Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки — страница 1 из 44

ПАДЕНИЕ БАШЕН

Книга 1ЗА ПРЕДЕЛАМИ МЕРТВОГО ГОРОДА

Пролог

Зелень надкрылий жука... красный цвет полированного карбункула... паутина серебряного огня. Молния разрывает глаза, бьется в глубине тела. Он чувствовал, что его кости дробятся, вращаясь, вонзаются в живот, и ждал боли. Но боли не было. Он падал сквозь синий льдисто-прохладный дым. Протянул руки в попытке удержаться...

Ладони и колени ткнулись во что-то горячее. Йон Кошар потряс головой, глянул вверх. С него сыпался песок. Его черные волосы снова упали ему на глаза, он отбросил их и присел на пятки.

Небо было бирюзовым, а горизонт — слишком близким. Песок по цвету больше походил на известь. Он посмотрел вниз. От его тела падали две тени. Зубец скалы неподалеку тоже отбрасывал двойную тень.

Шатаясь, он выпрямился. Стоять было слишком легко; что-то не в порядке с гравитацией? Ступни утонули в песке. На шее и под мышками выступил пот. Воздух жег ноздри. Йон прищурился.

Далеко за песком было озеро. Рядом с озером или, может быть, из него поднимался... город? Он еще сильнее прищурился, вглядываясь.

Выбросьте человека из одного мира в другой. Это заставит его одновременно понять, где он, и вспомнить, где он был. Одно поможет осознать другое.

Йон Кошар сделал шаг вперед. Левая штанина хлопала мокрым по колену. Он снова посмотрел вниз: его ступни были облеплены грязью, словно пять минут назад он стоял в луже. Он еще раз растерянно оглядел пустыню и сделал второй шаг. Волосы снова упали на лицо.

Когда он откидывал их назад, его пальцы задели нечто непонятное. Он достал это из волос и рассмотрел. В его загрубевшей руке был зажат кусочек листа папоротника. Видимо, совсем недавно ему пришлось продираться сквозь море листвы. Он посмотрел по сторонам, морщась от отраженного жара. Разумеется, в дюнах не было никакой зелени.

Он снова тронулся с места и снова замер: его рука задела что-то на бедре. Он осмотрел брюки, потом нижнюю сторону рукава. Там теснились зеленые бляшки... древесных тлей? Он недоуменно оглядел пустое безлесное пространство. Да, древесные тли вцепились в грубую одежду.

Добравшись до озера, он посмотрел в воду и увидел свое грязное лицо, разорванное плечо рубашки. Он коснулся царапины на ключице, где его ударила в темноте ветка... Но пустыня была слепяще яркой, и деревьев здесь не было.

Губы его беззвучно шевелились, проверяя цифры на комбинезоне. Этот номер последние пять лет заменял ему имя. Однако теперь номер был неправильным.

Ах да, это же всего лишь отражение! Надо читать наоборот. Он поднял глаза, прошептав правильный номер, и как наяву увидел пахнущие креозотом стены тюремного барака; рабочие кольца на зубьях отбойника, которым он работал в течение пяти лет, вгрызаясь в тетроновую руду; листья и кусты, хлеставшие его по лицу и плечам, когда он бежал в темноте...

И тогда он узнал город.

Там, за озером, этот город бросился ему в глаза так свойски, что он отступил назад. То, что было абстракцией, обернулось башнями и петляющими дорогами Тельфара! Как стрелка указывает направление, как обещает развлечения цирковой шатер, так шпили Тельфара были символом смерти.

В горле пересохло, ладони стали влажными. Он отступил назад с похолодевшей спиной. Его взбаламученный мозг заметался в поисках хоть каких-то фактов.

Я Йон Кошар, и я хочу стать свободным! Это было главным его чувством, кроме страха, навязчивой идеей всего пятилетия на рудниках, достигшей кульминации, когда они втроем бежали... Сколько часов назад это было?

Но это было на Земле. Он был на Земле. Как и город. Сам вид его с изрытого края джунглей и лавовых полей означал смерть. Здесь же он видит Тельфар в чужом мире под двойным солнцем.

Затем память восстановилась полностью: обессиленный, он смотрел на город от изъеденных скал и в тот же миг услышал (или смог услышать): ЛОРД ПЛАМЕНИ.

И внезапно отступили все поводы для страха. Он попытался разобраться в воспоминаниях. Надо войти в город и найти место, откуда начинается транспортерная лента, металлическая полоса, которая пронесет его над джунглями, над головами охраны, над морем, обратно к жизни, в островной город Торон...

Вдруг он нахмурился, а потом на его лице проступили ярость и отчаяние. Он искал взглядом серебряную ленту, которая должна была выходить из окна далекого здания и плыть от опоры к опоре, сверкая над песками.

Но ленты не было.

Не может быть!

Исчезла? Сломана? Снова охваченный страхом, он был готов закричать. Не было ни опор, ни металлической ленты. Город изолированно стоял на чуждом песке. Пожалуйста, пусть только она не будет сломана! Пожалуйста...

Все вдруг исчезло из его глаз. Не было больше ничего, кроме синего льдисто-прохладного дыма, и он парил в этой синеве. Молнии опаляли глаза, череда образов дрожала, мерцала, оборачиваясь серебром, красным... жучиными надкрыльями.

Глава 1

Над пустой платформой в лабораторной башне мертвого города Тельфара померк хрустальный шар. Уже шестьдесят лет в этом помещении царила тишина. От кристалла начиналась лента, которая, перекинувшись через балкон, парила над дорогами, то мокрыми и грязными, то засыпанными пеплом. Солнце только что поднялось над зазубренным горизонтом, и мокрый металл блестел, как спинка спящей змеи.

За много миль от этого места тьма побледнела, предвещая рассвет. В лавовых полях среди папоротников рядами стояли бараки. Прошел небольшой дождь, и с опорного столба срывались капли. В бледнеющей ночи лента казалась черной.

Из джунглей к баракам вышли шестеро, каждый — свыше семи футов ростом. Они несли тела двух людей обычного роста. Двое, шедших позади, отстали, чтобы поговорить.

— Как насчет того парня, Ларта?

— Кошара? Он далеко не уйдет,— она откинула меховой капюшон на плечи, взошедшее солнце вспыхнуло на медных браслетах, обнимавших ее руку выше локтя.

— Если он это сделает, то будет первым за двенадцать лет,— сказал мужчина.

— Если бы пытался вернуться на побережье и оттуда в Торон,— уронила Ларта.— Но раз мы его не нашли, это значит, что он пошел вглубь, к радиационному барьеру,— они прошли под тенью транспортерной ленты, и браслеты Ларты, как и ее глаза, на миг перестали сверкать.— Если он пошел к Тельфару, нам нечего беспокоиться. Не правда ли, Пторн?

— Смею думать, что и в самом деле нечего беспокоиться из-за одного беглеца,— согласился высокий бритоголовый Пторн.— Однако за прошлый год было столько попыток...

Ларта пожала плечами.

— Требования на тетрон почти удвоились.

Когда она вышла из тени, солнце осветило три параллельных шрама, тянувшихся по ее щеке до самой шеи. Пторн взял ее под руку.

— Хотел бы я знать, какие кровопийцы живут за счет этих несчастных...— он не договорил, резко тряхнув головой.

— Гидропонные сады, аквариумные производства в Тороне,— пояснила Ларта.— Они-то в основном и требуют руды. А кроме того, подготовка к войне.

— Говорят,— задумчиво проговорил Пторн,— что с тех пор, как аквариумы в Тороне стали производить сверхзапасы рыбы, рыбаки на побережье не могут продать свой улов и умирают с голоду. А с увеличением требований на тетрон заключенные мрут в этих рудниках, как мухи. Я иной раз удивляюсь, как им хватает рудокопов.

— А их и не хватает,— Ларта окликнула идущих впереди.— Ладно, остальное мы оставим людям, которые охраняют их,— когда она выговорила «людям», в ее голосе послышалось еле заметное презрение.— Мы свое дело сделали. Бросьте тела перед хижиной. Очень надеюсь, что они послужат уроком для других.

После дождя двор был в лужах. Послышался глухой всплеск, за ним еще один.

— Может быть,— сказал Пторн.

Но Ларта уже повернулась обратно к джунглям. Тень от деревьев упала на ее лицо, как раз поверх тройного шрама.

Лучи солнца пробились сквозь желтые облака и пронизали глянец прибрежного леса Торомона. Свет заиграл на мокрых зеленых сваях, проник во влажные трещины камней. Затем заря легла на металлическую ленту, тянувшуюся над деревьями. Паутина теней от опор расчертила поле лавы.

Группа воздушных кораблей блеснула в разрыве облаков горстью серебряной мелочи. Звук их тетроновых моторов кружил между деревьями. Лаг, существо четырех футов трех дюймов ростом и с низким, в толщину пальца, лбом, посмотрел вверх.

Остальные, чей рост был таким же, с округлыми плечами, переговаривались между собой. Чаще всего повторялось слово «война». Лаг подошел к ним. Они снова пошли по джунглям. Их ноги легко ступали по камням, сучьям и корням, ощупывая дорогу большими полуотставленными пальцами. Наконец Лаг прислонился к дереву.

— Кворл! — позвал он.— Кворл!

Под бревнами, сваленными бесформенной грудой,— трудно было предположить, что она может служить кому-то убежищем — что-то зашевелилось. Рука уцепилась за ветку, и кто-то внутри сел.

Они смотрели, перешептывались и снова смотрели. Кворл встал, неторопливо поднимаясь над вершиной убежища. Его желтые глаза не выглядели сонными, хотя мышцы лица только начали вставать на место после широкого зевка. Его ноздри округлились от утренних запахов. Затем он улыбнулся.

Со своего чахлого роста они таращились на его семифутовую громаду. Некоторые смотрели только на внушающую удивление руку, зацепившуюся большим пальцем за пояс, остальные не смели поднять глаз выше мощного колена. Лицо его казалось неандертальцам чересчур тонким и выразительным.

— Кворл! — снова произнес его имя Лаг.

— В чем дело, Лаг?

— Идут вокруг горы, мимо озера. Не такие большие, как ты, но выше нас. Они похожи на рудничных, на заключенных. Но они не заключенные, Кворл. Они строители.

Кворл кивнул.

— Это хорошо. Самое время прийти. Время строить.

— Ты видел их?

— Нет.

— Тебе кто-то сказал раньше?

— Нет,— улыбка Кворла была чуть насмешливой и немного сожалеющей.— Пришло время им появиться. Это же просто.

Они пошептались между собой, смущенные словами этого великана, и тоже улыбнулись.

— Пойдем,— сказал Кворл.— Покажите мне.

Лаг оглянулся на остальных.

— Да,— сказал Кворл, вылезая из своего убежища.— Давайте пойдем.

— Зачем? — спросил Лаг.— Ты хочешь говорить с ними?

Кворл дотянулся, сорвал два плода кхарбы и протянул их

мальчику и девочке.

— Нет. Просто посмотрим,— он сорвал еще два плода, похожих на маленькие дыни, и протянул Лагу: — Раздели сам.

Лаг пожал плечами, и все тронулись в путь меж деревьями. Плоды были разделены. Два похожих на обезьян мальчика начали кидаться семенами, потом с хохотом затеяли возню. Кворл оглянулся, но они уже шли как ни в чем не бывало.

— Зачем нам идти? — снова спросил Лаг. Такая возня и хохот были ему привычны, и он не обращал на них внимания.— Ты уже знаешь, что это люди,— в слове «люди» слышалось чуть заметное почтение,— и знаешь, что они делают. Зачем тебе смотреть? Разве мы поможем им строить? Может быть, они будут строить что-то для войны.

Кворл положил руку на голову Лага и начал перебирать пальцами его волосы.

— Сегодня утром шел дождь,— сказал он.— Ты знаешь, как выглядит озеро в утреннем тумане после дождя?

Лаг распрямил свои плечи, с удовольствием разминая мышцы.

— Знаю,— сказал он, скаля желтые зубы.

— Вот потому мы и идем смотреть,— сказал Кворл, хлопнув Лага по плечу.

Позади них лента пересекала вершину стофутовой опоры, хорошо различимой среди деревьев.

Заря скользила через джунгли, и вместе с ней по транспортерной ленте двигалось сияние, отгоняя прочь тень, пока наконец не добралось до песчаной кромки моря.

В пятидесяти ярдах ниже, если считать от последней опоры на твердой земле, рыбак Сайтон вышел из своей лачуги.

— Тель! — позвал он. Это был жилистый человек среднего роста, чье лицо потрескалось от песка и ветра.— Тель! — он повернулся к хижине.— Куда опять подевался этот парень?

Грилла уже сидела за ткацким станком, и ее сильные руки дергали челнок взад и вперед, а нога нажимала педаль.

— Куда он делся? — спросил Сайтон.

— Он ушел рано утром,— спокойно ответила Грилла. Ей было некогда глядеть на мужа — она следила за челноком, сновавшим между зелеными нитями.

— Я сам вижу, что он ушел,— рявкнул Сайтон.— Но куда? Солнце уже встало. Он должен быть со мной в лодке. Когда он вернется?

— Откуда я знаю?

Снаружи донесся какой-то звук. Сайтон резко повернулся и пошел за угол хижины, где мальчик умывался, склонившись над желобом.

— Тель!

Тот быстро вскинул глаза на отца. Это был худощавый мальчик лет четырнадцати, с копной черных волос и зелеными, как море, глазами, сейчас широко раскрытыми от страха.

— Где ты был?

— Нигде. Я ничего не делал.

— Где ты был?

— Нигде,— снова пробормотал Тель.— Просто прошелся, собирал ракушки...

Рука Сайтона внезапно поднялась, и поясной ремень с накладками дважды хлестнул мальчика по мокрому плечу.

— Немедленно спускайся в лодку.

Челнок в руке Гриллы на миг остановился, но затем снова засновал между нитями.

Южнее бухты транспортерная лента шла над водой. Она казалась тусклой по сравнению с поверхностью моря, словно усыпанной чешуйками слюды. Нить зари тянулась через воду, пока наконец первые лучи не упали на поверхность острова. Лента парила высоко в воздухе над деловыми пирсами и утренней суетой на верфи. За пирсами городские башни покрылись золотом, и пока солнце поднималось, золотой свет все ниже стекал по фасадам зданий.

У дамбы разговаривали два торговца, стараясь перекричать рев лебедок и транспорта на тетроновой энергии.

— Похоже, твои лодки везут груз рыбы,— сказал один, тучный мужчина.

— Может, рыбы, а может, и чего-то другого,— ответил второй.

— Скажи, друг,— спросил тучный, в хорошо сшитом пальто, намекающем, что деловые соображения хозяина чаще бывают правильными,— зачем тебе беспокоиться, посылая людей на материк, чтобы покупать улов у мелких рыбаков? Мой аквариум может снабдить провиантом весь город.

Второй торговец кинул беглый взгляд в конец инвентарного списка.

— Возможно, моя клиентура несколько отличается от твоей.

Первый торговец рассмеялся:

— Ты продаешь тем семьям острова, которые все еще настаивают на сомнительном превосходстве твоих привозных деликатесов. Ты же знаешь, мой друг, что я во всех отношениях выше тебя. Я кормлю больше народу, и, значит, моя продуктивность выше твоей. Я беру с них дешевле, так что с финансовой стороны я великодушнее тебя. Я зарабатываю больше тебя, следовательно, превосхожу и в этом. Сегодня моя дочь возвращается из Островного университета, и вечером я устраиваю прием, такой большой и такой пышный, что она будет любить меня больше, чем другие дочери любят своих отцов.

Самодовольный торговец снова засмеялся и пошел к верфи взглянуть на груз тетроновой руды, пришедшей с материка.

Пока торговец, импортирующий рыбу, листал другой инвентарный список, к нему подошел еще один человек.

— Над чем это хохочет старый Кошар? — спросил он.

— Он хвастался своей удачей в этой дурацкой идее с аквариумами. А еще он пытался заставить меня завидовать его дочери. Сегодня он дает для нее бал, на который я, без сомнения, буду приглашен, но приглашение придет вечером, так, чтобы у меня не было времени ответить достойно.

Собеседник покачал головой.

— Он гордый человек. Но ты можешь поставить его на место. В следующий раз, когда он упомянет о дочери, спроси его о сыне, и ты увидишь бурю стыда на его лице.

— Может, он и гордый,— ответил торговец,— но я не жесток. Зачем мне делать ему неприятное? Об этом позаботится время. Начнется война — увидим.

— Возможно,— сказал другой торговец,— Очень даже возможно.

Над островным городом Тороном, столицей Торомона, транспортерная лента сломала свое магистральное направление, затанцевала между башнями, среди высоких шоссе, и наконец пересекла почти голое бетонное поле, окаймленное длинными блоками ангаров. Несколько воздушных кораблей только что прибыли. У пассажирского выхода люди ждали прибывших, столпившихся за оградой.

Среди ожидающих был молодой человек в военной форме. С первого взгляда бросалась в глаза щетка его рыжих волос, темные глаза, казавшиеся еще темнее от бледности лица, бычья сила в ногах, спине и плечах, а со второго — несоответствие между майорскими нашивками и его молодостью. Он нетерпеливо следил за пассажирами, идущими к выходу.

— Тумар! Я здесь!

Он ухмыльнулся, протолкался сквозь толпу и встал перед девушкой, смущенный и счастливый.

— Я рада, что ты пришел,— сказала она.— Пойдем, проводишь меня к отцу.

Ее черные волосы падали на широкие, почти восточные скулы. Чуть широковатый рот с тонкими губами был тронут легкой улыбкой.

Рука к руке они ввинчивались в толпу. Тумар отрицательно покачал головой.

— Нет? Но почему же? — спросила она.

— У меня нет времени, Клея. Я удрал на часок, чтобы встретить тебя, но через сорок минут должен быть в военном министерстве. У тебя есть чемоданы?

Клея подняла вверх логарифмическую линейку и блокнот.

— Я путешествую налегке.

— Что это? — он указал на рисунок, зажатый между линейкой и обложкой блокнота.

Она протянула ему сложенный листок. Сверху был рисунок. Тумар нахмурился, пытаясь понять образы и их значение. Внутри было стихотворение, заставившее его нахмуриться еще сильнее.

— Я мало понимаю в таких вещах.

— Посмотри,— настаивала она.— Стихотворение написано студентом по имени Вол Ноник. Я его не знаю, но у него опубликовано несколько стихов вроде этого. Кто-то мне сказал, что рисунок сделала подружка парня, некая Ренна.

Тумар медленно прочел стихотворение и пожал плечами.

— Совершенно не понимаю такого. Но все это вместе... очень странно. Этот глаз в языке мальчика... мне от него как-то не по себе.

— Мне тоже. Поэтому мне и нравится.

Тумар снова поглядел на рисунок. Из-за зубов и искаженных криком губ проглядывал странный ландшафт.

— Я... не понимаю,— повторил он недовольно, быстро повернул рисунок и тут же осознал, что хотел бы еще раз взглянуть на него и перечитать текст. Но Клея вложила стихи в блокнот.

— Странно,— сказала она,— как раз перед отъездом из Островного университета я слышала, что паренька исключили, по официальной версии — за мошенничество на экзамене. Вот теперь и не знаешь, что делать с двумя кусками информации о человеке.

— Двумя кусками?

— Один кусок — его стихотворение, другой — его изгнание. Они упали в случайном порядке, и непонятно, как их соединить.

— Мы живем в смутное и беспорядочное время,— сказал Тумар.— По всему Торомону народ начал беспорядочно передвигаться. Да еще эта подготовка к войне. Ну ладно, раз у тебя нет багажа, я, пожалуй, вернусь в министерство. Я же ужасно занят.

— В следующий раз я наверняка буду с чемоданом. Просто я предполагаю вернуться в университет на летние занятия, поэтому ничего не везу домой,— она помолчала.— Да, минутку: ты ведь не настолько занят, чтобы не прийти на вечер, который папа устраивает сегодня для меня?

Тумар пожал плечами.

— Тумар!

— Да? — у него был низкий голос, который в минуты плохого настроения спускался почти до тонов звериного рычания.

— Война и в самом деле будет?

Он снова пожал плечами.

— Все больше солдат, больше самолетов, и все больше и больше работы в министерстве. Сегодня я встал до рассвета, чтобы отправить целую эскадрилью самолетов — разведчиков на материк, через радиационный барьер. Если они вернутся днем, то весь вечер я потрачу на отчеты.

— О, Тумар!

— Да, Клея Кошар?

— Ой, ты иной раз говоришь так официально! Ты достаточно давно в городе, чтобы научиться расслабляться рядом со мной. Тумар, если начнется война, как ты думаешь, заключенных из тетроновых рудников возьмут в армию?

— Поговаривают.

— Потому что мой брат...

— Я знаю.

— А если заключенный с рудников отличится как солдат, его освободят, когда война закончится? Не пошлют обратно на рудники?

— Война еще не началась, и никто не знает, каков будет ее конец.

— Ты, как обычно, прав,— они подошли к выходу.— Ладно, Тумар, я не буду тебя задерживать, раз ты так занят. Но обещай прийти хотя бы ко мне на вечер, пока я снова не уехала на занятия.

— Если война начнется, ты на занятия не поедешь.

— Почему это?

— У тебя уже есть степень по теоретической физике, а значит, тебе придется работать на войну. Мобилизуют не только заключенных с рудника, но и всех ученых, инженеров и математиков.

— Этого-то я и боялась,— проговорила Клея.— Ты думаешь, война действительно начнется?

— К ней готовятся день и ночь. Что может ее остановить? Когда я мальчишкой работал на отцовской ферме, на материке, работы было много, а еды мало. Я был крепким парнем с таким же крепким желудком, поэтому удрал в город и поступил в армию. Теперь у меня есть работа, которая мне нравится, и я не голоден. Война даст работу куче народа. Твой отец будет богачом. Твой брат, может быть, вернется. Даже воры и нищие в Адском Котле получат шанс найти честную работу.

— Может быть...— выговорила Клея.— Надо же, я сказала, что не хочу задерживать тебя, а сама... Когда у тебя будет хоть немного времени?

— Вероятно, завтра днем.

— Отлично. Устроим пикник. Давай?

Тумар нахмурился.

— Да,— сказал он, взяв ее за обе руки, и она улыбнулась. Затем он повернулся и исчез в толпе.

Она посмотрела ему вслед и направилась к стоянке такси. Солнце начало нагревать воздух, когда она вошла в тень гигантской транспортерной ленты, парившей между башен.

Здания отбрасывали тени на ленту, пока она проходила через город, а лучи света с восточных улиц чертили вокруг нее удивительные серебряные полукольца. В центре города она поднималась на последние двести футов и вбегала в окно башни-лаборатории в западном крыле королевского дворца Торона.

Помещение, в которое входила лента, было пустынным. На конце металлической полосы имелся прозрачный хрустальный шар пятнадцати футов в диаметре. Он висел над приемной платформой. По периметру комнаты располагалась дюжина маленьких тетроновых приборов разных размеров. Видеоэкраны были мертвенно серы. На контрольной панели возле богато украшенного окна сорок девять ярко-красных кнопок застыли в положении «выключено». Подвески для осветительной аппаратуры над приемной платформой были пусты.

В другой комнате дворца раздался вопль:

— Тетрон!

— Если бы Ваше Величество подождали минутку и выслушали рапорт,— начал старый министр,— то я уверен, что...

— Тетрон!

— ...вы поняли бы необходимость,— спокойно продолжал министр,— побеспокоить вас в такой безбожно ранний...

— Я не желаю больше слышать слова «тетрон»!

— ...утренний час.

— Уходите, Чарджил! Я сплю!

Король Юск, которому только что минул двадцать один год, хотя он был официальным правителем Торомона с девятнадцати лет, сунул светловолосую голову под туго набитые подушки, лежавшие на лиловых простынях. Тощая рука нерешительно потянулась к одеялу.

Старый министр спокойно взял край горностаевого одеяла и убрал из досягаемости королевской руки. Через несколько секунд светлая голова снова появилась и холодно спросила:

— Чарджил, почему дороги строились, заключенные получали отсрочку казни, изменников потрошили днем и ночью, и хоть бы кто-нибудь поинтересовался, что я думаю на этот счет? А сейчас вдруг...— Юск взглянул на инкрустированный драгоценными камнями хронометр у постели.— Господи, семь часов утра! Почему я должен именно сейчас обсуждать с вами каждое шевеление в империи?

— Во-первых, вы теперь совершеннолетний. Во-вторых, вот-вот начнется война. Во время потрясений ответственность нарастает к вершине, а вы как раз в этом невыгодном положении.

— А почему мы не можем вступить в войну и покончить с ней? Я устал от этого идиотства. Вы же не думаете, что я такой уж хороший король? — Молодой человек сел, поставив тощие ноги на мех трехдюймовой толщины. Его тощий живот просвечивал сквозь розовую пижамную куртку.— Хорошо, если будет война, я поеду по первой линии огня в самой что ни на есть роскошной униформе и поведу своих солдат к стремительной победе,— на слове «стремительной» он снова нырнул под одеяло.

— Похвальное чувство,— сухо отметил Чарджил,— особенно принимая во внимание, что война может начаться прямо сегодня. Почему бы вам не выслушать рапорт о том, что еще одно звено самолетов — разведчиков повреждено при попытке наблюдать за врагом — сразу за тетроновыми рудниками, над радиационным барьером?

— Позвольте продолжить: никто не знает, каким образом самолеты были повреждены, но эффективная методика позволила

Совету предположить, что возможность открытой войны стала еще серьезнее. Ведь большинство рапортов за последние недели выглядело именно так?

— Так,— ответил Чарджил.

— Тогда зачем же вы мне надоедаете? Кстати, мы действительно должны сегодня присутствовать на этом дурацком вечере в честь дочки рыботорговца? И, пожалуйста, как можно меньше говорите о тетроне.

— Я вынужден напомнить вам,— терпеливо ответил Чарджил,— что этот рыботорговец собрал состояние, почти равное королевской казне — хотя я сомневаюсь, что он имел возможность сравнивать,— благодаря правильной эксплуатации неупоминаемого металла. Если начнется война и нам понадобятся финансы, их предоставят нам с огромной охотой. Таким образом, мы будем присутствовать на вечере, на который он так сердечно приглашал нас.

— Послушайте, Чарджил,— сказал Юск,— сейчас я намерен говорить серьезно. Эти военные дела смехотворны, и если вы рассчитываете, что я приму их всерьез, то это значит, что Совет принимает их всерьез тем более. Ну как мы можем воевать с кем-то, кто находится за радиационным барьером? Мы ничего о нем не знаем. Что там — страна? Город? Империя? Мы не знаем, есть ли у нее название. Мы даже не знаем, каким образом повредили наши самолеты. Мы не можем перехватить никаких радиосообщений. Мы даже не знаем, человек ли наш враг. Может, самолет заправлялся своим тетроном — прошу прощения, если вам не положено произносить это слово, то и я не должен этого делать,— он просочился наружу, а тут как раз случился снаряд. Раз — и все. А Совет говорит — война. Хорошо, я еще раз попытаюсь принять это всерьез. Зачем попусту тратить самолеты? Почему бы не послать нескольких человек по транспортерной ленте, чтобы они произвели разведку? Это сооружение построено до того, как мы организовали исправительные рудники, и сразу после присоединения лесного народа, правильно? Докуда оно идет?

— До мертвого города Тельфара,— ответил Чарджил.

— Точно. А Тельфар не был полностью мертв шестьдесят лет назад, когда мы строили ленту. Радиация тогда не распространялась так далеко. Так вот, почему бы нам не послать разведчиков в Тельфар, а оттуда — за барьер на вражескую территорию? Затем они вернутся и все расскажут нам,— Юск ухмыльнулся.

— Ваше Величество, разумеется, шутит,— улыбнулся в ответ Чарджил.— Посмею напомнить Вашему Величеству, что уровень радиации в Тельфаре смертелен для человека. Смертелен. Враг же, судя по всему, вполне хорошо чувствует себя за барьером. Совсем недавно с помощью большого количества тетрона... ох, простите... полученного с рудников, нам удалось сконструировать самолеты, которые, может быть, пройдут через барьер. И это единственный путь.

Юск улыбнулся. Улыбка перешла в хихиканье, затем в хохот. И вдруг он упал на кровать и расплакался.

— Никто меня не слушает! Никто не принимает моих советов! — он застонал и сунул голову под подушку.— Все только и делают, что противоречат мне! Убирайтесь! Пошли прочь! Дайте мне доспать!

Чарджил вздохнул и вышел из королевской опочивальни.

Глава 2

В течение шестидесяти лет здесь было тихо. А потом над приемной платформой башни-лаборатории в королевском дворце Торона вспыхнул хрустальный шар.

Над площадкой замерцала голубая дымка. Подобная алому пламени, сквозь туман пробилась сеть ярко-красных пульсирующих вен и артерий. Среди пляшущих огней проступили призрачные кости, из которых составился скелет человека. Потом смутные формы внезапно оплелись серебром — сетью нервов, которые держат тело в плену ощущений.

Синева загустела, стала непрозрачной. Йон Кошар качнулся к перилам, но в последний момент удержался. Хрустальный шар наверху померк.

Йон поморгал и огляделся.

— Вроде все в порядке. В какую это дыру я угодил? — громко проговорил он и сделал паузу, словно давая возможность кому-то незримому ответить на свой вопрос.— Ладно, понял. Смею думать, что со мной все в порядке, раз я прекрасно чувствую себя,— он отпустил перила и оглядел руки.— Чертовски грязные. Где бы мне вымыться?

Он посмотрел вверх.

— Прекрасно, почему бы и нет? — он нырнул под перила, спрыгнул на пол и снова огляделся вокруг.— Значит, я и в самом деле во дворце. После всех этих лет. Не думал, что когда-нибудь увижу его снова, а вот поди ж ты...

Он двинулся вперед, но когда проходил под тенью конца ленты, случилось нечто странное.

Он исчез.

Во всяком случае, частично. Исчезли видимые части его тела — голова, руки, ноги. Он остановился. Сквозь свои босые ноги он видел заклепки в металлическом полу. С гримасой отвращения он пошел к двери. Стоило ему ступить в полосу солнечного света, как он снова стал непрозрачным.

В коридоре никого не было. Он прошел мимо, даже не взглянув на серебряный трезубец, отмечавший зал Совета. Золоченый диск хронометра, укрепленный в потолке за хрустальной крышкой, показывал 7.10.

Он остановился перед библиотекой и открыл стеклянную дверь.

— Здесь,— сказал он вслух.— Да, я знаю, что у нас нет времени, но ты из пустынного мира с двойным солнцем. Здесь тебе объяснят это лучше, чем смог бы я,— он выдернул с полки одну книгу. — Мы учили это в школе, но слишком давно.

Книга была «Исправленной историей Торомона» Катама. Он открыл кожаный переплет и перелистал несколько страниц.

«...из некоторых библиотек и текстов, переживших Великий Пожар, от которого мы будем датировать все последующие события. Цивилизация скатилась до варварства. Но постепенно мы, выжившие на острове Торон, организовали поселение — сначала деревню, потом город. Мы продвинулись к материку, и побережье стало основным источником пищи для населения острова, которое теперь было занято в промышленности. На побережье процветали фермы и рыбачьи деревни. На острове наука и индустрия стали значимыми факторами в жизни Торомона, теперь уже империи.

За равнинами побережья исследователи обнаружили лесных людей, живших в полосе джунглей, которая тянулась полумесяцем по всему материку. Это были племена мутантов. Одни из них были гигантами, другие — низкорослыми, похожими на неандертальцев, но оба племени отличались миролюбием. Они быстро и без сопротивления стали частью империи Торомона.

За джунглями тянулись лавовые поля и мертвая земля, и именно там был обнаружен уникальный металл тетрон. Великая империя обладала большим количеством преступных элементов. Наша карательная система стала поставлять рудничных рабочих для добычи тетрона. Технология шагнула вперед, и мы нашли множество способов для применения энергии, высвобождаемой тетроном.

