Вавилон - 17 — страница 74 из 76

На лице Лока обозначились складки. Он дернулся в сторону, словно спасаясь от сильного света. Затем пересеченное шрамом лицо вернулось в прежнее положение.

— Ты говоришь, тороид? Тороид? Да. Солнце стало бубликом с дырой, в которую без труда могли бы пролезть два Юпитера.

— Но ведь Новы изучались институтом Алкейна почти столетие! Почему же там этого не знают?

— Перемещение вещества идет исключительно внутрь солнца. Перемещение энергии — наружу. Гравитационный сдвиг засасывает в дыру все, что оказывается поблизости, перемещение энергии поддерживает температуру внутри отверстия примерно равной температуре на поверхности некоторых красных гигантов: менее пятисот градусов.

Хоть в комнате и было прохладно, Катин увидел, как на лбу Лока выступил пот.

— Форма тороида таких размеров — короны, которую могли видеть станции института Алкейна, — почти полностью идентична сфере. Хотя размеры отверстия велики, но, если сравнивать их с размерами разрастающейся сферы лучистой энергии, ясно, что отыскать отверстие довольно трудно, если только не знаешь заранее, где оно находится… или пока не упадешь в него, — пальцы на подлокотниках неожиданно выпрямились. — Иллирион…

— Вы… вы взяли свой иллирион, капитан?

Лок снова поднес руку к лицу, на этот раз сжатую в кулак. Он попытался сфокусировать на ней взгляд. Другой рукой он попытался схватить кулак, наполовину промахнулся, снова схватил — и промахнулся полностью, попытался еще раз, раскрытые пальцы схватили кулак. Руки его тряслись, словно у паралитика.

— Семь тонн! Единственная материя, достаточно плотная, чтобы находиться в дыре, — эти элементы тяжелее трехсотого номера. Иллирион! Он плавает там, ожидая того, кто нырнет туда и вытащит его на поверхность. Направьте свой корабль внутрь, поглядите, где он там есть, и черпайте его парусами! Он стягивается к излучениям! Иллирион почти без примесей, — руки разошлись в стороны. — Только… включите наружные сенсодатчики и посмотрите вокруг, чтобы увидеть, где он. — Его лицо сделалось хмурым. — Она лежала так, и ее лицо… ее лицо — словно великолепные развалины в центре ада. И я протянул все семь моих рук в ослепший день, чтобы отщипнуть несколько кусочков ада, плывущего рядом с… — он снова поднял голову. — Там, на Новой Бразилии, есть иллирионовый рудник… — За окном, высоко в небе, висела гигантская и пестрая планета. — У них есть оборудование для производства иллирионовых ракетных двигателей. Но поглядел бы ты на их лица, когда мы приволокли наши семь тонн. А, Мышонок? — он снова громко рассмеялся. — Ты говорил мне, как они глазели, а? Мышонок!

— Все отлично, капитан!

— Все отлично, Мышонок, — Лок кивнул, глубоко дыша. — Катин, Мышонок, ваша работа окончена. Забирайте свои рекомендации. Корабли улетают отсюда регулярно. Вам не составит труда устроиться на один из них.

— Капитан, — рискнул спросить Катин, — что вы намерены делать?

— На Новой Бразилии есть дом, в котором ребенком я провел немало приятного времени. Я вернусь туда… чтобы ждать.

— Может быть, вам там надо что-нибудь сделать, капитан? Я глядел и…

— Что? Говори громче.

— Я сказал, что со мной все в порядке, а я глядел, — голос Катина прервался.

— Ты глядел, удаляясь. Я глядел, приближаясь к звезде. Все нервные центры мозга нарушены. Невралгическая конгруэнтность, — он покачал головой. — Мышонок, Катин, Аштон Кларк с вами…

— Но, капитан…

— Аштон Кларк.

Катин поглядел на Мышонка, потом снова на капитана. Мышонок возился с ремнем футляра. Потом он поднял голову. Они повернулись и покинули темную комнату.

За дверью они снова остановились перед лунным пейзажем.

— Итак, — проговорил в раздумье Катин. — Фон Рей выиграл, а Принс и Руби — нет.

— Они погибли, — сказал Мышонок. — Капитан говорил, что он убил их.

— О, — Катин глядел на ландшафт. Спустя некоторое время он сказал: — Семь тонн иллириона — и равновесие нарушено. Созвездие Дракона падет, в то время как Федерация Плеяд поднимется. Окраинным Колониям тоже предстоят изменения. Благодаря Аштону Кларку, перемена места приложения труда теперь не сопряжена с трудностями. Однако ожидается возникновение некоторых проблем. Где Линчес и Айдас?

— Уже ушли. Они получили сообщение от своего брата и отправились к нему, как только мы добрались до Окраинных Колоний.

— От Тобиаса?

— Вот именно.

— Бедные двойняшки. Бедные тройняшки. Когда этот иллирион начнут использовать, начнутся перемены… — Катин покусал пальцы. — Конец счастью. — Он поглядел на небо, с которого постепенно исчезали звезды. — Мы переживаем исторический момент, Мышонок.

Мышонок вычистил серу из уха ногтем мизинца. Серьга на его ухе сверкнула.

— Да. Я тоже так думаю.

— Что ты теперь собираешься делать?

Мышонок пожал плечами.

— Не знаю. Поэтому я и попросил Тай погадать мне на Таро.

Катин поднял брови.

— Они с Себастьяном сейчас внизу. Их питомцы разбежались по бару. Расцарапали всех до полусмерти и чуть не разнесли заведение, — он хрипло рассмеялся. — Поглядел бы ты на это! Как только она кончила приводить в чувство владельца, они поднялись ко мне, чтобы погадать. Я, наверное, буду где-то летать. Нет большого смысла думать только о рудниках, — пальцы Мышонка стиснули кожаный футляр под мышкой. — Вокруг много всего, на что стоит посмотреть, о чем стоит сыграть. Может быть, некоторое время мы будем с тобой вместе, устроимся на какой-нибудь корабль. Ты забавен, как черт-те что. Но я не люблю тебя раза в два меньше, чем не люблю остальных людей. А у тебя что за планы?

— У меня просто не было времени подумать об этом, — руки Катина скользнули под ремень, он задумался.

— Что с тобой?

— Думаю.

— О чем?

— Что я нахожусь на прекрасной луне, я только что закончил работу, поэтому некоторое время можно будет не волноваться. Почему бы не сесть и не заняться моим романом? — поднял он взгляд. — А ты знаешь, Мышонок? Я в самом деле не знаю, хочу ли я написать книгу.

— Как это?

— Когда я, глядя на эту Нову… нет, потом, в тот самый момент, когда я проснулся и думал, что вынужден буду провести весь остаток жизни слепым, с заткнутыми ушами и носом, пока я был словно сумасшедший, я понял, что многого не видел, многого не слышал, не нюхал, не пробовал… Как мало я знаю о тех основах жизни, которые держишь буквально у себя в ладонях. А затем капитан…

— Дьявольщина, — сказал Мышонок. Босой ногой он очищал пыль с ботинка. — Ты не собираешься ее писать после всей той работы, которую уже сделал?

— Я бы хотел этого, Мышонок. Но у меня все еще нет сюжета. И я только готовлюсь искать и найти его. В данный момент я просто неглупый парень, имеющий что сказать, но не знающий, о чем конкретно.

— Это дезертирство, — пробурчал Мышонок. — Как насчет капитана и «Руха»? И ты говорил, что хочешь написать обо мне. О’кей, смелее! И напиши о себе тоже. Напиши о близнецах. Ты действительно думаешь, что они прочли бы книгу? Они — веселые поросята, оба. Я хочу, чтобы ты написал ее, Катин. Может, я не смогу прочитать ее, но, будь уверен, я бы стал слушать, если бы ты прочитал ее мне.

— Ты бы стал слушать?

— Будь уверен. Ты зашел так далеко, и ты никогда не будешь по-настоящему счастлив, если бросишь это дело.

