— Знаю, Николай Федорович, — устало проговорил Жуков. — Сегодня говорил с товарищем Сталиным. Приказал мне возвращаться в Москву, встретимся в Генштабе.
Но встретились они в кабинете Сталина. Когда Жуков вошел в кабинет, Тимошенко и Ватутин стояли уже два часа навытяжку и выслушивали горькие упреки Сталина. Усталый, с покрасневшими от бессонницы глазами Ватутин едва держался на ногах, и только сила сталинского гнева, незаслуженная обида еще поддерживали в нем последние силы.
Поздоровавшись с Жуковым, Сталин сказал:
— Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке?
— Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться, — сказал Жуков.
— Хорошо, через сорок минут доложите.
Генералы вышли в соседнюю комнату. Обстановка на карте была сложная, но они не знали, что в действительности она еще сложнее. Передовые части противника углубились в нашу территорию на 120—130 километров, а местами и на все 250... Западнее Минска в окружении дрались остатки 3-й армии генерал-лейтенанта В.И. Кузнецова и 10-й армии генерал-майора К.Д. Голубева. Разбитые части 4-й армии генерал-майора А.А. Коробкова отходили в Припятские леса. Некоторые части двигались уже восточнее Минска к реке Березина.
— Надо организовывать оборону восточнее Березины, перед Резервным фронтом, создавать эшелонированные в глубину оборонительные рубежи, изматывать противника и остановить на одном из рубежей, — предложил Ватутин.
— Как за Березиной? Ведь там еще не начались бои.
— Уверен, что начались, — возразил Ватутин,— и, возможно, где-то немцы уже форсировали реку. Ведь полнокровных, хорошо организованных частей там нет. Только окруженцы. Конечно, надо сдерживать противника и там, но прочной обороны не построить.
— Тем самым усилим отступательные настроения, — не сдавался нарком.
— Это все эмоции, товарищ маршал, а нужны действенные меры.
— Ватутин в целом прав, — вступил наконец в разговор Жуков. — Предлагаю организовать оборону за Березиной, но основываться на позициях Резервного фронта. Другого нам не дано. Предлагаю немедленно занять оборону на рубеже Западная Двина — Полоцк — Витебск — Орша — Могилев — Мозырь, используя для обороны 13, 19, 20, 21-ю и 22-ю армии. Кроме того, срочно приступить к созданию рубежа обороны по линии Селижарово — Смоленск — Рославль — Гомель силами 24-й и 28-й армий Ставки. Следует также сформировать две-три армии из дивизий Московского ополчения.
— Георгий Константинович, что мы только о Западе говорим, ведь у Кузнецова тоже плохо? — сказал Ватутин.
— Запад — это Москва, и именно здесь хуже всего дела, фронт-то распался, — устало возразил Жуков. — А что на севере?
— 8-я армия генерала П.П. Собенникова и 11-я армия генерала В.И. Морозова избежали окружения, но из-за отсутствия должной организации и управления несли большие потери и отступали по расходящимся направлениям. В тяжелом положении оказалась 27-я армия генерал-майора Н.Э. Берзарина. Она стояла насмерть в районе Даугавпилса, но ее уже со всех сторон охватывали немецкие танковые дивизии.
Ватутин показал это на карте.
— А это что? — указал Жуков на небольшую красную стрелку, нацеленную из района Опочка, Идрица на Даугавпилс.
— Это мое предложение выдвинуть 21-й мехкорпус Лелюшенко с задачей отбросить противника от Даугавпилса и не допустить форсирования Западной Двины.
— Предложение толковое, — сразу ответил Жуков. — Один мехкорпус, конечно, мало, но в настоящее время и это серьезная сила. А генерал Лелюшенко — командир хороший.
Сталин без замечаний утвердил решение по Западному фронту и, посмотрев предложения по 21-му мехкорпусу, сказал:
— Это Ватутин уже предлагал, но раз настаиваете, я согласен.
Лелюшенко форсированным маршем двинулся к Даугавпилсу, но 56-й мотокорпус Манштейна уже форсировал Западную Двину и захватил город. И все же 21-й мехкорпус не подкачал. С ходу вступив в бой, Лелюшенко серьезно потрепал Манштейна, остановил его продвижение и, по сути дела, спас армию Берзарина от окружения. Правда, под давлением превосходящих сил противника, ударов авиации корпус вынужден был занять оборону, но держал ее прочно вплоть до 2 июля.
Сам фельдмаршал Эрих фон Манштейн через много лет в своей книге «Утерянные победы» писал: «Вскоре нам пришлось на северном берегу Двины обороняться от атак противника, поддержанных одной танковой дивизией. На некоторых участках дело принимало серьезный оборот».
Это было первое, пока еще заочное столкновение Ватутина с Манштейном. Потом они встретятся в непосредственном единоборстве под Псковом и Сталинградом, на Курской дуге и Левобережной Украине, Днепре и под Корсунь-Шевченковским.
Старый прусский генерал Эрих фон Манштейн начал службу в генеральном штабе за 22 года до того, как начал ее Ватутин, был одним из наиболее талантливых гитлеровских генералов. Любимец фюрера, автор плана танкового прорыва через Арденны на тылы французской армии и выхода к Дюнкерку. Удара, который Черчилль назвал «удар серпом». Во Французскую кампанию он командовал корпусом, который первым вышел к Сене, форсировал ее, прорвался к Ла-Маншу и разорвал фронт на Сомме. Во главе корпуса двигалась знаменитая 7-я танковая дивизия генерала Роммеля — «дивизия призраков». В Россию Манштейн тоже вошел во главе корпуса. И здесь сошлись пути заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии и заместители начальника генштаба германской армии. Это противоборство в конечном счете выиграл крестьянский сын Николай Ватутин.