Дальше за лавовыми полями мы обнаружили то, что сделало тела лесных жителей длиннее или короче, а также убило всю зелень за пределами джунглей. Оставшаяся от дней Великого Пожара огромная полоса радиоактивной земли все еще горела вокруг лавовых полей, положив предел нашей экспансии.

Возле этого смертельного поля растения стали шишковатыми искривленными карикатурами на самих себя. Дальше же были одни камни. Если человек рисковал зайти туда и вернуться, то после умирал долго и мучительно: сначала неутолимая жажда, затем обезвоживание кожи, после — слепота, жар, безумие и лишь потом смерть.

На краю радиационного барьера, как вызов смерти, был основан город Тельфар. Он стоял достаточно далеко, чтобы быть в безопасности, но достаточно близко, чтобы видеть зарево на горизонте, над разрушенными горами. В те же времена были начаты эксперименты с передачей первичной материи. Свидетельство нового направления науки, транспортерная лента, связала два города. Это было более жестом солидарности со стороны империи Торомона, чем деянием, имеющим практическое значение, поскольку одновременно можно было переслать лишь три-четыре сотни фунтов или двух-трех человек. Транспортация была мгновенной и предвещала в будущем великие исследования во всех частях мира, а в теории даже путешествия к звездам.

Но шестьдесят лет назад, в августе, в 19.32, граждане Тельфара заметили усиление бледного света на насыщенном радиацией западе. Через семь часов все небо над Тельфаром замерцало синими и желтыми полосами. К тому моменту уже началась эвакуация, но через три дня Тельфар был мертв. Внезапный подъем радиации теоретически можно было объяснить множеством причин, но более чем за полстолетия так и не было выработано окончательного объяснения.

К счастью, продвижение радиации остановилось перед тетроновыми рудниками, но Тельфар оказался надолго потерян для Торона...»

Йон внезапно закрыл книгу.

— Понятно? Вот почему я испугался, когда увидел мертвый город. Вот почему...— он умолк.— Да ты не слушаешь,— произнес он, ставя книгу на полку.

В пятидесяти футах дальше по коридору справа и слева поднимались две богато украшенные лестницы. Йон сунул руки в карманы и рассеянно глянул в окно, как бы ожидая чьей-то подсказки. Не дождавшись ее, он решительно шагнул на левую лестницу. На полпути его внимание обострилось, босые ноги начали ступать мягко, рука касалась перил с большой осторожностью.

Поднявшись, он свернул в другой коридор, где в стенных нишах стояли разные бюсты и статуи. Из-за статуй левой стороны сочился голубой свет, из-за статуй правой — желтый. Звук из-за угла заставил его спрятаться за каменную русалку, играющую с водорослями. Мимо прошел какой-то старик с папкой. Он выглядел озабоченным.

Йон ждал, затаив дыхание, затем вскочил и побежал дальше. Наконец он остановился перед несколькими дверями.

— Какая? — спросил он.

На этот раз он получил ответ, потому что подошел к двери и скользнул внутрь.

Отослав Чарджила, Юск натянул простыню на голову. Он слышал несколько щелчков и легкий шум, но слышал сквозь туман сна, вновь окутавшего его. Первым достаточно внятным звуком, вновь разбудившим его, был плеск воды о кафель. Пару минут он прислушивался, борясь со сном. Лишь тогда, когда звук прекратился, Юск нахмурился, скинул простыню и сел. Дверь в его личную ванную была открыта. Света не было. Но некто, кажется, закончил принимать душ. Окна в спальне Юска были задернуты вышитыми шторами, но он не решался нажать кнопку, отводящую их.

В ванной скользнули по пруту кольца душевой занавески. Загремела вешалка для полотенец; снова тишина, затем несколько шепчущих нот. А потом на меховом ковре, брошенном на черный камень, появились темные пятна. Одно за другим... Отпечатки ног! Перед ним шли бестелесные отпечатки ног.

Когда они оказались в четырех футах от его постели, Юск всей ладонью ударил по кнопке, и шторы раздвинулись. Солнечный свет наполнил комнату, как вода бассейн.

На последней паре следов стоял обнаженный человек. Он прыгнул к Юску — тот бросился в гору подушек и хотел закричать, но его схватили, подняли, и ребро ладони заткнуло его раскрытый рот. Он хотел укусить его, но только чавкнул.

— Молчи, дурак,— прошептал голос позади него. Король вяло кивнул.

— Так, секундочку...

Мимо плеча Юска протянулась рука, нажавшая кнопку на ночном столике, и шторы метнулись обратно через окно. Рука отдернулась, словно кнопка была раскаленной.

— Теперь сиди тихо и веди себя прилично,— давление ослабло. Король упал на постель и ненадолго затих, а затем повернулся. Никого не было.

— Где у тебя хранится одежда? Мы с тобой примерно одного роста.

— Там... в стенном шкафу.

Следы без тела зашлепали по ковру, дверца шкафа открылась. Вешалки заскользили вдоль перекладины. Открылся ящик в глубине шкафа.

— Это мне подойдет. Я уж и не думал, что когда-нибудь снова прилично оденусь. Минуточку...— послышался звук отрываемой нитки.— Вот это как раз по мне, только надо выдрать подплечники.

Нечто отошло от шкафа, уже одетое — человеческая фигура без головы и рук.

— Теперь, когда я в приличном виде, открой шторы и впусти немного света,— костюм стоял и ждал.— Давай же, открывай.

Юск медленно нажал кнопку. Свежевыбритый молодой человек с черными волосами стоял в солнечных лучах и осматривал себя. Под открытым камзолом с отделкой из серебряной филиграни — такой покрой полагался лишь высшей аристократии — была белая шелковая рубашка с кружевами. Узкие серые брюки держались на широком ремне с накладками, застегнутом на золотой диск. Туфли с открытым носком и пяткой были украшены такими же дисками. Йон Кошар огляделся.

— Как приятно вернуться.

— Кто... кто ты? — прошептал Юск.

— Верноподданный короны,— сказал Йон.— Пошевели мозгами.

Юск сплюнул.

— Вспомни, как пять лет тому назад мы с тобой учились в школе.

На лице короля промелькнуло узнавание.

— Помнишь парня на два года старше тебя, который спас тебя от побоев, когда ребята из механического класса всей кодлой пошли на тебя за то, что ты намеренно раздавил высокочастотную катушку? А помнишь, как ты подначил того же парня забраться во дворец и украсть королевский штандарт из тронного зала? Ты даже дал ему для этого энергетический нож. Правда, на суде эта подробность не упоминалась. Это ты известил охрану, что я приду? В этом я был уверен не до конца.

— Послушай...— начал Юск.— Ты безумен.

— Мог бы и обезуметь слегка — было с чего. Но пять лет на тетроновых рудниках привели меня в чувство.

— Ты убийца...

— Это была самозащита, и ты это знаешь не хуже меня. Когда охрана двинулась на меня, это было не понарошку. Я не собирался убивать его. Просто не хотел, чтобы мне сожгли голову.

— Ты первый сжег голову одному из них. Йон Кошар, по-моему, ты безумен. Что ты здесь делаешь?

— Слишком долго объяснять. Но поверь мне, я пришел сюда не для того, чтобы повидаться с тобой.

— Но ты вошел сюда, взял мою одежду...— он вдруг засмеялся.— Ох, конечно же, мне все это снится. Какая глупость! Очевидно, я сплю.

Йон нахмурился. А Юск продолжал:

— Наверное, я чувствовал какую-то вину за все эти дела, когда мы были мальчишками. Ты появляешься и исчезаешь, потому что ты не более чем плод моего воображения. Именно так, Кошар... Имя! Конечно же! Имя человека, который дает сегодня бал, на который я пойду, как только встану. Вот и причина такого сна!

— Какой бал? — спросил Йон.

— Твой отец дает его сегодня вечером ради твоей сестры. Она у тебя просто очаровательная. А теперь я намерен поспать. И когда проснусь, тебя, понятное дело, не будет. Какой глупый сон.

— Минуточку. Зачем ты туда идешь?

Юск уткнул голову в подушку.

— Кажется, твой отец собрал кругленькое состояние. Чарджил сказал, чтобы я держался с твоим отцом по-дружески, потому что позднее из него можно будет выкачать денежку. Хотя допускаю, что и это мне приснилось.

— Тебе не приснилось.

Юск открыл один глаз и снова закрыл.

— Расскажи об этом моей кузине, герцогине Петре. Она приволоклась из своего островного поместья, чтобы узнать это. Единственные люди, которым на это плевать — моя маменька и младший брат. Счастливые...

— Можешь засыпать снова,— сказал Йон.

— Проваливай,— сказал Юск. Он еще раз открыл глаза, чтобы увидеть, как Йон нажмет кнопку, задергивая шторы. Когда безголовая фигура вышла за дверь, Юск вздрогнул и натянул на себя одеяло.

Йон шел по коридору. За дверью одной из комнат, куда он не входил, герцогиня Петра стояла у окна, глядя поверх городских крыш, поверх богатых домов купцов и промышленников, поверх похожих на муравейники зданий, где жили ремесленники, клерки, секретари, кладовщики, поверх вонючих переулков Адского Котла.

Рассветное солнце горело в ее рыжих волосах, белило ее лицо. Она приоткрыла окно, и утренний ветер колыхал ее голубое платье, пока она рассеянно трогала дымчатый камень на серебряной цепочке, висевший на ее шее.

Йон все шел по коридору.

Тремя дверями дальше старая королева лежала на груде перин, угнездившись в центре огромного ложа в форме морской раковины. Ее белые волосы были собраны в узлы по бокам головы, рот слегка приоткрылся, легкий храп вырывался из сухих губ. Над ее постелью висел портрет предыдущего короля Алсена. На ночном столике стояло дешевое, в ладонь величиной, плохо нарисованное изображение ее сына, короля Юска. Она потянулась сквозь сон, задела его, затем ее рука упала на край постели, и она захрапела вновь.

В комнате, соседней со спальней королевы-матери, Лет, принц крови, наследник и претендент на трон империи Торомона, сидел на краю постели в одной пижамной курточке и протирал глаза. Тонкие ноги четырнадцатилетнего мальчика неуклюже свисали с кровати. Как и его брат, он был хрупок и светловолос.

Все еще моргая, он надел белье и брюки. Поглядывая на часы, застегнул рубашку и наконец нажал кнопку интеркома.

— Я проспал, Петра,— извинился он.— Но уже встал.

— Ты обязан научиться вставать вовремя. Помни, что ты наследник трона Торомона. Ты не имеешь права забывать об этом.

— А иногда так хочется забыть...

— Никогда больше не говори так,— последовал категоричный ответ.— Слышишь? Даже на миг не смей подумать такое.

— Извини, Петра,— сказал Лет. Его кузина-герцогиня как-то странно вела себя с тех пор, как два дня назад прибыла из своего островного поместья. Пятнадцатью годами старше его, она была для него самой близкой из всей семьи. С ней Лет обычно забывал о короне, которая всегда словно покачивалась где-то над его головой: его брат был слаб здоровьем и даже, как поговаривали, не в своем уме. Однако сейчас Петра сама ткнула его носом в золотой обруч королевства Торомон, и это воспринималось как измена.

— Как бы то ни было, вот он я. Чего ты хочешь?

— Пожелать тебе доброго утра,— усмешка в ее голосе вызвала улыбку и на лице Лета.— Помнишь, что я рассказывала тебе вчера о заключенных с тетроновых рудников?

— Еще бы! — вчера вечером он, думая об этом, никак не мог уснуть.— Те трое, кто замышлял сбежать оттуда.

Накануне вечером, через час после того, как стемнело, они сидели в саду, и Петра пересказывала ему подробности этой попытки бегства. Ее рассказ оборвался на том, как трое в темноте, под дождем, затаились на лестнице, готовясь броситься в лес.

— Ты обещала сегодня утром рассказать, что было дальше.

— Ты действительно хотел бы услышать окончание этой истории?

— Еще как! Я несколько часов не мог заснуть — все думал о них!

— Хорошо,— согласилась Петра.— Когда сменялась стража, одного из охранников захлестнула веревка в тот момент, когда он спускался по лестнице. Как и было рассчитано, другой охранник побежал выяснять, что случилось. Беглецы бросились в лес через полосу прожекторного света...— она умолкла.— По крайней мере, одному из них это удалось. Двое других были пойманы — и убиты.

— Ой...— выговорил Лет.— И это все?

— Примерно.

— Что ты имеешь в виду? — переспросил кузину Лет. Ее вчерашний рассказ был полон самых разных подробностей: и обращение с заключенными, и их попытки прорыть подкоп, и предпринимаемые ими предосторожности, и зримые описания тюрьмы, которые заставляли Лета вздрагивать, словно ему самому доводилось жить в этих промозглых лачугах.— Нельзя же закончить вот так! Каким образом их поймали? И кто из них убежал — круглолицый с веснушками? А как умерли те двое?

— Тяжело,— отозвалась Петра.— К сожалению, веснушчатого поймали, вместе с хромым. Утром их тела принесли и бросили перед бараками, чтобы отбить у других охоту к таким попыткам.

— Ой...—снова вырвалось у Лета.—А что с тем, который убежал? — задал он новый вопрос.

— Лет, я хочу предупредить тебя кое о чем...

Принц замер в ожидании, но герцогиня продолжила совсем не так, как он предполагал:

— В скором времени ты можешь оказаться втянутым в приключения и захочешь забыть некоторые вещи, потому что так будет легче. Например, то, что ты принц Торомона. Но ты не забывай этого. Лет. Не забывай.

— Приключения какого рода, Петра?

И снова она не ответила на его вопрос.

— Помнишь, я описывала тебе тюрьму? Что бы ты сделал, если бы был королем, и эти заключенные оказались под твоей властью? Со всей их гнилой пищей, крысами, работой на рудниках по четырнадцать часов в день?

— Ну, Петра, я не знаю,— неохотно ответил Лет. Он не считал, что может отвечать на вопросы, связанные с правлением, только потому, что рожден именно для этого.— Наверное, поговорил бы с Советом и выслушал, что скажет Чарджил. Наверное, все зависело бы от личности заключенных, от их вины и от того, конечно, как люди к этому относятся. Чарджил всегда говорит, что ничего нельзя делать второпях...

— Я знаю, что говорит Чарджил,— терпеливо ответила герцогиня.— А теперь запомни то, что говорила я.

— И все-таки, что с тем третьим, который сумел убежать?

— Он... вернулся в Торон.

— У него должна была быть масса приключений. Что с ним случилось, Петра? Расскажи, пожалуйста!

— В общем-то ему удалось избежать особых приключений. Он шел очень быстро. Когда трое проскочили освещенную зону, то нырнули в джунгли и почти сразу же разделились. Черноволосый был единственным, кто повернулся и пошел в неправильном направлении, пока не вышел из леса, миновал рудники и сделал добрых пять миль по лавовым полям. Когда стало достаточно светло, он сообразил, что идет к радиационному барьеру. Вдали, как черная рука, цепляющаяся за горизонт, лежали руины Тельфара, Мертвого Города.

— Как же его не убила радиация?

— Вот и он подумал о том же. Он считал, что если он подошел так близко, чтобы видеть этот город, то должен был умереть еще несколько миль назад. Он устал, но был жив. Наконец он решил, что вполне может войти в город. Он сделал несколько шагов, когда услышал кое-что.

Интерком замолчал. Лет выждал время, достаточное для драматической паузы, и спросил:

— Что это было? Что он услышал?

— Если ты когда-нибудь услышишь это,— откликнулась Петра,— ты узнаешь.

— Ну, скажи, Петра, что это было?

— Это все, что я знаю об этой истории. И это все, что нужно знать тебе. Может быть, я смогу закончить ее, когда вернусь с бала.

— Пожалуйста, Петра...

— Пока что все.

Он умолк на минуту.

— Петра, а приключение — это война? И поэтому ты говоришь, чтобы я не забывал?

— Просто я хочу этого, Лет. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Только обещай мне помнить этот рассказ и то, о чем я тебя просила.

— Я буду помнить,— удивленно сказал Лет.— Обязательно.

Тем временем Йон спустился по винтовой лестнице, кивнув стоявшему у ее подножия охраннику, пересек дворцовый сад, искоса глянул на солнце и через ворота вышел в город.

Глава 3

Адский Котел опрокинул свое грязное варево на край города. Вдоль старинных переулков тянулись каменные дома. Многие из них развалились, были отстроены заново и снова развалились. Они были самыми древними постройками в Котле. Прирастающий людскими отбросами, Котел тянулся от самой водной глади до домов-ульев, в которых жили рабочие и клерки Торона. Здешние строения были наспех, впритирку друг к другу, собраны из досок и листового металла. Металл ржавел, доски коробились. Помещения в порту предоставлялись лишь эмиграционным офисам и лодочным службам аквариумов и морских понтонов для выращивания гидропонных растений.

Почти час назад в порт прибыло закопченное, неповоротливое судно. Но пассажирам разрешили сойти на берег только сейчас. За деревянным столом сидели чиновники и проверяли бумаги пассажиров. Грубая изгородь по пояс высотой отделяла прибывших от прочих людей в гавани. Пассажиры медленно продвигались. У некоторых были узлы. У большинства не было ничего. На припортовой улице стоял оглушительный шум: кричали разносчики, грохотали тележки. Кое-кто из пассажиров поглядывал через изгородь на трущобы, но большинство — нет.

Мимо тех, кто уже миновал чиновников, начала проталкиваться женщина с ящиком разных мелочей. Ей было около пятидесяти, левая сторона лица обезображена красно-бурым родимым пятном. Вся ее одежда, вплоть до тряпки, повязанной на голове, была застиранного серого цвета,

— Купи шнурки для башмаков, хорошие, крепкие,— обратилась она к молодому человеку. Тот повернулся с застенчивой улыбкой.

— Я... у меня нет денег.

Рэра глянула на его ноги.

— Э, да у тебя и башмаков — то нет. Что ж, удачи тебе здесь, в Новом Мире, на Острове Возможностей,— она протиснулась мимо него и направилась к мужчине и женщине, которые несли мотыгу, грабли, лопату и младенца.

— Портрет,— сказала она, роясь в своем ящике.— Портрет нашего прославленного короля Юска, в металлической рамке, ручная миниатюра в честь дня его рождения. Ни один патриот не может обойтись без портрета.

Женщина, державшая ребенка, склонилась над большим портретом абстрактного молодого человека с короной на светлых волосах.

— Это что, в самом деле король?

— Конечно, он самый,— заявила торговка.— Он сам позировал. Посмотри, какое благородное лицо. Оно будет вдохновлять твоего малыша, когда тот подрастет.

— Сколько стоит?

— Для портрета в ладонь величиной очень дешево. Скажем, полденьги?

— Очаровательно,— сказала женщина, но, увидев хмурое лицо мужа, заморгала и отрицательно мотнула головой.

Однако мужчина неожиданно сунул в руку Рэры монету в полденьги.

— Вот,— он взял рисунок, протянул жене и кивнул: — Да, очень мило.

— Удачи вам в Новом Мире,— напутствовала их Рэра.— Добро пожаловать на Остров Возможностей.

Она достала из ящика следующую вещь, поискала взглядом, кому можно ее предложить, и повернулась к еще одному мужчине.

— Я вижу, вам очень нужна катушка хороших ниток для этого,— она показала на дыру в его рукаве, где виднелось голое смуглое плечо.

— Мне и иголка нужна,— ответил тот,— а еще мне нужна новая рубашка и ведро золота,— неожиданно он сплюнул.— За то, что есть в моем кармане, у меня равные шансы получить любую из этих вещей.

— Ну хотя бы катушку прекрасных прочных...

Кто-то толкнул ее сзади.

— Проходите, мадам. Здесь нельзя торговать.

— Но мне-то можно,— воскликнула она, оборачиваясь.— У меня есть лицензия, дайте я найду ее...

— Ни у кого нет лицензии, чтобы торговать перед эмиграционным зданием. Проходите.

— Удачи вам в Новом Мире! — крикнула она через плечо, пока полицейский вынуждал ее уйти.

Неожиданно у ворот началась суматоха. У кого-то оказались не в порядке бумаги. Затем босоногий мальчишка вырвался из ряда, подбежал к ограде и прыгнул. Ограда оказалась хлипкой — пока мальчишка поднимался с земли и убегал прочь, она развалилась.

Пассажиры забеспокоились и зашумели, как прибой. Чиновники вскочили из-за столов, замахали руками, закричали, потом запрыгнули на скамьи и начали кричать еще отчаяннее. Полицейский, прогнавший Рэру, исчез среди мешанины тел.

Рэра подхватила свой ящик и метнулась за угол, быстро растворившись в толпе около двух домов в трущобах.

— Рэра!

Она остановилась и оглянулась.

— А, это ты,— сказала она и подошла к девушке с таким же ящиком.

— Рэра, что случилось?

По родимому пятну пошли морщины — женщина рассмеялась.

— Ты видишь начало превращения. Страх, голод, чуть больше страха, отсутствие работы, еще больше страха — и любой из этих бедняг станет первоклассным гражданином Адского Котла. Много продала?

— На две деньги,— ответила девушка. Ей было лет шестнадцать. Белые волосы, голубоватые глаза и сильно загоревшая кожа придавали ей вид экзотического зверька со снежной гривой.— А почему они бегут?

— Какой-то паренек начал панику. Ограда рухнула, вот и остальные тоже зашевелились,— словно в подтверждение ее слов, из-за угла вывернулся второй поток людей.— Добро пожаловать в Новый Мир, на Остров Возможностей! — воскликнула Рэра и рассмеялась.

— Куда они все пойдут? — спросила Альтер.

— В земляные норы, в уличные щели — кому как повезет. Некоторые счастливчики окажутся в армии. Но очень многие так и не сумеют приспособиться. Женщины, дети...— Рэра пожала плечами.

— Эй! — раздался мальчишеский голос. Женщины обернулись.

— А вот и тот самый парень, что сломал ограду! — воскликнула Рэра.

— Что ему нужно?

— Не знаю. В жизни его не видала до сегодняшнего дня.

Мальчик подошел к ним. Он был смуглым и черноволосым, но глаза его оказались неожиданно зелеными, как морская вода, и прозрачными.

— Это ты торгуешь разными вещами?

— Да,— кивнула Рэра.— Что ты хочешь купить?

— Купить — ничего. Я хочу кое-что продать.

— Что именно? — скептически переспросила Рэра. Мальчик был бос, штаны едва доходили ему до середины икр, а рубашка-безрукавка не имела застежек.

Вместо ответа он достал из кармана сверток зеленой фланели и развернул его.

Они были теплых тонов, и каждый оттенок словно растворен в молоке. Иные были пронизаны золотом, другие переливались от теплого коричневого к бледно-желтому. Две из них были отшлифованы до непорочности перламутра, родителя жемчужины, их матовая серебристая поверхность туманилась пастельными переливами. На темной зелени их завитки мерцали особенно изысканно.

— Это же просто морские раковины,— сказала Рэра.

Альтер осторожно тронула один из завитков кончиком пальца.

— В них можно влюбиться... Где ты их взял?

Раковины были подобраны по размерам — от фаланги ее большого пальца до ноготка на среднем.

— С тех пор, Альтер, как умерла твоя мать, а моя сестра,— снова подала голос Рэра,— мы не имеем возможности дать ему и сотой части деньги. Я с трудом продала всего одну вещь, прежде чем эта полицейская скотина вытолкала меня.

— Я нашел их в бухте,— объяснил мальчик, словно не слыша слов торговки.— Когда я прятался на судне, мне было совершенно нечего делать, и я полировал их.

— А зачем ты прятался? — резко спросила Рэра.— Хочешь сказать, что ты ехал без билета?

— Угу.

— Сколько ты за них хочешь? — спросила Альтер.

— Сколько... сколько будут стоить еда и ночлег?

— Много больше, чем мы можем заплатить,— отрезала Рэра.— Пошли, Альтер. Этот парень совсем заговорит тебе зубы, если ты будешь его слушать.

— Послушай,— сказал мальчик, указывая на ракушки,— я их даже просверлил. Ты могла бы снизать их в бусы и надеть на шею.

— Если ты хочешь получить за это еду и ночлег,— сказала Альтер,— то ты хочешь не денег, а друзей. Как тебя зовут? Откуда ты?

— Меня зовут Тель,— пораженный, мальчик поднял глаза от раковин.— Я с материкового побережья, сын рыбака. Я думал, что если приеду сюда, то смогу найти работу в аквариумах. На побережье наслышаны о них.

Альтер улыбнулась.

— Прежде всего ты слишком молод...

— Но я хороший рыбак.

— ...а кроме того, это сильно отличается от рыбной ловли с лодки. Знаю, ты скажешь, что здесь полно работы в аквариумах и гидропонных садах. Но если считать всех иммигрантов, то будет по три человека на каждое место.

Тель вздрогнул.

— Хорошо, я могу хотя бы попытаться.

— Правильно,— сказала Альтер.— Пошли. Пойдем с нами. Тетя Рэра, отведем его к Джерину и, может, найдем ему какую-нибудь еду. Он может остаться там на какое-то время, если понравится Джерину.

Рэра разозлилась:

— Нельзя же тащить к Джерину каждого бездомного оборванца! Если так делать, то они наползут из всех щелей Котла. Проще решить, что этот бродяга сразу же не понравится Джерину и будет выброшен на улицу одним пинком! — ее родимое пятно побагровело от прилива крови.

— Тетя Рэра, пожалуйста! Я уговорю Джерина.

Рэра раздраженно фыркнула.

— Мы сами уже две недели не платим. Побереги свои хорошие слова до того момента, когда старик будет выкидывать нас самих! За какую-то горсть ракушек...

— Ну пожалуйста! — морской бриз ворвался в узенькую улочку, растрепал белую гриву Альтер и словно погладил ее по плечу.— Кстати, он вполне может пригодиться Джерину. Ведь если Тель ехал без билета, значит, у него нет никаких бумаг.

Тель выглядел растерянным. Рэра нахмурилась.

— Об этом лучше даже не упоминать.

— Не глупи,— сказала Альтер.— Выкинуть нас с тобой — фантазия Джерина, которая никогда не воплотится в жизнь. Но подумай сама: без документов Тель не получит работы в аквариуме, даже если бы там и захотели его взять. А вот если Джерин решит, что Тель пригодится для его безумного плана, ему будет куда лучше, чем с работой на ферме за десять денег в неделю. Понимаешь, Рэра, каким образом Джерин может похитить...

— Заткнись! — рявкнула Рэра.— Даже если он это сделает, что дальше? Куда он денет еще и короля?

— Я не понимаю,— сказал Тель.

— Очень хорошо,— сказала Рэра.— Если хочешь держаться нас, то и не пытайся понять.

— Мы можем сказать,— добавила Альтер,— что хозяин гостиницы, где мы живем, хочет кое-что сделать. Вообще-то он немножко не в своем уме — например, разговаривает сам с собой. Но ему нужен кто-то, кого не смогут опознать, раз он не зарегистрирован в городе. Если он решит, что тебя можно использовать, ты получишь хорошую еду и место для сна. Он был садовником в островном поместье герцогини Петры, но то ли пил лишку, то ли еще что, только в конце концов она его уволила. Он уверяет, что она писала ему насчет плана. Но...

— Хватит, больше ни слова,— оборвала ее Рэра.

— Ты еще услышишь об этом от него самого,— пообещала Альтер.— А почему ты уехал без билета и без документов?

— Я досыта нахлебался жизни дома. Мы каждый день ловили рыбу, а потом она гнила на берегу, потому что мы могли продать только пятую часть, а то и вовсе ничего. Некоторые бросили это дело, а некоторые вбили себе в голову, что надо работать больше. Я уверен, что так считал и мой отец. Он почему-то вообразил, что если будет добывать много рыбы, то кто-нибудь станет ее покупать. Но никто не покупал. Моя мать занимается ручным ткачеством, на это в основном мы и жили. Я решил, что съедаю больше, чем сам стою. Вот и уехал.

— Прямо так, без денег? — спросила Рэра.

— Прямо так.

— Бедный мальчик,— вздохнула Рэра и с неожиданным материнским чувством обняла его за плечи.

— Ой! — вскрикнул Тель и сморщился. Рэра тут же убрала руку.

— В чем дело?

— У меня тут болит,— он осторожно потер плечо.

— Что там?

— Мой отец... бил меня...

— А,— сказала Рэра,— теперь совсем понятно. Ладно, это твое дело, по какой причине ты уехал. Я еще не встречала никого, кто делал бы что-то по одной-единственной причине. Пошевеливайся. Мы вернемся к Джерину как раз к обеду.

— Я подумал, что если сумею пробраться на борт,— продолжал Тель,— то меня пустят в город, даже без денег. А про документы я ничего не знал. И когда шел в шеренге, думал, как объясняться с людьми за столом. Может, отдать им раковины, и мне дадут документы? Но у парня передо мной была в бумагах ошибка, кажется, какие-то неправильные даты. И ему сказали, что его отошлют обратно на материк, и с корабля он сойти не может. Он предложил им деньги, даже достал их из кармана, но его все равно отправили назад. Вот тогда я и выскочил из рядов и перемахнул через забор. Я не знал, что еще кто-нибудь побежит.

— Очень может быть, что у половины пассажиров документы были не в порядке. Или вообще фальшивые. Вот они и бросились бежать.

— Ты цинична, тетя Рэра.

— Просто я знаю жизнь.

Когда они еще раз свернули за угол, зеленые глаза мальчика так и впились в туманно-голубые башни дворца — далеко-далеко, за крышами торговых заведений, за домами-ульями и огромными кварталами многоквартирных домов. Он пытался запомнить все это, вобрать в себя за один раз, но тщетно. Два его впечатления изо всех сил противоречили друг другу: узость переулков, в которых два человека не могли бы разойтись иначе как боком — и бесконечность города. Он пытался объяснить Альтер, что он сейчас чувствует, но после нескольких рваных фраз та улыбнулась и покачала головой.

— Нет, не понимаю. Постарайся еще раз сказать, что ты имеешь в виду.

А в его голове вдруг заметалось море. Желтый песок бухты захлестнул его сознание, обжигая глаза. Он видел изъеденные солью камни, усеянные раковинами моллюсков. Он видел коричневые пальцы водорослей, цеплявшихся за песок, когда волны откатывались. На миг Тель словно ослеп, не видя города. Когда же тот снова возник у него в глазах, слезы омыли ломаные тротуары, растрескавшиеся стены и прогнившие оконные рамы, сделав их яркими и блестящими.

— Он хочет сказать, что тоскует по дому,— перевела Рэра.— Нет, мальчик, это никогда не пройдет. Но со временем станет легче.

Улица дважды резко повернула и стала шире.

— Вот мы и пришли,— сказала Альгер.

Над дверью двухэтажного каменного дома — вдвое выше, чем строения рядом — висела красная вывеска. Они вошли. По низкому потолку тянулись балки. Вдоль одной из стен комнаты шла стойка, а в центре имелся длинный стол. Еще в комнату спускались лестница в виде буквы V.

Из сидевших в помещении мужчин и женщин Телю сразу же бросился в глаза один человек. Он был выше семи футов ростом и располагался на скамье у стола. У него было удлиненное лошадиное лицо, а на щеке тройной шрам, спускавшийся на шею и исчезавший под курткой. Едва Тель успел это разглядеть, как человек склонился над своей тарелкой с едой, и странные шрамы исчезли из виду. Мальчик припомнил высоких лесных людей, иногда приходивших в рыбачью деревню, а также маленьких, которые тоже приходили и слишком много пили. Прежде ему уже доводилось встречать у высоких такие шрамы.

На вершине лестницы появился старик, прямой, как жердь. Он спешил вниз, его седые волосы торчали во все стороны. Спустившись, он обвел комнату черными глазами.

— Все в порядке! — крикнул он.— Я получил послание. Я получил послание! Время пришло!

