льно оторвалась от частей фронта и отошла на линию Пярну — Тарту. Генерал Собенников в этих условиях пока не мог прибыть на КП фронта. Остатки 11-й и 27-й армий отходили. Создалась угроза прорыва группы армий «Север» к Ленинграду.
Ставка требовала во что бы то ни стало остановить неприятеля, выстоять до создания Лужского рубежа обороны. Но Ватутин не хотел просто стоять, в его голове уже зрел план возможного контрудара. Вечером при докладе в Ставку он долго не решался сказать о своей задумке. Жуков же как всегда лаконично и строго говорил о мероприятиях Ставки:
— Для создания глубоко эшелонированной обороны на дальних подступах к Ленинграду Ставка привлекает часть сил Северного фронта, объединенных в Лужскую оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта Пядышева. Какие в связи с этим мысли, Николай Федорович?
— Мысли есть, — решил-таки выговориться Ватутин. — Немцы рвутся вперед, по сути дела, двумя колоннами — 41-й и 56-й корпуса. Думаю, есть возможность их потрепать. Если Лужская оборонительная линия окажется устойчивой, то 41-й корпус там завязнет, а я в это время ударю по Манштейну.
— Под Лугу выходят четыре стрелковые дивизии, — немедленно ответил Жуков, — три дивизии народного ополчения, Ленинградские стрелково-пулеметное и пехотное училища и отдельная горно-стрелковая бригада. Сила серьезная. Относительно Манштейна продумай все лучше, посоветуйся с комфронтом. Думаю, действовать можно. Жду докладов. Кстати, есть решение о создании главных направлений и главных командований. У вас во главе будет стоять Ворошилов, на Западе — Тимошенко, на Юге — Буденный. Будете докладывать Ворошилову, но в копии давайте телеграммы мне.
— Обязательно доложу, Георгий Константинович...
Вскоре после этого разговора на КП прибыл наконец командующий фронтом генерал П.П. Собенников. Петр Петрович был старым, опытным солдатом. Еще в первую мировую войну вахмистр Собенников в составе конногвардейской саперной бригады воевал в этих местах. Совсем недавно он даже обнаружил недалеко от Риги свою бывшую землянку. В годы Гражданской войны он командовал дивизией, потом в мирное время корпусом, 8-й армией. Армию Собенников оставил в сложном положении, когда начались бои за Таллин.
До войны Ватутин занимал более высокую должность, но понимал, что боевого опыта командования крупными соединениями у Собенникова больше, и принял его назначение с пониманием. Вообще для Николая Федоровича было характерно отсутствие чрезмерного тщеславия.
Командующий фронтом тоже несколько настороженно ожидал совместной работы с бывшим заместителем начальника Генерального штаба, хотя был наслышан о его профессионализме, эрудиции. Но оба генерала в тяжкий для родины час оказались выше личных амбиций, и отношения между ними с первых минут сложились не только деловые, но и дружественные.
Аргументированные предложения Ватутина неизменно встречали поддержку командующего фронтом. Разговор о контрударе Николай Федорович решил не откладывать.
— На чем основываются ваши предложения? — спросил Собенников.
— Вчера партизаны через разведчиков передали карту с оперативной обстановкой 4-й танковой группы противника. Взята у убитого офицера. Как мы и предполагали, 41-й мотокорпус рвется на Ленинград через Лугу по кратчайшему пути, а 56-й корпус Манштейна — в обход через Новгород.
— Соревнуются, мерзавцы...
— Вроде того. И в этом соревновании потеряли всякую осторожность. Думаю, под Лугой 41-й корпус завязнет, а Манштейна надо бить.
— Какими силами?
— 11-я армия у нас сейчас доукомплектована. Ставка разрешает взять часть сил с Северного фронта, обещает авиацию.
— Ну, ну, — заинтересованно протянул Собенников, и Ватутин развернул перед ним карту.
— Удар будем наносить по сходящимся направлениям по флангам Манштейна: с севера из района Городище на Ситню, а с юга — вот сюда... севернее Дно.
— Надо провести точный расчет сил и средств, доложить наверх и...
— Жуков в принципе не против, я с ним говорил. А расчет готов. Звоните.
Собенников кивнул, и генералы пошли на узел связи. Ставка одобрила идею. Для усиления фронту передавались несколько стрелковых дивизий и авиаполков.
Через несколько часов Ватутин доложил командующему фронтом замысел операции. Для нанесения контрудара с севера привлекались 21-я танковая и 237-я стрелковая дивизии — из района Городище на Ситню. Из района Уторгоши на Сольцы должна наступать 70-я стрелковая дивизия. С юга по правому флангу корпуса Манштейна наносила удар 183-я стрелковая дивизия. Поддерживало операцию более 200 самолетов.
В момент подготовки операции штаб Северо-Западного фронта посетили главнокомандующий направлением Ворошилов и член Военного совета Жданов. Собенников был в войсках 11-й армии, и докладывать пришлось Ватутину. К удивлению Николая Федоровича, главком не стал до конца слушать предложения штаба фронта по контрудару.
— Все ясно, — прервал Ворошилов Ватутина в самый ответственный момент доклада. — Главное — это усилить оборону, строить ее глубоко. На фронте и в тылах установить железную дисциплину и порядок. Передайте войскам, что Ленинград устоит и гитлеровцам никогда не бывать на его улицах.