— Мышонок, ты искушаешь меня. Я теперь не буду больше ничего хотеть годы и годы, — он засмеялся. — Нет, Мышонок, я все же в большей степени мыслитель. Последнее путешествие «Руха»? Я слишком осведомлен о первопричинах, приведших к нему. Я теперь вижу, что его можно рассматривать как аллегорические поиски Грааля. Только так я могу с этим справиться, рассыпав по книге всевозможные мистическое символы. Вспомни обо всех тех писателях, которые умерли, не закончив свои пересказы Грааля!

— Катин, это же сплошная чепуха. И ты хочешь включить это в свою книгу?

— Чепуха вроде Таро? Нет, Мышонок? Я боюсь за свою жизнь, начиная это предприятие, — он снова оглядел пейзаж. Луна, так хорошо знакомая ему, на миг примирила его со всем, что было ему неизвестно. — Я хочу. И я это действительно сделаю. Но я должен бороться с дюжиной всяких бед. Может быть, я смогу. Но не уверен. Единственный способ защитить себя от напастей, я думаю, — это просто не обращать на них внимания, пока не дойдешь до конца!

Афины, июнь 1966 г. — Нью-Йорк, май 1967 г.

Падение башен (трилогия)

Из мертвого городаКнига первая

Пролог

Изумруд пчелиных крыльев… Красное сияние полированного карбункула… Паутина серебряного огня. Свет режет глаза, вонзается глубоко в тело. Казалось, кости его расщепляются, зажимают живот и вращаются, чтобы причинить боль. Но боли нет. Он падает в синий туман, холодный как лед. Он протягивает вперед руки, стараясь удержаться…

Ладони и колени уперлись во что-то горячее. Джон Кошер потряс головой, посмотрел вверх. С него сыпался песок. Волосы упали на глаза, он откинул их и присел на пятки.

Бирюзовое небо. Горизонт совсем близко. Песок больше походил на известь. Он посмотрел вниз. От него отходили две тени. Зубец скалы неподалеку тоже отбрасывал двойную тень.

Шатаясь, он встал. Он был очень легким: с гравитацией было что-то неладно. Ноги зарылись в песок. На шее и подмышками выступил пот. Воздух обжигал ноздри. Джон прищурился.

Вдали виднелось озеро. Рядом с озером или, может, из него поднимался… город? Он еще сильнее прищурился, пытаясь разглядеть…

Когда человека выкидывают из одного мира и бросают в другой, это заставляет его одновременно решить две задачи: понять, где он сейчас, и вспомнить, где он был. Одно определяет другое.

Джон Кошер сделал шаг вперед и почувствовал прикосновение мокрой штанины к левому колену. Он снова взглянул вниз. Где-то он попал в лужу? Он растерянно обвел глазами пустыню еще раз и сделал второй шаг. Волосы снова упали на лицо.

Когда он откидывал их назад, что-то попало ему под руку.

Загрубевшие пальцы сжимали папоротник. Значит, он пробирался через густые заросли? Он посмотрел по сторонам, морщась от отраженного жара. В дюнах не видно было никакой зелени. Он пошел, но снова остановился: его рука нащупала что-то на бедре. Он осмотрел брюки, нижнюю сторону рукава и увидел соединенные углами зеленые квадраты… древесных вшей? Он недоумевающе окинул взглядом пустое безлесное пространство. Да, древесные вши зацепились за грубую одежду.

Добравшись до озера, он посмотрел в воду, она отразила его грязное лицо, разорванное плечо рубашки. Он коснулся царапины на ключице — задела в темноте ветка… Но в ослепительно яркой пустыне деревьев не было.

Губы его беззвучно зашевелились, проверяя цифры на комбинезоне. Этот номер был его именем последние пять лет. Сейчас он его не узнавал.

Но ведь это отражение! Надо читать наоборот. Он поднял глаза, прошептал правильный номер, и тут же перед ним встали пахнущие креозотом стены тюремного барака, зубья резака, которым он работал в течение пяти лет, вгрызаясь в тетроновую руду, и листья, и ветки, бьющие по лицу и плечам, когда он бежал в темноте…

И он узнал город.

Там, за озером, город стоял так явственно, что он попятился назад. Абстракция превратилась в башни, петляющие дороги Тилфара! Как стрелка указывает направление, как сцена обещает развлечение, так шпили Тилфара символизировали смерть.

В горле пересохло, ладони стали влажными. Он снова попятился. Кожа на спине зашевелилась. Его взбаламученный мозг вытягивал факты.

Я, Джон Кошер, я хотел стать свободным! Это первое, кроме страха, ощущение за пять лет рудников достигло такой силы, что они втроем бежали… Сколько часов назад?

Но это было на земле. Он был на земле. Как и город. Смотреть на него от изрытого края джунглей и лавовых полей означало смерть. Здесь же Тилфар на чужой планете, под двойным солнцем.

Обессиленный, он смотрел на город от изрытых скал. И вдруг услышал: ЛОРД ПЛАМЕНИ.

И внезапно страх исчез. Кошер попытался разобраться в своих мыслях. Он должен войти в город, найти посылающую платформу транзитной ленты, металлическую полосу, которая пронесет его над джунглями, над головами стражников, над морем и вернет снова к жизни, в островной город Торон…

Но тут же он нахмурился, на лице появились ярость и отчаяние, а глаза все искали серебряную ленту, которая должна была выходить из окна далекого здания, плыть от столба к столбу над песком.

Но транзитной ленты… нет!

Исчезла? Сломалась? Не было ни столбов, ни металлической ленты. Город стоял изолированно на непонятном песке. Ох, только бы она не была сломана! Молюсь…

Все вдруг пропало. Не осталось ничего, кроме синего тумана, холодного как лед; он кружился в синеве. Свет резал глаза, бегущие образы дрожали, мерцали, становились серебряными, красными, изумрудными… пчелиными крыльями.

Глава 1

Хрустальный шар над пустой платформой в башне лаборатории мертвого города Тилфара потускнел. Шестьдесят лет здесь стояла тишина. От шара тянулась металлическая лента; она проходила над балконом, над мокрыми и грязными дорогами. Солнце только что встало над зазубренным горизонтом, мокрый металл блестел, как спящая змея.

За много миль отсюда тьма тоже поредела. В лавовых полях среди папоротников рядами стояли бараки. Только что прошел дождь. Вода капала с опорного столба. Лента казалась черной в серых сумерках рассвета.

Из джунглей к баракам шли шестеро. Все они были ростом выше семи футов. Четверо несли двух людей обычного роста. Двое немного отстали, чтобы поговорить.

— Как насчет того парня, Ларта?

— Кошера? Он далеко не уйдет. — Она откинула меховой капюшон на плечи; взошедшее солнце сверкнуло на медных браслетах выше локтя.

— Если он уйдет, он будет первым за двенадцать лет, — сказал мужчина.

— Ему бы надо было пытаться вернуться на побережье и оттуда в Торон, — сказала Ларта. — Раз мы его не поймали, значит, он пошел вглубь, к радиационному барьеру. — Они прошли под тенью транзитной ленты. Браслеты и глаза Ларты потускнели.

— Если он пошел к Тилфару, нам нечего беспокоиться, верно, Торн?

— Полагаю, мне в любом случае нечего беспокоиться об одном сбежавшем, — сказал высокий лысый Торн, — но с прошлого года количество попыток невероятно возросло.

Ларта пожала плечами.

— Требования на тетрон почти удвоились.

Когда они вышли из тени, солнце осветило три длинных, до самой шеи, параллельных шрама на ее щеке.

Торн взял ее под руку.

— Хотел бы я знать, какие кровопийцы живут за счет этих жалких… — он не договорил и кивнул вперед.

— Гидропонные сады, аквариумные производства в Тороне, — сказала Ларта, — они как раз и требуют руды. Кроме того, подготовка к войне.

— Говорят, — задумчиво сказал Торн, — что с тех пор, как аквариумы стали производить рыбу в Тороне, рыбаки на побережье не могут продать свой улов и умирают с голоду. А с ростом требований на тетрон заключенные на рудниках мрут как мухи. Я иной раз удивляюсь, как им хватает рудокопов.

— А их и не хватает. — Ларта окликнула идущих впереди.