— Это Джерин,— шепнула Альтер Телю.

— Все здесь? — спросил старик.— Мы все здесь?

Женщина за стойкой хихикнула. Джерин повернулся к Телю, Альтер и Рэре.

— Эй, ты! — сказал он. Его палец качался, так что было не вполне ясно, на кого из троих он показывает.

— Ты имеешь в виду его? — спросила Альтер, указав на Теля. Джерин кивнул.

— Что ты тут делаешь? Ты шпион?

— Нет, господин,— выговорил Тель.

Джерин обошел стол и приблизился. Его черные глаза двумя резкими пятнами выделялись на лице цвета корабельного борта, который не красили две зимы подряд.

— Джерин,— сказала Альтер,— он не шпион. Он с материка. И еще, Джерин, у него совсем нет никаких документов. Он ехал зайцем.

— Ты точно не шпион? — снова спросил Джерин.

— Нет, господин,— покорно повторил Тель.

— Ты нед?

— Ой, а что это такое?

— Недовольный. Мы все здесь неды. Ты знаешь, что это значит?

— Ой...— снова сказал Тель. Лающие вопросы старика пугали его, но и очаровывали, как пугали и очаровывали великие хитросплетения города.

— Это означает, что тебе не нравилось там, где ты был, место, где ты есть сейчас, предвещает только худшее, а то единственное место, куда ты можешь попасть, ничем не лучше двух первых.

— О да, мне вовсе не нравилось...— Тель сделал небольшую паузу и, потерев больное плечо, словно кинулся с гребня волны: — Мне не нравилось там, где я был.

— Тогда не стой просто так на дороге. Делай что-нибудь. Следуй моему плану. Пойдем с нами!

— Но я не знаю...

— ... куда пойдешь? Все равно иди! — старик отступил назад.— Ты мне нравишься, я тебе верю. У меня, видишь ли, нет выбора. Слишком поздно. Послание пришло. Так что ты нужен мне,— он засмеялся, но смех его резко оборвался, словно обрезанный бритвой. Он прикрыл глаза руками:

— Как я устал... Рэра, ты задолжала мне. Плати, или я выкину вас всех. Я устал,— он тяжело пошел к стойке.— Дайте мне чего-нибудь выпить. Могу же я выпить в собственной таверне.

Кто-то снова хихикнул. Тель взглянул на Альтер.

— Все хорошо,— сказала она.— Ты ему понравился.

— Понравился?

— Угу.

У бара Джерин осушил стакан зеленого ликера, стукнул пустой емкостью о стойку и закричал:

— Война! Да, война!

— Начинается,— шепнула Альтер.

Джерин провел пальцами по краю стакана.

— Война,— повторил он и резко повернулся.— Наступает. А вы знаете, почему она наступает? Вы знаете, как она наступает? Мы не можем остановить ее, и никто не может. Я получил сигнал, так что надежды больше нет. Мы должны идти вперед, попытаться что-то спасти, что-то начать и отстраивать снова,— Джерин взглянул на Теля.— Мальчик, ты знаешь, что такое война?

— Нет, господин,— ответил Тель не вполне искренне. Ему доводилось слышать это слово.

— Эй,— крикнул кто-то от бара,— нам что, опять слушать о великих пожарах и разрушениях?

Джерин игнорировал выкрик.

— Ты знаешь, что был Великий Пожар?

Тель покачал головой.

— Когда-то мир был много больше, чем сегодня,— сказал Джерин.— Когда-то люди плавали не только между островом и материков или от острова к острову, но и объезжали весь земной шар. Когда-то люди летали на Луну и даже к другим светилам. Были империи вроде Торомона, только больше, и было их очень много. Они часто сражались друг с другом, и это называлось войной. И последняя война закончилась Великим Пожаром. Это было пятьсот лет назад. Большая часть мира, из которого мы теперь знаем лишь маленький кусочек, изранена полосами непроходимой земли, море пронизано мертвыми течениями. Может быть, лишь один Торомон остался пригодным для жизни, по крайней мере, мы все уверены в этом. А теперь у нас снова будет война.

— Если она настанет,— крикнул кто-то от стойки,— она принесет хоть какое-то оживление.

Джерин крутнулся.

— Ты не понимаешь! — он запустил руку в свои и без того всклокоченные волосы.— С кем мы воюем? Мы не знаем! С чем-то безымянным по ту сторону радиационного барьера. Почему мы воюем?

— Потому что...— начал надоевший голос от бара.

— Потому что,— перебил его Джерин, зачем-то снова указывая на Теля,— мы должны воевать. Торомон дошел до такого состояния, что должен сливать излишнее напряжение куда-то вовне. Наша наука опередила нашу экономику. Наши законы стали строги якобы для того, чтобы остановить беззаконие. Но на самом деле законы ужесточились только для того, чтобы поставлять рабочих на рудники. Все очень просто. Каторжники будут добывать больше тетрона, и все больше горожан останется без работы и будет нарушать законы, чтобы выжить. Десять лет назад, до аквариумов, рыба была в пять раз дешевле, чем сейчас. И безработных в Тороне было всего четыре процента, а сегодня их — двадцать процентов от городского населения. Четверть нашего города голодает. И каждый день прибывает все больше людей. Что мы будем с ними делать? Война — единственное, чем мы можем занять их. Университеты увольняют профессоров, чью науку нельзя использовать для лишения людей работы. А с ними что мы будем делать? Тоже пошлем воевать. Постепенно рудники завалят нас тетроном, его будет слишком много даже для аквариумов и гидропонных садов. И мы будем использовать его для войны.

— А что потом? — спросил Тель.

— Мы не знаем, с кем или с чем мы воюем,— повторил Джерин.— Может, мы будем сражаться сами с собой, даже не подозревая об этом. Судя по истории, во время войны каждую сторону держат в неведении относительно другой. Или кормят сказками для малышей вместо правды. Но правда может быть...— его голос оборвался.

— Какой же у вас план? — спросил Тель.

У стойки опять засмеялись.

— Как-нибудь...— его голос понизился.— Каким-то образом мы должны спасти хотя бы часть мира от грядущего уничтожения. Лишь немногие из нас знают все, понимают все и знают, что... что надо делать.

— Что? — снова спросил Тель. Джерин неожиданно повернулся.

— Выпьем! Выпьем все!

Замешательство исчезло без следа. Все оживленно двинулись к бару.

— Выпьем! Выпьем, друзья и братья! — громогласно призвал Джерин.

— Какой у вас план? — снова спросил растерявшийся Тель.

— Я расскажу тебе,— почти шепотом ответил старик,— но не сейчас. Не сейчас...— он опять обернулся.— Пить до дна!

Трое мужчин, уже получившие стаканы, одобрительно закричали.

— Вы со мной, друзья? — спросил старик.

— С тобой! — крикнули еще шестеро, стукнув стаканами по столу. Взгляд Теля метался от Альтер к Рэре и обратно.

— Мой план...— начал Джерин.— У всех есть стаканы? Еще один круг на всех.

Раздались общие крики одобрения. Стаканы моментально опорожнились и наполнились снова.

— Мой план... понимаете, он в общем-то не совсем мой, это лишь малая часть великого плана спасения... Так вот, мой план — похитить принца Лета из дворца. Это та часть, которую должны выполнить мы. Вы со мной, друзья?

Поднялся крик. Кто-то в углу бара затеял драку. Голос Джерина пробился сквозь шум, заставив его на несколько секунд утихнуть, и перешел в задыхающийся шепот:

— Вы должны быть со мной! Сегодня ночью! Я... я так спланировал.

Тель нахмурился, а Альтер покачала головой. Старик закрыл глаза. Рэра встала рядом с ним и положила руку на плечо.

— Ты сам можешь заболеть от этих криков. Давай я отведу тебя наверх, в твою комнату.

Когда она повернула старика к лестнице, отмеченный шрамами гигант встал, поглядел прямо на Джерина и осушил свой стакан. Джерин кивнул, тяжело вздохнул и позволил Рэре вести его. Тель и Альтер смотрели ему вслед.

Пьющие вновь зашумели.

Глава 4

Она сделала запись в блокноте, отложила карандаш и взяла жемчужную застежку, которой скреплялись плечи ее белого платья.

— Позвольте причесать вас, госпожа,— обратилась к ней горничная.

— Одну секунду,— Клея перевернула страницу 328 своих интегральных таблиц и проверила дифференциал субкосинуса корня n-ной степени из А плюс В, умноженного на А в n-ной степени плюс В в n-ной степени. Перенесла значение в блокнот.

— Госпожа? — снова позвала горничная, худая женщина лет тридцати. На ее левой руке отсутствовал мизинец.

— Можешь начинать,— Клея откинулась в гамаке и подняла с шеи темную массу волос. Горничная одной рукой взяла это богатство цвета эбенового дерева и нашарила конец серебряной цепочки с нанизанными через каждые полтора дюйма жемчужинами.

— Что вы там рисуете, госпожа? — полюбопытствовала горничная.

— Я пытаюсь установить инверсию субтригонометрической функции. Мой профессор математики в университете открыл непрерывные функции, но никто еще не доходил до обратных.

Горничная ловко вплела цепочку, взяла гребень и вонзила его в каскад волос, упавших на плечо Клеи.

— А... что вы будете делать с ними, когда установите?

— Уместный вопрос,— отозвалась девушка.

— Ой, простите меня...

— Да нет,— сказала Клея.— Они и в самом деле будут совершенно бесполезны. Они существуют, могут быть описаны, но в мире очень мало того, что можно сделать с их помощью. Что-то вроде квадратного корня из минус единицы. Когда-нибудь мы найдем им применение, однако пока они бесполезны. Но интересны.

— Наклоните голову чуть влево, госпожа,— ответила на это горничная. Клея подчинилась.

— Вы будете выглядеть превосходно,— четыре и пять пальцев ловко сделали волну в волосах.— Просто замечательно.

— Надеюсь, что Тумар придет. Без него будет скучно.

— Но обещал прибыть сам король,— сообщила горничная.— Я своими глазами видела карточку с его согласием. Такая простенькая, но очень элегантная.

— Мой отец будет радоваться этому намного больше, чем я. Мой брат ходил с королем в одну школу до... до коронации Его Величества.

— Удивительно! — сказала горничная.— Они могли быть друзьями! Подумать только! Вы не знаете, они дружили или нет?

Клея пожала плечами.

— Да, госпожа,— продолжила горничная,— вы уже видели бальный зал? А все закуски — только из рыбы. Знаете, это самая мелкая из тех, что выращивает ваш отец.

— Знаю,— усмехнулась Клея.— Не думаю, что я когда-нибудь в своей жизни съем хоть одну папину рыбу. Это просто ужасно. Но считается, что она очень хорошая.

— Очень хорошая, госпожа. Очень. Ваш отец замечательный человек. Он выращивает такую хорошую крупную рыбу. Но согласитесь, все же она чем-то отличается от той, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.

— А в чем именно разница? — спросила Клея, обернувшись.

Горничная задумалась.

— Не знаю, госпожа. Но каждый скажет, что разница есть.

Замок на парадной двери отцовского дома все еще помнил отпечаток его большого пальца.

В данный момент Йон находился в кладовой и говорил кому-то незримому:

— Пока ты был прав. Ладно, я верю тебе. У меня ведь нет особого выбора,— неожиданно его интонация изменилась.— Я буду верить тебе — какой-то своей частью, во всяком случае. Почти пять лет назад меня упекли на каторгу за глупость, которую я сделал, и я, как ни старался, не смог себя убедить, что вина за эту глупость лежит на мне одном. Я не собираюсь обвинять одного Юска — шальной случай и все такое прочее... Все, чего я хочу — выбраться из этого болота. Я хочу быть свободным. Я шел почти на самоубийство, пытаясь бежать с рудников. И два человека, помогавших мне, скорее всего, погибли. Конечно, ты вывел меня из этого безупречного стального склепа, и я пошел обратно к радиационному барьеру. За это спасибо. Но я все еще не свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Знаю, ты хочешь, чтобы я что-то сделал, но я не понимаю, что именно. Ты обещал рассказать. Ладно. Но пока ты отираешься в моей голове, я не свободен. Если дело лишь в том, чтобы повиноваться тебе, я буду это делать. Но предупреждаю: если я увижу еще одну трещину в стене, еще один проблеск света — я воспротивлюсь попытке пробиться, и к дьяволу тебя. Потому что, пока ты здесь, я все еще заключенный.

Свет в кладовой закачался. Йон торопливо метнулся за высокий шкаф с фарфоровой посудой. Кто-то вошел в кладовую. Из-за угла шкафа показалась широкая рука, поросшая черными волосами и украшенная медным кольцом с голубой стекляшкой неправильной формы. Когда дверь открылась, рука исчезла из виду. Послышались звон тарелок на полках, скольжение фаянсовой посуды и голос:

— Здесь все в порядке. Неси эту.

Дверь закрылась. Свет ушел, и вместе с ним исчезли руки и голова Иона. Прежде чем снова двинуться вперед, он бросил взгляд на кладовую, на двери и шкафы. Фамильные владения, так сказать... Вот дверь в главную кухню. Однажды, в детстве, он стащил отсюда плод кхарбы и кинулся бежать, не заметив, что уронил большую деревянную чашу с салатом. Обернувшись на стук, он кинулся назад, чтобы исправить содеянное, и увидел бледные листочки латука, усыпавшие кафельный пол, ровным слоем по всей кухне, и среди них чашу, еще пляшущую по полу. Тогда ему было всего девять лет...

Он вышел и медленно пошел по холлу к столовой. В холле стоял стол красного дерева, а на нем — абстрактная скульптура из алюминиевых прутьев и стеклянных шариков. Она была ему незнакома. Раньше здесь стояла голубая керамическая ваза — стройная, цилиндрическая, с узким горлышком. Глазурь ее была вся покрыта мелкими трещинками. Сочетание бирюзы с пламенеющим красным деревом стола казалось ему необыкновенно роскошным и даже чувственным. Он разбил эту вазу. Разбил нечаянно, вздрогнув, когда его сестра, маленькая девочка с черными, как у него, волосами, неожиданно подошла и спросила: «Что ты здесь делаешь, Йон?» Он вспомнил свою первую реакцию: удивление, что глазурь покрывала керамику только снаружи. Ему было четырнадцать...

Он вошел в семейную столовую и остановился. Когда использовался бальный зал, сюда никто не смог бы войти. Здесь слышалось нежное тиканье сотни часов, чем-то напоминающее трескотню сверчка. Все полки были заставлены отцовской коллекцией хронометров. Он посмотрел на полки вровень со своими глазами.

Когда он в последний раз был в этой комнате, полки были выше. Свет из двери падал на циферблаты, одни величиной с ноготь его мизинца, другие больше его головы. За пять лет прибавилось много новых, подумал он.

Когда ему было восемнадцать лет, он стоял в этой комнате и испытывал тонкое двойное лезвие энергетического ножа. Света в комнате не было, и в своих резких выпадах он почти касался циферблатов настенных часов... Позже в королевском дворце, с тем же ножом, он испытал внезапный страх обнаружения. Страх перешел в панику, паника осложнилась растерянностью, а растерянность вновь перешла в страх. Страх потянул его вниз, и когда Йон попытался бежать через сводчатый коридор, ноги его словно прилипли к полу. Наткнувшись на одну из статуй в нише, он в отчаянии повернулся к преследовавшему его охраннику и метнул белую иглу энергии. Плоть охранника зашипела, стала опадать, кровь выступила на миг и тут же испарилась в бледном огне — а Йон как-то сразу обессилел. Взяли его легко...

Медведь неуклюжий, подумал он. И не пальцами — в свое время он исправил многие из этих часов, приобретенные его отцом в разных стадиях поломки,— а мозгами. Его эмоции не были не то что утонченными, но даже отчетливыми, а стрелы злобы и страха падали вокруг него без фокуса и без видимого источника. Отвращение или любовь, когда он испытывал их, бывали неясно выражены и легко превращались друг в друга. («Школа у нас великолепная, и учитель истории необыкновенно хороший... да нет, школа мерзкая, а все ребята ужасно навязчивы и безалаберны...»)

Затем были пять лет тюрьмы. И первое резкое ощущение пронзило его мозг, острее крупинки яда из кольца отравителя: желание, боль, агония без свободы. Планы побега были замысловаты, но тонки, как трещинки на голубой глазури. Желание побега резало желудок, словно голод, и когда они втроем ждали под дождем у лестницы, желудок невыносимо сводило. И потом...

А потом — что заставило его потерять других? Почему он пошел не в нужном направлении? Тупица, воплощение неловкости и неуклюжести! А ведь он хотел освободиться и от этого! Теперь он думал: может быть, он хотел освободиться от всего, что было сплетено в его сознании с тюремной охраной, мерзкой пищей и полной невозможностью как-то связаться с внешним миром.

Позднее на горизонте появилось зарево — бледнее, чем рассвет, смертельнее, чем море, мерцающая дымка над холмами. Возле Йона торчали скелеты древних деревьев. Почва была как будто усыпана пригоршнями чего-то черного, и на этом черном не оставалось отпечатков его ног. На горизонте в лучах света, словно вырезанный из угольной бумаги, виднелся силуэт города, башня за башней поднимались из перламутровой дымки. Среди них виднелась сеть дорог. Тельфар!

Затем он заметил металлическую нить, бегущую к нему из города, отклоняясь вправо. С полмили она шла мимо него и исчезала в джунглях за его спиной. Тельфар! Имя ворвалось в его сознание, как знак, связанный со струнами его души. Радиация! Это было второе, о чем он подумал. И снова название города прогремело в его мозгу: Тельфар! Верная, самая верная смерть, какую он мог себе представить. Имя продолжало звучать под его черепом. Затем он замер, поняв, что и в самом деле слышит нечто... Голос! ЛОРД ПЛАМЕНИ. Он отчетливо расслышал это...

В бальном зале заиграла музыка. Он выглянул в коридор. Навстречу ему шел парень в фартуке, с пустым подносом в руках.

— Прошу прощения, господин,— сказал парень в фартуке.— Гостям не полагается быть в этой части дома.

— Я искал...— Йон кашлянул.

— Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь слева.

— Благодарю вас,— Йон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел в бальный зал через высокий арочный альков, где стояли белые столики с подносами с икрой красной рыбы на кусочках тостов, пирожками с белым, красным и темным рыбьим мясом, рыбным филе, нарезанным полосками, закрученными в виде раковин, креветками и рыбным фаршем.

На возвышении оркестр из десяти инструментов — три радио-лины, теремин и шесть духовых раковин разных размеров — наигрывал медленную музыку. Немногие ранние гости терялись в большом помещении. Йон двинулся через зал.

Тут и там стальные фонтаны извергали голубую или розовую жидкость на горки колотого льда. Рядом с каждым фонтаном имелась полочка со стаканами. Йон взял стакан, наполнил его и пошел дальше, потягивая напиток.

Громкоговоритель возвестил о прибытии господина Квелора Да со спутницами. Все головы повернулись, и через секунду масса блестящего зеленого шелка и голубых вуалей на вершине мраморной лестницы распалась на четырех дам и их эскорт.

Йон вскинул глаза на балкон, идущий вокруг второго этажа зала. Невысокий господин в строгом синем костюме вошел в дверь бального зала и торопливо направился навстречу прибывшим. Йон отхлебнул еще немного напитка — сладкого, слабоалкогольного, отдающего смесью фруктов и цветов и чуть покалывающего язык. Господин в синем костюме быстро прошел всего в нескольких ярдах от него.

Отец! Потрясение было почти столь же сильным, как при опознании Тельфара. Волосы отца стали реже, сам он заметно отяжелел. Его... его отец... Он уже был на другом конце зала, устраивая смотр официантам. Это было таким знакомым, ничуть не изменившимся, и оттого причиняло особую боль.

Зал постепенно наполнялся. Йон обратил внимание на одного из гостей, рыжеволосого молодого человека в военной форме, делавшей его старше своих лет. На плечах его были майорские погоны. Йон некоторое время наблюдал за ним. Молодой человек ничего не ел и не пил, а лишь прохаживался мимо лестницы, ведущей на балкон — десять шагов туда, десять обратно. Ждет кого-то, подумал Йон.

Было неловко совсем ни с кем не общаться, и Йон перекинулся парой слов с молодым военным: «Очаровательный вечер, как вы считаете?» — «Да, уважаемый».— «Я полагаю, предстоящая война беспокоит всех нас».— «Война? О да!» Потом военный куда-то ушел, и сейчас Йон одиноко стоял у двери. Неожиданно из громкоговорителей раздалось:

— Его Величество король со своей свитой!

Зашуршали платья, смолкли разговоры, люди повернулись и отступили от лестницы. На вершине мраморной лестницы появились королевская свита, сам король и высокая, нервная, рыжеволосая женщина, с виду старше короля на несколько лет. Пока они спускались, народ справа и слева кланялся им. Йон тоже склонил голову, но успел заметить, что дама, сопровождающая короля, очень пристально смотрит прямо на него. Он снова вскинул на нее глаза, но ее изумрудный шлейф уже заворачивал влево. Эмблема на ее накидке говорила, что она герцогиня.

Старый Кошар прошел между склонившимися гостями и поклонился сам. Бледный молодой король пожал ему руку.

— Ваше Величество...— начал Кошар.

— Да, милейший?

— Я не видел вас с тех пор, как вы были школьником.

Король тускло улыбнулся. Кошар поспешно продолжил:

— Я хотел бы представить вам мою дочь, потому что это ее вечер. Ее зовут Клея.

Старик повернулся к балконным ступеням, и вместе с ним повернулись глаза толпы.

Она стояла на верхней ступеньке, в белом шелковом платье с жемчужными застежками на плечах. Черные волосы, перевитые серебряной цепочкой с жемчугом, ниспадали на одно плечо. Люди расступились, когда она с улыбкой двинулась вниз по лестнице. Йон смотрел, как она проходит вперед и становится рядом с отцом.

— Моя дочь Клея,— сказал старый Кошар. Он поднял левую руку, и оркестр заиграл вступление к танцу перемены партнеров. Йон смотрел, как король берет Клею за руки. Он видел, как его знакомый военный шагнул было вперед, но остановился. Перед Йоном внезапно возникла женщина в дымчато-сером платье и с улыбкой спросила:

— Танцуете?

Йон улыбнулся в ответ и обнял ее за талию. По-видимому, с военным произошло то же, потому что Йон увидел его в кругу.

Клея и король кружились вместе с несколькими парами, белое с белым, брюнетка с блондином. Па танца воскресали в памяти Йона, как строки вспоминаемой поэмы: поворот, поклон, разделение пары и новое воссоединение. Когда дама делает маленький шаг назад, а кавалер кланяется, он на мгновение теряет ее из виду, но платье ее всегда шелестит именно так. Да, именно так! Весь этот день был наполнен воспоминаниями, пять лет истаяли в памяти, и все узнавалось с такой живостью, что Йон был потрясен. Музыка дала сигнал к смене партнеров, платья закружились в пестром калейдоскопе, словно опадающие лепестки цветов, и рядом с Йоном оказалась дама с каштановыми волосами, минуту назад бывшая партнершей майора. Глянув влево, он увидел, что майор сумел заполучить в партнерши Клею. Придвинувшись ближе, он услышал:

— Я уж думала, что ты так и не подойдешь. Я так рада,— говорила Клея.

— Я подошел бы раньше, но ты была занята,— ответил Тумар.

— Ты мог бы подняться наверх.

— Когда я появился здесь, я вообще не рассчитывал, что у нас будет возможность поговорить.

— Ну, что ж, теперь она у нас есть, хотя мы скоро сменим партнеров. Что случилось с теми самолетами — разведчиками?

— Все покалечены, и при этом ни один не видел ничего внятного. Они вернулись на базу еще утром. Никакого рапорта не будет. Как насчет пикника, Клея?

— Мы можем устроить его...

Взрыв музыки обозначил новую перемену. Йон на минуту понадеялся, что будет танцевать с сестрой. Он видел, что ее белое платье повернулось к нему, но неожиданно его заслонили переливы изумрудного муара и пламя цвета красного дерева. Его партнершей оказалась герцогиня. Она была почти одного роста с ним и смотрела на него с улыбкой, которую с равной легкостью можно было счесть дружеской и циничной. Она двигалась легко, и он только подумал, что из вежливости тоже должен ответить ей улыбкой, как музыка возвестила очередную перемену партнеров. За мгновение до того, как герцогиня отвернулась, он отчетливо услышал ее слова:

— Желаю удачи, Йон Кошар.

Собственное имя ввергло Йона в ступор. Он остановился и долго глядел ей вслед. Когда же наконец он повернулся к своей новой партнерше, его глаза заполнила белизна. Это была Клея. Он обязан был танцевать, но по-прежнему стоял неподвижно. Она вопросительно взглянула ему в лицо и вдруг ахнула. Сначала Йон даже подумал, что его голова снова исчезла. Потом осознал, взглянув в ее широко раскрытые глаза, что это лишь первый шок от неожиданного сюрприза. Он шепнул: «Клея...» — и ее рука прикрыла раскрывшийся рот.

«Неуклюжий!» — подумал он, и это слово отозвалось болью в руках и груди. Надо потянуться к ней, танцевать... Но музыка вдруг смолкла, и томный голос короля громко объявил:

— Дамы и господа, граждане Торомона, я только что получил послание от Совета, которое вынуждает меня поставить в известность вас, моих друзей и верноподданных. Совет просит меня дать согласие на официальное объявление войны. Непредвиденные обстоятельства вынуждают нас начать немедленные действия против злейших врагов за барьером. Поэтому перед всеми вами я заявляю, что империя Торомона вступает в войну!

Среди нависшего молчания Йон взглянул на сестру, но та уже исчезла. Кто-то крикнул в микрофон:

— Да здравствует король!

Крик подхватили. Музыканты снова заиграли, партнеры сменились в очередной раз. Смех и разговоры входили в его уши, как шум прибоя, как стук дробящегося камня, как бессильный скрежет зубов по этому камню...

Йон потряс головой. Он же находится в своем собственном доме, на втором этаже — его комната, он может подняться туда и лечь. И у его постели должен быть медный ночной столик и «Делькор-китобой», которого он читал прошлой ночью...

Он вышел из бального зала и уже прошел полпути по коридору, когда вспомнил, что его комната, вероятно, больше не принадлежит ему, а прошлая ночь была пять лет назад. Он замер перед приоткрытой дверью одной из гостиных. До него донесся женский голос:

— Ты можешь сделать что-нибудь с его индексом рефракции? Если он хочет что-нибудь делать ночью, нельзя же ему появляться и исчезать, как вспышка молнии! — Тишина. Затем: — Хорошо, но ты же не думаешь, что он может рассказать больше, чем знает сейчас? Прекрасно. Так я и сделаю, тем более теперь, когда война объявлена официально.

Йон вошел в комнату. Изумрудный шлейф прошелестел по более тусклой зелени ковра, когда она обернулась. Блестящие волосы, схваченные двойным коралловым гребнем, падали ей на плечи. Ее улыбка показывала слабое удивление. Очень слабое.

— С кем вы разговаривали? — спросил Йон.

— С нашими общими друзьями,— ответила герцогиня. Они были одни в комнате.

Минуту спустя Йон сказал:

— Чего они хотят от нас? Это измена, не так ли?

Герцогиня сузила глаза.

— Вы это серьезно? Вы называете изменой попытку уберечь этих идиотов от самоуничтожения, самосъедения в войне с безымянным врагом, с кем-то столь могущественным, что мы можем быть стерты с лица земли одной его мыслью? Вы помните, кто этот враг? Вы слышали его имя. Сейчас в Торомоне его знают всего три человека, Йон Кошар. Так что мы единственные, кто в состоянии нести полную ответственность за Торомон. Вы имеете какое-нибудь представление об экономике государства? Ваш отец, между прочим, отвечает за весьма немалую ее часть. Однако дело идет к тому, что если он закроет свои аквариумы, это вызовет панику, равную полному краху экономики по уже известным причинам. Империя катится к хаосу, как снежный ком, и это должно удержать ее хотя бы от войны. Вы можете назвать изменой противостояние этому хаосу?

— Как бы мы это ни называли, выбора у нас мало, не так ли?

— С людьми вроде вас я не так уверена, что это неплохая мысль.

— Слушайте,— сказал Йон,— я был заперт в тюремном руднике на пять лет. Все, чего я желал, ушло, осталось только желание свободы. Сейчас я вернулся в Торон, но я все еще не свободен и все еще жажду освободиться.

— Прежде всего,— начала объяснять герцогиня,— если бы они не хотели, вы не имели бы и той свободы, какую имеете сейчас. Если после дня в чистой одежде и прогулки по свежему воздуху вы не считаете себя на пути к тому, чего хотите, то я вынуждена буду изменить свое представление о мире. Я ведь тоже кое-чего желаю, Йон Кошар. Когда мне было семнадцать лет, летом я подрабатывала в аквариумах вашего отца. Девять часов в день я проводила с металлической ложкой величиной с вашу голову, отчищая дно цистерны. Я отскребала то, что не брали даже стеклянные фильтры. К вечеру я так уставала, что могла только читать. И я читала. Главным образом, историю Торомона. Я много читала о ранних экспедициях на материк. Потом, в первую зиму после окончания школы, я жила в рыбацкой деревне на краю леса и изучала обычаи лесного народа. Я делала наброски их храмов, пыталась составить карту их основных перемещений. Я даже написала статью об архитектуре их временных убежищ, которую опубликовали в университетском журнале. Йон Кошар, я хочу свободы для Торомона, свободы от всех его самоограждений. Возможно, из-за того, что принадлежу к королевской семье, я эмоционально легче постигла смысл торомонской истории, которая вся насквозь аристократична. Но я хотела большего, я хотела знать, что в ней неправильного. Поэтому я шла дальше. И я нашла, я поняла, что она неправильна очень и очень во многом. Торомон должен взять себя за шкирку и хорошенько встряхнуть. И если я смогу его встряхнуть, я это сделаю. Вот чего я хочу, Йон Кошар, и жажду этого так же сильно, как вы жаждете свободы.

Йон помолчал, а затем сказал:

— Чтобы получить то, что мы хотим, мы должны сделать более или менее одно и то же. Ладно, я буду с вами. Но вы должны объяснить мне некоторые вещи. Я очень многого не понимаю.

— Мы оба многого не понимаем. Но мы знаем: они не с Земли, они не люди и пришли издалека. Из непостижимого далека.

— Чего они хотят?

— Они хотят посодействовать нам и помочь Торомону, если мы, в свою очередь, поможем им. Как — я еще не вполне понимаю. Пока что я уже устроила похищение принца Лета.

— Похищение? Но зачем?.

— Потому что, если мы пройдем через все это, Торомону потребуется сильный король. Я думаю, вы согласитесь, что мой кузен Юск никогда таковым не будет. К тому же он болен, и при любом сильном напряжении... кто знает, что может случиться? Подпольные группы недов примутся разрушать все, что сделает правительство, как только начнется война. Сейчас я работаю через одного такого неда. Лет окажется там, где сможет стать сильным человеком, правильно подготовленным для власти. Так что, если с Юском что-нибудь случится, Лет вернется, и будет кому провести правительство через все кризисы. По как мы поможем им — я не знаю.

— Понятно,— сказал Йон.— Каким образом они захватили вас? Так же, как и меня?

— Они вошли в контакт с вами близ Тельфара, верно? Они перестроили молекулярную структуру некоторых ваших наиболее хрупких белков и сделали общий ремонт вашей субкристаллической структуры, чтобы радиация не убила вас. К несчастью, это имело неприятный побочный эффект — понижение вашего индекса рефракции на пару пунктов, из-за чего вас не видно при тусклом освещении. Я получила подробное описание вашего побега как раз от них. Это продержало меня на ногах всю ночь. Все, что я еще могу сказать — со мной вступили в контакт так же неожиданно и с теми же словами: ЛОРД ПЛАМЕНИ. Итак, первым вашим заданием будет...