К сожалению, меры, принятые Ставкой Главного Командования, не привели к улучшению положения дел на фронте. 30 июня был снят с должности и предан суду вместе со своим штабом командующий Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов. На его место был назначен маршал Тимошенко. В тот же день в качестве представителя Ставки Ватутин отправился на Северо-Западный фронт.
— Мы не получаем от Северо-Западного фронта ясных и исчерпывающих докладов о положении наших войск, о группировках противника и нахождении его танковых и моторизованных соединений, — напутствовал Ватутина Жуков. — Гадать на кофейной гуще равносильно преступлению. Поэтому принято решение направить группу представителей Генштаба, разобраться на месте в обстановке и принять все меры к наведению порядка. Выезжай немедленно!
Николай Федорович позвонил домой, сказал жене, что уезжает сегодня в ночь на фронт, и попросил собрать вещи. Татьяна Романовна тихо ойкнула, но тут же взяла себя в руки.
Давно собраны вещи, тщательно и с любовью упакован чемодан, уже легли спать дети, а Татьяна Романовна сидела на кухне, прислушиваясь, не стукнет ли дверь в подъезде. Но вот на лестнице послышались знакомые шаги, и Татьяна Романовна бесшумно открыла дверь. В первый раз с начала войны переступил Николай Федорович порог своей квартиры. Покрасневшие глаза, осунувшееся, плохо выбритое лицо без слов сказали Татьяне Романовне о бессонных ночах. Она включила свет в ванной, бросилась на кухню, но Николай Федорович остановил ее ласковым движением руки.
— Не надо, Таня. Ужинать не буду. Меня внизу ждут люди. Успею только побриться, попрощаюсь с детьми — и в дорогу...
Через пять минут выбритый, посвежевший генерал на цыпочках вошел в детскую. Едва касаясь губами, поцеловал горячие щечки дочери, потный лобик сына и несколько минут молча всматривался в родные лица. Сердце сжалось от тоски. Сзади всхлипнула жена, и он, взяв себя в руки, вышел из детской. Быстро поцеловал жену, взял чемодан, шинель. Уже в дверях еще раз обернулся и сказал:
— Не волнуйся, Танюша. Все будет хорошо. Вернусь с победой, береги себя и детей.
Из Москвы Ватутин со своей группой выехал на нескольких машинах. Пока ехали по городу, он мысленно перебирал в памяти последние данные по Северо-Западному фронту. Остатки 11-й армии и 27-я армия с боями отходили на Псков и Новгород, и Ватутин впервые подумал об угрозе Ленинграду. 8-я армия, окончательно потеряв связь с другими войсками фронта, отходила на север к Таллину. Создавалась угроза главной базе Балтийского флота. А где же немцы? Где наши войска? Неужели никто не смог противостоять врагу? Да нет, есть сведения о достойном сопротивлении.
«Все, хватит себя терзать!» — подумал Ватутин. Машина вырвалась на Ленинградское шоссе.
— Дуй что есть силы, — сказал он водителю и закрыл глаза. Сон мгновенно сморил его...
Не полностью укомплектованные 8-я и 11-я армии Северо-Западного фронта выдержали небывалой силы удар группы армий «Север» генерал-фельдмаршала фон Лееба. 1389 танков и 1070 самолетов, почти 8000 орудий и минометов, более 650 тыс. солдат, опьяненных победами в Польше и во Франции, ринулись на территорию Советской Прибалтики. Противник имел двойное превосходство в личном составе и полуторное в артиллерии, не говоря о качественных параметрах оружия. Удар был настолько силен, что уже на восемнадцатые сутки войны Северо-Западный фронт потерял Литву, Латвию, часть территории РСФСР. Создалась угроза выхода противника через Лугу к Ленинграду, подступы к которому с юга были практически не укреплены и не прикрыты войсками.
И все-таки несправедливо говорить о полнейшей неспособности войск фронта к сопротивлению. Там, где войска успели занять оборонительные рубежи, они сражались стойко и наносили противнику значительный ущерб. Части дивизии полковника Голубева 23 июня перешли у Таурогена в контратаку, разбили противника и гнали его 18 километров. К сожалению, не имея поддержки, дивизия вынуждена была отойти. Насмерть стояли 67-я стрелковая дивизия и моряки под Лиепаей. Южнее Шяуляя противотанковая бригада полковника Полянского остановила врага и сорвала все его попытки ворваться в город. Первый бой принял и полковник Черняховский, будущий полководец этой войны. Его 28-я танковая дивизия не только остановила врага в районе Колтинекай, но и вклинилась в его боевые порядки более чем на 5 километров, уничтожив при этом 14 танков, 20 орудий и около полка пехоты. Юго-западнее Шяуляя он долго сдерживал противника, обеспечив отход 8-й армии на рубеж Западной Двины. Успешные боевые действия 27-й армии генерала Берзарина и механизированного корпуса генерала Лелюшенко тоже нанесли противнику значительный урон.