— Хватит, о прочем пусть позаботятся люди, — чувствовалось легкое презрение, с каким она произносила слово «люди», — которые охраняют их. Мы свое дело сделали. Бросьте тела перед бараком. Может быть, это послужит уроком для других.

После дождя двор был в лужах. Послышался глухой всплеск, за ним еще один.

— Может быть, — сказал Торн.

Но Ларта уже повернула обратно к джунглям; тень от деревьев легла на ее лицо, на тройной шрам.

Лучи солнца пробили желтые облака и осветили леса Торомона на побережье. Свет переливался на мокрых зеленых вайях, забирался во влажные трещины камней. Засверкала металлическая лента, тянувшаяся над деревьями; паутина тени от опорных столбов упала на лавовое ложе.

Подразделение воздушных кораблей блеснуло в прорыве облаков горстью серебра. Гул тетроновых моторов огласил лес, и Лаг, ростом в четыре фута с небольшим и с низким, в толщину пальца, лбом, посмотрел вверх.

Другие, того же роста, с округлыми плечами, переговаривались между собой. Чаще всего повторялось слово «война». Лаг подошел к ним, и они продолжили путь по джунглям. Их ноги с полуотставленными большими пальцами с легкостью ступали по камням, сучьям или корням. Наконец Лаг прислонился к дереву.

— Курл! Курл! — крикнул он.

Под ветвями бесформенного шалаша что-то зашевелилось. Рука отодвинула ветку, и кто-то внутри сел.

Пришельцы смотрели, перешептывались и ждали. Курл поднялся, постепенно возникая из своего убежища. Желтые глаза не были сонными, хотя лицо еще хранило следы широкого зевка. Ноздри жадно ловили утренние запахи. Он улыбнулся.

Малыши с удивлением таращились на его семифутовую фигуру. Одни видели только его громадную руку, большой палец которой он сунул за пояс, другие не поднимали глаз выше шишковатого колена.

— Курл, — сказал Лаг.

— В чем дело, Лаг?

— Идут вокруг горы, мимо озера. Не такие большие, как ты, но выше нас. Они похожи на рудничных, на заключенных. Но они не заключенные, Курл. Они строители.

Курл кивнул.

— Это хорошо. Самое время. Пора строить.

— Ты видел их?

— Нет.

— Тебе кто-нибудь уже говорил о них?

— Нет. — Улыбался Курл чуть насмешливо и снисходительно.

— Самое время. Это же ясно.

Те пошептались между собой, смущенные словами этого великана, и тоже улыбнулись.

— Пошли, — сказал Курл, — покажите мне.

Лаг оглянулся на остальных.

— Пошли, — сказал Курл, выходя из своего шалаша.

— Зачем? — спросил Лаг. — Ты хочешь говорить с ними?

Курл потянулся, сорвал два плода кхарбы и протянул их мальчику и девочке.

— Нет, — сказал он, — просто посмотрим. — Он сорвал еще два плода и дал Лагу. — Раздели.

Лаг пожал плечами, и все тронулись в путь между деревьями. Плоды разделили поровну. Двое обезьяноподобных мальчишек стали кидать друг в друга зернами, потом с хохотом затеяли возню. Курл оглянулся, и они тут же прекратили.

— Зачем нам идти? — снова спросил Лаг. Ребячья возня и хохот были ему привычны, и он их не замечал. — Ты уже знаешь, что это люди, — слово «люди» он произнес с почтением, — и знаешь, что они делают. Зачем тебе на них смотреть? Разве мы поможем им строить? А не связано то, что они строят, с войной?

— Сегодня утром шел дождь, — сказал Курл. — Ты знаешь, как выглядит озеро в утреннем тумане после дождя?

Лаг с удовольствием выпрямил плечи.

— Знаю, — сказал он, открыв желтые зубы.

— Вот поэтому мы и идем смотреть, — сказал Курл, хлопнув Лага по плечу.

Позади них лента пересекла вершину стофутового столба, ясно видимого над деревьями.

Заря пробиралась сквозь джунгли, тени отступали, и лента все сильнее блестела, пока наконец не воспарила над песком, отмечавшим берег моря.

В пятидесяти ярдах ниже бухты и последнего поддерживающего пилона, на песке, рыбак Сайгон вышел из своей лачуги.

— Тил! — позвал он. Это был жилистый человек среднего роста. Лицо его избороздили грубые морщины от песка и ветра. — Тил! — Он повернулся к хижине. — Куда опять запропастился этот парень?

Грелла уже сидела за ткацким станком, ее сильные руки летали над нитями, нога нажимала на педаль.

— Куда он делся? — спросил Сайтон.

— Он давно ушел, — спокойно сказала Грелла, не глядя на мужа. Она следила за челноком, сновавшим между зелеными нитями.

— Я и сам вижу, что он ушел, — рявкнул Сайтон, — но куда? Солнце уже встало. Он должен быть со мной в лодке. Когда он вернется?

— Не знаю.

Услышав какие-то звуки, Сайтон резко повернулся и пошел за угол хижины. Мальчик умывался, склонившись над желобом.

— Тил!

Тил быстро повернулся к отцу. Это был худощавый мальчик лет четырнадцати, с ежиком черных волос и зелеными, как море, глазами, широко распахнувшимися от страха.

— Где ты был?

— Нигде. Я ничего не сделал.

— Где ты был?

— Нигде, — снова промямлил Тил. — Просто ходил, собирал морские ракушки…

Рука Сайтона внезапно поднялась, и усаженный заклепками ремень дважды хлестнул мальчика по мокрому плечу.

— Иди в лодку.

Челнок в руке Греллы на миг остановился, но затем снова засновал между нитями.

К югу от бухты транзитная лента двигалась над водой; она казалась тусклой в сравнении со слюдяной поверхностью моря.

Заря шагала по воде, пока наконец не достигла берега острова. Лента парила высоко в воздухе над пирсами и утренней суматохой верфи. За пирсами городские башни окрасились золотом, и по мере того как солнце поднималось, золото опускалось по фасадам зданий вниз.

У дамбы разговаривали двое торговцев, стараясь перекричать рев лебедок и гул транспортера, работающего на тетроновой энергии.

— Похоже, твои лодки везут рыбу, — сказал тучный мужчина.

— Может, рыбу, а может, что-нибудь другое, — ответил второй.

— Скажи, приятель, — спросил тучный в хорошо сшитом пальто, говорящем о респектабельности своего хозяина, — зачем ты посылаешь лодки на материк и покупаешь там рыбу у рыбаков? Мой аквариум в состоянии снабдить провиантом весь город.

Второй торговец посмотрел в конец инвентарного списка.

— Моя клиентура несколько отличается от твоей.

Первый торговец засмеялся.

— Ты снабжаешь тех островитян, которые все еще убеждены в сомнительном превосходстве твоих привозных деликатесов. Ты же знаешь, приятель, что я во всех отношениях превосхожу тебя. Я кормлю больше народу, и, значит, моя продукция лучше твоей. И беру за нее дешевле, вот и выходит, что я великодушнее. Зарабатываю больше, следовательно, и в этом превосхожу тебя. Сегодня моя дочь возвращается из Островного университета, и вечером я устраиваю прием, такой большой и такой пышный, что в благодарность она станет любить меня еще больше.

Торговец снова самодовольно рассмеялся и пошел к верфи взглянуть на груз тетроновой руды, пришедший с материка.

Торговец рыбой листал другой инвентарный список, когда к нему подошел еще один человек.

— Чего это смеялся старый Кошер? — спросил он.

— Хвастался своей дурацкой затеей с аквариумами. И еще пытался заставить меня завидовать его дочери. В ее честь он дает сегодня бал, на который меня, конечно, пригласят, но приглашение придет вечером, когда у меня уже не будет возможности им воспользоваться.

Собеседник покачал головой.

— Он гордый человек. Но ты можешь поставить его на место. В следующий раз, когда он упомянет о дочери, спроси его о сыне и увидишь, как краска стыда зальет его лицо.

— Он, конечно, гордец, — ответил торговец, — но я человек не злой. Зачем мне доставлять ему неприятности? Об этом позаботится время. Начнется война — увидим.

— Возможно, ты прав, — сказал его приятель.