В другой комнате Клея сидела на голубой бархатной подушке, сложив руки на коленях. Периодически из ее глаз начинали бежать слезы, и она откидывала голову назад, чтобы удержать их в глазах.

— Пожалуйста, извини, Тумар,— сказала она,— я просто расстроена. Это было так странно. Когда я танцевала с королем, он рассказал, что сегодня утром видел во сне моего брата. Я не задумалась над этим — так, простая болтовня. А затем, когда я в третий раз сменила партнера, я увидела лицо — и могла бы поклясться, что это было лицо Йона. Этот человек не стал танцевать, он просто смотрел на меня, а потом назвал по имени. Тумар, это был его голос, только чуточку ниже. О, конечно, это не мог быть он, потому что он был слишком высок и худ, но так похож... Как раз в это время король делал свое сообщение, я повернулась и убежала. Все это казалось... не знаю, каким-то психозом. Нет, не беспокойся, я в полном порядке, но, даже зная, что это никак не мог быть Йон, я все равно нервничаю. А тут еще то, о чем мы говорили утром...

— О чем? — спросил Тумар. Он стоял рядом, засунув руки в карманы, и терпеливо слушал.

— Насчет привлечения всех студентов к военной работе. Может быть, так и надо, но, Тумар, я работаю над собственным проектом и больше всего на свете хочу, чтобы мне дали спокойно над ним работать. А еще я хочу видеть тебя, и хочу на пикник. Я уже близка к решению своей проблемы, и вдруг надо будет все прекратить и работать над расчетами прицела и траекториями снаряда... Тумар, в том ведь и прелесть теоретической математики, что она не имеет дел со всякими такими вещами. А тут — и ты, может быть, уедешь, и я уеду, и это тоже плохо. Тумар, было ли когда-нибудь, что ты держал в руках вещи, которых очень хотел, и вдруг наступала ситуация, когда ты видел, что они вот-вот улетят навсегда?

Тумар провел рукой по волосам и отрицательно мотнул головой.

— Было время, когда я хотел многого. Мальчишкой на материке я хотел еды, работы и кровати, у которой все четыре ножки стоят на полу. Так я оказался в Тороне — и получил все это. И еще получил тебя. Думаю, что больше мне нечего желать, и это не так уж плохо.

— Я полагаю...— начала она.— Все-таки он очень похож на моего брата...

— Клея,— голос Тумара дрогнул.— Что касается твоего брата... Я хотел сказать тебе позднее, сейчас, наверное, не время говорить об этом. Но ты сама спрашивала, будут ли брать в армию заключенных, а если будут, то освободят ли их после службы. И я решил кое-что выяснить. Их возьмут, и я послал рекомендацию, чтобы твоего брата взяли в числе первых. Через три часа пришел меморандум от карательного чиновника. Твой брат мертв.

Она с трудом подняла на него глаза, стараясь подавить рвущиеся из груди всхлипы.

— Это произошло прошлой ночью,— продолжал Тумар.— Он и двое других пытались бежать. Двоих поймали, и нет никакого шанса, что третий мог уйти живым.

Она замолчала — рыдание перекрыло ей воздух, и она не могла издать ни звука. Она немного посидела, приходя в себя, и наконец выговорила:

— Давай вернемся в зал.

Они подошли к двери.

— Хорошо, что ты сказал об этом. Не знаю... может быть, это был знак... знак, что он умер. А может быть, знак...— она прервала сама себя: — Нет. Этого не было. Ничего этого не было!

Они снова спустились по лестнице в большой зал, где звучала необыкновенно радостная музыка.

Глава 5

За несколько часов до этого Джерин дал Телю плод кхарбы. Мальчик прихватил крапчатую дыню с собой, отправившись высматривать Альтер около гостиницы. Не найдя ее, он пошел по улице. Но ему встретился только перебегавший дорогу кот, который держал в зубах что-то серое, бьющееся. Затем Тель увидел опрокинутый мусорный бак; многоцветная куча мусора была дополнительно украшена узором из филигранных рыбьих костей. Над крышами башен Торона разливалась бледная голубизна. Желтый свет, отраженный от окон, ложился ему на лицо.

Обогнув квартал, Тель увидел на углу Рэру. Она останавливала случайных прохожих. Он направился к ней, но она, заметив его, двинулась прочь. Растерянный, он присел и надкусил свою добычу. Пока Тель впивался зубами в оранжевую мякоть, исходящую терпким соком, он слышал, как Рэра обращается к прохожему:

— Ваша судьба, господин. Я разверну ее перед вами, покажу ваше будущее, как в серебряном зеркале.

Человек прошел мимо. Рэра повернулась к проходившей женщине:

— Госпожа, за четверть деньги перед вами развернется ваша жизнь, как разрисованный ковер, и вы увидите свою судьбу... всего за четверть деньги.

Женщина улыбнулась, но покачала головой.

— Вы, похоже, приехали с материка,— крикнула ей вслед Рэра.— Удачи тебе в Новом Мире, сестра! — и тут же повернулась к мужчине в темно-зеленой униформе.— Господин, за одну деньгу я распутаю нити вашей судьбы. Может быть, вы хотите знать, когда продвинетесь по службе, или сколько у вас будет детей...

— Проходите, мадам,— сказал человек в униформе.— Здесь не положено предсказывать судьбу.

— Но у меня есть лицензия! Абсолютно законная! Минуточку...— рука ее привычно нырнула в складки серых лохмотьев.

— Не трудитесь, мадам, а просто уматывайте отсюда! — он дал ей тычка, и Рэра нехотя пошла прочь.

— Отродье электрического угря! — бросила она Телю, когда тот приблизился. Ее родимое пятно было багровым.— Вот как тут будешь прилично жить!

— Хочешь кусок? — спросил ее Тель.

Рэра покачала головой:

— Без толку. Я слишком голодна,— с этими словами она направилась обратно в гостиницу. Тель последовал за ней.

— Ты не знаешь, где Альтер? — спросил он.— Я искал ее, но в гостинице ее нет.

— А ты смотрел на крыше?

— Н-нет... Не пришло в голову.

Войдя в гостиницу, Тель поднялся наверх, открыл люк в потолке и подтянулся к пыльному краю.

Альтер свесила голову и белые волосы с трубы, идущей от дымохода к поддерживающему хомутику, закрепленному на крыше.

— Что ты тут делаешь? — спросил Тель.

— Тренируюсь.

— В чем?

Она схватилась за трубу и перевернулась в воздухе, вытянув прямые ноги вниз.

— Это мой номер. Я акробатка.

Она взмахнула ногами, так что ее лодыжки почти коснулись рук, снова быстро опустила их и закончила тем, что перенесла себя на трубу. Затем бросила ноги назад — Тель ахнул, думая, что она сейчас упадет — вниз, под трубу, выгнулась и снова опустилась, описав гигантский круг. Она сделала еще круг, затем, изогнувшись наверху, пропустила трубу под коленом, сменила направление и неожиданно оказалась сидящей на трубе.

— Здорово,— сказал Тель.— Как ты это делаешь?

— Нужно иметь достаточно силы, чтобы поднять свой вес. Может быть, еще чуть больше того. А все остальное — вопрос времени.

— Значит, и я мог бы?

— Хочешь попробовать?

— Еще бы!

— Так иди сюда. Хватайся за трубу.

Тель вылез, достав до трубы, подтянулся и забросил ноги на ветхую крышу.

— Хорошо,— одобрила Альтер.— Теперь подтянись еще выше и закинь левую ногу вокруг трубы.

Он взмахнул ногой, промахнулся и попробовал снова.

— Когда закидываешь ноги, откинь голову назад,— объяснила она.— Так проще держать равновесие.

Тель так и сделал, пропустил ногу под руками и вдруг почувствовал, что труба скользит под его согнутым коленом. Он повис на руках и левом колене.

— А теперь как?

— Теперь выпрями правую ногу и махни ею вверх и вниз три раза, а затем махни по-настоящему сильно. Только не сгибай ногу, а то упустишь момент.

Он махнул ногой в третий раз, напряг мышцы бедра, и вдруг небо скользнуло над ним, а тело понеслось вверх в направлении, противоположном движению ноги.

— Ух,— сказал он и почувствовал, что ее рука держит его запястье. Он сидел на трубе, вытянув вверх ногу.— Это от меня и требовалось?

— Конечно. Теперь ты оседлал трубу. Это называется посадкой с колена.

— По-моему, это даже легче, чем подтягиваться. А теперь что делать?

— Попробуем вот что... Выпрями руки. Вытяни одну ногу назад.

Сделав это, он почувствовал ее руку на своем колене.

— Эй,— сказал он,— я так равновесие потеряю.

— Не бойся, я тебя страхую. Держи руки прямо. Если не будешь слушаться указаний, то размажешь мозги по всей крыше. Семь футов — не то чтобы очень высоко, но твоей голове как раз хватит. Теперь, когда я скажу «три», махни ногой, которую я держу, вперед, а голову откинь назад как можно дальше. Раз...

— А что будет?

— Ты слушай мои указания. Два... Три!

Тель откинулся и махнул ногой. Альтер в это время дала его ноге дополнительный толчок. Небо и даже крыша быстро двинулись на него, а затем отошли, он пронесся мимо крыши и даже мимо смеющегося лица Альтер, и снова все стало на свои места. Почувствовав, что останавливается, он согнулся и закрыл глаза. Рука Альтер была на его запястье, и он снова сидел на трубе.

— Ты сделал двойной обратный круг на колене,— сказала она,— и сделал это очень хорошо. Но повторения не будет. Теперь слезай.

— А как я слезу?

— Выпрями руки. Эту руку переставь сюда,— она показала место по другую сторону его ноги.— Так. Теперь сними ногу с трубы, наклонись вперед и медленно перекатывайся.

Через мгновение ноги его задели крышу. Он встал и потер руки.

— Ну вот, теперь, когда ты знаешь, что можешь сделать, остальное пойдет легче. Ты выполнил три трюка меньше чем за пять минут. Это очень хорошо для первого раза.

— Спасибо,— сказал Тель.— Да, я ведь искал тебя, хотел подарить тебе кое-что. Надеюсь, не сломал,— он вытащил из кармана раковины, нанизанные на узкие ремешки. Было сделано три петли, каждая длиннее предыдущей, раковины разнесены в разные стороны и прикреплены крохотными узелками.

— Джерин дал мне ремешков, и я собрал все это сегодня днем. Это ожерелье, видишь?

Он стянул концы узелком на ее шее.

— Спасибо, Тель. Большое, большое спасибо.

— Хочешь кхарбы? — спросил он, подняв плод и снимая с него кожуру.

— Давай.

Он дал ей половину. Они подошли к краю крыши, наклонились над балюстрадой и смотрели на улицу, на крыши других домов Адского Котла и на темнеющие башни.

— Ты знаешь,— сказал Тель,— у меня проблема.

— Нет документов и нет места, куда можно пойти? Я же говорила тебе, как быть.

— Не вполне это,— возразил Тель.— Хотя и это отчасти. Я даже уверен, что это большая часть проблемы. Но, увы — не вся она.

— Тогда что же?

— Я пытаюсь понять, чего я хочу. Вот я, на новом месте, без малейшего понятия, что делать с собой, и я стараюсь представить свою цель.

— Слушай,— произнесла Альтер со всем превосходством разницы в возрасте и опыта городской жизни.— Я старше тебя на год, и я не знаю, куда меня несет. Но когда мне было столько, сколько тебе, мне пришло в голову, что кое-что в нашей жизни само заботится о себе. Все, что я ни делала, выводило меня на эту мысль. Вот почему я делаю, что делается, и не считаю себя слишком уж несчастной. Наверное, есть разница между жизнью здесь и на морском побережье. Но здесь ты тратишь массу времени на поиски очередного куска хлеба. В конце концов люди, подобные тебе и мне, его находят. Если ты оказываешься внимателен к таким вещам, то рано или поздно осознаешь, что идешь правильной дорогой. Что бы ты ни делал, продолжай делать это, если оно дает тебе хоть полшанса.

— Это как большой акробатический трюк, так? — спросил Тель.— Ты делаешь правильные вещи, и рано или поздно это сработает.

— Пожалуй,— ответила Альтер.— Я так полагаю.

— Очень может быть,— согласился Тель.

Кхарба была прохладной, сладкой, как мед, а по вкусу напоминала одновременно апельсин и ананас.

Пару минут спустя их кто-то окликнул. Они обернулись и увидели белую бороду Джерина, торчащую из люка.

— Спускайтесь вниз. Все, кроме вас, на месте. Пора.

Они скатились вслед за ним на первый этаж. Тель обратил внимание, что гигант со шрамом все еще сидит за столом, постукивая по нему пальцами.

— Все сюда! — Джерин уселся и хлопнул по столу связкой бумаг.— Все ко мне!

Народ начал неохотно отходить от бара.

— Вставайте кругом.

Верхний лист был заполнен тонким почерком, кроме того, там имелся тщательно выполненный чертеж.

— Вот план,— сказал Джерин. Другие листки, когда он развернул их, оказались точно такими же, как и первый.— Я разобью вас на группы. Аркор,— он посмотрел на гиганта,— ты берешь первую группу.

Он выбрал шестерых мужчин и трех женщин и повернулся к беловолосой акробатке:

— Альтер, ты будешь в особой группе,— он назвал еще шестерых, в том числе и Теля. Третья группа сформировалась во главе с самим Джерином. Группа Аркора была предназначена для физической работы, группа Джерина — для охраны и расчистки пути, когда принца будут переправлять в гостиницу.

— Люди же в особой группе уже знают, что делать.

— Мне вы еще не говорили,— сказал Тель.

Джерин взглянул на него.

— Ты будешь отвлекать.

— Не понял.

— Ты пойдешь мимо охраны и наделаешь достаточно шума, чтобы она схватила тебя. Пока она будет заниматься тобой, мы проберемся внутрь. Поскольку у тебя нет документов, они не смогут выследить тебя.

— И я что, так и останусь захваченным?

— Нет, конечно! Мы отвлечем их, и ты удерешь.

— Ой,— сказал Тель. Джерин снова повернулся к бумагам.

Когда план был рассмотрен, Тель осознал две вещи. Во-первых — законченность и объем собранной информации, вплоть до таких деталей, как личные привычки охранников: один уходит с первым звуком сигнала к смене, другой ждет, пока появится сменщик, и обменивается с ним приветствиями. И во-вторых — сложность. Так много всякого цеплялось одно за другое, время было рассчитано по секундам, и Тель даже усомнился, пройдет ли все, как надо.

Пока он об этом думал, они уже были на пути к цели. У каждого в голове имелась своя часть плана, но никто не знал ясного рисунка всего замысла в целом. Группы разделились на подгруппы по два-три человека, а затем все собрались в указанных местах вокруг дворца. Тель и Альтер прошли с гигантом через весь город. Свет угасал, длинные вечерние тени ложились на тротуар.

— Вы из леса? — наконец спросил гиганта Тель.

Тот кивнул.

— А зачем вы пришли сюда?

— Хотел увидеть город,— сказал Аркор и поднес руку к своим шрамам. Коротко рассмеявшись, он больше ничего не добавил.

Первый министр Чарджил вышел на ежевечернюю прогулку по обычно пустой в это время Устричной Авеню. У первого министра всегда была с собой связка ключей от личных комнат королевской семьи. В этот вечер какой-то пьяный, шатаясь, вышел из боковой улицы и столкнулся со старым министром. Почти сразу же незадачливый пьяница рассыпался в извинениях и отступил назад, кланяясь и держа руки за спиной. Свернув в переулок, он сразу же перестал шататься, рука вышла из-за спины, а в ней оказалась связка ключей.

Охранник на посту у системы тревоги любил цветы. Было известно, что он по крайней мере два раза в неделю в свободное время ходит к цветочницам. Так что, когда мимо него прошла старуха с ярко-красными анемонами и предложила ему понюхать их, не было ничего удивительного в том, что он склонился над лотком. Его легкие наполнились странным едким запахом, средним между запахом апельсиновой корки и морского ветра. Через сорок семь секунд он зевнул, а еще через четырнадцать сел у стены, свесил голову и захрапел. Две фигуры могли видеть сквозь ворота бокс с сигналом тревоги — возле которого никого не было.

У другого входа во дворец два охранника заметили мальчишку с черными волосами и зелеными глазами, который пытался влезть на забор.

— Эй, слезай оттуда! Давай-давай! Где твои бумаги? Что значит — нет? Пойдешь с нами. Джо, возьми камеру, сейчас мы его сфотографируем и пошлем портрет в Главное управление регистрации. Там скажут, кто ты такой, парень. А сейчас стой смирно.

Позади них из тени вышла беловолосая девушка и в один миг скрылась в воротах. Охранники не заметили ее.

— Стой смирно, щенок, пока я снимаю твою образину!

Группа хулиганов под предводительством гиганта подняла адский шум рядом с дворцом. Они вроде бы и не пытались увести мальчишку из сторожевой будки, но тот каким-то образом удрал в суматохе. Один охранник, носивший униформу семнадцатого размера, получил удар по голове и потерял сознание, но больше никто не пострадал. Охранники разогнали хулиганов, унесли пострадавшего в травмопункт и там оставили. Доктор Венталь увидел его в приемной. Он вышел всего на минуту, чтобы взять бланк рапорта о несчастном случае из кладовой с другой стороны дома, хотя мог бы поклясться, что десять минут назад в приемной лежала целая куча бланков. Когда доктор вернулся, охранник был там же, где его оставили... но совершенно голый.

Минуту спустя незнакомый охранник в униформе семнадцатого размера откозырял привратнику и вошел в ворота.

Двое неизвестных по ту сторону ворот закинули веревку с грузом на одном конце на карниз третьего этажа. В первый раз они промахнулись, но во второй закрепили веревку и оставили ее висеть.

Охранник в униформе семнадцатого размера прошел по коридору в западное крыло дворца, остановился перед широкой двойной дверью, на которой была серебряная корона, указывающая комнату королевы-матери, достал из-под плаща связку ключей и запер Ее Величество в комнате. У следующей двери он запер для надежности принца Лета и быстро пошел дальше.

Тель добежал до угла, свернул и проверил уличный знак. Все было правильно. Он вошел в подъезд и уселся ждать.

В это время принц Лет в одной нижней рубашке лежал в постели и читал. Взглянув в окно, он увидел девушку с белыми волосами, висевшую вниз головой по ту сторону закрытой рамы, и оцепенел от неожиданности. Перевернутое лицо улыбнулось принцу. Затем к закрытому окну протянули руку, что-то сделали, и обе рамы распахнулись. Девушка быстро качнулась между них, перевернулась и через мгновение уже сидела на подоконнике.

Лет схватил пижамные штаны и бросился к двери. Не сумев открыть ее, он отвернулся и торопливо влез в штаны. Альтер приложила палец к губам и спрыгнула в комнату.

— Спокойно,— прошептала она.— Меня послала герцогиня Петра.— В какой-то мере ей велели воспользоваться этим именем, чтобы успокоить принца, но она сама почувствовала, как несерьезно это звучит.— Видишь ли, тебя похищают. Для тебя это очень хорошо, поверь мне,— она не спускала глаз с белокурого мальчика, который отошел от двери.

— Кто ты? — спросил он.

— Твой друг, если ты захочешь.

— Куда ты собираешься отвести меня?

— Ты отправишься в путешествие. Но обязательно вернешься обратно.

— А что сказала моя мать?

— Она не знает. Никто не знает, кроме тебя, герцогини и нескольких человек, которые помогают ей.

Лет задумался. Он сел на постель, прижал пятку к боковой стенке. Послышался щелчок, но больше ничего не произошло.

— Почему дверь не открывается? — спросил он.

— Она заперта на ключ,— ответила Альтер, взглянула на часы у постели принца и повернулась к окну. Свет канделябра играл на раковинах ее ожерелья. Лет спокойно положил руку на колонку кровати и с силой надавил на одного из дельфинов в короне, но снова не произошло ничего, кроме щелчка.

Альтер высунулась из окна как раз в тот момент, когда сверху на веревке спустился узел. Она втащила его в окно, отвязала веревку, и та сразу же исчезла из окна.

— Вот,— сказала она и бросила Лету поношенную одежду.— Надень это.

Лет нехотя снял пижаму и оделся в обноски.

— А теперь загляни в карман,— сказала Альтер.

Мальчик сунул руку в карман и извлек связку ключей.

— Открывай дверь, и пойдем.

Мальчик помешкал, но пошел к двери. Прежде чем вставить ключ в замок, он наклонился и посмотрел в замочную скважину.

— Эй,— сказал он, повернувшись к девушке,— иди-ка сюда. Видишь что-нибудь?

Альтер подошла и посмотрела. Тем временем Лет отклонился к дверной панели, и та произвела легкий щелчок. Больше ничего не случилось.

— Ничего не вижу,— сказала Альтер.— Отпирай дверь.

Лет послушался. Дверь распахнулась.

— Молодцы, ребятки,— сказал охранник в униформе семнадцатого размера, стоявший за дверью.— Пошли со мной.

Он крепко взял Лета за руку, другую руку протянул Альтер, и они пошли по коридору.

— Предупреждаю, веди себя тихо,— сказал он Лету, когда они повернули за угол.

Через три минуты они вышли из дворца. Проходя мимо часового, охранник сказал:

— Вот еще дурачье пыталось проникнуть во дворец.

— Ну и ночка! — вздохнул часовой.— Что, и девчонка тоже?

— Похоже, что так. Сейчас их сфотографируют.

— Правильно,— сказал часовой и отсалютовал охраннику. Двое подростков направились под его конвоем к караульному помещению, однако не вошли в него, а свернули в боковую улицу. Тут охранник неожиданно исчез, а навстречу ребятам вышел черноволосый зеленоглазый паренек.

— Это и есть принц? — спросил он.

— Угу,— отозвалась Альтер.

— Кто ты? — спросил Лет.— Куда вы меня ведете?

— Меня зовут Тель. Я сын рыбака.

— А меня Альтер,— представилась девушка.

— Она акробатка,— добавил Тель.

— А я — принц,— сказал Лет.— Самый настоящий. Принц Лет. Не забывайте этого.

Двое посмотрели на белокурого мальчика в таких же обносках, как и они, и вдруг рассмеялись. Принц нахмурился.

— Куда вы меня ведете? — снова спросил он.

— Туда, где ты чего-нибудь поешь и хорошо выспишься,— ответила Альтер.— Пойдем.

— Если вы как-нибудь повредите мне, моя мать сошлет вас в рудники.

— Никто не будет вредить тебе, дурачок,— сказал Тель.— Ты тоже нед?

— Что?

— Ну, как и мы, недовольный,— объяснил Тель.— Это значит, что нас не устраивает ни то, где мы были, ни то, где мы сейчас, ни то, куда мы идем. А как ты?

— Я...— принц растерялся.— Я не понимаю, о чем ты говоришь,— он поднял невидящие глаза к темным силуэтам башен, едва проступающим из ночи.

— Ладно, все равно идем,— сказал Тель, и они пошли по улице.

Глава 6

Герцогиня Петра сказала:

— Вашим первым заданием будет...

Зелень надкрылий жука; красный цвет полированного карбункула; паутина серебряного огня; свечение и дым. Все это ушло из его глаз.

Теперь только одно солнце, красное, лизало горизонт. Песок стал малиновым. Озеро пылало. А рядом с озером, под облаками, полосующими чуждое небо, был... город. Там все двигалось, поворачивалось, одна форма сливалась с другой, охватывалась свечением, соединялась с другими формами, темнела... Теплый и свежий сильный бриз растрепал ему воротник, ударил по щеке. Йон попытался рассмотреть, что делается у озера, но не сумел.

«ЛОРД ПЛАМЕНИ»

— Там? — спросил Йон.— Внутри?

«Нет. Это только город, здания».

— Что это за место? — спросил Йон.— Где я? Почему я оказываюсь здесь?

«Ты на окраине разрушенного города на планете, далекой от твоей. Двенадцать миллионов лет назад эта планета была домом для цивилизации, построившей этот город. Теперь эта цивилизация мертва. Но город был сделан таким образом, что мог отстраиваться сам».

— Ты сказал, что Лорд Пламени не живет там?

«Нет. Никто давно не пользуется этим городом, так что мы сейчас живем там».

— Вы... Почему ты не скажешь мне, кто вы?

«Каждый раз, когда мы говорим с тобой, мы сообщаем тебе чуть больше. Твой мозг должен привыкать к нам постепенно. Ты живешь в скованном, ограниченном, изолированном мире, и если бы мы сразу ворвались в твое сознание, ты захотел бы отогнать нас, как болезненную фантазию. Мы приходим к тебе, уходим, ты слегка забываешь нас, и мы приходим снова. У нас три агента в вашем мире — ты и еще двое. Теперь, когда ты вошел в контакт с одним из других, ты имеешь некоторую поддержку в своем мире, и мы можем сказать тебе больше».

Йон смотрел на сказочное творение по ту сторону дюн, а в это время с ним говорили:

«Мы — странники из другой вселенной. У нас нет дома, он был разрушен войной на таком уровне, которого ты не можешь постичь. Теперь мы спокойно живем в вашей вселенной, обитая только в покинутых городах, разбросанных по вашим планетам. Мы можем пересекать расстояния между звездами и галактиками, пренебрегая временем. Обычно мы не взаимодействуем с живыми существами, только наблюдаем. Но недавно — недавно по нашим понятиям, потому что наше настоящее время больше, чем прожил ваш мир — в этот отрезок континуума пришла другая жизненная сила. Она развивалась так же, как и мы. Как и мы, она может восприниматься жизненными формами на различных планетах, правда, это требует намного больше труда и энергии, чем путешествие через всю вселенную. Мы должны сузить наше видение мира, в котором ни время, ни пространство не имеют значения, до ограниченных рамок жизненных форм, существующих менее ста лет, не видящих предмета за спиной, у которых опыт одного индивидуума может вызвать эмоции и идеи, неизвестные мозгу и сердцу другого. Но между нами есть различия. Новое существо моложе нас по циклам времени. Наш интеллект делится на три независимых доли, и в любом простом мире мы можем коснуться трех мозгов одновременно. Новое же существо способно иметь в мире лишь одного агента. Мы никогда не вмешиваемся в основную структуру цивилизаций, в то время как это существо не остановится перед тем, чтобы полностью уничтожить мир, вводя технологические, философские или психологические факторы, которые дадут пагубный резонанс, разрушающий планету.

Мы решились управлять вашим мозгом, вести вас, предупреждать вас, но были вынуждены изменить ваши тела, прежде чем изменить ваш мозг. Только так мы можем уберечь вас от смерти, как уберегли тебя от радиации. Так что битва окончится победой или поражением в пределах вашей собственной цивилизации»,

— Битва?

«Да. Мы тоже готовимся к войне — с Лордом Пламени, которого мы только что описали тебе. И Лорд Пламени нашел убежище в Торомоне».

— Ты хочешь сказать, что именно он находится за радиационным барьером и Торомон вступает в войну с ним? Как можем мы воевать с таким могущественным существом?

«Лорд Пламени в Торомоне. Он ждет у края радиационного барьера, сразу за Тельфаром».

— Но это место дальше того, куда может зайти человек.

«Лорд Пламени имеет некоторые возможности сделать своего агента и тех, кому этот агент покровительствует, нечувствительными к радиации, как имеем эти возможности и мы. Он в твоем мире, и мы должны изгнать его. Но без твоей помощи мы не можем это сделать. Ты и два других наших агента должны загнать его в угол, а сами быть в таком месте, где вы сразу его почувствуете. Все остальное мы сделаем сами. Но пока вы не почувствуете его, мы ничего не можем. Мы защитим вас и ваших друзей, которые придут с вами, от радиации. Ваша технология сама лет через десять откроет эти возможности. Но мы не можем уберечь вас от опасности, исходящей от людей — насилия или любой естественной смерти».

— Но враги за барьером...

«Наш враг — в Торомоне. Но пока вы помогаете нам изгнать нашего врага, вы не сможете встать перед своим, и это держит тебя, Йон Кошар, в плену и отказывает тебе в свободе».

Ничего не понимая, он оглянулся на город у озера. У края воды двигались фигуры, носили бревна, тащили тележки с грузом. Кран поднимал стену на арматурную основу, а фигура наверху подавала сигналы крановщику.

— Город,— сказал Йон.

«Да. Он все еще строится сам».

— Но я вижу...—он прищурился, чтобы ясней разглядеть фигуры, но они расплывались.

«Город отвечает на психическое воздействие тех, кто находится вблизи, в соответствии с методами и технологией, которые им доступны».

— Но...

«Он отвечает тебе. Ты сосредоточился на нем. Так, как мы сосредоточиваемся на тебе и Торомоне».

— Места вроде этого, наверное, очень... очень... приятны вам.

« Да, когда мы проходим сквозь них и дарим им наши разумы для формирования и развития. Но сейчас все наше внимание занято Лордом Пламени. Запомни: ты и два других наших агента встретитесь с Лордом Пламени на краю барьера».

— Но силы за барьером...

«Ты можешь воспользоваться любым способом, чтобы выполнить ваше — и наше — дело».

Силуэт города на фоне темно-красного неба изменялся, рос и вновь изменялся. Дым застилал Йону глаза, песок вспыхивал под его башмаками. Серебро сменялось красным, зеленым...

Йон заморгал. Герцогиня шагнула ему навстречу. Зеленый ковер, стены, обшитые дорогими деревянными панелями, накрытый стеклом стол. Они снова были в гостиной его отца.

— Что именно я должен сделать? — наконец спросил Йон.— Объясните как следует.

— Я собиралась сказать, чтобы вы взяли принца, который сейчас сидит в одной из гостиниц Адского Котла, и проводили его к лесному народу. Я хочу оставить его там, пока эта смехотворная война не кончится. Жизнь лесных людей резко отличается от жизни всех других подданных империи. Они дадут ему кое-что полезное. Я ведь говорила вам, что провела там некоторое время, когда была помоложе. Я не могу точно объяснить, что это такое, но в этом есть некая строгость и некая сила. Очень надеюсь, что они захотят дать, а он сможет взять.

— А как насчет этого... Лорда Пламени?

— Я не знаю... А что, Йон, у вас есть какая-нибудь идея?

— Ну, если предположить, что мы пойдем к радиационному барьеру, найдем тех, кто крутится вокруг Лорда Пламени, и сразу же все трое почувствуем его — тогда проблемы нет. Если я буду сопровождать принца, я попаду в лес и окажусь ближе всех к радиационному барьеру. Я постараюсь попасть туда, выяснить ситуацию, а затем вы оба можете приехать. Годится?

— Вполне.

— Только бы это привело меня к Лорду Пламени... и к моему освобождению.

— Неужели сейчас вы не свободны? — спросила герцогиня.

Не удостоив ее ответом, он попросил:

— Дайте мне адрес гостиницы в Адском Котле.

Получив адрес, Йон вышел в коридор и ускорил шаги. В его мозгу жил чуждый разум, который однажды спас его от смерти. Как же он мог считать себя свободным... от обязательства? Для этого и слов — то не требовалось...

У поворота он услышал голос:

— А теперь, пожалуйста, объясните это мне. Меня не каждый день просят объявить войну, но мне кажется, что я сделал это достаточно красноречиво. Теперь скажите, зачем я это сделал.

Йон припомнил этот акустический фокус. В детстве он не раз вставал на этом месте, чтобы подслушать болтовню сестренки с ее подружками, когда они входили в дом.

— Дело в вашем брате,— сказал другой голос.— Его похитили.

— Его... что? — растерянно спросил Юск.— Зачем? И кто?

— Мы не знаем,— ответил офицер.— Но Совет решил, что будет правильным просить вас объявить войну.

— Ага,— сказал король,— так вот зачем я толкал эту маленькую речь. А что сказала наша мамаша?

— Даже неудобно повторять, сир. Ее заперли в спальне, и она страшно оскорблена.