Ворошилов еще долго говорил общие фразы, иногда в его речь вклинивался Жданов. Николая Федоровича несколько удивила эта ненужная декларативность, но он решил промолчать.
После этого общего разговора Ворошилов и Жданов сразу засобирались в войска, и Николай Федорович безуспешно пытался их уговорить не ездить на передовую. В воздухе свирепствовали «мессершмитты», гонявшиеся за каждой машиной. Уговоры не помогли. Взяв сопровождающих, Ворошилов и Жданов уехали. Больше со стороны руководства направления указаний фронту не поступало. Впрочем, скоро главные направления были расформированы. Позже Николай Федорович слышал о безрассудном участии Ворошилова в штыковых атаках на Лужской линии, но, восхищаясь храбростью маршала, сомневался в его способностях руководить крупными воинскими формированиями в условиях современной войны.
14 июля 1941 года дивизии 11-й армии нанесли мощный контрудар по флангам 56-го моторизованного корпуса Манштейна. Удар был настолько неожидан и так хорошо организован, что противник в первое время был буквально парализован. Прорвав слабые фланговые прикрытия, советские войска отсекли главную группировку корпуса — 8-ю танковую дивизию, 3-ю моторизованную, часть сил дивизии СС «Мертвая голова» — и начали ее планомерное уничтожение.
За четыре дня боев эти соединения были практически уничтожены, а их остатки отброшены более чем на 60 километров. Лишь пришедшие на помощь части 16-й немецкой армии сумели остановить отход, а точнее, бегство своих танкистов. Наши войска захватили первые крупные трофеи, на поле боя осталось большое количество уничтоженной боевой техники врага. Так, только от ударов авиации Манштейн потерял более 30 танков. В 8-й немецкой танковой дивизии после боев под Сольцами из 200 танков в строю осталось лишь 80.
В разгар боев Николай Федорович впервые увидел пленных эсэсовцев. Взяты они были, что называется, тепленькими, когда беззаботно двигались по Новгородскому шоссе. То ли от жары, то ли от чрезмерного употребления шнапса немцы сидели в боевых машинах в одних трусах, горланили песни, и даже когда подбили их головной танк, а сами они автоматными очередями были выгнаны из машин, многие из них не верили, что попали в плен. Так, в трусах, с растерянными лицами, они и предстали перед русским генералом.
Ватутин с интересом рассматривал немцев, стараясь понять их психологию, а те постепенно приходили в себя, и вот уже в их взглядах появилась надменность, брезгливо опустились уголки рта, неприкрытой злобой вспыхнули зрачки. Высокий белокурый немец шагнул вперед и что-то начал говорить, потом закричал, заплакал.
— Что это он? — спросил Ватутин.
— Ругается и жалеет, что так глупо попал в плен, — ответил переводчик. — Он — лейтенант, воевал в Польше и во Франции, имеет два Железных креста. Говорит, что, когда немцы войдут в Ленинград, они жестоко отомстят за это унижение, а он готов к расстрелу...
— Переведите, что мы пленных не расстреливаем... Для меня он не лейтенант. Лейтенанты в трусах не воюют. Ленинград им не видать, как собственных ушей. И пусть не жалеет, а радуется, что остался жив. Пройдет время, мы войдем в Берлин, и тогда он будет благодарить судьбу, что она бросила его в русский плен в самом начале войны.
Дивизии Манштейна были сняты с фронта на переформирование и отдых и более месяца не участвовали в боях. Это было первое и не последнее поражение, которое нанес генерал Ватутин «лучшему представителю германского генерального штаба», «лучшему стратегу Восточного фронта». Крепко досталось на Лужском рубеже и 41-му корпусу. Немцы впервые на этом участке перешли к обороне.
Жуков в своих мемуарах писал: «Контрудар 11-й армии был хорошо организован. Его поддержала авиация. От неожиданности противник повернул вспять и начал поспешный отход. Преследуя вражеские войска, части 11-й армии нанесли им большое поражение. Если бы не помощь подоспевшей 16-й армии, 56-й мотокорпус Манштейна был бы уничтожен. С подходом дополнительных сил противника 11-й и 27-й армиям Северо-Западного фронта пришлось отойти на рубеж Старая Русса — Холм.
Группа армий «Север», наступавшая в составе двух армий и одной танковой группы, встретив упорное сопротивление на Лужском укрепленном рубеже, в районе Дно, на рубеже Старая Русса — Холм, а также в районе Кингисепп — Сиверский, понесла большие потери и без дополнительного усиления уже не могла наступать на Ленинград».
Немцам понадобилось более трех недель, чтобы начать новое наступление. 8 августа противник атаковал по всему фронту. 18-й немецкой армии удалось рассечь в Эстонии на две части 8-ю армию и выйти к Финскому заливу. Началась героическая оборона Таллина. Три недели мужественно сражались части 10-го корпуса 8-й армии, морская пехота, сводный полк латышских и эстонских стрелков против почти в три раза превосходящего противника. 29 августа Таллин был оставлен. Корабли Балтийского флота под огнем артиллерии и авиации противника ушли с войсками на борту на Кронштадт. Потери в транспортах и вспомогательных судах были значительны, но боевое ядро флота сохранилось полностью. Другая часть 8-й армии отходила от Нарвы и Кингисеппа на Ораниенбаум.