Над островным городом Тороном — столицей Торомона — транзитная лента спустилась и пошла между башнями, среди высотных шоссе и наконец пересекла почти голый бетон, огороженный длинными блоками ангаров. Несколько воздушных кораблей только что прибыли. У пассажирских ворот столпились встречающие.

Среди них выделялся молодой человек в военной форме. Коротко стриженные волосы, темные глаза казались еще темнее на бледном лице. С первого взгляда было видно могучее телосложение офицера, сильные ноги, косая сажень в плечах. Но еще больше поражало то, что этот совсем молодой человек носил на своем кителе нашивки майора. Он жадно следил за пассажирами, идущими к воротам.

— Тумар! Я здесь!

Он улыбнулся, бесцеремонно пробился сквозь толпу и остановился, смущенный и счастливый, перед девушкой.

— Я рада, что ты пришел, — сказала она. — Пойдем, проводишь меня к отцу?

Ее черные волосы падали на широкие восточные скулы. Она улыбалась.

Тумар покачал головой. Они пошли рука об руку сквозь толпу.

— Нет? Почему? — спросила она.

— Нет времени. Я улизнул на часок, чтобы встретить тебя, и через сорок минут должен быть в Военном министерстве. У тебя есть багаж?

Кли подняла счетную линейку и блокнот.

— Я путешествую налегке.

— Что это? — Он показал на рисунок, зажатый между линейкой и блокнотом.

Она протянула ему сложенный листок. На нем был рисунок. Тумар нахмурился, пытаясь понять, что на нем изображено, потом он развернул листок. Внутри было стихотворение, заставившее его нахмуриться еще сильнее.

— Я мало смыслю в этих вещах.

— Прочти, — настаивала она. — Стихотворение написано студентом. Я его не знаю, но у него несколько стихов вроде этого. А рисунок сделала подружка мальчика, Ренна… кажется, так ее зовут.

Тумар медленно прочел стихотворение и пожал плечами:

— Ничего не понимаю. Странное какое-то… Глаза в языке… от этого становится как-то не по себе.

— Мне тоже. Поэтому мне и нравится.

Тумар снова поглядел на рисунок. Из-за зубов и искаженных криком губ проглядывал удивительный ландшафт.

— Я… не понимаю, — повторил он недовольно, быстро вернул листок, и тут же ему захотелось еще раз взглянуть на него и перечитать стихи. Но Кли положила листок в блокнот.

— Представляешь, — сказала она, — как раз перед отъездом из Островного университета я услышала, что мальчика исключили за мошенничество на экзамене. Вот теперь и не знаешь, что делать с этими двумя единицами информации о человеке.

— Почему двумя?

— Стихотворение, с одной стороны, изгнание — с другой. Порядок их случаен, и не понятно, как эти факты связать.

— Мы живем в смутное время, — сказал Тумар. — Народ начинает мигрировать по всему Торомону. Да еще подготовка к войне. Ну ладно, раз у тебя нет багажа, я, пожалуй, вернусь в министерство. У меня много работы.

— В следующий раз я буду с чемоданом. Я собираюсь вернуться в университет на летние занятия, поэтому и вещи оставила там. — Она помолчала. — Ты не слишком занят? Придешь на вечер, который папа устраивает сегодня по случаю моего приезда?

Тумар пожал плечами.

— Тумар?

— Что?

У Тумара был низкий голос, и когда он бывал подавлен, он почти рычал.

— Война и в самом деле будет?

Он снова пожал плечами.

— Все больше солдат, все больше самолетов, министерство работает все больше и больше. Я сегодня встал до рассвета, отправлял целый флот самолетов-разведчиков на материк через радиационный барьер. Если они вернутся днем, мне весь вечер сидеть за отчетом.

— Ох, Тумар!

— Что такое, Кли Кошер?

— Ох, ты иной раз говоришь со мной так официально! Ты достаточно давно в городе, чтобы уже научиться расслабляться. Тумар, если начнется война, как ты думаешь, заключенных из тетроновых рудников будут брать в армию?

— Да, я в самом деле давно уже попал в город и поступил в армию. Теперь у меня работа, которая мне нравится, я не голодаю. Война даст работу куче народа. Твой отец станет богачом. Твой брат, может быть, вернется, и даже воры и нищие в Адском Котле получат шанс на какой-то заработок.

— Возможно, — сказала Кли. — Ну ладно, а когда же у тебя будет немного времени?

— Вероятно, завтра днем.

— Отлично. Устроим пикник. Идет?

Тумар нахмурился.

— Идет, — сказал он, помолчав, и взял ее за обе руки, она улыбнулась. Затем он повернулся и исчез в толпе.

Кли посмотрела ему вслед и пошла к стоянке такси. Солнце уже сильно пекло, когда она вошла в тень транзитной ленты, тянувшейся между башнями.

Лента шла через город. В центре она поднималась на последние Двести футов и вползала в башню-лабораторию западного крыла королевского дворца Торона.

В лаборатории никого не было. В конце металлической полосы был прозрачный хрустальный шар диаметром пятнадцать футов. Вокруг стояла дюжина тетроновых блоков разных размеров. Видеоэкраны — мертвенно-серые. На контрольной панели сорок Девять ярко-красных кнопок находились в положении «выключено». Подвески для осветительной аппаратуры над приемной платформой были пусты.

Из другой комнаты дворца раздался вопль:

— Тетрон!

— …если бы Ваше Величество подождали минутку и выслушали рапорт, — начал старый министр, — я уверен…

— Тетрон!

— …вы поняли бы, — невозмутимо продолжал министр, — почему я беспокою вас так безбожно…

— Я не желаю больше слышать слова «тетрон»!

— …рано.

— Уходите, Черджил, я хочу спать!

Король Оск, которому только что исполнился двадцать один год, а официальным правителем Торомона он был с девятнадцати лет, сунул светловолосую голову под пышные подушки, лежавшие на пурпурных простынях. Худая рука вяло потянулась к одеялу.

Старый министр спокойно взял горностаевое одеяло за один край и поднял его так, что рука короля не могла его достать. Через несколько секунд светлая голова вынырнула, и король холодно спросил:

— Черджил, почему строили дороги, преступникам откладывали казнь, изменников потрошили днем и ночью, и никто не спрашивал моего согласия, а сейчас вдруг… — Оск взглянул на инкрустированный драгоценными камнями хронометр у постели. — Боже мой, семь часов утра! Почему вдруг теперь решили советоваться со мной, что бы ни произошло в империи?

— Во-первых, вы стали совершеннолетним. Во-вторых, вот-вот начнется война. Во время потрясений ответственность за происходящее идет сверху вниз, а вы находитесь на самом верху, то есть в самом невыгодном положении.

— А почему мы не можем вступить в войну и тут же ее закончить? Я устал от этого идиотства. Вы же не думаете, что я такой уж хороший король? — Молодой человек сел, поставив тощие ноги на мех трехдюймовой толщины. — Ну, если начнется война, я пойду в первой линии огня в самой что ни на есть роскошной униформе и поведу своих солдат к стремительной победе. — При последних словах он нырнул под одеяло.

— Похвальное чувство, — сухо сказал Черджил, — но, принимая во внимание, что война может начаться сегодня, почему бы вам не выслушать рапорт о том, что еще одно звено самолетов-разведчиков получило повреждения над радиационным барьером, когда пыталось вести наблюдение за врагом сразу за тетроновыми рудниками.

— Я могу продолжить: никто не знает, каким образом самолеты были повреждены, но характер повреждений позволил Совету предположить, что возможность открытой войны возросла. Ведь примерно такие рапорты вы получали последние недели?

— Да, — ответил Черджил.

— Тогда зачем же вы ко мне пристаете? Кстати, мы в самом деле должны сегодня быть на этом дурацком вечере у рыбного торговца? И пожалуйста, говорите как можно меньше о тетроне.

— Нужно ли напоминать вам, — терпеливо ответил Черджил, — что этот рыбный торговец нажил состояние, по его мнению, почти равное королевской казне (хотя я сомневаюсь, что у него была возможность сравнивать), на эффективном использовании неупоминаемого металла. Если начнется война и нам понадобятся средства, он их с охотой нам предоставит. Отсюда вытекает, что мы будем присутствовать на вечере, на который мы приглашены с такой сердечностью.