— Еще бы! — уронил Юск с ноткой странного удовольствия.— Значит, злобные враги просочились сквозь стены и захватили моего глупенького братца.

— Совет не уверен до конца. Но решил, что надо объявить войну.

— Пусть так,— сказал король. Затем послышались шаги, и настала тишина.

Завернув за угол, Йон увидел, что шкаф для верхней одежды не заперт. Он распахнул дверцу, взял большой плащ, завернулся в него и низко надвинул капюшон. В таком виде он и вышел на улицу мимо швейцара.

Рэра шла по окраине Адского Котла в темных очках, с чашечкой в руке, и ощупывала путь тоненькой тросточкой.

— Подайте бедной слепой,— умоляла она.— Подайте слепой! В ее чашечку упал медяк. Она поклонилась, улыбнулась и сказала:

— Добро пожаловать в Новый Мир. Удачи вам на Острове Возможностей.

Прохожий, бросивший медяк, обернулся.

— Эй! Если ты слепая, откуда ты знаешь, что я здесь новичок?

— Иноземцы щедры,— объяснила Рэра,— а те, кто давно живет здесь, слишком бессердечны, чтобы подавать.

— Смотри у меня! — сказал прохожий.— Я знаю, что большая часть слепых нищих — вовсе не слепые. Мой двоюродный брат предупреждал меня, когда я собирался...

— Как не слепые? — взвилась Рэра.— У меня есть лицензия, которая позволяет мне просить милостыню из-за потери зрения. Я даже могу показать вам ее!

Она фыркнула, повернулась и пошла в другую сторону. Прохожий почесал в затылке и ушел.

Через несколько минут из-за угла появился человек в сером плаще с капюшоном и остановился перед Рэрой.

— Подайте слепой!

— Это пригодится? — спросил он, доставая из-под плаща камзол, изящно расшитый металлической нитью.

— Конечно,— тихо сказала Рэра, но спохватилась: — А что это?

— Камзол,— сказал Йон.— Это дорогая, хорошо сделанная вещь. Может, ты сумеешь продать его.

— О, спасибо, спасибо, господин.

Чуть дальше оборванный парнишка по имени Кайно был ошеломлен, получив от человека в сером плаще шелковую рубашку. Еще через два квартала в дверях дома была оставлена пара открытых туфель с золотыми дисками. Ровно через сорок секунд их схватила парикмахерша, которая возвращалась домой в Адский Котел — та самая, у которой не было мизинца на левой руке. Затем человек в плаще остановился в переулке под бельевой веревкой. Он бросил на нее свой сверток и развернул его. Это оказались штаны. Еще через квартал последние мелкие детали одежды были бесцеремонно брошены в чье-то открытое окно. Поворачивая за угол, Йон мельком увидел фигуру, нырнувшую в дверь дальше по улице. Один из приземистых неандертальцев — а их в городе было не так много — явно следил за Йоном.

Йон шел очень медленно, держась в тени домов. Грабитель по имени Джоф (запомним это имя) подкрался к нему сзади, схватил Йона за плащ, сдернул его и прыгнул вперед.

Однако под плащом ничего не было. Джоф стоял, помахивая отнятой вещью, и тупо смотрел на то место, где должен был находиться человек. Затем что-то ударило грабителя в челюсть. Джоф покачнулся, получил еще один удар — в живот, согнулся и увидел в свете уличного фонаря прозрачную человеческую фигуру, неожиданно возникшую перед ним. Фигура приложила к челюсти Джофа вполне материальный кулак. Джоф упал и отключился.

Йон оттащил неандертальца в переулок, снял с него одежду и надел на себя. Одежда была грязная, вонючая, а главное, слишком маленькая. Обувь Йон брать не стал, снова надел плащ и опустил капюшон.

Еще через шесть кварталов названия улиц исчезли. Йон прошел по инерции еще немного и вдруг осознал, что стоит всего лишь в одном квартале от нужной ему гостиницы.

Подходя, он услышал глухой стук в проходе между домами и девичий голос:

— Да, вроде этого. Но лучше делать точно, как я сказала, иначе можешь сломать руку, ногу, а то и спину.

Йон подошел к углу здания и заглянул в проход. Альтер стояла и смотрела вверх, на крышу.

— Давай, Тель.

Кто-то упал с крыши к ее ногам, слегка стукнулся о землю, откатился и встал на ноги. Черноволосый мальчик провел рукой по волосам.

— Здорово,— сказал он и потряс головой.— Красота!

— С тобой все в порядке? — спросила девушка.— Ничего не растянул?

— Да нет, вроде все на месте,— он посмотрел вверх.

— Ваша очередь, Ваше Высочество,— позвала Альтер.

— Высоко,— отозвался с крыши детский голос.

— Пошевеливайся,— сказала Альтер. Голос ее стал властным.— Считаю до трех. И помни: колени вверх, подбородок вниз, и быстро катись. Раз... два... три!

Послышался вздох. Потом что-то упало, покатилось, твердо встало на ноги и превратилось в мальчика, светловолосого и более щуплого, чем первый.

— Эй, ребятки! — крикнул Йон.

Они обернулись. Йон пригляделся к младшему мальчику. Хрупкий костяк и слабое тело явно принадлежали королевской семье.

— Что вы здесь делаете? Тем более вы, принц?

Все трое вздрогнули и вроде бы собирались удрать, так что Йон быстро сказал:

— Меня послала герцогиня Петра. Как это вы падаете? — Его Высочество был единственным, кто расслабился после этих слов.— Вы предполагали оказаться снаружи?

— Мы предполагали остаться на верхнем этаже,—сказал Тель.— Но он,— он указал на принца в обносках,— был встревожен. Тогда мы начали рассказывать ему о трюках и пошли на крышу, и Альтер сказала, что может спустить нас вниз.

— А как ты поднимешь их обратно? — спросил Йон.

— Просто влезем...

— Постой,— поднял руку Йон.— Войдем в дом и поговорим с хозяином. Не беспокойся, ничего плохого не будет.

— Вы хотите говорить с Джерином?

— Вроде его так зовут. А что он за человек?

— Старик со странностями. Все время разговаривает сам с собой,— пояснила Альтер.— Но он хороший.

Разговаривает сам с собой, подумал Йон и кивнул. Дойдя до двери гостиницы, он сдернул капюшон и шагнул в свет. Несколько человек в баре повернули к ним головы и, увидев детей, вопросительно глянули друг на друга.

— Джерин, наверное, наверху,— сказала Альтер. Они поднялись на второй этаж. Когда они вошли в темный коридор, Йон пропустил ребят вперед и шел позади, пока Альтер не открыла дверь в конце коридора. Из комнаты Джерина упала полоса яркого света.

— В чем дело? — рявкнул старик и быстро повернулся на стуле. Гигант Аркор стоял у окна. Взгляд черных глаз Джерина метался туда-сюда.— Зачем вы здесь? А это кто? Что вам надо?

— Я от герцогини Петры,— сказал Йон.— Я пришел, чтобы отправить Лета к лесным людям.

— Да,— сказал старик.— Да.— Он сморщился, словно пытаясь что-то вспомнить, и вдруг встал.— Ладно, идите! Я сделал свою часть работы. Сделал! Каждая лишняя минута, которую он проведет в моем доме, навлекает опасность на моих жильцов и моих друзей. Верите его и уходите.

Гигант повернулся.

— Я пойду с вами. Меня зовут Аркор.

— Зачем?

— Мы поедем в мою часть страны. Я знаю, как туда добраться, и провожу тебя. Джерин сказал, что это часть плана.

Йон почувствовал негодование. Планы герцогини и Джерина не были планами тройственного существа, обитающего в них. Они поймали его в западню. Свобода. Слово пришло и ушло как тень.

— Когда же мы пойдем? — спросил он.

— Утром,—сказал Аркор.

— Альтер,— велел Джерин,— отведи его в комнату. Убери его отсюда. Быстро.

Они вышли в коридор. Йон задумался. Аркор передаст Лета лесному народу, а он, Йон, пойдет дальше. Он должен попытаться перейти радиационный барьер. Но если они хотят сделать то, что от них требуется, то через барьер должны перейти все трое. Так почему же Джерин не идет сам, а посылает Аркора? С Джерином их было бы двое рядом с Лордом Пламени. Но Джерин стар. Может, герцогиня возьмет его с собой, когда отправится сама?

Он мысленно прихлопнул эти рассуждения ладонью, как надоедливую муху. Не думать. Не надо думать. Мышление связывает мозг, и ты никогда не будешь... Ему вспомнились пять лет мечты о свободе.

В эту ночь он спал прескверно. Рано утром его разбудили лучи света из окна. Едва он успел встать, как в дверь постучали. Аркор привел принца, казавшегося рядом с ним карликом, и тут же вышел.

— Он говорит, чтобы мы встретились внизу через пять минут,— сказал Лет.

— Понял,— ответил Йон, застегивая рваную рубашку, отнятую вчера у грабителя, и посмотрел на мальчика у двери.— Думаю, что ты не привык к такой одежде. Было время, когда и я не носил такого... Это все очень скоро развалится прямо на нас.

— Кто вы? — спросил Лет. Йон подумал минутку.

— Ну... друг твоего брата, знакомый, во всяком случае. Я предполагаю отвести тебя в лес.

— Зачем?

— Там ты будешь в безопасности.

— А может быть, мне лучше отправиться к морю?

— Моя очередь спросить — зачем?

— Тель вечером много рассказывал мне о море. Он говорил, что оно удивительно прекрасно. Там скалы самых разных цветов, а когда утром встает солнце, оно так сверкает на воде... И еще он рассказывал мне о лодках. Я хотел бы работать на лодке. Правда, хотел бы. Дома мне не позволяли ничего делать. Мать говорила, что я могу заболеть. А мне выпадет случай поработать.

— Очень может быть.

— Тель знает множество историй о рыбной ловле. А вы знаете какие-нибудь истории?

— Не уверен. Никогда не пробовал рассказывать. Ну, пошли. Нам уже пора.

— Я люблю истории,— сказал Лет и вдруг опечалился.— Я так стараюсь быть дружелюбным.

Йон рассмеялся.

— Я расскажу тебе одну историю. Про тюремные рудники. Ты что-нибудь знаешь о тюрьме за лесом?

— Кое-что.

— Ну так вот, однажды в рудниках были трое заключенных,— тем временем они вышли в коридор.— Они находились там очень долго и очень хотели убежать. Один... ну, скажем, был похож на меня. Другой был хромой...

— А третий с веснушками,— перебил Лет.— Я знаю эту историю!

— Знаешь?

— Ну да!

— Тогда рассказывай дальше сам,— разозлился Йон. Лет, не заметив его настроения, стал рассказывать и закончил, когда они уже вышли и ждали Аркора.

— Вот видите, я же говорил, что знаю!

— Угу,— спокойно отозвался Йон.— Значит, говоришь, двум другим... не удалось?

— Да,— сказал Лет.— Охрана поймала их и бросила их тела в грязь.

— Их забили.

— Что? — переспросил Лет. К этому моменту Йон уже вполне успокоился.

— Кто тебе рассказал это... эту историю?

— Петра. Хороший рассказ, верно?

— Да,— кивнул Йон.— Я и был тем убежавшим.

— Вы хотите сказать...— мальчик так и замер,— что это случилось на самом деле?

Теплый свет раннего утра делал уютнее пустынную улицу. Аркор подошел к дверям гостиницы и остановился снаружи.

— Все в порядке,— сказал он.— Можно идти.

Глава 7

Служба новостей Торомона в городе Тороне пользовалась как общественными каналами, так и видеороликами для тех, кто был достаточно состоятельным, чтобы иметь собственный видеоаппарат. В материковых деревнях существовала специальная бригада, передающая новости устно от поселка к поселку. В это утро все анонсы гласили: «ПРИНЦ ПОХИЩЕН! КОРОЛЬ ОБЪЯВИЛ ВОЙНУ!»

В военное министерство директивы поступали в двойном размере, а выходили из него в тройном. В 8.40 утра в коммуникационном секторе 27Б началась безнадежная путаница, в результате которой сборно-щитовые казармы были погружены и отправлены в порт на материке за 62 мили от предполагаемого места назначения.

Лет, Йон и Аркор были взяты на борт личной яхты герцогини Петры, ожидающей их в конце гавани. Позднее, когда остров Торон остался позади, Лет сказал Йону о страшной суматохе в доках.

— Так бывает не всегда,— сказал Йон, вспомнив времена, когда по утрам ходил с отцом на пирс.— Сейчас они проверяют грузы. Но я не знаю, почему сегодня чиновников больше, чем обычно.

Одна группа военных приказов, переданная достаточно быстро и точно, касалась поставки пищи для армии. Два распределителя импортной рыбы, которые не имели шансов получить контракты, послали предложение скидок и письмо, объясняющее (на основании мошеннической статистики), насколько импортная рыба дешевле по сравнению с аквариумной. Затем они наняли группу бандитов, которая ворвалась в дом личного секретаря старого Кошара, еще спавшего после вчерашнего бала. (Ранее мы уже встречались с этим человеком: именно ему принадлежала рука на дверце шкафа в кладовой, и на этой руке было широкое медное кольцо с голубой стекляшкой неправильной формы.) Его привязали к стулу и били, пока он не выдал нужные сведения, позволившие потопить три судна из Грузовой флотилии Кошара, только что вошедшие в док.

Личная яхта герцогини договорилась с тетроновым грузовозом, идущим в сторону материка, и Лет, Йон и Аркор перешли на него, где быстро затерялись среди пассажиров, возвращавшихся к своим семьям.

В Тороне механик челночного судна, перевозившего рабочих из города в аквариумы, обнаружил в туалете неуклюже склепанную, но безошибочно узнаваемую бомбу. Ее обезвредили, так что несчастья не произошло. Но заместитель главного контролера Концерна синтетической пищи Кошара сжал челюсти, кивнул и отдал несколько неофициальных приказов от своего имени. Через двадцать минут Аквариумы Кошара официально получили правительственный контракт на поставку рыбы для армии Tорoмона. Оба соперника Кошара, торговцы импортной рыбой, за двенадцать минут до этого перестали существовать как конкуренты. Им отказали в месте на складе, и весь их груз (семь тонн мороженой рыбы) был выброшен на улицы гнить, потому что рефрижераторы были арендованы у компании «Рашок», а никто но додумался прочесть это имя наоборот.

В военном министерстве майор Тумар и капитан Климен заканчивали эвакуацию четырех верхних этажей смежного служебного здания, чтобы разместить там новые группы инженеров, физиков и математиков, только что призванных в армию. Но от этой работы их оторвали. На улицах вокруг старых зданий «Рефрижераторов Рашок», похоже, начались беспорядки. Склады находились всего в нескольких кварталах от официальной границы Адского Котла. Тумар и Климен прибыли в этот район через десять минут после получения приказа.

— Что тут, черт побери, происходит? — спросил Климен у шефа городской полиции. За строем людей в униформе толкалась и кричала масса народу.— И откуда такая вонища?

— Рыба, капитан,— ответил начальник полиции.— Ее целые тонны по всем улицам. Люди пытаются унести ее.

— Ну и пусть берут,— сказал Климен.— И им хорошо, и улицы очистятся.

— Вы не понимаете,— разъяснил полицейский.— Рыба отравлена. Перед тем, как выбросить, ее залили барбицидом. А с полтонны этой гадости уже растащили.

Климен повернулся к Тумару:

— Майор Тумар, срочно вернитесь в штаб-квартиру и постарайтесь, чтобы по городу было широко объявлено об отравленной рыбе. Сообщите в Главное медицинское управление, пусть найдут противоядие и информируют весь город.

Тумар так и сделал. После консультации с Главным медуправлением им было составлено следующее предупреждение:

«ВНИМАНИЕ! Граждане, взявшие рыбу с улиц, прилегающих к зданиям «Рефрижераторов Рашок», подвергаются непосредственной опасности отравления. Рыба была обработана БАРБИЦИДОМ. Не ешьте никакой рыбы, кроме той, которая привезена непосредственно с Синтетических Рынков.

ПРЕДУПРЕДИТЕ СВОИХ СОСЕДЕЙ!

Если рыба уже съедена, немедленно обращайтесь в здание Главного медицинского управления (следовал адрес).

СИМПТОМЫ ОТРАВЛЕНИЯ БАРБИЦИДОМ: сильные судороги примерно через два часа после интоксикации, рвота, жар, вздутие лимфатических узлов. Через двадцать минут после начала судорог наступает смерть. Пища с высоким содержание кальция (молоко, толченая яичная скорлупа) отодвигает смерть максимум на полтора часа. В Главном медуправлении вам сделают уколы, обезвреживающие яд. Введение противоядия оказывает действие, будучи сделано до последних пяти-десяти минут критического срока».

Тумар лично послал это объявление в сектор связи 27Б, указав на его важность и срочность. Через десять минут позвонил инженер сектора и сообщил, что 27Б все утро барахлил, впрочем, как и 26Б, и 25Б. В сущности, сказал инженер, хорошо работают только сектора с 34А по 42А, которые не имеют выхода в городские линии.

Тумар сделал три копии заявления и разослал в сектора 40А, 41А и 42А. Через полчаса ему позвонил секретарь главного инженера Службы связи и сказал:

— Майор Тумар, мне очень жаль, но из-за нашей поломки я получил ваше сообщение только сейчас. По причине беспорядков мы получили инструкции допускать до секторов только уполномоченных лиц со специальными разрешениями.

— К дьяволу любых уполномоченных! — закричал Тумар.— Если вы не передадите это как можно быстрее, то к вечеру вымрет полгорода!

— Извините, майор, но... Хорошо, я передам это самому главному инженеру, когда он вернется.

— А когда он вернется? — переспросил Тумар.

— Не знаю.

— А кто входит в число уполномоченных?

— Только члены Совета, и то лишь те из них, кто непосредственно связан с военными действиями.

— Ясно,— сказал Тумар и выключил связь. Он сделал семь копий объявления с объяснительной запиской для семи членов Совета, когда позвонил главный инженер.

— Майор, в чем дело с этой рыбой?

— Видите ли, семь тонн этой дряни валяется на улицах.

— И вы говорите, она отравлена?

— Именно так. Проследите, пожалуйста, чтобы это было объявлено по всему городу, и как можно скорее. Это вопрос жизни и смерти.

— Нам приказано работать на передачу военных сообщений. Но я понимаю, что ваше имеет приоритет... О, это объясняет некоторые сообщения, которые мы получили. Я уверен, что одно из них — для вас.

— Ну? — спросил Тумар после паузы.

— Мне не разрешено передать его вам, майор.

— Почему?

— Вы не уполномоченный.

— Слушайте, черт вас всех дери, возьмите его прямо сейчас и прочтите мне!

— Ладно... вот оно. Оно от шефа городской полиции.

Послание коротко говорило, что двадцать три человека, в том числе капитан Климен, были затоптаны насмерть примерно двумя с половиной тысячами голодных обитателей Адского Котла, в основном иммигрантами с материка.

Полторы тонны рыбы были в конце концов убраны с улиц и уничтожены. Но пять с половиной тонн разошлись по городу. Главный инженер добавил, что пока они тут беседуют, меморандум пошел через секторы с 34А по 42А, но пусть майор снова позвонит в 27Б, может, они там наладились.

В аквариум прибыла вторая смена рабочих. Через громадное плавучее здание тянулись ряды прозрачных пластиковых труб по три фута диаметром, с тетроновыми поршнями на обоих концах. Вибрационные сети делили трубы на двадцатифутовые отрезки. Узкие мостики связывали шестиэтажную структуру, всю залитую красным светом фосфорных стержней, выступающих из поршней. Спектр свечения синего конца раздражал рыбу, которой полагалось быть все время в движении и на виду, чтобы можно было заметить болезнь или деформацию. В прозрачных трубах рыба находилась в состоянии, близком к приостановлению жизни. Температура воды в них не менялась и на градус. Рыба подвергалась вибрации, питалась, жирела и сортировалась по возрасту, размеру и породам, а затем шла на убой. Вторая смена рабочих заменила первую.

Приблизительно через два часа вспотевший рабочий явился в лазарет с жалобами на общую слабость. Измождение от жары было частой жалобой в аквариумах, и поэтому доктор велел ему полежать некоторое время. Через пять минут у рабочего начались судороги. Вероятно, ему уделили бы больше внимания, но несколько минут спустя с мостика на шестом этаже упала женщина, разбив не только свой череп, но и одну из пластиковых труб.

В красном свете рабочие собирались вокруг ее тела у конца лопнувшей трубы. В увеличивающейся луже слабо шевелила плавниками жирная рыба с ярко-красной кожей.

Другие женщины, которые работали с погибшей, сказали, что она жаловалась на плохое самочувствие, а когда пошла по мостику, вдруг забилась в конвульсиях. Когда доктор вернулся в лазарет, рабочий был в жару, и сестра сказала, что его сильно рвало. А затем рабочий умер.

В течение следующих двух часов из пяти тысяч тех, кто работал в аквариумах, триста восемьдесят семь забились в судорогах и умерли. Лишь одного, поклонника здорового образа жизни, который всегда выпивал за обедом две кварты молока, успели перевезти на челноке в Торон, в Главное медуправление, но через десять минут он все-таки скончался. Это был первый случай, с которым столкнулись в Главном медуправлении. Лишь после шестнадцатого случая был поставлен окончательный диагноз — отравление барбицидом. И тогда кто-то вспомнил об утреннем запросе военного министерства насчет противоядия.

— Каким-то образом,— сказал доктор Венталь,— эта гадость попала в пищу. Возможно, по всему городу.

Он сел за стол и написал предупреждение гражданам Торона, содержащее описание признаков отравления барбицидом, противоядие и рекомендации: немедленно принять пищу, содержащую большое количество кальция, и обратиться в Главное медуправление.

— Как можно скорее пошлите это военному министерству и во все источники информации,— сказал он своему секретарю.

Когда помощник главного инженера Службы связи (самого инженера не было на месте с трех часов дня) получил послание, то даже не потрудился взглянуть, от кого оно, а с отвращением бросил его в корзину для ненужных бумаг, пробормотав что-то насчет неавторитетных писем. Если бы уборщикам пришло в голову подсчитать, то они обнаружили бы в разных корзинах тридцать шесть копий приказа майора Тумара.

Лишь малая часть жертв отравления попала в Главное медуправление, однако врачам и без того хватило работы. За это время произошел один странный инцидент, но вопящим и бьющимся пациентам было не до него. Двое мужчин; пришедших почти в самом начале потока пациентов, получили доступ в приемную и видели всех пришедших туда. Они обратили внимание на одну особенно сильно пострадавшую девушку лет шестнадцати, со снежно-белыми волосами и сильным стройным телом, сейчас изломанным в судорогах. Пот струился по ее лицу, в открытом вороте виднелось ожерелье из раковин.

— Это она,— сказал один из мужчин. Другой кивнул, подошел к врачу, делавшему уколы, и что-то прошептал ему.

— Конечно, нет! — с негодованием ответил врач.— Пациенты нуждаются по крайней мере в сорока восьми часах отдыха и тщательном наблюдении после введения противоядия. У них крайне низкая сопротивляемость, и осложнения...

Мужчина сказал еще что-то и показал документ. Врач осекся, затем подошел к постели девушки и быстро сделал ей два укола. Записав ее имя — Альтер Ронид,— он сказал мужчинам:

— Должен заявить, что я категорически возражаю и буду...

— Ладно, доктор,— сказал первый мужчина, поднял Альтер и вынес ее из здания госпиталя.

У королевы-матери была своя приемная. Сейчас королева сидела на своем высоком троне и рассматривала фотографии. Две цветные показывали спальню кронпринца. На одной принц сидел на постели в пижамных штанах и прижимал пятки к боковине кровати. У окна стояла беловолосая девушка с ожерельем из раковин на шее. Следующая фотография изображала принца, положившего руку на одного из дельфинов на спинке кровати. На ней девушка отвернулась к окну. Третья фотография, сделанная как будто через замочную скважину, показывала страшно увеличенный человеческий зрачок. Сквозь радужную оболочку виднелись пунктиры и крошечные линии рисунка сетчатки. На подлокотнике трона лежала папка, озаглавленная: «Альтер Ронид».

В папке было свидетельство о рождении, четкая фотография того же самого рисунка сетчатки, контракт с передвижным цирком, нанимавшим на сезон детей-акробатов, диплом начальной школы, копии квитанции за трехлетний период обучения гимнастике и медицинского счета за лечение растяжения связок, а также два бланка смены адреса. Еще там были сведения об Аллине Ронид (матери, недавно скончавшейся) и Рэре Ронид (тетке по матери, официальной опекунше).

Королева положила фотографии па папку, повернулась к четырем охранникам, стоявшим у стены, поправила два узла седых волос по бокам головы, подняла тяжелый скипетр и сказала:

— Введите ее.

В другом конце приемной открылась дверь.

Посреди комнаты стояли два блока в четыре фута высотой. Они отстояли друг от друга на фут. Охранники поставили Альтер между блоками, которые доходили ей до подмышек, растянули ей руки и привязали к блокам.

Королева улыбнулась.

— Это простая предосторожность. Мы хотим помочь тебе,— она сошла по ступеням трона, драгоценные камни на скипетре сверкнули рядом с ее локтем.— Нам кое-что известно о тебе. Известно, что и ты кое-что знаешь, и если ты мне об этом расскажешь, я буду чувствовать себя намного лучше. Недавно я была очень расстроена. Ты это знаешь?

Альтер пыталась сохранить равновесие. Блоки были чуть высоковаты для нее, она не могла полностью встать на ноги, но не могла и повиснуть.

— Мы знаем, что ты устала и недавно перенесла отравление барбицидом. Ты ведь не очень хорошо чувствуешь себя? — спросила королева, подойдя ближе.

Альтер помотала головой.

— Куда ты дела моего сына? — задала королева главный вопрос.

Альтер прикрыла глаза, снова широко открыла их и опять помотала головой.

— У нас есть доказательства,— сказала королева.— Не хочешь ли взглянуть?

Она достала фотографии и сунула их под нос Альтер.

— Их сделал мой сын. По-моему, ты очень хорошо вышла на обеих. Да и вообще превосходное качество, правда? — она снова убрала снимки в конверт и спрятала его в кармане своего одеяния.— Ты будешь говорить со мной?

— Я ничего не знаю,— проронила Альтер.

— Послушай меня. В той комнате скрытых камер не меньше, чем икринок в осетре. Они приводятся в действие потайными выключателями. Кто-то сумел отключить систему тревоги, но камеры сработали все равно.

Альтер в который уже раз помотала головой.

— Не надо бояться,— терпеливо продолжала королева, но видно было, что ее терпение подходит к концу.— Мы знаем, что ты устала и ослабла, и вернем тебя в госпиталь так быстро, как только это будет возможно. Ну так что же случилось с моим сыном, моим принцем?

Молчание.

— Ты очаровательная девушка. Ты ведь занимаешься акробатикой?

Альтер сглотнула, потом сдавленно кашлянула. Королева улыбнулась с некоторой растерянностью:

— Конечно же, ты не должна бояться отвечать на мои вопросы. Ты акробатка, я права?

Альтер кивнула. Королева подошла совсем близко и дотронулась до тройного ожерелья из раковин.

— Прекрасное драгоценное украшение,— она подбросила ожерелье на шее девушки.— Тело акробата — тоже своего рода драгоценность. Прекрасная, крепкая, в чем-то даже изысканная вещь. Ты должна очень гордиться им,— она снова сделала паузу, запрокинув голову.— Я всего лишь пытаюсь облегчить твою участь, разговаривая с тобой.

Рассмеявшись, она крутнула ожерелье на шее Альтер:

— Оно тоже весьма изысканно...

Неожиданно ожерелье сорвалось и упало на пол. Раковины слабо звякнули. Глаза Альтер цепко следили за ними.

— Ох, прости меня,— сказала королева.— Было бы жаль разбить такую красоту.

Одной рукой она подобрала платье и занесла над ожерельем тяжелый башмак.

— Ты скажешь, где мой сын?

Семь, восемь, десять секунд молчания.

— Прекрасно,— королева опустила ногу. Хруст раздавленных раковин был заглушен криком девушки, ибо королева одновременно со всей силы опустила скипетр на привязанное запястье Альтер — раз, другой... Комната наполнилась криком и стуком драгоценных камней, вылетающих прочь из своих гнезд на скипетре. Затем королева ударила по вывернутому вверх локтю Альтер.

Когда настала относительная тишина, королева еще раз спросила:

— Где мой сын?

Альтер ничего не сказала, да и не могла бы сказать. Ни одно произнесенное ею слово не смогло бы изменить ее участь.

— В рудники? — спросил от двери один из охранников.

— Что она сможет сейчас там делать? — королева вернулась на трон.— Унесите ее обратно в госпиталь. Если понадобится, мы всегда сумеем снова забрать ее оттуда. Она явно работает на кого-то. Может быть, на наших врагов,— ни с того ни с сего королева взмахнула скипетром, и ей на голову посыпались камешки.— Фу! Уберите ее отсюда! Уберите сейчас же!

Бесчувственную Альтер завернули в серое одеяло и вернули в Главное медуправление.

— Опять отравление? — спросил клерк.

Мужчина кивнул. Врач, который присутствовал при том, как Альтер уносили из госпиталя, еще дежурил. Откинув одеяло, он узнал девушку. Когда же он развернул одеяло полностью, у него перехватило дыхание, и он прохрипел сестре:

— Тащите девчонку в неотложную хирургию. Быстро!

В Адском Котле Тель только что оправился от поноса, из-за которого целый день не мог ничего есть. Чувствуя голод, он пошарил в холодном чулане гостиничной кухни, нашел остаток запеченной рыбы и отрезал себе кусок. Но тут открылась дверь, и вошла семидесятилетняя барменша с красным платком на шее. Тель уже нацелился откусить от своей находки, но старуха подскочила к нему и выбила рыбу из рук.

— Ой,— вскрикнул Тель и подскочил, как от боли.

— Ты спятил? — спросила барменша.— Хочешь, чтобы и тебя вынесли отсюда, как других?

Пока Тель растерянно смотрел на нее, в кухню вошла Рэра.

— Умираю с голоду,— заявила она,— Не было бы счастья, да несчастье помогло. Я продавала свой тоник, который вчера сварила, и около полудня все вдруг бросились покупать его. Люди хотели что-то от судорог, и я подумала, что мой Супер-Аква Тоник ничем не хуже чего-нибудь другого. У меня даже не было времени поесть. Эпидемия, что ли, какая? Эй, а ведь это неплохо выглядит,— она потянулась к рыбе.

Старая барменша схватила блюдо и вытряхнула рыбу в мусорное ведро.

— Она отравлена, ты что, не знаешь? — она начала ожесточенно скрести тарелку.— Из-за рыбы-то все и случилось. Всех, кто ел, унесли в госпиталь с судорогами. Померла куча народу. Я и женщина, что живет через улицу, вычислили, что это от рыбы. Мы обе купили ее утром у одной и той же бабы. Сама я никогда не ем эту дрянь, но подала ее к обеду.

— Ладно, но я все равно голодный,— сказал Тель.

— Не съесть ли нам немного сыру и фруктов? — предложила Рэра.

— Я думаю, что от этого вреда не будет,— согласилась барменша.

— А кого унесли? — спросил Тель.

— Ах, да, ты же сидел целый день наверху! — и старуха рассказала ему все, что знала.

Примерно в то же время наблюдатель в самолете — разведчике заметил судно с военным оборудованием милях в шестидесяти от любого места, способного принять такой груз. Вообще-то он должен был послать приказ, исправляющий типографскую ошибку в... ну да, конечно же, это то самое судно. Он пошлет приказ сегодня же через сектор 27Б. Судно стояло недалеко от берега, от одного из тех немногих мест, где лес спускается к самой воде. Там был крошечный порт, откуда отчаливали семьи эмигрантов, желающих пополнить ряды горожан, единственный очаг цивилизации между зеленью моря и зеленью деревьев. Наблюдатель также обратил внимание, что в доке стоит маленький тетроновый корабль, грузовоз. Но тот транспортный корабль... Наблюдатель окликнул пилота и попросил его наладить связь с кораблем.

