— Не забывать об экипировке личного состава, — добавил Курочкин.
— Безусловно. И о снабжении, особенно боеприпасами. И наконец, главное. Предлагаю начать операцию не с рассветом, а вечером. Это усилит внезапность. Немцы консервативны и считают, что наступать можно только с утра.
— Но Ставка определила срок 7 января!
— А мы и начнем седьмого, только вечером...
7 января 1942 года в 16 часов ударила вся артиллерия фронта, и дивизии первого эшелона 11-й армии южнее озера Ильмень атаковали противника. Наступление Северо-Западного фронта началось.
Фактор внезапности сработал хорошо. Используя всю мощь артиллерии, выбрасывая вперед лыжные батальоны, войска 11-й армии уже в ночь прорвали оборону противника и к исходу следующего дня продвинулись вперед на 6—10 километров. Еще через сутки наступления ударная группировка армии в составе трех дивизий подрезала правый фланг 290-й пехотной дивизии врага и завязала бой на северо-восточной окраине Старой Руссы. Одновременно лыжные батальоны и десантные бригады перерезали дороги от Старой Руссы на Шимск, две дивизии вышли к берегам Ловати, блокировав расположенные там опорные пункты.
Настроение на фронтовом КП поднималось с каждым новым сообщением, поступавшим из армий. Судя по тому, как принимал донесения Генштаб, в Ставке тоже были удовлетворены развитием событий. 8 января ударная группировка Калининского фронта прорвала вражескую оборону западнее Ржева и устремилась на Сычевку. Сообщив об этом Ватутину, заместитель начальника Генштаба Василевский добавил:
— Теперь дело за вами. Догоняйте Конева.
— Догоним и перегоним! — весело ответил Ватутин.
На следующий день в полосе более 100 километров перешли в наступление войска левого крыла фронта. 3-я ударная армия генерала Пуркаева устремилась в направлении Холм, Великие Луки. 34-я армия генерала Берзарина наступала в районе Демянска, обеспечивая правый фланг ударной группировки. Войска с упорными боями по льду форсировали озеро Селигер, прорвали тактическую оборону противника. Продвижение войск левого фланга отслеживал командующий фронтом. За правым флангом наблюдал начальник штаба. Дела вроде бы шли хорошо и поэтому, когда на пятые сутки наступления Курочкин увидел растерянное лицо Ватутина, он догадался, что что-то произошло.
— Неужели встали? — спросил он, озабоченно потирая бритую голову.
— Пока не встали, но притормозили серьезно. Из 11-й армии донесения тревожные — не могут взять Старую Руссу. 84-я дивизия отстала от основных сил армии, артиллерия и танки застряли в глубоком снегу.
— Меры приняли?
— Так точно. Генералу Морозову направлена телеграмма. — Николай Федорович открыл папку и начал читать: — «Для решения вопроса по захвату Старой Руссы крайне необходимо форсировать действия 84-й стрелковой дивизии. Кроме того, полк второго эшелона 188-й стрелковой дивизии также может быть брошен для атаки Старой Руссы. Все другие силы армии — по вашему усмотрению...»
— Достаточно. Что еще?
— К сожалению, Павел Алексеевич, как мы и предполагали, замедлила наступление 34-я армия, а это оголяет фланги 3-й ударной. Вообще, мне кажется, надо сосредоточивать усилия на демянском выступе. Надо его срезать и зажать немцев в котел. На Сольцы прорваться 11-й армии будет трудно, точно так же, как 34-й догнать 3-ю ударную. Берзарин распыляет силы на мелкие стычки. Буду с ним связываться...
В тот же день Ватутин вызвал на связь командарма 34-й и самым серьезным образом указал ему, что для нанесения фланговых ударов он выделяет недостаточные силы, но и те «распыляются на блокирование и атаку мелких населенных пунктов, вместо того, чтобы смело обходить их, выходить в тыл и продвигаться вперед, в тыл демянской группировки противника».
К сожалению, даже после принятия надлежащих мер 34-я армия не смогла выполнить все указания штаба фронта. Говорить о какой-то поддержке правого крыла 3-й ударной армии не имело смысла. Берзарин отчаянно сражался с нависшим из демянского выступа 2-м армейским корпусом немцев. Более того, теперь уже 3-й ударной армии пришлось обеспечивать фланги 34-й армии, вступив в ожесточенные затяжные бои за населенные пункты Ватолино и Молвотицы.
На левом фланге 3-я и 4-я ударные армии продолжали успешное наступление. Особенно удачно действовала группировка 4-й ударной армии. Немцы получили на этом участке ряд неприятных сюрпризов. Так, в районе города Пено они создали мощные укрепления, соединив их с опорными пунктами своеобразным огневым мешком, который исключал фланкирующие удары наших войск. Но, укрепляя стены мешка, фашистские стратеги не уделили должного внимания его основанию. Действительно, с точки зрения здравого смысла наносить здесь удар было невозможно. Но Ватутин нашел здравый смысл как раз в том, чтобы ударить именно здесь. И оборона врага была смята в считанные часы.