— Послушайте, Черджил, — сказал Оск, — сейчас я говорю серьезно. Эти разговоры о войне смехотворны, и если вы рассчитываете, что я приму их всерьез, значит, и Совет относится к ним серьезно. Ну как мы можем воевать с кем-то, кто находится за радиационным барьером? Мы же ничего не знаем. Что там — страна, город, империя? Мы не знаем, есть ли у нее название. Мы даже не знаем, каким образом повредили наши самолеты. Мы не можем перехватить никаких радиосообщений. Мы даже не знаем, люди ли наши враги. Может, наш самолет получил заряд своего же тетрона (простите: если я запретил вам произносить это слово, значит, и я не должен его произносить), случайно выбило прибор, раз — и все. А Совет говорит — война. Ну так вот, я отказываюсь принимать это всерьез. Зачем мы продолжаем зря гробить самолеты? Почему бы не послать несколько человек по транзитной ленте, чтобы они произвели разведку? Транзитная лента была построена до того, как мы открыли карательные рудники, и сразу после присоединения лесного народа, правильно? Докуда она доходит?

— До мертвого города Тилфара, — ответил Черджил.

— Точно. А Тилфар был мертв не полностью, когда мы шестьдесят лет назад строили ленту. Радиация так далеко не распространялась. Так вот, почему бы не послать разведчиков в Тилфар, а оттуда через барьер на вражескую территорию? Они вернутся и все расскажут.

— Ваше Величество, разумеется, шутит, — улыбнулся Черджил. — Осмеливаюсь напомнить Вашему Величеству, что уровень радиации в Тилфаре смертелен. Для человека смертелен. Враг, похоже, за барьером здоров. Совсем недавно с помощью большого количества тетрона… Ох, простите… нам удалось сконструировать самолеты, которые, может быть, преодолеют барьер. И это единственный возможный путь.

Оск улыбнулся. Улыбка перешла в хихиканье, затем в хохот. Оск вдруг упал на кровать и закричал:

— Никто меня не слушает! Никто не принимает моих советов! — Он застонал и сунул голову под подушку. — Все только и делают, что противоречат мне! Убирайтесь! Проваливайте! Дайте мне спать!

Черджил вздохнул и вышел из королевской опочивальни.

Глава 2

Шестьдесят лет здесь стояла мертвая тишина. Но вот кристалл над приемной платформой башни-лаборатории в королевском дворце в Тороне ожил.

Платформа мерцала голубой дымкой. Красное пламя в туманной дымке вылилось в ярко-красные, сокращающиеся, пульсирующие вены и артерии. Среди беспорядочной пляски огней появились контуры костей, которые сложились в скелет человека; потом возникла серебристая сеть нервов, которые держат тело в плену ощущений. Голубизна сгустилась. Джон Кошер ухватился за перила и на миг застыл. Кристалл наверху погас.

Джон поморгал и огляделся.

— Все в порядке, — громко сказал он. — Где мы? — Он помолчал. — Ладно, понял. Полагаю, что я в порядке. Чувствую себя прекрасно. — Он отпустил перила и поглядел на руки. — Чертовски грязные. Где бы мне помыться? — Он посмотрел наверх. — Ну, конечно. Почему бы и нет? — Он нырнул под перила, спрыгнул на пол и снова огляделся. — Значит, я и в самом деле во дворце. После стольких лет. Не думал, что когда-нибудь увижу его снова. И вот, пожалуйста, я здесь!

Он зашагал вперед, но когда вступил под тень ленты, произошло невероятное.

Он исчез.

Во всяком случае частично. Исчезли голова, руки, ступни. Он остановился. Сквозь голые ноги он видел заклепки в металлическом полу. С гримасой отвращения пошел к двери. Солнечный свет снова сделал его непрозрачным.

В коридоре никого не было. Он пошел по нему, задержав взгляд на триптихе серебряных делений, украшавшем зал Совета. Золоченый диск хронометра в потолке показывал 7.10.

Он остановился перед библиотекой и открыл стеклянную дверь.

— Здесь, — сказал он вслух. — Да, я знаю, у нас нет времени, но ты из пустынного мира с двойным солнцем. Здесь тебе все объяснят лучше, чем я. — Он выдернул одну книгу. — Мы учили это в школе очень давно.

Книга называлась «Новый взгляд на историю Торомона» Катэма. Он открыл кожаный переплет и перелистал несколько страниц.

— …Из нескольких библиотек и текстов, переживших Великий Пожар (от которого мы будем датировать все последующие события). Цивилизация упала ниже варварства. Но постепенно мы, выжившие на острове Торон, устроили поселение, деревню, город. Мы продвинулись к материку, и побережье его стало главным источником пропитания населения острова, где начала развиваться промышленность. На побережье процветали фермы и рыбачьи деревни. На острове наука и индустрия стали решающими факторами превращения Торомона в империю.

За равнинами побережья исследователи обнаружили лесных людей, живших на полоске джунглей, которая тянулась полумесяцем по всему материку. Это было племя мутантов; одни были гигантами, другие — низкорослыми, похожими на неандертальцев, но и тех и других отличало миролюбие. Без всякого сопротивления они вошли в империю Торомон.

За джунглями шли лавовые поля, мертвая земля, где был обнаружен странный металл тетрон. В громадной империи преступников было очень много. Наша карательная система стала поставлять рабочих для добычи тетрона. Технология шагнула вперед, и мы научились широкому использованию энергии, высвобождаемой тетроном.

Дальше, за лавовыми полями, обнаружилось то, что превратило лесных жителей в мутантов, убило всякую растительность за пределами джунглей. Оставшаяся со дней Великого Пожара огромная полоса радиоактивной земли все еще горела вокруг лавовых полей и исключала дальнейшее продвижение.

Возле этого смертоносного поля растения становились шишковатыми, искривленными, словом, карикатурой на самих себя. А дальше шли одни камни. Если человек рисковал зайти туда, то по возвращении его сначала мучила жажда, потом высыхала кожа, наступала слепота, жар, безумие и, наконец, смерть.

На краю радиационного барьера, бросив вызов смерти, был основан город. Он стоял достаточно далеко, чтобы люди были в безопасности, но достаточно близко, так, что было видно зарево на горизонте, над разрушенными скалами. В то же время производились опыты по передаче первичной материи. Как свидетельство этого нового направления науки транзитная лента связала два города. Это был скорее жест солидарности с Тилфаром. Практическое ее применение было весьма ограниченным. Одновременно она выдерживала три-четыре сотни фунтов груза или двух-трех человек. Но транспортировка занимала мгновения и в будущем сулила широкие перспективы в исследовании всего земного шара, а также звездного пространства.

Но одним августовским вечером шестьдесят лет назад граждане Тилфара заметили усиление ранее бледного свечения на насыщенном радиацией западе. Через семь часов все небо над Тилфаром замерцало синими и желтыми полосами. Последовала стремительная эвакуация, и через три дня Тилфар был мертв. Внезапный подъем радиации теоретически приписывался многому, но за более чем полстолетия неопровержимого объяснения так и не было найдено.

Продвижение радиации остановилось перед тетроновыми рудниками, но Тилфар был потерян для Торона…

Джон внезапно закрыл книгу.

— Понятно? Вот почему я испугался, когда увидел мертвый город. Вот почему… — Он осекся. — Ты не слушаешь. — И он поставил книгу на полку.

Дальше по коридору справа и слева поднимались две парадные лестницы. Джон сунул руки в карманы и рассеянно глянул в окно, как бы ожидая чьей-то подсказки. Не дождавшись ее, он решительно шагнул на левую лестницу. Пройдя полпути, он пошел осторожнее, его босые ноги ступали неслышно, рука опасливо касалась перил.

Поднявшись, он свернул в коридор, по стенам которого в нишах стояли справа бюсты и слева — статуи. Из-за бюстов шел голубой свет, из-за статуй — желтый. Шаги за углом заставили его спрятаться за русалку, играющую с морскими водорослями. Мимо прошел старик с папкой. Он выглядел озабоченным.