Пилот дрожал и тряс головой. Второй пилот откинулся в кресле, открыв рот и закрыв глаза.

— Я чувствую...— начал первый пилот и потянулся скомкать листок фольги, в которой пару часов назад лежал сэндвич с рыбным филе, съеденный пилотами на двоих, но вдруг упал с кресла, задев рукоятку на контрольной панели, и опорожнил желудок прямо на приборную доску. Самолет накренился. Наблюдатель в своем отсеке был выброшен из кресла, микрофон выпал из его рук.

Второй пилот открыл глаза и хотел ухватиться за рукоятку, которая была не на месте, но промахнулся. Через сорок секунд самолет врезался в док в каких-нибудь тридцати ярдах от стоявшего на якоре тетронового грузовоза.

Глава 8

В воздухе стоял рев. Лет закричал и побежал через палубу. Затем тьма. Затем вода. Затем гром, потом визг. Что-то разорвалось на части. Он поскользнулся и упал.

Йон и Аркор подняли потерявшего сознание принца, прыгнули через борт и поплыли. Когда они уложили Лета на сухие листья лесной поляны, из дока раздался вой сирен.

— Мы оставим его здесь,— сказал Аркор.

— Здесь? — переспросил Йон.— Ты уверен?

— За ним придут. А тебе надо идти дальше,— мягко настаивал Аркор.— Мы оставим принца, и ты расскажешь мне о своем плане.

— Мой план...— сказал Йон, и они пошли между деревьями.

Одну его щеку кололи сухие листья, а другую холодил ветер. Что-то прикоснулось к его боку — он вытянул руки, чуть приоткрыл глаза и начал вытягивать себя из уютной тьмы... Он задремал в маленьком парке за дворцом. Скоро пора идти ужинать. Запах листьев был свежее, чем когда-либо... Что-то снова дотронулось до его бока. Он открыл глаза и вскрикнул: он был вовсе не в парке и не собирался идти ужинать, и над ним стоял кто-то громадный.

Лесной человек еще раз осторожно коснулся мальчика ногой. Мальчик откатился и замер. Гигант сказал что-то, но его заглушил шелест листьев на ветру. Немного помолчав, он повторил то же слово:

— Кворл...

Он произнес это в третий раз и указал на себя. Затем указал на мальчика и улыбнулся. Мальчик молчал.

Гигант снова хлопнул себя по груди, сказав «Кворл», и опять протянул руку к мальчику, ожидая в ответ его имени. Ответа по-прежнему не было. Он пожал плечами и сделал мальчику знак подойти. Тот медленно встал. Вскоре они уже шли по лесу.

Пока они шли, мальчик вспомнил: тень от потерявшего управление самолета над ними, удар самолета о воду, вода, поднявшаяся выше гор, пожар. И еще что-то рвалось...

Неужели все началось во дворце, в его спальне, когда он в первый раз нажал пяткой скрытый выключатель? Камеры, вероятно, сработали, но не было ни сирены, ни охраны. То же самое было, когда он придавил ладонью дельфина на спинке кровати. И когда он постарался поставить девушку в нужное место и в нужное положение, чтобы сфотографировать ее глаз. Не произошло ничего. Его увели, а мать спокойно оставалась в своей комнате.

Как могло случиться, чтобы кто-то похитил принца?

Сбивало с толку отношение к нему мальчика, который рассказывал ему о море, и девушки, учившей его падать. Если он и в самом деле был похищен, то его тюремщикам не было никакого смысла ни рассказывать ему о красотах морского заката, ни учить его делать своим телом невероятные вещи.

Когда девушка велела ему прыгать с крыши, он был уверен, что она хочет убить его. Однако он послушался ее. Он всегда слушался. Он и сейчас шел за гигантом, загребая ногами палую листву, лишь потому, что тот так велел. Но тогда, когда он скатился с крыши, перевернулся и встал на ноги, страх перестал быть пыткой, и ему почудилось, что он отыскал некую нить...

Если бы он остался там и побольше поговорил с мальчиком и девушкой, то смог бы что-то понять. Но черноволосый и гигант со шрамами увезли его. Он пытался свести воедино «есть» и «возможно», рассказав черноволосому историю заключенных с рудника — настоящую хорошую «возможную» историю. А тот человек повернул ее на себя и сказал, что это не «возможно», а «было» — и нить лопнула.

(Над палубой корабля в воздухе стоит рев. Он заплакал. Тьма, вода... Он поскользнулся и упал. Гром, потом визг... его визг: «Я не умру! Мне нельзя умирать!» И что-то рвется на части.)

Листья трепетали, весь мир дрожал под его усталыми измученными ногами. Пока они шли по лесу, последней искрой, словно в горячечном бреду, вспыхнуло воспоминание о ком-то, умолявшем никогда не забывать о чем-то... Но о чем — он уже не мог вспомнить.

Кворл прокладывал по лесу прямой путь, мальчик держался рядом с ним. Дорога пошла под уклон. Стали попадаться камни, обросшие мхом. Один раз Кворл резко остановился и протянул руку, загораживая мальчику дорогу.

Кусты перед ними раздвинулись, и вышли две огромные женщины. Все у них было одинаковым: темно-синие глаза, короткие носы, острые скулы. Двойняшки, подумал мальчик. У обеих левую сторону лица рассекал тройной шрам. Они не обратили внимания на Кворла и мальчика, перешли дорогу и скрылись за деревьями. Кворл снова тронулся с места. Они миновали еще двух высоких лесных жителей, но у них, как и у Кворла, не было шрамов, и встреча не привела их в замешательство.

Один раз встретилась группа приземистых созданий с нависающими лбами, ростом даже ниже мальчика. Увидев Кворла, они вроде бы собрались заговорить с ним, но поглядели на мальчика и не стали, а только помахали Кворлу. Тот улыбнулся им в ответ, и опять в этом не было такой напряженности, как при встрече с женщинами.

Затем они свернули к небольшой скале. Возле толстого дерева была навалена куча веток. Большие смуглые пальцы Кворла с бронзовыми ногтями аккуратно раздвинули их, и на свет появилась клетка из прутьев, связанных лианой. В ней что-то верещало, да так, что мальчик подпрыгнул.

Кворл открыл дверцу и сунул внутрь руку. Верещание сменилось визгом, а затем все стихло. Кворл вытащил мохнатого зверька, похожего на ласку, и протянул мальчику. Словно в кошмарном сне, Лет увидел, что у зверька сломана шея. Он снова посмотрел на руки гиганта и почувствовал, что впадает в безумие и его волосы становятся дыбом. Кворл как ни в чем не бывало поставил клетку под ветви и пошел с мальчиком через поляну, где была спрятана другая ловушка. Когда он сунул туда руку и снова раздался душераздирающий визг, мальчик в ужасе кинулся прочь через всю поляну.

Небо было дымчато-серым до горизонта, где оранжевая полоса отмечала место заката. Диск цвета меди низко нависал над лиловыми вершинами гор. Веер красок переливался лавандовым, оранжевым, белым, бледно-зеленым... Да и серый на самом деле был не серым, а серо-голубым. Мальчик начал считать цвета и насчитал всего двенадцать, хотя думал, что их тут должна быть целая тысяча. Последним оттенком, который он сумел назвать, было тусклое золото, окаймившее те облака, что были ближе всего к заходящему солнцу.

Прикосновение к плечу заставило мальчика обернуться. Кворл показал ему второго зверька, и они вернулись в лес. Позднее он развел небольшой костерок и насадил зверьков на длинное изогнутое лезвие своего ножа, чтобы зажарить. Они сидели рядом и молча смотрели в огонь, пока мясо, шкворча, поворачивалось в пламени. Мальчик наблюдал, как темно-красная плоть источает сок, темнеет и покрывается аппетитной корочкой.

Когда мясо было готово, Кворл достал из кармана кожаный мешочек, вытряс из него немного белого порошка и протянул мешочек мальчику. Тот высыпал немного на ладонь и лизнул. Соль.

Пока они ели, в лесу стало темно, прохладно и тихо. Огонек костра был единственной точкой, разгоняющей мрак. Кворл обсасывал последние тоненькие косточки, когда хрустнула ветка. Оба оглянулись.

— Тлото! — резко позвал Кворл.

Мальчик услышал, как кто-то приближается, потом у края пламенного круга появилась высокая тень. С отвращением, но без страха — последнее мальчик особо отметил — Кворл взял прут и взмахнул им. Тень отклонилась и слабо мяукнула.

— Уходи, Тлото,— сказал Кворл.— Иди прочь.

Но Тлото все равно двинулся вперед.

Может быть, он и родился от родителей-людей, но назвать человеком ЭТО... Он был голым, безволосым, белым, как раковина. Не было ни глаз, ни ушей, только безгубый рот и плоские ноздри. Он проковылял вокруг огня, и мальчик увидел, что ноги у этого существа кривые, изуродованные, а на каждой руке только два пальца не парализованы. Он с мяуканьем тянулся к кучке обглоданных Кворлом костей.

Взмахом руки Кворл отбросил полупарализованную лапу. Тлото попятился и шагнул к Лету, расширив ноздри. У мальчика еще оставалась еда.

«Он всего на голову выше меня»,— пронеслось у него в мозгу. «Если он из этой расы гигантов, он, наверное, еще ребенок. А может, моих лет». Он посмотрел в пустое лицо. «Я не знаю, что мне делать. Я не знаю, как сделать так, чтобы было хорошо». Неожиданно его паника улеглась, и он протянул Тлото недоеденный кусок мяса.

Лапа дернулась вперед, цапнула и отлетела назад. Мальчик попытался растянуть губы в улыбке. Впрочем, Тлото все равно не умел видеть, так что это не имело никакого значения. Он отвернулся к костру, а когда снова решился поднять глаза, Тлото уже исчез.

Пока Кворл забрасывал угли землей, он что-то объяснял мальчику про Тлото и попутно рассуждал на общефилософские темы. Мальчик внимательно слушал и в конце концов понял, что Тлото все равно не оценит его заботы. Но речь Кворла имела мало значения для принца. В этом мире не было ничего знакомого, о чем можно было говорить, а о доме он не скучал.

Кто-то выдернул его из одного места и перенес в другое. Но шок от перемещения был так велик, что определения не получалось. Лет пропускал смысл сказанного мимо ушей. Конечно, он слушал Кворла внимательно, но не ради понимания. Он пытался вникнуть в тон и интонацию слов, следил за лицом гиганта, за его громадным телом, за движениями плеч, рук, коленей. Он пытался уловить намек на чувства, которые мог бы соотнести с опытом, полученным за свои четырнадцать лет. Кое-что ему удалось уловить. Потом — еще кое-что.

Затем они улеглись на траву и заснули.

Было еще темно, когда рука гиганта потрясла мальчика за плечо. Он не привык вставать в это время и почти ничего не мог разглядеть. Стало холоднее, ветер гладил его шею и шевелил волосы. Над деревьями пронесся высокий звук и смолк. Кворл взял мальчика за руку, и они пошли сквозь тьму.

Где-то слева родился свет. Утро? Нет. Всходила луна. Свет стал белым, затем серебряным. Они подошли к утесу, под которым было темное море. Скала раскрошилась и сбегала вниз уступами. Там, в ста футах над водой, была каменная плита. Луна уже стояла высоко и освещала плиту и храм на ее конце.

Перед храмом стоял высокий человек в черных одеждах и дул в изогнутую раковину. Жалобный звук летел над морем и лесом. Вокруг плиты собирался народ. Некоторые парами, кое-кто и с детьми, но в основном одинокие мужчины и женщины. Все они были великанами.

Мальчик стал опускаться вниз, но Кворл удержал его. По звукам вокруг мальчик понял, что тут есть и другие, кто тоже смотрит сверху. Со скал наблюдали несколько неандертальцев, но ниже не было никого. Волны на воде засверкали изломанными отражениями луны. Небо усыпали звезды.

Из храма на платформу вывели группу людей. В основном это были дети гигантов. Кроме них, там стоял старик, чью бороду развевал ветер, и величественная женщина. Все были связаны, все почти обнажены, и все, кроме женщины, волочили ноги и нервно озирались.

Жрец в черном исчез в храме и появился снова, держа в руке что-то, что издалека показалось мальчику чесалкой для спины. Он поднял это в лунный свет, и в кругу людей родился и умолк тихий ропот. Мальчик увидел, что это был трезубец на рукоятке, каждый зубец которого тускло отсвечивал в лучах луны.

Подойдя к первой девочке, жрец взял ее одной рукой за голову и быстро провел трезубцем по левой стороне ее лица. Она издала неопределенный звук, сразу утонувший в шепоте толпы. То же самое он сделал со следующим ребенком, который начал плакать, потом еще с одним. Женщина стояла совершенно спокойно и даже не вздрогнула, когда лезвия резали ее кожу. Старик боялся, он хныкал и пятился. Из круга людей вышли мужчина и женщина и придержали старика. Когда трезубец полоснул его по лицу, старческое хныканье сменилось визгом. На миг мальчику вспомнились зверьки из ловушек. Старик отшатнулся от тех, кто его держал, но никому уже не было дела до него. Жрец снова поднес раковину к губам, и высокий чистый звук поплыл между скал.

Затем люди начали исчезать в лесу. Кворл коснулся плеча мальчика, и они тоже вернулись в лес. Мальчик растерянно посмотрел в желтые глаза Кворла, но в них не было никакого объяснения происходящему. Один раз он мимолетно увидел слева белую фигуру, чье голое плечо мелькнуло в лунном свете. Тлото шел за ними.

Целые дни напролет мальчик учился. Кворл показывал ему, как делать тетиву из кишок животных, которые надо было долго растягивать, а затем натирать жиром. Он учил его каждодневной работе: сменять наживку в ловушках, резать ивовые ветки на подстилку для сна, сортировать хворост для костра, держать прутья, когда Кворл связывал их для навеса в дождливую ночь, и многому другому.

Обучая, Кворл перестал использовать чересчур много слов. Он называл типы ловушек, деревья, места в лесу, животных. Мальчик научился понимать, но сам пока не говорил. Но те слова, которые употреблял Кворл, говорили мальчику даже больше, чем надо.

Однажды вечером они шли по лесу, и Кворл сказал: «Ты идешь громко, как тапир». Мальчик шел по сухим листьям. Он тут же послушно перешел на влажные листья, которые не хрустели.

Иногда мальчик бродил один вдоль ручья. Однажды за ним погнался кабан, и мальчик влез на дерево. Кабан попытался залезть вслед за ним, не сумел, а мальчик, сидя в развилке ветки, смотрел, как кабан мечется внизу, разглядывал его оскаленную морду со сломанным клыком и жесткую щетину, покрывавшую шкуру зверя.

Затем он услышал мяукающий звук и увидел Тлото, бредущего к дереву. Мальчик закричал: «Уходи!», воспользовавшись речью впервые с тех пор, как появился в лесу. Но Тлото не мог ни увидеть его, ни услышать.

Животное вдруг отвернулось от дерева и бросилось к Тлото. Тот мгновенно исчез. Мальчик спрыгнул с дерева и побежал за кабаном на шум, с которым зверь продирался сквозь подлесок. Мальчик продрался следом, выскочил на поляну и замер.

Посреди нее наполовину увяз кабан, который отчаянно пытался выбраться. Вот только это была никакая не поляна, а болото, покрытое плавучими растениями. Тлото стоял на другой его стороне; ноздри его дрожали, слепая голова поворачивалась из стороны в сторону. Каким-то образом этот урод заманил кабана в болото. Видимо, зверь бежал слишком быстро и влетел туда с разгону, не успев остановиться. Это казалось чудом, чем-то совершенно невозможным в данной ситуации. Мальчик не выдержал и засмеялся.

Услышав шум за спиной, он замер на миг, затем осторожно обернулся. Позади стоял Кворл. Тем временем отчаянный визг сменился бульканьем, а после наступила полная тишина. Кворл ответно улыбнулся мальчику слегка растерянной улыбкой:

— Почему ты смеялся?

Мальчик снова повернулся к болоту. Исчез не только кабан, но и Тлото.

Кворл повел мальчика обратно к их стоянке. Проходя мимо ручья, он увидел отпечатки ног мальчика и нахмурился.

— Оставлять следы на сырой земле опасно. Хищные животные придут пить, унюхают тебя и будут искать, чтобы съесть.

Что, если бы этот кабан стал охотиться за тобой вместо того, чтобы бежать в болото? Если уж ты хочешь оставить следы, делай это в сухой пыли. Но лучше не оставлять вообще.

Мальчик слушал и запоминал. Но этим вечером он отделил от своей порции большой кусок мяса и отдал Тлото, когда тот появился у костра. Кворлу этот поступок, похоже, очень не понравился.

— Он бесполезен,— сказал он.— Не трать на него еду. Впрочем, мы все гистосенты.

Мальчик хотел переспросить, но не сумел справиться со своим языком и засмеялся. Кворл удивленно посмотрел на него. Мальчик снова засмеялся, и Кворл засмеялся тоже.

— Ты научишься. Научишься в конце концов,— гигант стал серьезным.— Знаешь, это первый гистосентный звук, который я слышу от тебя с тех пор, как ты здесь.

Мальчик помрачнел, и Кворл повторил фразу. По лицу мальчика он понял, какие слова оказались ему непонятны. Он на минуту задумался.

— Ты, я, даже Тлото — гистосенты. Деревья, камни, животные — нет. Ты смеешься — это гистосентный звук. Слово это исторически означало «чувствующий», и это значит, что ты отдаешь себе отчет, где ты был, где ты сейчас и куда пойдешь. Оно также значит — «оценивающий».

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда исчез Тлото.

— Ты все еще интересуешься этим уродом? Я расскажу тебе, как живут здесь, на материке, так близко от радиации. Радиация сделала так, что некоторые из наших племен ушли на тысячелетия вперед по цепи человеческой эволюции, некоторые же вернулись по ней назад. Но и те, и другие остановились на той точке, на которой могут поддерживать генетическую стабильность вида. Тлото же — таких, как он, сейчас уже очень мало — случайный бросок куда-то в сторону от человеческого спектра. Когда я вижу, что неандертальские ребятишки дразнят его, я всегда их останавливаю. Но по той же причине я хочу, чтобы ты прекратил оказывать ему внимание. Оно может повредить ему так же, как камень или брошенная палка...— он осекся.— Но сейчас, наверное, эти слова тебе не нужны.

Мальчик задумался. Гистосент? Откуда-то к нему пришло другое слово, притянутое по ассоциации рифм, а затем и по значению. Он попытался поставить одно слово перед другим, чтобы понять, которое было первым. Так начался процесс определения, и он длился, пока мальчик не заснул.

В течение следующих дней он много смеялся. Выживание в лесу стало рутиной. Мальчик наблюдал за Кворлом, когда они встречали других лесных жителей. Часто встречи сопровождались добрыми словами и ощущением дружелюбия, которое позволяло расслабиться. Но если встречался кто-то со шрамами, Кворл словно застывал.

Однажды мальчик подошел к храму на каменной плите. На камне были вырезаны фигуры — странные создания, может быть, даже люди, но такие искаженные и деформированные, что их стало почти невозможно узнать. Разглядывая их, он заметил, что из храма вышел жрец и наблюдает за ним, и снова сбежал под защиту деревьев.

Потом он попытался взобраться на гору. Это было трудным делом, потому что весенние ручьи разлились, подмывая камни, и опора часто уходила у него из-под ног. Наконец он остановился под выступом, нависающим над скалами и деревьями. Мальчик влез на камень и посмотрел вниз по склону горы. Он поднялся очень высоко. Положив руку на ствол полусгнившего дерева, он стоял и искоса поглядывал в небо.

Однажды они с Кворлом ставили ловушки на краю луга, в другом конце которого стоял покосившийся фермерский дом. Людей в нем не было. В другой раз они ставили ловушки на краю джунглей, за которыми земля была серой и растрескавшейся, и на ней среди папоротников рядами стояли шаткие хижины. Многие из живущих там лесных людей имели тройные шрамы и держались большими группами. Мальчик подумал, не увидит ли он с высоты тот пустой луг или ряды тюремных хижин. Река светлой змеей бежала через всю долину к морю, небо было ослепительно голубым.

Сначала он услышал, потом почувствовал. Он хотел спуститься на более твердую почву, но не успел. Камень наклонился, сорвался с места, и мальчик упал. Неожиданно память словно огненным клинком пронзили слова: «...колени вверх, подбородок вниз, и быстро катись». Давным-давно их произнесла девушка... До следующего ровного места было, пожалуй, футов двадцать. Три ветки сломались при его падении, он ударился о землю и покатился. Что-то — камень или гнилой сук — стукнулось о то место, где он только что был. Он катился слишком быстро, не успевая ухватиться ни за какую опору на склоне. Затем он ударился обо что-то твердое, и все затянулось пеленой боли, а потом тьма поглотила его.

Много времени спустя он открыл глаза. Боль была в ноге, да и вообще болела вся левая сторона тела. Все мышцы были напряжены и никак не могли расслабиться. Он попытался ползти и чуть не оторвал ногу. Кое-как приподнявшись, он оглянулся и осознал, насколько все плохо. В этот миг он понимал, что чувствует дикий кот, попавший в ловушку, когда отгрызает себе лапу, чтобы истечь кровью — но на свободе.

Еще раз взглянув, он закрыл глаза от ужаса и бессилия. Бревно толще его тела упало поперек его левой ноги. Он стал толкать его, но только ссадил ладони о кору и в конце концов потерял сознание от усилий.

Когда он пришел в себя, боль отступила куда-то вдаль. В воздухе сгущался мрак. Наверное, он еще не проснулся. Он грезил о чем-то очень-очень приятном, о каком-то маленьком садике, где резкие и прохладные тени танцуют на самой грани его видимости, о маленьком садике позади...

Придя в себя, он снова боролся с бревном, из-под которого уже выступила кровь, и снова беспамятство закрывало ему глаза.

Тлото дотянул Кворла до середины горы, прежде чем гигант понял, в чем дело, и пустился бегом. Он нашел мальчика как раз перед заходом солнца. Тот тяжело дышал, глаза его были закрыты, кулаки сжаты. В пыли темнела засохшая кровь.

Большие смуглые руки взялись за бревно и стали сдвигать его. Мальчик вскрикнул.

Руки стали поднимать бревно. Крик перешел в вопль. Бревно, поднимаясь, содрало кусок плоти с ноги мальчика. Он снова взвыл.

Руки подняли мальчика. Они были теплые и держали крепко. Щека мальчика прижалась к жесткому мускулистому плечу, и он перестал кричать. Это лучший из возможных снов, пронеслось у него в голове — Кворл здесь. Но боль не уходила. Первые слезы показались на глазах мальчика, и он плакал, пока не уснул.

На следующее утро Кворл принес лекарство, сказав, что оно от жреца. Оно успокоило боль и помогло заживлению. Кворл сделал для мальчика костыли. Мышцы и связки были сильно помяты и порваны, но кости остались целыми.

Вечером был дождь, и они ели под навесом. Тлото не пришел, но на этот раз Кворл сам отложил кусок мяса и все время поглядывал сквозь мокрые деревья. После ужина лесной гигант рассказал мальчику, как Тлото вел его. Затем Кворл взял мясо и вышел под дождь.

Мальчик лег спать. Он подумал, что мясо было вознаграждением для Тлото. Вот только Кворл, казалось, был серьезнее, чем обычно. Последней мыслью мальчика перед сном было удивление, каким образом слепой и глухой Тлото мог найти его.

Когда он проснулся, дождь прекратился. Воздух был сырым и холодным. Кворл так и не вернулся.

Мальчик сел и вздрогнул от боли в ноге. Сквозь деревья мерцал лунный свет. Трижды раздался звук, чистый, далекий. Мальчик взял свои костыли и с усилием встал на ноги. Медленно считая до десяти, он ждал, что Кворл все-таки вернется и пойдет с ним.

В конце концов он вздохнул и осторожно тронулся в путь. Лунный свет облегчал ему дорогу, озаряя все не менее чем на сто ярдов вперед и позволяя обходить камни. Он дошел до места, откуда сквозь мокрую листву можно было увидеть каменную плиту внизу. Народ на ней уже собрался. Мальчик глянул на жреца, затем осмотрел круг людей. Одним из них был... Кворл!

Жрец снова подул в раковину, и из храма вышли пленники: впереди три мальчика, затем девушка постарше и мужчина, а за ними... Тлото! В лунном свете его тело белело, как мрамор, изуродованные ноги волочились по камню. Безглазая голова растерянно качалась вправо-влево.

Когда жрец поднял тройной нож, мальчик судорожно сжал свои костыли. Жрец шел от одного пленника к другому. Тлото съежился. Когда нож опустился; у мальчика сжалось горло, будто резали его собственную плоть. Потом голоса смолкли, пленники были развязаны, и люди потянулись обратно в лес.

Мальчик пошел навстречу, желая перехватить Кворла, так быстро, как только позволяли костыли. Множество людей поднималось по тропам от каменного храма. Когда Кворл увидел мальчика, то в смущении отвел свои желтые глаза. Наконец он сказал:

— Ты не понимаешь. Я должен был поймать его и отдать на отметку, но ты ничего не понимаешь.

Мальчик почти не видел, где они идут — он не сводил глаз с гиганта.

— Ты не понимаешь,— повторил Кворл, глядя на мальчика и успокаиваясь на время.— Это... обычай. Важный обычай. Да, я понимаю, что ему было больно. Знаю, что он боялся. Но это нужно было сделать. Тлото — один из тех, кто знает мысли других,— Кворл немного помолчал.— Я попробую объяснить, почему я должен был причинить боль твоему другу. Да, я знаю, что он твой друг. Однажды я сказал, что Тлото — гистосент. Так вот, я ошибся. Тлото — больше. Он и другие отмеченные — те, кто знает многое. Только поэтому Тлото выжил. Только поэтому он знал, где ты, когда с тобой случилась беда. Он читал у тебя в голове. У высокого народа рождается много таких, и с каждым годом все больше. И как только мы их обнаруживаем, мы отмечаем их. Многие пытаются скрыть это, и иногда на долгое время. Ты понимаешь? Когда Тлото показал мне, где ты, он уже знал, что я буду знать, и что его схватят и отметят. Понимаешь? — Он снова замолчал и поглядел на мальчика. В глазах его была боль.— Ты хочешь знать, зачем? Мы... в давние времена мы убивали их, когда находили. Теперь у нас спектр любви больше, чем у вас. Отметка напоминает им, что они хоть и другие, но все-таки то же, что и мы. Может, это и неправильно. Но это не очень больно и скоро заживет. Во всяком случае, их больше не убивают. Мы знаем, что они важны...

Ни с того ни с сего, пока они вот так шли рядом, что-то повернулось внутри Кворла. Он вспомнил: мальчика привезли в лес, поскольку герцогиня решила, что это необходимо для его безопасности.

— Я ошибся,— тихо выговорил Кворл.— Мне очень жаль. Я завтра поговорю со жрецом.

Они шли, пока заря не осветила небо за лесом. Кворл сказал:

— Я хочу показать тебе кое-что. Мы уже близко, а погода подходящая.

Через несколько минут Кворл раздвинул листву и шепнул:

— Смотри сквозь это.

Яркий свет упал им на лица. Они стояли на каменном утесе. Бледно-золотой туман, того же цвета, что мальчик однажды увидел в красках заката, тянулся через все небо. В центре горизонта пылало туманное солнце, а внизу сквозь туман проступала вода цвета пламени на медном фоне, не имеющая конца и края.

— Это озеро между этой горой и следующей,— сказал Кворл, указывая на воду.— Ты видишь, что они там делают? Нет, туман слишком густой. Но посмотри на озеро.

— Я думал...— с некоторым усилием сказал мальчик. Он слишком привык только смеяться и плакать, и отвык от обычной речи.— Я думал — это море...

Кворл улыбнулся. Рядом с ним появилась изломанная фигура Тлото. Капли с мокрой листвы стекали по его шее и спине, по засохшей крови на лице. В золотом свете утра он поворачивал пустое лицо вправо и влево и мог без страха общаться со всеми, кто его знал.

Глава 9

Клея Кошар была устроена в правительственном офисе на три дня. Блокнот с работой над обратными субтригонометрическими функциями уже три минуты как был убран в стол, когда она сделала первое открытие, которое обеспечило ей постоянное место в истории Торомонских войн как едва ли не главной их героине. Она стукнула кулаком по компьютеру, швырнула карандаш через всю комнату, воскликнула: «Что за чертовщина!» — и позвонила в военное министерство.

Тумара пришлось ждать десять минут. Затем его рыжая голова появилась в видеофоне. Он улыбнулся.

— Привет!

— Привет и тебе,— сказала она.— Только что я просмотрела те данные, которые твои люди послали нам по поводу радиационного барьера, и старые записи времен разрушения Тельфара. Тумар, я даже не собиралась вводить их в компьютер, я только посмотрела на них. Эта радиация была создана искусственно! Ее рост полностью равномерен. Во всяком случае, до второй производной. Схема нарастания такова, что там не может быть больше двух простых генераторов или одного комплексного...

— Давай помедленнее,— сказал Тумар.— Что ты имеешь в виду под этими генераторами?

— Радиационный барьер, или большая его часть, поддерживается искусственно. Там не больше двух генераторов, а может быть, для поддержки достаточно и одного.

— Но как можно поддерживать радиацию?

— Я не знаю. Однако кто-то это делает.

— Я не хочу критиковать твою гениальность, но почему этого до сих пор никто не подсчитал?

— Наверное, никто не думал о такой возможности. А если кто и подумал, то не захотел бесплатно выводить вторую производную, а то и вообще поленился взглянуть на цифры, а просто сунул их в компьютер. За двадцать минут я обсчитаю для тебя этот участок.

— Давай, а я пока узнаю, кто хотел получить это. Ты знаешь, что это первый кусок важной информации, которую мы рассчитываем получить от всей батареи логарифмических линеек, собранных здесь? Я так и думал, что это, скорее всего, придет от тебя. Буду очень благодарен, если мы сможем этим воспользоваться.

Она послала ему воздушный поцелуй и снова достала свои наброски. Через десять минут из видеофона раздался треск. Она обернулась, попыталась вызвать оператора, но не смогла. Тогда она взяла из стола карманный набор инструментов и собралась атаковать паз частотного фильтра, но тут треск усилился, и она услышала голос. Она положила отвертку и убрала инструменты обратно в стол. На экране мелькнуло лицо — и исчезло. Черные волосы, лицо вроде знакомое, но оно пропало раньше, чем она успела его разглядеть.

Наложились сигналы с другой линии, подумала она. А может быть, замыкание в механизме настройки. Она снова опустила глаза к блокноту и взялась за карандаш, но на экране опять вспыхнуло изображение, теперь уже четкое, стабильное. Она не сразу сообразила, что лицо мужчины на экране очень похоже на ее собственное.

— Привет,— сказал мужчина.— Привет, Клея.

— Кто это?

— Клея, это я, Йон.

Она неподвижно сидела, стараясь соединить две половины неизвестно чего. Точно так же принц в лесу чувствовал, что распалась какая-то связь. Но в отличие от него, Клее удалось эту связь восстановить.

— Считается, что тебя... нет в живых. То есть это я так думала. Где ты сейчас, Йон?

— Клея... мне нужно поговорить с тобой.

Пять секунд молчания.

— Йон, Йон, как ты там?

— Прекрасно. То есть на самом деле. Я больше не в тюрьме — я давно оттуда сбежал и сделал массу всяких дел. Но мне нужна твоя помощь, Клея.

— Конечно, только скажи, что я могу сделать. Чего ты от меня хочешь?

— Тебе интересно, где я и что я делаю? Я в Тельфаре и пытаюсь остановить войну.

