— Вот и давай думать. Тем более к нам следуют представители Ставки. Не люблю контролеров, но, может, подбросят резервов?
9 сентября на фронтовом аэродроме Военный совет Северо-Западного фронта встречал представителей Ставки К.А. Мерецкова, Н.А. Булганина и Л.З. Мехлиса. По дороге в штаб фронта в машине Николай Федорович в общих чертах доложил Мерецкову обстановку. Глядя на Кирилла Афанасьевича, Ватутин не смог скрыть удивления. Ватутин помнил его плотным высоким красивым мужчиной, всегда подчеркнуто аккуратным, даже щеголеватым. Сейчас тот выглядел изможденным, с ужасными мешками под глазами и какой-то внутренней тоской во взгляде. Николай Федорович взял в ладони руку Мерецкова и почувствовал, что она дрожит.
— Ничего, ничего, — быстро сказал Мерецков, — если бы вы знали, как я рад. Сразу по приезде доложите обстановку подробнее. Меня очень беспокоит 34-я армия.
В штабе около карты Ватутин почувствовал себя уверенней и спокойно продолжил доклад:
— 27-ю армию отделяет от противника система озер, заливов и водных рукавов севернее Селигера. Здесь немцам наступать трудно. Нужен большой перевес сил, а создать они его не могут — все силы бросили под Ленинград. На правом фланге 11-я армия зарылась в землю северней населенных пунктов Парфино, Пола и Лычково. Здесь немцы увязли в болотах и потеряли наступательный темп. Больше всего нас беспокоит левый фланг 11-й армии и весь участок 34-й армии, прикрывающий путь на Крестцы, Валдай и Бологое. У начала Валдайской возвышенности место сравнительно сухое, мы предполагали подготовить здесь хороший контрудар, но немцы нас опередили. Обстановка там сложная. Войска сильно ослаблены, потеряли до 60 процентов личного состава, испытывают недостаток в технике, вооружении, боеприпасах и с трудом держат оборону...
Ватутин замолчал, собираясь с мыслями, но заговорил Мерецков:
— По-моему, товарищи, все ясно. Сейчас главная задача — стабилизировать линию фронта, укрепить позиции и не дать врагу пробиться к Вышнему Волочку. Командующий 16-й немецкой армией генерал-полковник фон Буш уже мечтает обойти наши соединения, стоящие у реки Волхов, и, наступая в сторону Рыбинска, разъединить наши Западный и Северо-Западный фронты. Нужно учесть, что Ставка не может сейчас дать крупных подкреплений. Начинается крупное сражение западней Москвы. Немцы вышли к Ладожскому озеру и окончательно замкнули кольцо блокады вокруг Ленинграда. Обстановка крайне тяжелая, и все-таки Ставка сочла возможным укрепить вас резервами, подойдет и немного танков. Руководить танковыми частями будет сам командующий бронетанковыми войсками Федоренко. Предлагаю немедленно отправиться по армиям и на месте, выяснив обстановку, принимать решение. Ваше мнение, Павел Алексеевич? С какой армии начнем?
Курочкин от неожиданности вздрогнул.
— Только что звонил в 11-ю армию. Морозов докладывает уверенно, настроение бодрое, на вопросы отвечает без заминки. Думаю, 11-я подождет. Беспокоит только, что штаб армии находится западнее деревни Лычково, а в ней уже немцы. Но связь работает... Командующий Новгородской оперативной группой докладывает, что у них обстановка спокойная, — продолжал Курочкин. — Поэтому предлагаю ехать на юг в 27-ю и по пути посмотреть, что происходит в 34-й.
— Решено! — хлопнул ладонью по столу Мерецков.
— Кирилл Афанасьевич, — встал из-за стола Ватутин, — прошу разрешения все же съездить на север. Есть сведения, что войска отходят с рубежа реки Волховец. Там 28-я дивизия Черняховского. Я в него верю, но хотелось бы посмотреть. Помогу хотя бы авиацией.
— Если командующий фронтом не против, я не возражаю.
Когда Николай Федорович прибыл на НП Черняховского, обстановка на участке дивизии была сложная. Ее части вели бой в нескольких километрах восточнее Новгорода. Полки соседних дивизий действительно отходили с рубежа реки Волховец, и немцы сразу начали выходить на фланги 28-й дивизии. В обороне образовались бреши, которые нечем было закрыть. Связь с соседями часто нарушалась, и положение становилось просто критическим. Поэтому, когда над полем боя появились наши самолеты, Черняховский даже вскрикнул от радости. А вскоре отступавшие соседи не только остановились, но и перешли в контратаку. Немедленно атаковал врага и Черняховский. Прорвавшиеся немецкие части были зажаты в тиски и уничтожены. В этот момент и появился на НП Ватутин.
— Товарищ генерал! — обратился было с рапортом Черняховский, но Ватутин обнял его и сказал:
— Как я с твоими соседями повоевал? Славно? Спасибо за помощь, Иван Данилович. Правильно действуешь. Сам погибай, но соседу помогай...
— Товарищ генерал, это вы нам помогли. Я никак не мог понять, что за чудо произошло: отступающие вдруг переходят в контратаку, будто подменили людей.
— Люди те же, но есть некоторая добавка. — Николай Федорович показал на сопровождавшего его полковника в авиационной форме. — Хорошо поутюжили фашиста наши летчики. Ничего, будет у нас скоро и самолетов и танков достаточно. Вот тогда немец почувствует настоящую силу нашего удара.
