочь главнокомандующему.