— В Тельфаре?

— За радиационным барьером кое-что есть. Я хочу пройти через него и посмотреть, что можно сделать. Но мне нужна некоторая помощь из дома. Я наладил телефонную связь с Тороном. Здесь куча всякого оборудования, которое более или менее мое. Если бы я еще знал, как им пользоваться... Мне нужен друг, который разбирается в этом лучше меня и которому я могу доверять. Я тут влезал в пару закрытых окружных конференций, а потом и с тобой связался тем же способом. Я знаю, что ты пользуешься вниманием майора Тумара, и знаю, что он один из немногих по-настоящему дельных людей во всем этом военном бардаке. Клея, за Мертвым Городом есть нечто враждебное Торомону, но война — не ответ на это. Война вызвана беспорядком в самом Торомоне, но она не излечит ни одного из зол. Осложнения с эмигрантами, ситуация с пищей, переизбыток рабочей силы, дефляция — вот ее настоящие причины. Если остановить войну, то со всем тем, что здесь, можно будет разобраться быстро и мирно. Вы в Тороне даже не знаете, кто ваш враг, и он не позволит вам узнать, даже если бы он сам себя знал.

— А ты знаешь? — спросила Клея.

Йон помолчал.

— Кто бы он ни был, война не изгонит его.

— Но ты можешь это сделать?

Он снова сделал паузу.

— Да. Я не могу сказать тебе всего сейчас, скажу только, что его проблемы намного проще, чем ваши торомонские.

— Йон, на что похож Тельфар? Ты знаешь, что я помогу тебе, если смогу, но расскажи.

Йон глубоко вздохнул.

— Клея, он похож на открытую могилу. Он ничуть не напоминает Торон. Он был хорошо распланирован, все улицы прямые, нет никакого Адского Котла, да и не могло бы быть. Дороги вьются над землей среди высоких зданий. Сейчас я нахожусь в Звездном Дворце, который был великолепным сооружением. Он и сейчас прекрасен. Здесь были поразительные лаборатории и серебряные залы, где потолки воспроизводят звездное небо. Электроустановки продолжают работать, в большинстве домов есть освещение. Правда, водопровод в городе наполовину разрушен, но во дворце все еще работает. Наверное, в Тельфаре было очень хорошо жить. Когда во время подъема радиации отсюда эвакуировались жители, то почти ничего не разграбили.

— Радиация...— начала Клея. Йон засмеялся.

— О, это нас не беспокоит. Сейчас долго объяснять, но в самом деле не беспокоит.

— Я не это имела в виду. Я уже поняла, что раз ты жив, значит, радиация тебе не мешает. Но, Йон, это не правительственная пропаганда, а мое собственное открытие: что-то за барьером создало усиление радиации, погубившее Тельфар. Где-то поблизости от Тельфара есть какой-то непонятный генератор, вызвавший подъем радиации, и он действует до сих пор. Это еще не предано гласности, но прекратить нашу войну тебе не удастся, потому что правительство получит основание свалить разрушение Тельфара на врага. А это как раз то, что ему надо.

— Клея, я еще не кончил рассказывать о Тельфаре. Я говорил, что электричество еще работает. Так вот, если ты войдешь в какой-нибудь дом и включишь свет, ты увидишь на полу пары, которые так и лежат вместе все шестьдесят лет. На дорогах через каждые сто футов — следы аварий. На Звездном стадионе — около десяти тысяч мертвых. Не очень приятное зрелище. Я и Аркор — единственные, кто имеет какие-то соображения об истинных причинах гибели Тельфара. И мы очень надеемся, что наши соображения правильны...

— Йон, но я уже не могу отозвать назад свою информацию...

— Нет, нет, я и не прошу тебя об этом. Тем более, что я слышал твой последний разговор и в курсе, что информация уже ушла. Я хочу, чтобы ты сделала для меня две вещи. Одна прямо касается нашего отца. Я подслушал телефонное совещание между первым министром Чарджилом и несколькими членами Совета. Они собираются просить у отца крупную сумму на финансирование первого наступления в этой войне. Попытайся убедить его, что это принесет больше вреда, чем пользы. Слушай, Клея, у тебя строго логические мозги математика, так покажи ему наглядно, как все это работает! Он просто не думает, что несет куда больше ответственности, чем кто бы то ни было. Пригляди, чтобы его продукция не наводняла город: И, ради спасения Торомона, вплотную следи за его заместителями. Они готовы утопить остров в море своими перекрестными интригами. Все, что я могу сделать, Клея — это навести тебя на правильный след, но я верю, что ты уже сама пойдешь дальше. Теперь вторая просьба: надо отправить сообщение. Я не могу пробиться в систему связи королевского дворца, могу только подслушивать. Надо как-нибудь передать сообщение герцогине Петре. Скажи ей, чтобы она в ближайшие сорок восемь часов отправилась в Тельфар по транспортерной ленте. Скажи, что она обязана помочь двум ребятам, особенно девочке. Она должна сообразить, о ком идет речь!

Клея записала.

— А разве транспортерная лента работает? — спросила она.

— Когда я бежал из тюрьмы, она работала. С чего бы ей сейчас остановиться?

— Ты пользовался ею? Значит, ты был в Тороне?

— Да. И был на твоем балу.

— Значит...— она осеклась и рассмеялась.— Я так рада, Йон. Я так рада, что это и в самом деле был ты!

— Ну, сестренка, теперь расскажи о себе. Что произошло в реальном мире? Я долго был вдали от него, и здесь, в Тельфаре, чувствую себя не намного ближе. Тем более что я теперь хожу в чем мать родила. По дороге мы попали в одну мерзкую ситуацию, и мне пришлось бросить свою одежду, чтобы меня не схватили. Потом объясню подробнее. Ну, а как там ты?

— Да что тут рассказывать? Я получила степень с отличием. Выросла. Помолвлена с Тумаром, ты ведь об этом знаешь. Папа одобряет, и мы рассчитываем пожениться, как только кончится война. Я работаю над проектом определения обратных субтригонометрических функций. Вот и все самые важные события моей жизни. Считается, что я работаю на военные нужды, но до сегодняшнего дня я мало что делала.

— Прекрасно,— заметил Йон.— Все в правильной пропорции.

— А как ты? И что там с одеждой? — она хихикнула прямо в видеофон, и он ответил тем же.

— Видишь ли... Да нет, ты вряд ли поверишь, когда я буду рассказывать о столь необычных вещах. Здесь со мной Аркор, мой друг из лесного народа. Он оставил лес, чтобы пожить некоторое время в Тороне, там мы и встретились. Похоже, ему удалось набрать поразительный запас информации обо всем на свете — об электронике, языках и даже о музыке. Иногда мне кажется, что он может читать мысли. И вот мы с ним пошли через лес, мимо каторжных рудников, в Тельфар.

— Йон, на что похожи эти рудники? Меня всегда интересовало, как папа мог пользоваться тетроном, зная, что тебя погнали добывать его.

— Как-нибудь вечерком мы с тобой выпьем, и я расскажу тебе, на что похожи рудники,— пообещал Йон.— Но сейчас мне не до того. Когда будешь убеждать отца, заведи разговор обо мне и о рудниках.

— Будь спокоен. Сделаю.

— Так вот,— продолжал Йон,— мы с Аркором тайно шли через лес, а там всегда здорово темно из-за листьев. Аркор шел спокойно — он лесной житель, его никто не остановит. А мне, чтобы не быть увиденным, пришлось большую часть пути идти голым, как яйцо.

— Я не понимаю. Йон, ты часом не заговариваешься?

Йон засмеялся.

— Нет, конечно. Со мной все в порядке. Только я сейчас не могу объяснить тебе всего. Если мне посчастливится увидеться с тобой снова, я обязательно расскажу. Ох, сестренка, я так давно мечтаю быть свободным, снова увидеть тебя и отца, и... Нет, со мной все в порядке, я просто шмыгнул носом.

У нее брызнули слезы и покатились по щекам.

— Вот видишь, что ты сделал,— сказала она, и оба опять засмеялись.— Увидеть тебя снова, Йон, это так... замечательно.

— Я очень люблю тебя, сестренка. Спасибо и до скорого.

— Я передам твое послание. До свидания.

Видеофон потемнел, и она села, надеясь, что напряжение не слишком сильно. Ей надо было передать сообщение.

Глава 10

В течение следующих двух часов за много миль друг от друга умерли два человека.

— Не дури,— говорила Рэра в гостинице Адского Котла.— Я отличная сиделка. Хочешь, покажу лицензию? — добавила она свое обычное присловье.

Седовласый Джерин сидел, выпрямившись, в кресле у окна.

— Зачем я это сделал? — сказал он.— Это было неправильно. Я... я люблю свою страну.

Рэра сняла одеяло со спинки кресла и закутала дрожащие плечи старика.

— О чем ты? — спросила она. Родимое пятно на ее щеке стало лиловым от волнения.

Он скинул одеяло и показал на стол, где лежало старое объявление: «ПРИНЦ ПОХИЩЕН! КОРОЛЬ ОБЪЯВИЛ ВОЙНУ!» Плечи Джерина затряслись еще сильнее. Он встал.

— Сядь! — сказала Рэра.— Не волнуйся, сядь!

Джерин опустился в кресло и повернулся к Рэре.

— Неужели я развязал войну? Я пытался остановить ее, это все, чего я хотел. А если бы...

— Сиди спокойно. Если тебе надо говорить с кем-нибудь — говори со мной. Я могу тебе ответить. Джерин, войну начал не ты.

Джерин снова встал, покачнулся, оперся руками о стол и закашлялся.

— Пожалей ты себя! — крикнула Рэра, пытаясь снова усадить старика.— Ты же болен! Сядь и успокойся!

Снаружи послышалось слабое биение лопастей вертолета. Джерин повернулся в кресле и вдруг откинулся назад, запрокинув голову. Рэра бросилась к нему.

— Прекрати,— шептала она,— прекрати, иначе ты повредишь себе.

Наконец Джерин поднял голову.

— Война! Меня вынудили начать ее...

— Тебя никто не вынуждал, и ты не начинал ее.

— Ты уверена? — спросил он.— Нет, откуда тебе знать. И никто не знает. Никто...

— Успокойся ты, пожалуйста,— в который раз повторила Рэра, поднимая одеяло.

Джерин обмяк. Слабость прокатилась по всему его телу, начиная с рук. Опустились плечи, голова подалась вперед, живот ослаб, спина согнулась. Хрупкий мускульный мешок, рассылающий жизнь по его увядшему семидесятилетнему телу, затрепетал в слабой груди, потом тоже расслабился, а потом совсем замер. Джерин сполз на пол.

Рэра подхватила тело и, не зная, что Джерин уже умер, попыталась посадить его в кресло. В это время лопасти вертолета зажужжали очень громко. Рэра увидела, что окно закрыла металлическая тень.

— О Господи! — прошептала она.

Стекло разлетелось. Она закричала, бросилась к двери и выскочила, захлопнув ее за собой.

Гибкий металлический трап зацепился за окно, и в комнату вошли двое с энергетическими клинками. Они подняли тело и вынесли через окно. На их рукавах была эмблема королевской дворцовой охраны.

Тель бежал по улице, потому что кто-то его преследовал. Он нырнул в переулок и помчался вниз по каменистым ступенькам. Где-то над его головой шумел вертолет.

Сердце Теля билось, как море, как океан. Однажды ему довелось заглянуть в трещину между прозрачной водой и сводом обычно затопленной пещеры, и там он увидел оранжевую морскую звезду, вцепившуюся в мокрый камень. Теперь он сам попал в ловушку пещер города, и прибой страха поднимался, чтобы затопить его там. Над его головой прозвучали шаги.

Поблизости была лесенка, ведущая к люку, который мог вывести Теля в коридор многоквартирного дома. Тель запрыгнул туда и свернул к стационарной лестнице на крышу. Выбравшись, он подошел к самому краю крыши и заглянул в переулок. Двое мужчин, наверное, те самые, что гнались за ним, шли навстречу друг другу с двух концов переулка. Небо по-вечернему темнело, становилось холоднее. Вот двое встретились, и один указал на крышу.

— Проклятье! — пробормотал Тель, поспешно отступая, и вдруг прикусил язык от неожиданности: над ним завис вертолет.

На Теля упало что-то легкое. Он сразу забыл о своем пострадавшем языке и стал отбиваться, но оно оказалось сильнее. Оно сбило его с ног, а затем поднялось вместе с ним. Тут только он сообразил, что это сеть. Она тащила его вверх, к звуку бьющихся лопастей винта.

Получив приказ, он даже не имел времени проститься с Клеей. Два других математика из отдела с большим уважением отнеслись к открытию девушки и приступили к локализации генератора. Один из имеющих какое-то отношение к этому делу генералов, разработавший стратегию, которую Тумар не вполне понимал, решил, что сейчас самое время для удара. «Если сейчас же мы не дадим сражение,— заявил он,— мы проиграем, а еще точнее, прохлопаем эту войну!»

Тень от контрольной башни упала через лобовое стекло и скользнула по лицу Тумара. Он снял темные очки и вздохнул. Сражение, значит. Ну как, черт побери, они намерены сражаться? И главное, с кем? Уровень бардака и неорганизованности вначале производил на него впечатление фарса. Но после отравленной рыбы фарс перестал быть смешным.

Здания аэродрома ушли вниз и назад. Транспортерная лента сверкнула под ним, когда шесть других самолетов его звена поднялись следом. Через мгновение остров стал ущельем тьмы на гребне вечернего моря.

Темно-синий горизонт окаймляли облака. Высоко стояли три звезды — те самые, на которые он, бывало, смотрел мальчишкой, когда кончалась работа от зари до зари. Между голодом и голодом, между работой и работой он улучал минутку, чтобы взглянуть на звезды и загадать желание...

Контроль был установлен. Теперь до самого приземления на грани известного мира оставалось только ожидание.

На конце металлической ленты был прозрачный хрустальный шар пятнадцати футов в диаметре. Он парил над приемной платформой. Десять маленьких тетроновых приборов стояли вдоль стен. У окна располагалась панель с сорока девятью ярко-красными кнопками в положении «выключено». Двое стояли на узком железном мостике над приемной платформой: черноволосый молодой человек и смуглый гигант с тремя шрамами на левой щеке.

В другой комнате на зеленом бархате сидели высохшие тела.

В солярии на верхнем этаже Главного медуправления наступил вечер. Пациенты готовились к тому, что их оторвут от их шезлонгов и карточных столов под стеклянной крышей и вернут обратно в палаты. Вдруг одна женщина взвизгнула. Затем послышался звук бьющегося стекла. Тогда завизжали и другие пациенты.

Альтер услышала рев вертолета. Люди бросились бежать мимо нее. Она тронула гипс, в который были закованы ее левое плечо и рука. Внезапно толпа пациентов в больничных халатах раздалась, и Альтер увидела.

Стеклянный купол был разбит с краю, и от вертолета к солярию тянулся гибкий металлический трап. По нему спускались люди с эмблемой королевской охраны. Альтер стиснула зубы и пошла следом за медсестрой. Ее рука была в гипсе, и с этим нельзя было ничего поделать. Люди с эмблемами, подняв энергетические клинки, уже шли среди опрокинутых карточных столов.

О Господи, они идут прямо к ней!

В тот миг, когда охранники заметили ее, она поняла, что единственная возможность убежать — это сразу броситься через огромное пространство солярия к лестнице. Она наклонила голову, пробиваясь сквозь толпу больных, и понеслась, удивляясь, почему она так сглупила и не убежала раньше. Охранники метнулись за ней, и она снова услышала крики и визг.

Она упала на твердый металлический пол и почувствовала боль под гипсовой повязкой. Охранник хотел поднять ее, и она ударила его по лицу здоровой рукой, а затем ребром ладони по шее. Он пошатнулся, и она сама поскользнулась. Затем кто-то схватил ее за волосы и оттянул ее голову назад. Она закрыла глаза, затем снова открыла и увидела, как ночь надвигается на нее сквозь купол солярия. Мимо нее прошел разбитый край стекла, стало холоднее, и вертолет ревел теперь прямо над ней.

— По курсу?

— По курсу ничего путного,— ответил Тумар в микрофон. Внизу скользила земля. Луна дарила тьме множество разных оттенков.

— Что вы об этом думаете, майор? — спросил голос из переговорного устройства.

— Ничего не думаю. Просто жду. Даже забавно, но основное, что приходится делать в армии — это ждать. Сначала ты ждешь, когда можно будет выйти и сражаться, а как только выйдешь, начинаешь ждать, когда можно будет выполнить команду «кругом марш!»

— Хотел бы я знать, как это будет выглядеть.

— Несколько бомб на генератор, затем активное сражение, и все безмерно счастливы.

Из переговорного устройства донесся смех.

— А если они отразят нашу «активность»?

— Если они покалечат наши самолеты, как делали раньше, мы вернемся на остров.

— Майор, я оставил в ангаре чашку горячего кофе... Хотел бы я, чтобы было светло, и мы хотя бы видели, что будем делать.

— Кончай скулить.

— Эй, майор!

— Ну что еще?

— Я изобрел новую игру в кости.

— С тебя станется.

— Возьмите пятнадцать монет по сотой части деньги и расположите их квадратом 4x4 с одним недостающим углом. Затем берете шестнадцатую монету и бросаете ее под углом в 45 градусов к диагонали в пустой угол. Как бы вы это ни сделали, если все монеты в квадрате соприкасаются, две монеты из семи в дальнем конце вылетят. Каждая монета имеет номер, и два номера вылетевших — то же самое, что две цифры, которые выпадают на костях. Это лучше, чем обычные кости, потому что в некоторых комбинациях шансы повышаются. Конечно, имеет значение и ловкость. Парни назвали эту игру «слумат», от слов «случайные числа» и «матрица».

— Как-нибудь я сыграю с тобой в эту игру,— сказал Тумар.— А знаешь, если взять в качестве биты меньшую по размеру монету, скажем, в десятую часть деньги, то шансы, что она выбьет обе угловые монеты, повысятся.

— В самом деле?

— Верно. Моя подруга — математик, и она как-то рассказывала мне о теории вероятности. Смею думать, что она заинтересовалась бы этой игрой.

— Знаете, что, майор?

— Ну?

— Я думаю, вы самый лучший офицер в этой проклятой армии...

Вот такие разговоры велись перед первым сражением этой войны.

А в лаборатории Звездного Дворца в Тельфаре Йон Кошар вел такой разговор:

— Черт побери все! Пойдем, Аркор. Нам лучше пойти. Если герцогиня с Джерином не появятся здесь в ближайшее время, то... об этом лучше не думать,— он написал записку, пристроил ее перед одним видеофоном, а на другом набрал номер станции на приемной платформе транспортерной ленты.— Вот это инструкция ей — следовать за нами, как только она здесь появится. И ей лучше бы не пренебрегать этой инструкцией.

На улице ждали два механических экипажа, настроенные на движение в одном и том же направлении. Йон и Аркор сели в один из них, нажали кнопку, и экипаж помчался по надземной дороге. Белый ртутный свет заливал полосу, пока машина кружилась по мертвому городу.

Дорога опустилась, дома с обеих сторон стали ниже. Горизонт полыхал. Желтые облака клонились к позднему вечеру. Над головой послышался звук летящих самолетов. Когда машина пересекла границу последнего предместья Тельфара, внезапно от горизонта стрелой протянулась белая полоса.

— Ого,— сказал Йон.— Вот этого-то я и боялся.

Что-то загорелось в воздухе, дико завертелось и стало кругами спускаться вниз, разбрасывая вокруг себя пламя.

— Майор! Майор! Что случилось с Д-42?

— Что-то взяло его и тянет вверх. И всех тянет!

— Мы не можем обнаружить это. Откуда оно?

— ...Да, всех. Ломайте строй. Ломайте, я сказал!

— Майор, я собираюсь бросить бомбу. Может, при ее свете мы увидим, откуда это идет. Я помню, вы говорили — «нас покалечат»...

— Выкинь из головы, что я говорил. Бросай.

— Майор Тумар, говорит В-6. Мы...— неразборчивый шум. Еще кто-то медленно шипел в микрофон.

— Ломайте строй! Черт вас всех дери — ломайте строй!

Над самолетом полыхал огонь, и Йон с Аркором попятились от перил, ограждающих дорогу. От горизонта протянулась еще одна полоса. Через секунду долетел звук взрыва, и словно какая-то ужасная пасть изрыгнула всплеск огня.

Другой звук позади заставил их обернуться. К ним подъезжала машина. Освещенные дороги Тельфара вились вокруг городских башен, как нитки жемчуга на шее скелета.

Еще один воющий снаряд показался в небе, и через секунду самолет понесся вниз. Пламя вырывалось из его двигателей. Он пролетел так низко над их головами, что они даже присели, и исчез среди башен. Взрыв... Пламя перекинулось на одно из зданий.

— Очень надеюсь, что это не рядом со Звездным Дворцом,— произнес голос возле Йона,— а то нам понадобится чересчур много времени для возвращения.

Из машины вышла герцогиня. Алый отсвет огня на миг тронул ее волосы и тут же умер.

— Нет, это не рядом,— сказал Йон.— Рад вас видеть.

Вслед за герцогиней из машины вышли Тель и Альтер. Девушка была в больничной одежде и с загипсованной рукой.

— Прекрасно,— сказал Йон.— Значит, вы привезли и ребят.

— Это было лучше, чем оставлять их в Тороне. Йон, Джерин умер. Я спрашивала, что делать, но ответа не получила. Так что мы на всякий случай приволокли его тело.

— И что нам теперь делать?

Аркор у перил засмеялся.

— Ничего смешного не нахожу,— сказал Йон.

Герцогиня посмотрела наверх, где разорвался еще один снаряд.

— Я надеялась, что этого не случится. Это означает настоящую войну, Йон, ее уже не остановить.

Еще один самолет упал, на этот раз совсем близко, и они бросились за машины.

— Ну и ну,— вздохнула Альтер.

— Пошли,— неожиданно скомандовал Аркор.

— Куда? — спросил Йон.

— Идите за мной,— повторил Аркор.— Все вместе.

— А как с Джерином?

— Оставьте его здесь. Его тело ничем не может нам помочь.

— Значит, ты знаешь, что делаешь? — уточнил Йон.

— Лучше, чем когда-либо знал Джерин,— ответил гигант.— Пойдемте.

Они сошли на обочину, подлезли под ограждение и пошли по каменистому пустырю.

— Куда мы идем? — шепотом спросил Тель.

— Хороший вопрос,— отозвался Йон, оглядываясь через плечо.

Самолет накренился, и те семь секунд, пока стрелки плясали, Тумар не знал, куда он летит — на восток или на запад, вверх или вниз. Когда стрелки замерли, он понял, что первых трех самолетов его звена уже нет. Внезапно в полутьме кабины вспыхнул зеленый детекторный свет. Генератор! Радиационный генератор! Он был прямо под ним. Затем Тумара ослепила белая вспышка за лобовым стеклом. О Бог ты мой!

Он почувствовал толчок, и воздух сзади вдруг обжег холодом. Все вокруг заполнил адский грохот, но при этом стрелка спокойно покачивалась. Он падал! Земля встала дыбом перед обзорным стеклом. На ней стоял маленький блокгауз с тремя крутящимися антеннами на крыше. Наверняка это он и есть! Именно он!

Руки и пальцы Тумара действовали сами собой, без участия головы, потому что он вдруг толкнул рукоятку вперед, и самолет его, заходивший слева от блокгауза, повернулся. Тумар посмотрел вперед, прямо вниз. И стал приближаться.

Конечно, действовали только его руки, потому что голова думала о том времени, когда девушка с жемчугом в черных волосах спросила его, чего он желал, и он ответил: «Ничего». А сейчас он осознал, что ошибся, потому что вдруг сильно пожалел... В этот миг блокгауз подскочил и ударил его... Ничего.

Тель и герцогиня закричали. Остальные только быстро отшатнулись назад.

— Он внутри,— сказал Аркор.— Вот он, ваш Лорд Пламени.

Ландшафт пылал светом вторгшегося в него исполинского факела. Они увидели блокгауз с его крутящимися антеннами на крыше. Перед тем, как самолет упал, сбоку блокгауза открылось отверстие во тьму, откуда выскочили и побежали по камням три фигуры.

— Средний,— сказал Аркор.— Смотрите на него, запоминайте его, сосредоточьтесь на нем...

— Что ты...— начал Тель.

— Ты пойдешь со мной, мальчик,— сказал Аркор, но не двинулся. Две фигуры упали, но средняя продолжала бежать к Ар-кору и его спутникам. Факел взметнулся, и внезапно навстречу им по неровной земле понеслась тень...

Глава 11

Зелень надкрылий жука... красный цвет полированного карбункула... паутина серебряного огня, и сквозь плывущий синий туман Йон метнулся через небо.

Чернота, страшная и холодная. Рваный горизонт футах в десяти. Йон вытянул железные когти и со званием дела (совсем не неуклюже!) пополз через трещину, правда, очень-очень медленно. Небо было покрыто острыми звездами, но солнце в своей светящейся оболочке было едва различимо. Как скользящий пузырь, Йон осторожно пристроился на краю камня, который кружился когда-то между Марсом и Юпитером. Теперь он потянулся своим мозгом, чтобы коснуться второго создания на другом камне.

«Петра, где он?»

«Его орбита должна пройти между нами через полторы минуты».

«Отлично».

«Йон, кто этот третий? Я так и не поняла».

Еще один мозг коснулся их. «Ты еще не поняла? Я третий, и всегда им был. Я тот, кто подталкивал Джерина к созданию плана похищения. Йон, почему ты решил, что он в контакте с тройственным существом?»

«Не знаю,— сказал Йон.— Какое-то недоразумение».

Затем послышался смех подростка. Тель подал голос:

«Эй, друзья, мы с Аркором».

«Тихо,— произнесла Альтер.— Недоразумение произошло по моей вине, Йон. Я сказала тебе, что Джерин разговаривает сам с собой, вот ты и подумал, что это он».

« Готовьтесь,— сказала Петра.— Он идет сюда».

Йон увидел, вернее, почувствовал, что к ним приближается другой астероид, кружащийся во тьме. И он был обитаем. Да! Лорд Пламени! Все трое бросили свои мысли через пространство. Вот...

Ревущий пар кружился над ним. Он поднял свои глаза на стебельках еще на двадцать футов и посмотрел на вершину водопада в каких-нибудь четырех милях наверху. Затем опустил сифон на край каменного бассейна и напился. Далеко в берилловом небе три солнца носились друг за другом и давали немного тепла этой, самой далекой из их шести планет.

Йон опустил свои скользуны, чтобы отползти от метанового водопада и подняться по почти вертикальному склону горы.

Кто-то двигался ему навстречу и приветливо махал блестящими красными глазами на стебельках. «Привет новому колонисту»,— просигналили глаза-стебельки.

Йон отсигналил в ответ, но вдруг осознал (кажется, задней частью скользунов), что это Лорд Пламени! Йон прыгнул вперед и нанес двойной удар кожистой плотью по своему противнику. Затем снова пополз вверх.

Внезапно его глаза на стебельках заметили крупную фигуру. Это, вероятно, Аркор идет вниз с Телем и Альтер. Да, точно: фигура вдруг сделала летящий прыжок между двумя скалами, что было возможно только под ментальным надзором девушки-акробатки. Чуть позже он увидел Петру, которая подошла к другому берегу метановой реки. Пользуясь своими скользунами как веслами, она быстро перебралась через пенный поток.

Думать о нем, сосредоточиться... Вот...

Воздух был чистым, в пустыне царила тишина, и он лежал в теплом песке под светом луны. Он наращивал, добавлял грани; он дал свету проникнуть в свое прозрачное тело, уменьшив поляризацию скрещенных частот. Свет был прекрасен, даже слишком прекрасен — опасен! Йон начал пульсировать, краснеть. Его основание горело белым жаром, уже второй слой песка под ним расплавился, потек и стал частью его кристаллического тела.

Он поднял поляризацию; тело затуманилось и стало остывать. Музыка пела в нем, и его громадная верхняя грань отражала звезды.

Он еще раз понизил поляризацию, и свет все дальше и дальше стал проникать в его существо. Его температура поднималась. Его прозрачность залили вибрации. Музыка заставила танцевать три пылинки, которые поселились на его коаксиальном лице семьсот тридцать лет назад. Он чувствовал их отражение глубоко в своем призматическом центре.

Затем это пришло. Он пытался остановить это, но индекс поляризации вдруг полностью сломался. Из-за одного ужасного мига экстаза свет луны и звезд полностью прошел через него. Струна за струной лопались в ночной пустыне. Вибрация шла по его осям, потрясая его субстанцию, дергая и колотя его. На секунду он стал полностью прозрачным, а в следующую раскалился добела. До того как расплавиться, он услышал начинающийся треск.

Треск прошел по всей длине сорокадвухмильного перегревшегося тела. Теперь он состоял из двух частей! Двенадцать кусков отпали, снова лопнула струна, и ее стон заживо разрезал его. В нем было почти тридцать шесть тысяч отдельных кристаллов, каждый из которых должен был расти снова, тридцать шесть тысяч мозгов. Теперь их больше не было.

«Йон»,— пропел голос из силикатного крошева.

«Я здесь, Петра»,-— прогудел он. Нота была отличная, на четверть тона ниже ля бемоль. Отличная! Отнюдь не неумелая.

«Где Аркор?»

Слева прозвучала тройная нота ми бемоль минор. Аркор, Тель, Альтер.

«Мы здесь».

Как только они вошли в контакт — до того, как музыка смолкнет и их мысли снова разделятся, станут индивидуальными, до того, как они потеряют сознание друг друга и сотен других кристаллов, что лежат в пустыне под чистой бесконечной ночью — именно тогда между ними вторгся диссонанс, скрипучий, неприятный.

«Вот»,— пела Петра.

«Вот»,— гудел Йон.

«Вот»,— рокотала триада ми бемоль минор. Лорд Пламени. Они сосредоточились, настроили свои мысли против диссонанса...

Йон перекатился на спину, сдернул шелк со своих белых плеч и потянулся. Сквозь синие колонны виднелось желтое вечернее небо. Из-под балкона доносилась легкая, быстрая музыка. Рядом прозвучал голос:

— Ваше Величество! Вам нельзя отдыхать сейчас. Все ждут, когда вы спуститесь. Тлтлтрит будет в ярости, если вы опоздаете.

— А мне наплевать,— ответил Йон.— Где мое платье?

Служанка быстро вышла и вернулась с прозрачным мерцающим платьем, в которое были вплетены нити королевского черного цвета. Оно легло складками на плечи Йона, задрапировало грудь и бедра.

— Зеркало,— приказал Йон.

Горничная подала зеркало, и Йон взглянул. Из зеркала глянули длинные, раскосые, широко расставленные глаза на белоснежном лице с высокими скулами. Под прозрачной тканью выступали полные груди, тонкая талия переходила в пышные, соблазнительные бедра. Йон чуть не присвистнул, глядя на свое отражение.

Горничная надела на его ноги крошечные пластиковые сандалии, и Йон направился к лестнице. Толпа внизу одобрительно зашепталась, когда он начал спускаться. На одной колонне висела клетка с трехголовой птицей, чье пение заглушало оркестр. А это было не так уж легко сделать, потому что оркестр состоял из четырнадцати медных инструментов (четырнадцать — королевское число).

Йон остановился на ступенях.

— Не беспокойтесь,— сказала служанка.— Я позади вас.

Йон вдруг почувствовал ужас.

«Это вы, Петра?» — мысленно спросил он.

«Я вам уже сказала, я прямо за вами».

«Как я попал в это тело?»

«Не знаю, дорогой, но выглядите вы потрясающе».

«Спасибо,— отозвался он, проецируя ментальную усмешку.— Где Аркор и остальные?

Музыка смолкла. Осталось только пение трехголовой птицы.

«Вот они».

