ец, ты мой жрец, ты мой король, ты мой слуга, которого я сожгу завтра утром, если ты не уследишь, а ты мой король, с политикой которого я совершенно не согласен, ты мой друг, но я разобью тебе голову, если ты скажешь это еще раз… и все это разные «ты».
«Как меня зовут?» — думала она в круглой теплой голубой комнате.
Мысли без мыслей об имени в голубой комнате: Урсула, Присцилла, Барбара, Мэри Мона, Натика, соответственно, Медведь, Старуха, Болтун, Горчица, Обезьяна и Ягодица. Имя. Имена? Что такое имя?.. Какое имя у меня? В земле отцов моих вначале шло имя отца: Вонг Ридра. В земле Молли я бы носила имя не отца, а имя матери. Слова — это названия вещей. Во времена Платона вещи были наименованием идей: как лучше описать платоновские идеи? Но действительно ли слова — наименование вещей, или это семантическое недоразумение? Слово — это символ целой категории предметов, а имя — это символ единичного объекта. Имя — это ее дыхание, ее внешность, ее одежда, брошенная на ночной столик. «Эй, женщина, иди сюда!», а она шептала, держась руками за медный поручень: «Мое имя Ридра!» Индивидуальность, нечто, отличающее вещи от окружения и от всех других вещей в этом окружении, нужно было отличить вещь от ей подобной — так были изобретены имена. «Я изобретена. Я не круглая теплая голубая комната. Я нечто в этой комнате, я…»
Веки ее были полуприкрыты. Она открыла их и увидела поддерживающую паутину-сетку. Откинувшись на спину, она осматривала комнату.
Нет. Она не «осматривала комнату».
Она нечто в чем-то. Вначале единственное слово, которое вмещало в себя немедленное, пассивное восприятие, которое может быть слуховым, обонятельным, так же как и зрительным. Потом три фонемы, которые смешивались музыкально на разных нотах: одна фонема — указатель величины комнаты, вторая — обозначение цвета и вероятного материала стены, какой-то голубой металл, а третья — вместилище аффиксов, обозначающих функцию комнаты, какой-то грамматический принцип, благодаря которому она обозначала весь жизненный опыт одним-единственным символом.
Все это, прозвучав в ее мозгу, заняло времени много меньше, чем произнесенное слово «комната»… Вавилон-17 — она чувствовала эти свойства и в других языках, но здесь — раскрытие, расширение, внезапный рост.
Она снова села.
Функция?
Для чего используется эта комната? Она медленно поднялась, паутина поддерживала ее, охватывая грудь. Что-то вроде госпиталя. Она посмотрела на… на «паутину», а скорее — нечто, определяемое тройным гласным звуком. Каждая часть из трех имела свое особое значение и свои связи, так что общее значение получалось, когда все три звука достигали самого низкого тона. Приведя всю триаду звуков к этой точке, она поняла, что сможет распутать «паутину». Если бы она не назвала ее на этом новом языке, паутина продолжала бы крепко удерживать ее. Переход от «воспоминаний» к «знанию» произошел, когда она была…
Где она была? Отвращение, возбуждение, страх! Она мысленно перешла на английский. Думать на Вавилоне-17 было — как внезапно увидеть воду на дне колодца там, где минуту назад вы видели ровное место. Она почувствовала головокружение, ее тошнило.
Все же она отметила присутствие других: Брасс висел в большом гамаке у дальней стены, она видела его когти над краем гамака. В двух меньших гамаках, должно быть, находились парни из взвода. Над краем одного из них она увидела блестящие черные волосы, когда голова повернулась во сне: Карлос. Третьего она не видела.
Она старалась сориентироваться, если не во времени и пространстве, то хотя бы в своих возможностях. Но когда стена начала исчезать, перестала и просто ждала.
Это произошло вверху, слева от нее: стена сверкнула, становясь прозрачнее, в воздухе сформировалась полоса металла и медленно скользнула к ней вниз.
На пандусе стояли три человека.
Лицо ближнего было как бы грубо высечено из скалы. Он был в устаревшем скафандре, который автоматически принимал форму тела, но был сделан из пористой пластмассы и выглядел, как доспехи. Плащ из черного ворсистого материала скрывал одно плечо и руку. Полосы меха под ремнями предупреждали потертости. Единственным свидетельством косметохирургии были ложные серебряные волосы и зачесанные металлические брови. С мочки одного уха свисало толстое серебряное кольцо. Переводя взгляд с гамака на гамак, он держал руку на кобуре вибропистолета.
Второй — это было фантастическое месиво косметохирургии: немного от грифона, немного от обезьяны, что-то от морского конька, чешуя, перья, когти и клюв были прикреплены к телу, которое, похоже, принадлежало кошке. Он скорчился сбоку от первого человека, опустившись на хирургически укороченные бедра, упираясь костяшками пальцев в металлический пол. Когда первый поднял руку, чтобы почесать голову, второй посмотрел вверх.