Джон ждал, затаив дыхание, пока тот скрылся. Затем выскочил и побежал дальше. Наконец он остановился перед несколькими дверями.

— В которую? — спросил он.

На этот раз он, видимо, получил ответ, потому что подошел к одной двери, открыл ее и скользнул внутрь.

Отослав Черджила, Оск натянул одеяло на голову. Он слышал несколько щелчков и легкий шум, но сон снова окутал его туманом. Разбудил его плеск воды о кафель. Минуты две он прислушивался, борясь со сном. И только когда вода стихла, Оск нахмурился, скинул одеяло и сел. Дверь в его ванную была открыта. Света не было. Но кто-то там, похоже, только что принимал душ. Окна спальни были задернуты вышитыми шторами, но он не решался нажать кнопку и раздвинуть их.

В ванной кольца душевого занавеса заскользили по пруту; звякнула вешалка для полотенец; невнятный шепот. Затем на меховом ковре, покрывавшем черный каменный пол, появились мокрые темные пятна. Одно за другим… Отпечатки ног! Бестелесные отпечатки ног.

Когда следы были в четырех футах от его постели, Оск всей ладонью нажал кнопку, и шторы раздвинулись. Солнечный свет ворвался в комнату.

В последней паре отпечатков стоял голый человек. Он прыгнул к Оску, тот откинулся на гору подушек и хотел закричать, но его схватили, подняли, и край ладони заткнул ему открытый рот; он сжал зубы, чтобы укусить, но у него ничего не получилось.

— Молчи, дурак, — прошептал голос.

Король вяло кивнул.

— Ну, тогда секундочку…

Мимо плеча Оска протянулась рука, нажала кнопку на ночном столике, и шторы метнулись на свое место. Рука отдернулась, словно кнопка была раскаленной.

Тиски ослабли; король упал на постель и затих, спустя мгновение он повернулся. Никого не было.

— Где у тебя одежда? Мы с тобой примерно одного роста.

— Там… в стенном шкафу.

Отпечатки зашлепали по ковру, дверца шкафа открылась. Плечики с одеждой заскользили по перекладине. Выдвинулся ящик из глубины шкафа.

— Это не пойдет. Не думал я, что когда-нибудь снова надену приличную одежду. Минуточку… — Раздался звук отрываемой нитки. — Это подойдет, я только снял подплечики.

Нечто отошло от шкафа, уже одетое — фигура человеческая, без головы и без рук.

— Теперь, когда я в надлежащем виде, открой шторы и впусти в комнату свет. — Костюм стоял и ждал. — Ну, открывай же.

Оск медленно нажал кнопку. В солнечном свете стоял свежевыбритый молодой человек и осматривал себя. Под открытым, вышитым серебряной филигранью жакетом была белая шелковая рубашка с кружевами; узкие серые брюки подпоясаны широким, с заклепками, ремнем, на пряжке рисунок в виде золотого диска. Сандалии украшали такие же диски. Джон Кошер оглянулся вокруг.

— Как приятно вернуться!

— Кто… кто ты? — прошептал Оск.

— Верноподданный короны, — сказал Джон. — Пошевели мозгами.

Оск плюнул.

— Пять лет тому назад мы с тобой вместе учились.

На лице короля появилось выражение, говорившее о том, что он вспомнил гостя.

— Помнишь парня на два года старше, который спас тебя от ребят из механического класса, когда они решили рассчитаться с тобой за то, что ты нарочно испортил им высокочастотную катушку? А помнишь, как ты подговорил того же парня забраться во дворец и украсть королевское знамя из тронного зала? Ты даже дал ему для этого зажигающий нож, хотя в суде он и не фигурировал. А сам предупредил стражу, что я приду. Да? Я в это не очень верил.

— Послушай… — начал Оск, — ты спятил.

— Мог бы и спятить. Но пять лет в тетроновых рудниках привели меня в чувство.

— Ты убийца…

— Просто самозащита, и ты это знаешь. Стражники охотились за мной всерьез. Я убил одного, но иначе мне сожгли бы голову.

— Ты первый сжег голову одному из них. Джон Кошер, по-моему, ты спятил. Что ты здесь делаешь?

— Долго объяснять. Но поверь, пришел я вовсе не для того, чтобы повидаться с тобой.

— Но ты вошел сюда сам, украл мою одежду… — Он вдруг засмеялся. — Ох, ну, конечно, мне все это снится. Вот глупость! Ну, ясно, я сплю.

Джон нахмурился. А Оск продолжал:

— Вероятно, у меня осталось чувство вины за тот случай, когда мы были мальчишками. Ты просто плод моего воображения. Ну да! Кошер… Конечно, фамилия человека, который дает сегодня бал и на который я должен идти. Вот причина сна!

— Какой бал? — спросил Джон.

— Твой отец дает его в честь твоей сестры. Она у тебя очень приятная девушка. А теперь я намерен спать. И когда проснусь, тебя, понятно, не будет. Глупый сон, и все!

— Минуточку. Зачем ты туда идешь?

Оск уткнул голову в подушку.

— Кажется, твой отец нажил хорошенькое состояние. Черджил сказал, чтобы я поддерживал с твоим отцом дружеские отношения, потому что из него в случае надобности можно будет качать монету. Хотя, может быть, это мне тоже снится.

— Нет, не снится!

Оск открыл один глаз и снова закрыл.

— Расскажи об этом моей кузине герцогине Петре. Она притащилась из своего островного государства, чтобы узнать это. Единственные люди, кому наплевать на это, моя мать и младший брат.

— Можешь засыпать снова, — сказал Джон.

— Проваливай, — сказал Оск и снова закрыл глаза.

Джон нажал кнопку, чтобы завернуть шторы. Когда безголовая фигура вышла за дверь, Оск вздрогнул и натянул на себя одеяло.

Джон шел по коридору. За одной из дверей, в которую он не вошел, герцогиня Петра стояла у окна, глядя на высокие крыши богатых домов купцов и промышленников, на кишащие как муравейники дома, в которых жили ремесленники, клерки, секретари, кладовщики, на вонючие улочки Адского Котла.

Утреннее солнце горело в ее рыжих волосах, ласкало ее лицо. Она приоткрыла окно, и ветер играл ее голубым платьем, а она рассеянно теребила дымчатый камень на серебряной цепочке, висевшей на шее.

Джон шел по коридору.

Еще за одной дверью старая королева лежала на груде перин, угнездившись в центре огромной, в форме морской раковины, постели. Ее седые волосы были свернуты в узлы по бокам головы, рот слегка приоткрылся; она выдыхала воздух со свистом. Над постелью висел портрет последнего короля Олсена. На ночном столике стоял дешевый, в ладонь величиной, плохо нарисованный портрет ее сына, короля Оска. Она потянулась во сне, рука задела портрет и упала на край постели.

По соседству со спальней королевы-матери комната Лит; прямой потомок короля и претендент на трон империи Торомон сидел в пижаме на краю постели и протирал глаза.

Тонкие ноги четырнадцатилетнего принца свисали, точно плети. Как и брат, он был хрупкий и светловолосый.

Все еще моргая, он оделся, застегнул рубашку, взглянул на часы и нажал кнопку интеркома.

— Я проспал, Петра, — сказал он виновато, — только что встал. Извини.

— Ты должен научиться вставать вовремя. Не забывай, что ты наследник трона Торомона.

— Хотел бы забыть. Иногда.

— Никогда этого не говори! Слышишь? Даже мыслей таких не допускай!

— Прости, Петра, — сказал Лит.

Его любимая кузина, два дня назад приехавшая из своего островного государства, вела себя на этот раз как-то необычно. На пятнадцать лет старше его, она была для него самым близким человеком из всех членов семьи. С ней он обычно забывал о короне, которая всегда как бы витала над его головой. У брата было слабое здоровье, поговаривали даже, что он не в своем уме. А сейчас сама Петра указывала на золотой обруч королевства Торомон. Это казалось изменой.

— Ну, я готов. Что ты хочешь делать?