Духовые инструменты снова взревели, и народ у входа в зал расступился в обе стороны. В дверях стоял Тлтлтрит. Он был высок и смугл, в его плаще было много больше черных нитей, чем в платье Йона. Он шагнул вперед с обнаженным мечом.

— Ваше правление окончено, дочь Солнца,— объявил он.— Настало время нового цикла.

— Прекрасно,— сказал Йон.

Тлтлтрит пошел вперед. Народ, толпившийся в зале, в ужасе всплеснул руками и отступил подальше. Йон выпрямился.

Пока Тлтлтрит шел, плечи его сужались. Он откинул капюшон, и по плечам рассыпалась масса черных волос. С каждым шагом бедра его расширялись, талия становилась тоньше. Под черной туникой вполне определенно округлились грудные железы. Подойдя к лестнице, Тлтлтрит поднял (подняла?) меч.

«Думай о нем»,— пришла мысль Аркора из птичьей клетки.

«Думай о нем»,— мысль Петры.

Йон увидел мелькнувшее лезвие и почувствовал, как оно входит в его живот.

«О ней»,— поправил он.

«О ней»,— согласились остальные.

Падая на ступени, умирающий Йон спросил: «Где это, черт побери?»

«Мы обитаем в очень развитом мире лишайников,— объяснил Аркор с тем спокойствием, с каким только телепат может смотреть на некоторые двусмысленные ситуации.— Каждый индивидуум начинается с мужчины и постепенно превращается в женщину в желаемое время».

«Лишайники?» — удивился Йон, ударился головой о нижнюю ступеньку и умер.

Вот...

Волна снова с грохотом набежала на берег. Йон отшатнулся назад, когда она запенилась на песке. Небо было сине-черным. Он поднес к губам пальцы — семь длинных зубцов, соединенных перепонками — и завыл в ночь. Он поднял прозрачные веки с громадных светящихся глаз, чтобы посмотреть, нет ли хоть слабого следа судна. В глаза летели брызги, и он хлопал поочередно всеми тремя веками. Он снова завыл, и вторая волна выросла перед ним.

Он открыл два непрозрачных века, и ему показалось, что он видит вдали пятиугольный парус, голубой, мокрый и полный ветром. Йон снова поднял прозрачные веки и увидел, как ему показалось, фигуры на волокнистом гамаке судна. На голубом парусе белел круг Мастера Рыбака. Мастер Рыбак — его родитель, и он идет за ним, Йоном.

Налетела новая большая волна, и он согнулся в пене, глубоко зарыв ноги в галечный берег.

Судно царапнуло по отмели, все выскочили. У одного из прибывших на шее была цепь с печатью Мастера Рыбака, другой нес семизубец, еще двое были просто рабочими руками и носили отличительные черные пояса из раковин келпода.

— Мой отпрыск,— сказал тот, что с печатью,— мои плавники болели за тебя. Я думал, что нам никогда уже не плавать вместе.

Он наклонился и поднял Йона на руки. Йон прижался к родительской груди.

— Я испугался,— сказал он.

— Я тоже,— засмеялся родитель.— Зачем ты заплыл так далеко?

— Я хотел увидеть остров. Но пока я плыл, я увидел...

— Что?

Йон опустил веки. Родитель снова засмеялся.

— Ты спишь. Пошли.

Йон чувствовал, что его несут волны. Теперь брызги казались теплыми. Страха уже не было, он распустил жаберные щели, позволяя воде течь сквозь них. Все поднялись на судно.

Ветер надул парус. Длинные облака кружились вокруг лун-близнецов, как зубья рыболовных вил, которыми рыбаки салютовали священным утренним звездам, возвращаясь с лова. Он качался на воде. Родитель привязал его за судном, и он так и плыл на конце веревки. Вода окатывала его плечи, скользила под вялым спинным плавником. Ему приснилось существо, которым он был, когда рос под водой, пока не пришел его срок подняться наверх. Он вдруг застонал и потряс головой.

Он услышал, как другие на судне шлепают перепончатыми ногами по мокрому настилу. Он открыл глаза и взглянул вверх. Двое гребцов, держась за распоры, указывали на воду. Его родитель подошел к ним с гарпуном, к ним присоединился Второй Рыбак.

Йон вылез из воды на настил. («Он идет сюда»,— сказал Аркор.) Родитель обнял его одной рукой и притянул к себе, а другой коснулся печати власти, словно она давала ему какую-то защиту.

— Вот оно! — закричал Йон.— Это я и видел! Поэтому я и боялся плыть обратно! («Он уже здесь»,— ответил Йон).

Под поверхностью воды мерцал фосфоресцирующий диск. Второй Рыбак поднял гарпун.

— Что это? — спросил он. («Каков он на этот раз?» — спросила Петра.)

Неопределенное, сверкающее, размером почти с их судно, нечто плыло в трех гребках от них под поверхностью воды.

(«Я хочу посмотреть»,— сказала Петра.) Второй Рыбак вдруг нырнул и исчез. Йон и его родитель, держась за каркас судна, ушли под воду, где можно было лучше видеть.

Прозрачные веки снова опустились на глаза. Сквозь воду Йон разглядел Второго Рыбака, подплывающего к огромной светящейся полусфере, которая покачивалась вдали. Второй Рыбак остановился, сделал двойной поворот и очутился рядом с полусферой.

— Не могу понять, что это такое,— просигналил он. («Это огромная медуза»,—пояснила Петра.) Второй Рыбак вытянул семизубец и вонзил его в оболочку твари. Семь зубцов легко проткнули ее и вышли наружу.

Медуза двинулась, и весьма быстро. Щупальца, свисающие с нижней части мешка, переплелись вверху, как нити. Тело раздулось и всплыло боком. Два щупальца бились вокруг Второго Рыбака, пока он пытался отплыть назад. («Ой,— сказала Петра,— эти штуки опасны!»).

Родитель Йона выкрикивал команды гребцам. Судно повернулось к твари, которая уже всплыла на поверхность.

(«Давайте покончим с этой дрянью навсегда. Сосредоточьтесь,— сказал Аркор.— Вот...»

Из-под воды они чувствовали, как Петра тянет свой мозг к пульсирующей массе. Вот... Когда щупальца обхватили ее, в то время как она снова и снова втыкала копье в сочащуюся оболочку, она почувствовала, что мозг Йона присоединился к ним. Вот...)

Судно протаранило медузу. Оболочка разорвалась, что-то жирное и вонючее ударило вверх фонтаном. Тварь почти перевернулась, щупальца бились над водой. Одно из них схватило Второго Рыбака. На их зеленые лица упал молочный отсвет.

Вдруг тварь отцепилась от судна и ушла под воду. Голова Второго Рыбака закачалась на воде, тряся зеленым гребнем, венчающим череп, и смеясь.

3-6,3-6. (Частота колебаний Йона, плывущего сквозь облака сверхраскаленного газа, была от трех до шести.) 3-6, 3-6.

7-10! (Кто-то идет.) 7-10, 7-10. (Все ближе и ближе.) 10-16! Затем: 3-6, 7-10, 3-6, 7-10. (В этот момент они прошли друг сквозь друга.

«Привет,— сказала Петра.— Имеете какое-нибудь представление, где мы?»

Температура была где-то три четверти миллиона градусов. Представление?)

9-27, 9-27, 9-27. (Еще кто-то приблизился и прошел сквозь Йона и Петру.) 12-35, 10-37, а потом опять 3-6, 7-10, 9-27, 9-27, 9-27. («Мы на полпути между поверхностью и центром звезды вроде нашего Солнца,— сказал Аркор.— Обратите внимание, что происходит с элементами вокруг нас».) 9-27, 9-27, 9-27.

7-10,7-10, 7-10. («Они превращаются один в другой»,— сказала Петра.) 7—10, 7-10, 7-10.

3-6, 3-6, 3-6. («При такой температуре мы тоже превратились бы, если бы состояли из атомов»,— отозвался Йон.) 3-6, 3-6, 3-6.

9-27, 9-27, 9-27. («Интересно, где Лорд Пламени?» — спросил Аркор.)

π-е, π-2е, 2π-4е, 4π-8е, 8π-16е, 16π-32е

(«Скажите...— начал Йон.—Эй! Надо что-то делать с этим вторгшимся колебанием. Оно не только совершенно трансцендентальное, оно нарастает так быстро, что через некоторое время разнесет эту звезду ко всем чертям!») 3-6, 3-6, 3-6.

(«И она станет Новой звездой»,— добавила Петра.) 7-10, 7-10, 7-10.

(На следующем колебании Аркор с наложением коэффициентов прошел сквозь вторгшегося к ним чужака.) 36²π-64е. (Аркор отстранился, пока не вогнал систему резонансов в новую крайность. Волновой цикл схлопнулся, замкнувшись в кольцо.) 642π-32е. (Чужой попытался выправиться, но не смог, потому что Йон завертелся в его нижней частоте, сбивая настройку.) 642π-16/9е. (Тогда Аркор прыгнул на чужого, пока тот не пришел в себя и не атаковал.) 642π-4/Зе, 642π-4/3е, 642π-4/3е. (Чужой задрожал, его очертания утратили строгую геометрию.

«Наблюдайте за мной,— приказала Петра.— И в случае чего...» Она дала чужому нечто вроде толчка, а когда тот завращался, пытаясь схватить ее, она отступила, и чужого понесло куда-то вбок.) 4/Зπ-642е, 4/Зπ-642е, 4/Зπ-642е.

«Смею думать, никто еще не делал подобного,— заметила Петра.— Видите, он сжимается. Бедненький»,— неожиданно добавила она.)

4/Зπ-640е, 4/Зπ-622, 4/Зπ-560, 4/Зπ-499.

(Каким-то образом коэффициент е упал до 125. Йон обрушился на него яростным водопадом анти-тета-мезонов и с легкостью извлек кубический корень — так быстро, что частота чужого упала на три порядка, прежде чем тот успел хотя бы осознать, что происходит.)

4/Зπ-5³е, 4/Зπ-5³е, 4/Зπ-5²е. (При высокой гравитации — в два или три миллиона раз больше, чем на Земле, как и положено внутри звезды — в этом искривленном пространстве имелась крошечная разница между 5 в кубе и 125, хотя это и было одно и то же число. Приблизительно как между нотами ми-диез и фа, которые технически вроде бы одно и тоже, но тонкий слух скрипача никогда не перепутает одну с другой. Как только корень стал не вполне точным, вариации длины волнового колебания утратили остатки равновесия.) 4/Зπ-5е, 4/Зπ-5е, 4/Зπ-5е...

(«Прекрасно, теперь давайте все сосредоточимся...»)

В один миг вторгшееся колебание повернулось, нырнуло, попыталось удрать, но не сумело. Тогда оно сжалось в маленький шарик размерами 4/Зπе³ и исчезло.

(Вот...)

Йон Кошар тряхнул головой, качнулся вперед и упал на колени в белый песок. Он поднял глаза: перед ним были две тени. Затем он увидел город.

Это был Тельфар, стоящий в пустыне под двойным солнцем.

Он встал и зацепился за что-то уголком глаза. Повернувшись, в двадцати шагах от себя он увидел женщину с падающими на плечи рыжими волосами. Он не заметил, как та приблизилась. На ней была прямая юбка, в руках блокнот.

— Петра? — спросил он, нахмурившись. Да, это была Петра, но Петра преображенная.

— Йон,— отозвалась она,— что с вами случилось?

Он оглядел себя. Он был в грязной тюремной униформе. В своей тюремной одежде!

— Аркор,— неожиданно сказала Петра. Голос ее стал более высоким и менее уверенным.

Они оглянулись. Аркор стоял босиком на белых холмиках песка. Из тройного шрама на его щеке сочилась кровь.

Они подошли к нему.

— Что происходит? — спросил Йон.

Аркор пожал плечами.

— А где ребята? — спросила Петра.

— Все еще здесь,— усмехнулся Аркор и показал на свою голову. Затем его пальцы коснулись шрама. Отняв их, он увидел кровь, нахмурился и бросил взгляд на город. Солнечный свет играл на башнях и скользил, как жидкость, по петляющим дорогам.

— Послушайте,— обратился Йон к Петре — теперь он понял, что это она, помолодевшая на пятнадцать лет.— Что это за блокнот?

Она удивленно посмотрела на то, что было зажато в ее пальцах, затем окинула взглядом свое одеяние. Внезапно она засмеялась и принялась листать блокнот.

— В этой тетрадке — окончание моей статьи об архитектуре убежищ лесного народа. И я одета именно так, как в тот день, когда закончила статью.

— А ты? — обратился Йон к Аркору.

Аркор поглядел на запачканные кровью пальцы.

— Моя... отметина кровоточит, как в ту ночь, когда ее сделал жрец,— он сделал паузу.— Именно в ту ночь я по-настоящему стал собой. Я осознал, что представляет из себя наш мир, осознал его беспорядок, глупость, страх. В ту ночь я решил покинуть лес,— он взглянул на Йона.— Ты носил эту униформу, когда бежал из тюрьмы.

— Да,— ответил Йон.— Я думаю, что тоже стал самим собой, когда носил ее. Это было время, когда я не мог думать ни о чем, кроме свободы. Я хотел обрести ее любым путем. Однако почувствовал, что меня увлекли в сторону. Хотел бы я знать, все ли я еще в стороне.

Петра покосилась на город.

— Когда я закончила это эссе, я тоже по-настоящему стала собой. Я полностью прошла всю серию открытий себя, общества и своих ощущений от общества. Я поняла, что в существовании аристократии имеет смысл, а что нет. Наверное, потому я и здесь,— она еще раз взглянула на город.— Лорд Пламени — он там.

— Да,— сказал Йон.

Они пошли через песок и дошли до озера быстрее, чем предполагали. Одна из двойных теней, двумя чернильными штрихами лежавших на странице пустыни, была чуть светлее другой.

— Но каким образом мы попали в наши собственные тела? — спросила герцогиня, когда они вступили в тень первого здания.— Ведь мы жили в формах...

Послышался какой-то звук, тень шевельнулась. Йон поднял глаза к транспортерной ленте над ними и вскрикнул.

Пока металл рвался, они отпрыгнули назад, а через секунду кусок ограждающей стены ударился о песок, где они только что стояли. Ветерок от падения коснулся их.

— Вы чертовски правы, он здесь,— сказал Йон.— Идем.

Петра стряхнула белые песчинки, налипшие на обложку блокнота, и они снова двинулись в путь. Под песком пустыни уже ощущалась дорога, она поднималась к Тельфару. Башни впереди казались темными полосами на ослепительно голубом небе.

— Знаешь, Петра задала неплохой вопрос,— сказал через несколько минут Аркор.

— Угу,— ответил Йон.— Я тоже думаю об этом. Похоже, мы были в наших собственных телах, только различных. Ведь и наши собственные тела не были одинаковы в различные важные моменты нашей жизни. А может быть, мы каким-то образом попали на планету в далеком углу вселенной. И там три существа, почти идентичные нам, но в иных телах, делали по какой-то причине, которую мы никогда не узнаем, почти то же самое, что мы делаем сейчас.

— Может быть,— сказал Аркор.— Возможных миров — мириады, и вполне может случиться, что какие-то из них схожи между собой.

— Даже разговор об этом схож? — спросила Петра и ответила сама: — Да, я думаю, это возможно. Но говорить о причинах, которых мы не понимаем...— она осеклась.— Нет, так не должно быть. У меня от этого мурашки по коже.

Послышался новый звук, от которого они застыли на месте — глухой удар падения, которого они не видели. Чуть дальше, когда дорога поднялась над землей и первая башня поравнялась с ними, они снова услышали треск. Дорога под ними качнулась.

— Осторожно! — крикнул Аркор — и дорога обрушилась. Они стали выкарабкиваться из-под обломков бетона, которые усеяли все вокруг. Между двумя обломками дороги спокойно сиял ярко-голубой небосвод.

— Нога застряла! — крикнула Петра.

Аркор стал поднимать бетонную плиту, зажавшую ее.

— Минутку! — воскликнул Йон, схватил кусок металлической арматуры, все еще качавшийся среди камней, и просунул его между плитой и основанием, на котором она лежала. Они вдвоем приподняли бетонную плиту.

— Теперь вытаскивайте ногу!

Петра откатилась в сторону.

— Кость не сломана? — спросил Йон.— Однажды мой друг спас меня от несчастья таким же образом...— он снова уронил плиту и подумал: «Я знал, что надо делать. Я не неловкий и не неуклюжий! Я знал...»

Петра потерла лодыжку.

— Нет. Ногу заклинило в трещине, а плита упала выше,— она встала и подняла блокнот.— Ой, больно!

Аркор взял ее под руку.

— Идти можете?

— С трудом,— Петра стиснула зубы и шагнула.

— Альтер говорит, что надо встать на здоровую ногу, а больной описывать круги, чтобы восстановить кровообращение,— передал Аркор.

Петра покрутила ногой и снова шагнула.

— Чуточку легче. Я испугалась. Это и в самом деле больно. Может, это тело только похоже на мое, но болит оно, как и вправду мое,— она вдруг оглянулась на город.— О, дьявол, он там. Идем, идем же.

Они снова пошли вперед, теперь уже под дорогой. Узкие мостики, пустые и посеревшие, скользили мимо. Они пересекли торговый сектор, где из рам магазинных витрин торчали, как зубы, осколки стекол. Наверху две дороги меняли направление и перекрещивались, образуя черную вытянутую свастику на фоне белых облаков. А затем они внезапно рухнули.

Тишина. Люди остановились. И снова треск, оглушительный и долгий. Запах пыли накрыл их с головой.

— Он там,— сказал Аркор.

— Да,— ответил Йон.

Затем город взорвался. Для Йона настал миг настоящей агонии, когда мостовая под его ногами разлетелась, и осколки бетона ударили ему в лицо. Он сам не замечал, что кричит и плачет, не желая верить в возможность гибели, совсем как когда-то маленький принц на палубе корабля. Вот...

Петра успела увидеть, как раскололся фасад здания рядом с ними. Порыв ветра вырвал из ее рук блокнот, и она тут же выплеснула свои мысли — прочь из уже расколотого черепа. Вот...

И мысли Аркора, который не видел взрыва, потому что как раз в это время закрыл глаза, вырвались сквозь веки, когда стальной осколок вонзился в него. Вот...

Оно было золотым, оно было черным. Какой-то миг они могли видеть в диапазоне от звезды, расширившейся в Новую, до нейтрино размером в одну миллионную микрона. Но оно было черным — и совершенно золотым. Ионизированный водород, разреженный до двух молекул на кубический километр, плавал на расстоянии в половину светового года. Однажды их пронизал бледный поток фотонов, все еще бегущих от какого-то солнца, угасшего триллион эпох назад. Затем — тишина, спасение для разума, одинокого в галактике, провожающего вечность за вечностью. Они парили в пустоте, замерзали в абсолютном холоде, смотрели в никуда, забывались в созерцании, пока не постигли, что и это робкое мерцание — тоже живое и разумное...

Зелень надкрылий жука... и они забились в потоке ощущений, исходящих из черноты, ввернулись в красное пламя цвета полированного карбункула, плавно вошедшее по нервам в мозг; затем, еще до синего дыма, прожегшего насквозь световые оси их общих организмов, они попали в ловушку без тепла и в опасную электрическую близость паутины серебряного огня.

Глава 12

Юск повернулся в постели, открыл один глаз и вроде бы услышал какой-то звук.

— Эй, дурак,— прошептал кто-то. Юск потянулся и включил ночник. Тусклый оранжевый свет озарял едва ли половину комнаты.

— Не паникуй,— продолжал голос.— Ты видишь сон.

— Хм? — Юск приподнялся на локте, поморгал и почесал голову.

Тень подошла к нему — обнаженная, прозрачная, лишенная лица — и остановилась так, чтобы войти в свет как раз наполовину.

— Ты видишь плод своего воображения,— сказал голос.

— Я помню тебя,— сообщил Юск.

— Прекрасно,— ответила тень.— Знаешь ли ты, что я делал со времени нашей последней встречи?

— Меня это интересует меньше всего,— ответил Юск и отвернулся к стене.

— Я пытался остановить войну. Ты веришь мне?

— Слушай, плод воображения, сейчас три часа ночи. Тебе-то что, верю я или нет?

— Я думаю, мне это удалось.

— Даю тебе две минуты, а потом я ущипну себя и проснусь,— Юск снова отвернулся.

— Как ты думаешь, что находится за радиационным барьером?

— Я думаю об этом крайне мало. Это меня нисколько не касается.

— Это некая штуковина, которая не может повредить нам, тем более сейчас, когда ее генераторы разбиты. Все ее воздействие исходило из источника, который теперь не функционирует. Видишь ли, Юск, я твоя преступная совесть. Неплохо хотя бы на время стать королем и остановить войну. Ты объявил ее. Теперь объяви мир. Затем начни изучать свою страну и сделай что-нибудь с ней.

— Мать и слышать не захочет об этом. И Чарджил тоже. К тому же вся эта информация только сон.

— Точно, Юск. Ты видишь во сне то, чего хочешь на самом деле. Давай договоримся: считай меня своей виноватой совестью и представителем себя самого. Если этот сон сбудется, ты объявишь мир. Это было бы только логично. Пойди дальше, поднимись над собой, будь королем. Ты войдешь в историю как объявивший войну; разве тебе не хочется войти в нее и как остановившему войну?

— Ты не понимаешь...

— Да, я знаю: война — это нечто большее, чем желания одного человека, даже если он король. Но если ты поставишь дело на правильную ногу, история будет на твоей стороне.

— Плод воображения, твои две минуты урезаны до одной, и она уже истекла.

— Ухожу, ухожу. Но все-таки подумай об этом, Юск.

Юск выключил свет, и призрак исчез. Несколько минут спустя Йон перелез через окно лабораторной башни, застегивая рубашку.

Аркор с улыбкой покачал головой.

— Хорошая попытка,— сказала Петра.— Надеюсь, она даст что-нибудь путное.

Утром Рэра встала пораньше, чтобы подмести крыльцо гостиницы. Окна были заколочены, на кухню делались периодические набеги, но сейчас там не было никого, а ключ был у Рэры. Она мела, глядя в прямо противоположную сторону, и приговаривала: «Господи, не оставляй же все вот так! Продолжай же, помоги нам!»

— Ох, простите...

— Имейте совесть, мамаша. Нельзя же ломиться в заколоченный дом честной женщины сквозь такой беспорядок! Мы снова откроемся на этой неделе, как только вставим разбитые стекла. После смерти старого хозяина эти дикари не оставили целым ни одного окна. Я только что получила лицензию, так что все законно. Как только вставим стекла, так и приходите.

— Я только что приехала, этим утром... Нам не сказали, куда идти, а просто выставили с судна. Было так темно, и я так устала... Я не знала, что город такой большой. Я ищу своего сына... Мы рыбаки с материка. Я немного ткала...

— ...а ваш сын удрал в город, а вы побежали за ним. Удачи вам в Новом Мире. Добро пожаловать на Остров Возможностей. Ну же, поднимайтесь и садитесь.

— Но мой сын...

— Здесь, в Адском Котле, рыбацких сыновей больше, чем листьев на деревьях. Сыновья рыбаков, фермеров, кузнецов, и у всех матери ткачихи, водоноски или птичницы. Я иной раз разговаривала с ними, но, пожалуй, не буду посылать вас к катерам, которые возят рабочих к аквариумам и гидропонным садам. Молодые люди, приехавшие сюда, в основном, работают там... если им удается получить работу. Но я не советую вам идти туда, потому что народу с них сходит очень много, и вы хоть десять дней отирайтесь там, все равно просмотрите своего сына.

— Но война... может быть, он присоединился...

— К каким-нибудь идиотским беспорядкам,— докончила Рэра, и ее родимое пятно потемнело.— У меня самой пропала моя племянница, которая была близка со мной, как не всякая дочь бывает близка со своей матерью. Все говорит за то, что ее нет в живых. Так что вам еще повезло, что вы не узнали такого о своем сыне. Вы счастливая, уж поверьте мне!

— Вы говорили о катерах,— сказала женщина.— Как до них дойти?

— Говорю вам, не трудитесь. Дальше по улице, пройдете два квартала и налево, пока не упретесь в доки. Но, право, не ходите!

— Спасибо,— сказала женщина, уже выходя на улицу.— Спасибо вам.

Она дошла до середины квартала, когда из-за угла бегом вывернулся Тель, столкнулся с ней и бросился к двери гостиницы.

— Тель! — прошептала Рэра.— Тель!

— Привет, Рэра! — он остановился, тяжело дыша.

— Заходи,— сказала она,— заходи внутрь.

Они остановились в коридоре гостиницы.

— Тель, ты что-нибудь знаешь об Альтер? В Главном медуправлении я услышала жуткую историю, а потом еще и ты пропал. Господи, я выгляжу как старая сумасшедшая дура, открывая это заведение. Но если она вдруг вернется, а меня здесь не будет... Да и то сказать, куда я могу пойти? Здесь-то хоть еда есть...

— Рэра,— перебил ее Тель, сумев сделать это так, что она сразу умолкла.— Я знаю, где сейчас Альтер. Она в безопасности. А что касается тебя, то ты не знаешь, ни где она, ни даже, жива она или нет. Предполагаешь, что ее нет в живых. Поняла? Я пойду к ней, но этого ты тоже не имеешь права знать. Я пришел только затем, чтобы кое-что проверить.

— Я сложила все ее вещи. В госпитале мне отдали ее одежду, и я все связала в узел на случай, если нам придется быстро удирать. Один раз так уже приходилось делать. Тогда мы работали на карнавале, и менеджер начал приставать к ней да подхватил какую-то заразу. И... Такая скотина! Ей было всего двенадцать лет. Может, ты возьмешь...

— Что-нибудь маленькое,— Тель увидел узел, лежащий на столе у двери. Сверху валялся кожаный ремешок, на котором уцелело несколько ракушек.— Может быть, это,— сказал он, беря ремешок.— В каком состоянии комната Джерина?

— Она была вся перерыта, когда его унесли,— сказала Рэра.— Кто там только не копался: и все неды, и его брат. А что с Джерином, как он там?

— Джерин умер,— сказал Тель.— Я в общем-то и прибежал, чтобы сжечь его планы похищения.

— Умер? Ну, я не удивлена. Да, планы — я сама сожгла их, как только вернулась в его комнату. Они все лежали на столе. Не знаю уж, почему их не взяли сразу же. Я сама бы никогда...

— Ты в самом деле сожгла все листки?

— Все. И пепел растерла и за три дня по горсти перенесла в доки. Все уничтожено.

— Тогда мне больше нечего тут делать. Имей в виду, что ты давно не видела ни меня, ни Альтер. Я передам ей привет от тебя.

Рэра наклонилась и поцеловала мальчика в щеку.

— Для Альтер,— сказала она.— Да, Тель!

— Что?

— Когда ты бежал по улице, ты столкнулся с женщиной...

— Ну?

— Ты когда-нибудь видел ее раньше?

— Я не очень-то разглядывал ее. Вроде бы нет. А что?

— Ничего. Но ты и в самом деле уходи-ка отсюда, пока... Короче, уматывай.

— До скорого, Рэра,— и он убежал.

Не такой высокий, как на башнях королевского дворца Торона, балкон рядом с окном Клеи был увит зеленью, которая развевалась на ветру, словно подол изумрудной девы моря. Вдали за другими домами была вода, синее и спокойнее, чем небо. Клея перевесилась через балконные перила. На белом мраморном столике лежали ее блокнот, телефонный справочник и логарифмическая линейка.

— Клея!

Она обернулась на голос. Черные волосы взметнулись вокруг ее шеи, и низкое солнце вспыхнуло в этом ореоле.

— Спасибо, что передала мое послание.

— Это ты,— медленно произнесла она.— На этот раз во плоти.

— Угу.

— Я даже не знаю, что сказать... кроме того, что я очень рада,— она заморгала.

— Я принес дурные вести,— уронил он.

— Что ты имеешь в виду?

— Очень дурные. Они причинят тебе боль.

Она встревоженно смотрела на него, чуть склонив голову набок.

— Тумар погиб.

Ее голова выпрямилась, черные брови сошлись, нижняя губа задрожала. Она быстро кивнула, так же быстро взглянула на него и закрыла глаза.

— Да, это очень больно.

Он выждал несколько минут и спросил:

— Позволишь показать тебе кое-что?

— Что именно?

— Пойдем к столу,— он отодвинул сложенный листок со странным рисунком на нем. Бумага развернулась, но он не обратил внимания, что там напечатано стихотворение, заметил лишь, что его сестра делала на полях математические выкладки. Он сложил бумаги и линейку и достал из кармана горсть монет. Выложил пятнадцать медяков по сотой части деньги квадратом 4x4 с одним пустым углом. Затем достал монету меньшего размера и положил на стол примерно в футе от пустого угла.

— Брось ее в эту брешь,— сказал он.

Она взяла серебряный диск кончиками пальцев. Серебро звякнуло о мрамор, ложась точно в угол квадрата, и с противоположной стороны вылетело два медяка. Клея вопросительно посмотрела на Йона.

— Это азартная игра под названием «слумат». Она становится очень популярной в армии.

— От «случайных чисел» и «матрицы»?

—- Ты уже слышала о ней?

— Нет, просто догадалась.

— Тумар хотел познакомить тебя с этой игрой. Он говорил, что тебя могут заинтересовать некоторые аспекты.

— Тумар?

— Как раз когда я налаживал телефонную связь с тобой, я подслушал, как он говорил об этом с другим солдатом. Как раз перед тем... перед тем, как разбился. Он действительно думал, что тебе будет интересно.

— Хм,— произнесла она, взяла серебряный кружок, снова составила квадрат из медяков и бросила монетку. Выскочили два других медяка.

— Проклятье,— сказала она тихо.

Он поднял глаза. По щекам Клеи катились слезы.

— Тяжело, черт побери,— сказала она и, смахнув слезы, снова подняла глаза.— Ну, а как ты? Ты еще не рассказал, что с тобой произошло. Ой, одну минутку...— она взяла блокнот и что-то записала.

— Идея? — спросил он.

— В связи с этой игрой. Кое-что, о чем я никогда не думала.

Он улыбнулся.

— Это что, может решить все твои проблемы с этими, как их там, субтригонометрическими функциями?

— Обратными субтригонометрическими функциями,— поправила Клея.— Нет, не все так просто. Ну а ты остановил войну?

— Пытался,— ответил он.— Но это тоже не так просто.

— Но ты свободен?

— В большей степени, чем раньше.

— Рада это слышать. Как это произошло?

— Я всегда был упрямым, своевольным, неловким мальчишкой и всегда попадал в куда большие неприятности, чем всякий другой, сделавший то же самое, что и я. Вот я и продолжал вытворять всякие безобразия. К несчастью, я вытворял их плохо. Но, будучи упрямым, я в конце концов приобрел некоторую ловкость. И я стал делать то, что могло либо повредить мне, либо нет. Однажды все сошло удачно. И я пошел дальше, видя многое, и уверен, что это расширило мой кругозор и дало мне больше свободы.

— Детство и каторга не слишком много дали тебе в этом плане.

— Ода.

— Так что насчет войны, Йон?

— Пока она остается. Поскольку то, что находится за радиационным барьером, в значительной степени обезврежено, война не нужна. Совершенно не нужна. Если это увидят и поймут люди, способные видеть и понимать — прекрасно. Если же нет — что ж, тогда все не так просто. Клея, я ведь пришел только на несколько минут. Я хочу покинуть дом, пока отец меня не увидел. Поговори с ним. Я на некоторое время исчезну, так что придется действовать тебе. Только не говори ему, что я жив.

— Йон...

Он улыбнулся.

— Я хочу сделать это сам, когда вернусь.

Она опустила глаза, а когда снова подняла их, он уже выходил из дома. Она хотела крикнуть ему слова прощания, но удержалась. Вместо этого она села к столу, перечитала стихотворение Вола Ноника, открыла блокнот, тяжело вздохнула и снова начала писать.

Книга 2