Еще более неожиданным для врага оказалось наступление одной дивизии и двух лыжных бригад по лесному бездорожью на правом фланге 4-й ударной. Несколько небольших опорных пунктов, оборудованных немцами на этом направлении, лыжники обошли, блокировали и ушли вперед. К 12 января войска генерала Еременко выполнили задачи, поставленные командованием фронта. 9-я немецкая армия отступала и смогла организовать сопротивление только на участке Дроздово, Давыдово, Колобово, Бор.
Успешно, хотя и с более скромными результатами, наступала 3-я ударная армия. Из-за отставания 34-й армии ее войска растянулись на 90—100 километров по фронту. За восемь дней боев ее дивизии продвинулись всего на 20—40 километров на правом фланге, в центре — на 70 и на левом фланге — на 60—70 километров. Все это беспокоило командование фронта.
— Обстановка опять усложняется, Павел Алексеевич, — докладывал Ватутин 17 января Курочкину. — Разрыв между Пуркаевым и Еременко увеличивается и достиг уже 35 километров. Прикрывает его только 31-я стрелковая дивизия, в штабах дивизий и полков чувствуется недостаточная слаженность, оперативность, за исключением разве что 245-й стрелковой дивизии. Причина все та же. Не умеем воевать: отсутствует опыт, командиры имеют слабую подготовку. Да что говорить? 20-я стрелковая бригада долбит в лоб по Ватолино, хотя давно его надо было обойти и двигаться на Щеглово... Такие примеры не единичны.
— Что делать, Николай Федорович, науку воевать постигаем в боях. Я ведь понимаю, как трудно избавиться от стереотипов. Наш командир пока просто не может представить оставленный у себя в тылу опорный пункт, да еще не подавленный.
— Не только это. Зачастую просто тянет в населенный пункт, будь то деревня или город. Престижно освободителем быть, да и погреться не грех.
— И это верно. Нужно еще раз указать командующим армиями о недопустимости этого и потребовать увеличения темпа наступления.
18 января Ватутин от имени Военного совета фронта направил Пуркаеву и Берзарину директиву, в которой указывал: «Вы ведете бои за обладание отдельными пунктами неправильно. Это наглядно видно на примере боев за Молвотицы и Ватолино. Вместо глубокого обхода населенных пунктов вы их окружаете, непосредственно сковывая при этом крупные силы и замораживая их. Противник этим очень умело пользуется. Еще три-четыре такие операции, как операции под Молвотицы и Ватолино, и все ваши силы будут заморожены. Двигаться вперед будет нечем... Необходимо объяснять командирам частей и соединений эти ошибки и впредь их не допускать...»
Конечно, было бы неверно говорить, что именно эти указания Военного совета фронта кардинально изменили обстановку. Но не без них войска с каждым днем осваивали более совершенные приемы боя. Маневр, обходы, охваты стали применяться более умело, и сразу фронт двинулся вперед. К 20 января войска ударных армий продвинулись на 120 километров и глубоко обошли с юга демянскую группировку 16-й немецкой армии. 4-я ударная, разгромив врага, освободила города Андреаполь, Торопец. 3-я ударная армия вышла к городу Холм, где совместно с партизанами окружила 218-ю пехотную дивизию врага. На широком фронте войска армий подошли к важной коммуникации группы армий «Центр» — железной дороге Ржев — Великие Луки. Вновь вздохнули свободно в штабе фронта и вновь ненадолго.
— Опять хмуришься, Николай Федорович? — улыбнулся Курочкин.
— Приходится. Посуди сам. Полоса наступления фронта возросла до 300 километров. Плотность боевых порядков снизилась почти в два раза, фланги наступающих группировок почти не обеспечены. Мы же теряем управление, а сие смерти подобно.
— Ну, не драматизируй так. Все же наступаем.
— Я, Павел Алексеевич, хорошо научен сорок первым годом и тем, как мы тогда «управляли». При нашей нынешней подготовке войск, особенно командного состава, при таком слабом материальном обеспечении и наступление может быстро перейти в поражение. Ты же видишь, как мы, с позволения сказать, кряхтим. Звонил Василевскому, просил резервов. У Ставки их нет. Просил сузить полосу наступления. Фронт бьет растопыренными пальцами по расходящимся направлениям и назло всему наступает. Но любую науку, в том числе и военную, не обманешь. Она нас накажет. Александр Михайлович обещал доложить Верховному...
К счастью, просьбы Ватутина не остались без внимания. 22 января по указанию Ставки в состав Калининского фронта передавались 3-я и 4-я ударные армии. Взамен их Северо-Западный фронт принимал 1-ю ударную армию, 1-й и 2-й гвардейские стрелковые корпуса. Войска фронта получили задачу ударами из района Старой Руссы в южном направлении и из района Молвотицы в северном окружить и уничтожить войска 2-го армейского корпуса 16-й немецкой армии на демянском плацдарме.
Своевременность и правильность принятого Ставкой решения позволили не только выровнять положение, но и добиться нового успеха. Войска 3-й и 4-й ударных армий начали развивать энергичное наступление на витебском и смоленском направлениях. В первых числах февраля эти армии вышли на подступы к Великим Лукам и Демидову, а 249-я стрелковая дивизия 4-й ударной армии даже прорвалась к Витебску.