— Пожелать тебе доброго утра! — Он почувствовал улыбку в ее голосе и сам улыбнулся. — Помнишь, что я рассказывала тебе вчера о заключенных в тетроновых рудниках?

— Конечно! Я долго не мог уснуть, все думал об этом.

— Так вот, — сказала Петра, — когда пришла смена, один из стражников стал спускаться по лестнице, и его захлестнула веревка; другой стражник побежал посмотреть, что случилось. Беглецы бросились через обыскивающий луч в лес и… — Она сделала паузу. — Во всяком случае один. Двух других поймали. И убили.

— Да? И это все?

— Примерно.

Накануне вечером они долго сидели в саду, и Петра подробно рассказывала о попытке трех заключенных бежать с рудника. Она закончила на том, как трое спрятались под лестницей в темноте, выжидая, когда возможно будет уйти в лес.

— Что значит «примерно»? — Вчера Петра в деталях рассказывала про общение с заключенными, про их старания прорыть туннель; описание тюрьмы заставляло его вздрагивать, словно он сам жил в этих промозглых лачугах. — Нельзя же закончить вот так! Каким образом их поймали? Кто убежал? Круглолицый, с веснушками? Как их убили?

— Страшно, — ответила Петра. — Нет, веснушчатого поймали и хромого тоже, утром принесли их тела и бросили в лужу перед бараками, чтобы отбить у других охоту к побегам.

— Ох! А что с убежавшим?

— Лит, я хочу предупредить тебя: в скором времени ты, может быть, втянешься в водоворот событий и захочешь забыть некоторые вещи, например, что ты принц Торомона. Но ты не должен этого забывать, Лит. Слышишь, не должен.

— Каких событий, Петра?

Она снова не ответила на его вопрос.

— Помнишь, я описывала тебе тюрьму? Что бы ты сделал, если бы был королем и от тебя зависела бы жизнь этих заключенных с их гнилой пищей, крысами, ежедневной четырнадцатичасовой работой в рудниках?

— Ну, я не знаю, Петра, — неохотно протянул он. — Наверное, поговорил бы с Советом и выслушал, что скажет Черджил. Наверное, многое бы зависело от личностей заключенных, от их вины и от того, конечно, как люди к этому относятся. Черджил всегда говорит, что ничего нельзя делать второпях…

— Я знаю, что говорит Черджил. А что говорила я, ты помнишь?

— Что с третьим, который убежал?

— Он… Он вернулся в Торон.

— У него, наверное, была куча приключений. Что с ним случилось, Петра? Расскажи.

— Вообще-то он ухитрился избежать приключений. Он шел очень быстро. Проскочив освещенные зоны, они углубились в джунгли и почти сразу же разделились. Черноволосый почему-то ошибся и пошел не в том направлении, в каком собирался идти. Он миновал рудники и сделал добрых пять миль по камням. Когда рассвело, он понял, что идет к радиационному барьеру; вдали, как черная рука, цепляющаяся за горизонт, стоял Тилфар, Мертвый Город.

— Как же его не убила радиация?

— Вот и он о том же подумал. Он считал, что, если он подошел к городу настолько близко, что видит его, он должен был умереть еще за несколько миль до этого места. Он устал, но был жив. Наконец он решил идти к городу. Сделал несколько шагов и кое-что услышал.

Интерком замолчал. Лит ждал. Когда время, достаточное для драматической паузы, на его взгляд, истекло, он спросил:

— Что услышал?

— Ты сам когда-нибудь услышишь это и узнаешь.

— Ну, скажи, Петра, что это было?

— Больше об этой истории я ничего не знаю. И тебе больше ничего не нужно знать. Может быть, я сумею закончить ее, когда вернусь с бала.

— Пожалуйста, Петра…

— Пока все.

Он помолчал.

— Петра, а война — это приключение? И ты поэтому говоришь, чтобы я не забывал?

— Просто я не хочу, чтобы ты забывал, Лит. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Только обещай мне помнить этот рассказ и мою просьбу.

— Буду помнить, — уверенно сказал Лит. — Буду.

Джон спустился по винтовой лестнице, кивнул охраннику, прошел в дворцовый сад, взглянул на солнце и вышел через ворота в город.

Глава 3

Адский Котел опрокинул свое грязное варево на краю города. Вдоль старинных улочек тянулись каменные дома, многие из них разваливались, другие надстраивались и снова разваливались. Они были самыми древними в Котле. Неразлучный с людьми и отбросами их существования, Котел тянулся от порта до домов, в которых жили уже служащие и специалисты Торона. Жилища в Адском Котле собирались на скорую руку вплотную друг к другу из досок и листового железа. Железо ржавело, доски прогибались. Порт предоставил помещения лишь иммиграционным офисам и лодочной станции, обслуживающей аквариумы и гидропонику растений на понтонах в море.

Час назад в порт пришло закопченное, неповоротливое судно. Но пассажирам разрешили сойти на берег только сейчас. За столом сидели чиновники и проверяли бумаги пассажиров. Грубая изгородь высотой по пояс отделяла пассажиров от горожан. Пассажиры медленно продвигались. У некоторых были узлы. У большей части — ничего. На портовой улице стоял страшный шум: кричали разносчики, грохотали тележки. Кое-кто из пассажиров смотрел через изгородь на трущобы. Большинство не смотрело.

К тем, кто прошел мимо чиновников, подскочила женщина с лотком, на котором был разный мелочный товар. Ей было около пятидесяти, на левой щеке краснело родимое пятно.

— Купи шнурки для башмаков, хорошие, крепкие, — обратилась она к молодому человеку. Тот повернулся и застенчиво улыбнулся.

— А… у меня нет денег.

Рэра глянула на его ноги.

— Похоже, у тебя и башмаков нет. Удачи тебе в Новом Мире, на Острове Возможностей. — Она протиснулась мимо него к мужчине и женщине, мужчина нес мотыгу, грабли, лопату, женщина — младенца.

— Портрет, — сказала она, роясь в лотке, — нашего прославленного короля Оска, в металлической рамке, ручная миниатюра по случаю дня его рождения. Ни один патриот не может обойтись без портрета.

Женщина наклонилась над портретом молодого человека с короной на светлых волосах.

— Это и в самом деле король?

— А кто же еще? — возмутилась торговка. — Он сам позировал. Посмотри, какое благородное лицо! Оно будет вдохновлять твоего малыша, когда он подрастет.

— Сколько стоит?

— Для портрета величиной с ладонь совсем дешево. Скажем, полденьги?

— Дорого, — сказала женщина и, глянув на хмурое лицо мужа, покачала головой.

Но мужчина неожиданно сунул в руку Рэры монету в полденьги.

— На, возьми. — Он взял рисунок, протянул жене и кивнул: — Красиво!

— Удачи вам в Новом Мире! — сказала Рэра. — Добро пожаловать на Остров Возможностей! — Она достала из лотка следующую вещь и повернулась к другому мужчине: — Я вижу, вам нужна катушка хороших ниток. — И она показала на дыру в его рукаве, сквозь которую проглядывало коричневое плечо.

— И иголка тоже, — ответил он, — и новая рубаха. Обошелся бы рубашкой и ведром золота, но с тем, что у меня в кармане, у меня равные шансы получить и то и другое.

— Ну, хотя бы катушку прекрасных, прочных…

Кто-то толкнул ее сзади.

— Проходите, леди. Здесь нельзя торговать.

— Мне можно, — воскликнула она, оборачиваясь. — У меня лицензия…

— Ни у кого нет лицензии торговать перед иммиграционным управлением. Проходите.

— Удачи вам в Новом Мире, — крикнула она через плечо, в то время как полицейский подталкивал ее в спину.

У ворот поднялась суматоха. У кого-то бумаги оказались не в порядке. Босоногий мальчишка выскочил из очереди, подбежал к изгороди и перепрыгнул через нее. Изгородь была хилой и свалилась, мальчик тем временем скрылся.

Пассажиры заволновались. Очередь нарушилась. Чиновники за столом вскочили, замахали руками, закричали, встали на скамьи, пытаясь навести порядок. Полицейский, прогнавший Рэру, исчез в толпе.