Ридра ждала, когда они заговорят. Речь уничтожила бы неопределенность: Союз или Захват. Ее мозг был готов ухватить любой язык, на котором бы они ни заговорили, определить их мыслительные способности, тенденции их логики, понять, в чем она может добиться преимущества…
Второй отступил, и она смогла рассмотреть третьего, который все еще держался в тылу. Более высокий и мощно сложенный, чем остальные, он был одет лишь в бриджи. В его запястья и пятки были вживлены петушиные шпоры — это было в обычае у представителей транспортного «дна» и имело такой же смысл, как металлический кастет и пиратский флаг столетиями раньше. Голова его была недавно побрита, и волосы начали расти черным ершиком. Вокруг узловатого бицепса шла полоса красного мяса, как кровавый ушиб или ссадина — это было клеймо каторжника из тюремных пещер Титана. Что-то в этом человеке было очень свирепым, и она отвела взгляд. Но что-то и привлекало, и она снова взглянула на него.
Передние повернулись к этому человеку. Она ждала слов, чтобы уловить их, запомнить, определить. Они смотрели на нее, потом двинулись в стену. Пандус начал убираться.
Ридра попыталась встать.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Где мы?
Сереброволосый человек сказал:
— Джебел Тарик.
Стена потемнела.
Ридра посмотрела на «паутину», которая была чем-то иным на другом языке, потянула одну струну, потянула другую. Натяжение ослабло, потом петли растянулись, и она спрыгнула на пол. Теперь она увидела, что второй парень из взвода был Кайл, который работал вместе с Лиззи в секции ремонта. Брасс начал барахтаться.
— Полежите спокойно, — сказала Ридра и начала отстегивать струны «паутины».
— Что он сказал вам? — хотел знать Брасс. — Он назвал себя или просто приказал лежать спокойно?
Ридра пожала плечами и начала развязывать следующий гамак.
— Тарик на староирландском означает «гора». Гора Джебел, может быть.
Брасс сел, когда «паутина» распалась.
— Как вы это сделали? — спросил он. — Я десять минут пытался освободиться, но не смог.
— Расскажу в другой раз. Джебел может быть чем-то иным.
Брасс снова посмотрел на упавшую «паутину», почесал когтем за пушистым ухом и удивленно покачал головой.
— Во всяком случае, они не Захватчики, — сказала Ридра.
— Откуда вам это известно?
— Не думаю, чтобы люди по ту сторону оси даже слышали о староирландском. Земляне, эмигрировавшие туда, были выходцами из Южной и Северной Америки, еще до того, как образовалась Америказия, а Панафрика поглотила Европу. К тому же тюремные пещеры Титана на территории Союза.
— О да, — подтвердил Брасс.
Ридра посмотрела туда, где раскрывалась стена. Пытаться осознать их положение казалось таким же безнадежным занятием, как и пробиваться сквозь голубой металл.
— Но что же все-таки произошло?
— Мы стартовали без пилота, — сказала Ридра. — Думаю, что тот, кто может передавать на Вавилоне-17, может делать это и по-английски.
— Не думаю, чтобы мы могли взлететь без пилота. С кем же говорил тогда помощник, и как раз перед стартом? Если бы мы взлетели без пилота, мы бы не были здесь. Мы были бы грязным пятнышком на ближайшем солнце.
— Вероятно, тот, кто разбил эти пластины… — Ридра заставила свои мысли вернуться к прошлому, по мере того как к ней возвращалось сознание. — Я думаю, диверсант не хотел убивать меня. ТВ-55 мог убить меня так же легко, как он убил барона.
— Интересно было бы знать, говорил ли шпион на корабле на Вавилоне-17?
Ридра кивнула:
— И мне тоже.
Брасс огляделся.
— Все здесь? Где же остальной экипаж?
— Сэр? Мадам?
Они обернулись.
Другое отверстие в стене. Тощая девушка с зеленой лентой, повязанной на голове, держала чашку.
— Хозяин сказал, что вы пришли сюда, поэтому я принесла это.
Глаза ее были большими и темными, ресницы трепетали, как крылья птицы. Она протянула чашку.
Ридра отметила ее искренность, но также уловила страх перед незнакомцами.
— Вы очень добры.
Девушка слегка поклонилась и улыбнулась.
— Вы боитесь нас, я знаю, — сказала Ридра. — Не нужно.
Страх ушел, костлявые плечи расслабились.
— Как зовут вашего хозяина? — спросила Ридра.
— Джебел.
Ридра повернулась и кивнула Брассу.
— И мы в «Горе Джебела»? — Она взяла у девушки чашку. — Как мы сюда попали?
— Он выловил ваш корабль из центра Новой 42 Лебедя как раз перед тем, как ваши генераторы должны были вывести корабль из стасиса.
Брасс зашипел — это у него означало свист.
— Неудивительно, что мы были без сознания. Летели слишком быстро.
При этой мысли Ридра почувствовала тяжесть в желудке.
— Но мы не должны были двигаться в область Новой. Значит, у нас действительно не было пилота.
Брасс сдернул белую салфетку с чашки.
— Цыплята, капитан.
Жареные цыплята были еще горячие.
— Я кое о чем подумала, — произнесла Ридра.
Повернувшись к девушке, она спросила:
— «Гора Джебела» — это корабль, и мы в нем?
Девушка спрятала руки за спину и кивнула.
— Очень хороший корабль!
— Я уверена, что вы не берете пассажиров. Какой же у вас груз?