Короткая встреча еще больше сблизила этих людей. Судьба будет постоянно сводить их вместе, вместе будет расти их военный талант и, к сожалению, уготовит им одинаковую мученическую смерть...
В штаб фронта Ватутин возвращался в неплохом настроении, но оно сразу испортилось, как только он увидел командующего. Курочкин буквально почернел лицом, в землянке политуправления что-то пронзительно кричал Мехлис. Только Мерецков оставался спокоен и сосредоточен.
— Что случилось? — тихо спросил Курочкина Ватутин.
— Дела хуже некуда, — так же негромко ответил тот. — По пути в 27-ю армию совсем недалеко от нашего КП, у совхоза Никольского, встретили начальника штаба 34-й армии полковника Озерова. Из беседы с ним поняли, что он не знает, где находится штаб и большинство дивизий армии. Командарм Качанов послал его нам навстречу. Прямой связи со своими дивизиями они не имеют уже трое суток.
— А что же нам не докладывали?
— Откуда я знаю. Мехлис хотел немедленно отдать Озерова под суд. Мерецков отстоял, сказал, что знает его с хорошей стороны еще по службе в БВО. Озерова отстранили от должности и назначили командиром полка. А вот Качанова, видимо, не спасти. Мехлис без разговора с Мерецковым доложил о нем в Москву. Берзарин тоже не может похвастаться хорошим управлением, в штабе отсутствует план действий на ближайшее время...
— Я же говорил. Это наша недоработка. Мы виноваты, — сокрушенно ударил кулаком по колену Ватутин. — Не умеем воевать. Поэтому нас и бьют. Как сражаются бойцы! Ведь нашим солдатам нет цены! А мы не умеем. Но надо учить людей, а не отдавать их под суд...
— Вот и Мерецков так думает, но обстановка...
Николай Федорович во многом оказался прав. Тот же Ф.П. Озеров впоследствии показал себя с очень хорошей стороны, дослужился до генерала, командовал дивизией, армией, возглавлял штаб Волховского фронта. О судьбе Н.Э. Берзарина сейчас знает каждый школьник. А вот несомненно способному генералу К.М. Качанову так и не суждено было больше подняться.
— Ну хватит шептаться, — прервал разговор Курочкина и Ватутина Мерецков. — Нужно принимать меры по выводу войск из окружения.
Много лет спустя Кирилл Афанасьевич Мерецков будет вспоминать: «По моему заданию один из штабных командиров перелетел на самолете По-2 через боевые порядки врага и обнаружил в лесу трех командиров этой армии — двух генералов и одного полковника. Разделив окруженные части армии на три колонны, они повели их на прорыв. Из окружения вышли 163-я мотострелковая дивизия, 257-я и 259-я стрелковые дивизии, 270-й корпусной артполк с материальной частью, а также остатки нескольких других соединений, возглавленные начальником оперативного отдела штаба армии полковником Юдинцовым.
11 сентября неподалеку от деревни Заборовое мы установили контакт со вторым эшелоном штаба 34-й армии. Здесь оказались начальник артиллерии армии генерал-майор артиллерии В.С. Гончаров и командарм К.М. Качанов. Оба они ничего толком о своих войсках не знали и выглядели растерянными. Через день армейское руководство было заменено...
Благодаря срочно принятым мерам, помощи представителей Ставки 34-ю армию удалось спасти, и Ватутин опять занялся любимым делом — подготовкой новой контрнаступательной операции. 12 сентября 11-я и 27-я армии пополнились каждая двумя дивизиями. Появились обещанные Ставкой танковые подразделения, которые привел сам Я.Н. Федоренко. Но сил было, конечно, маловато. В дивизиях насчитывалось не более 5 тыс. человек, а танков набрали всего около 50. Тем не менее по противнику было нанесено несколько контрударов, которые в определенной мере стабилизировали положение на Северо-Западном фронте. Войска прочно закрепились на линии от озера Ильмень до озер Селигер и Волго. Правда, немцы сумели создать демянский плацдарм, за который потом шла борьба вплоть до конца 1943 года, но в целом фронт отбил все вражеские попытки выйти на Валдай.
За Ватутиным прочно установилась репутация мастера контрударов, но сам он невысоко оценивал свои действия, как и действия командиров всех степеней в тяжелые дни 1941 года. Тогда нервозная обстановка, возникавшая из-за частых и не всегда оправданных перемещений, а то и расправ над командирами, не способствовала их успешной деятельности. Это было единодушное мнение многих военачальников, но в то суровое время не у многих из них хватало мужества высказать его. Уже через много лет после войны А.М. Василевский писал: «Надо заметить, что первоначальные неудачи Красной Армии показали некоторых командиров в невыгодном свете. Они оказались неспособными в той сложной обстановке руководить войсками по-новому, быстро овладеть искусством ведения современной войны, оставались в плену старых представлений. Не все сумели быстро перестроиться. Сталин же исходил из того, что, если боевые действия развиваются не так, как нужно, значит, необходимо срочно произвести замену руководителя. Перемещения касались всего аппарата Наркомата обороны, Генерального штаба и руководства войсками, однако такое отношение к кадрам в первые месяцы войны далеко не всегда давало положительные результаты».