Рэра метнулась за угол и слилась с толпой, хлынувшей к трущобам.

— Рэра!

Она оглянулась.

— А, это ты, — сказала она и подошла к девушке с таким же лотком.

— Рэра, что случилось?

Женщина засмеялась, и родимое пятно сморщилось.

— Ты видишь начало обращения новоприбывших. Страх, голод — не срабатывает; тогда еще побольше страха, и любой из этих бедолаг превращается в превосходного гражданина Адского Котла. Много продала?

— На две деньги, — ответила девушка. Ей было лет шестнадцать. Светлые, почти белые волосы, светло-голубые глаза, дочерна загоревшая кожа придавала ей вид экзотического животного. — Почему они бегут?

— Да какой-то парнишка сломал забор, ну и остальные повалили за ним.

Из-за угла вывалился второй поток людей.

— Куда они все пойдут? — спросила Алтер.

— В земляные норы, в трущобы. Кому повезет — попадет в армию. Но даже и это не поглотит всех. Женщины, дети… — Рэра пожала плечами.

— Эй! — раздался мальчишеский голос. Лоточницы обернулись.

— Смотри-ка, этот парень и сломал изгородь! — воскликнула Рэра.

— Что ему нужно?

— Не знаю. Вижу его сегодня первый раз.

Мальчик подошел к ним. Смуглый, черноволосый, глаза зеленые, как море.

— Это ты продаешь разные вещи?

— Да, — кивнула Рэра. — Чего ты хочешь купить?

— Ничего. Я тебе хочу продать вот это.

Он был бос, штаны едва доходили до половины икр, рубашка без рукавов не застегивалась. Он достал из кармана завернутые в зеленую фланель ракушки и развернул их.

Ракушки были молочной белизны, одни с золотыми прожилками, на других теплые коричневые прожилки переходили в желтые; две были отшлифованы, как их непорочная мать-жемчужина, матово-серебристая поверхность переливалась пастельными тонами; на зеленой ткани завитки раковин мерцали и светились всеми красками.

— Это же просто морские ракушки, — сказала Рэра.

Алтер коснулась их пальцами.

— Какие красивые! Где ты их взял?

По размеру ракушки были от сустава ее большого пальца до ярко-розового ногтя среднего.

— После отъезда твоей матери, а моей сестры, Алтер, мы не можем дать ему даже сотой части деньги. Я продала всего одну вещь, а потом эта скотина-полицейский прогнал меня.

— Я нашел их в бухте, — объяснил мальчик. — Я спрятался на судне. Делать было нечего, вот я и отполировал их.

— Почему ты прятался? — резко спросила Рэра. — Ты хочешь сказать, что ехал без билета?

— Угу.

— Сколько ты за них хочешь? — спросила Алтер.

— Сколько… сколько здесь стоит еда и ночлег?

— Гораздо больше, чем мы можем заплатить, — вмешалась Рэра. — Пошли, Алтер. Этот парень невесть чего наговорит, если ты будешь его слушать.

— Посмотри, — сказал мальчик, — я их уже просверлил. Ты можешь нанизать их и надеть на шею.

— Если ты хочешь получить еду и ночлег, — сказала Алтер, — значит, тебе нужны не деньги, а друзья. Как тебя зовут? Откуда ты?

— Меня зовут Тил. Я с материкового побережья. Сын рыбака. Я думал, что приеду сюда и получу работу в аквариумах.

Алтер улыбнулась.

— Прежде всего ты слишком молод.

— Но я хороший рыбак.

— Работа в аквариумах сильно отличается от обычной рыбной ловли. Знаю, ты скажешь, что здесь аквариумы и гидропонные сады требуют много рабочих рук. Но иммигрантов столько, что на одно место приходится по три человека.

— Все равно, я хочу попытаться.

— Правильно, — сказала Алтер. — Пошли. Пойдем с нами. Тетя Рэра, отведем его к Джерину и, может, найдем ему какой-нибудь еды. Он пробудет там некоторое время, если понравится Джерину.

— Нельзя же всех бездомных тащить к Джерину. Они же выползают из всех щелей Котла. А вдруг этот бродяга ему не понравится, и он возьмет да и выкинет нас на улицу!

— Тетя Рэра, пожалуйста! Я договорюсь с Джерином.

Рэра раздраженно фыркнула:

— Мы и так уже две недели не платим! Что ты скажешь старику, если он пригрозит вышвырнуть нас… И за какую-то горсть ракушек…

— Прошу тебя… К тому же Тил может пригодиться Джерину. Раз он ехал без билета, значит, у него нет никаких документов.

Тил выглядел растерянным. Рэра нахмурилась.

— Не вздумай заговорить об этом.

— Глупости, — сказала Алтер. — Без документов Тил не получит работы в аквариуме, даже если бы его и захотели взять. А если Джерин решит, что Тил ему подходит для его безумного плана, парню будет куда лучше, чем если бы он нашел работу за десять денег в неделю. Понимаешь, Рэра, как Джерин может похитить…

— Молчи, — рявкнула Рэра.

— Даже если он это сделает, что из того? Это же не сам король.

— Я не понимаю, — сказал Тил.

— И хорошо, — заключила Рэра. — И если ты хочешь держаться нас, и не пытайся понять.

— Видишь ли, — добавила Ал тер, — хозяин гостиницы, где мы живем, хочет кое-что предпринять. Вообще-то он немножко ненормальный: разговаривает сам с собой. Но ему нужен человек, не зарегистрированный в городе. Если он решит, что сумеет использовать тебя, ты получишь хорошую еду и крышу. Он был садовником в Островном государстве герцогини Петры; но то ли пил много, то ли еще что, но она, похоже, его уволила. Хотя он уверяет, что она пишет ему о его плане. Но…

— Хватит, замолчи, — оборвала ее Рэра.

— Ты сам от него все услышишь, — продолжала Алтер. — Почему ты уехал без билета и без документов?

— Мне обрыдла жизнь дома. Мы каждый день ловили рыбу, а потом она гнила на берегу, потому что мы могли продать только пятую ее часть, а то и вовсе ничего. Некоторые бросили рыбачить. Другие же вбили себе в голову, что надо работать еще больше. Я думаю, так считает и мой отец. Он воображает, что если будет добывать много рыбы, то кто-нибудь станет ее покупать. Но никто не покупает. Моя мать занимается ручным ткачеством, на это в основном мы и жили. Я решил, что съедаю больше, чем стою. Вот и уехал.

— Прямо так, без денег? — спросила Рэра.

— Прямо так.

— Бедный мальчик, — сказала Рэра, в ней вдруг всколыхнулись материнские чувства, и она обняла его за плечи.

— Ой! — воскликнул Тил и сморщился.

Рэра убрала руку.

— В чем дело?

— Больно. — Он осторожно потер плечо.

— Почему?

— Отец избил.

— А, — сказала Рэра, — теперь понятно. Ну что ж, по каким бы причинам ты не уехал, это твое личное дело. Я еще не знала никого, кто делал бы что-то лишь по одной причине. Пошевеливайся. Мы поспеем к Джерину как раз к завтраку.

— Я думал, что если сумею пробраться на борт, — продолжал Тил, — то меня пустят в город без денег. А насчет документов я ничего не знал. И когда шел за пассажирами, ломал себе голову, что сказать чиновникам за столом. Может, думал, отдать им раковины, и они дадут бумаги. Но у парня передо мной оказалась в документах ошибка, какие-то даты перепутаны, и ему объявили, что его отошлют обратно на материк и что с корабля он сойти не имеет права. Парень сказал, что может заплатить, и даже достал деньги из кармана, но его толкнули назад. Вот тогда я и перемахнул через забор. Я не знал, что за мной еще кто-нибудь побежит.

— Наверное, у половины пассажиров документы были не в порядке. Или вообще фальшивые. Поэтому они и побежали.

— Ты цинична, тетя Рэра.

— Просто практична.

Когда они еще раз свернули за угол, зеленые глаза мальчика уставились на голубые башни дворца за крышами торговых заведений.

В нем боролись два противоречивых впечатления: теснота улочек, в которых иной раз два человека не могли разойтись, и бесконечность города. Он пытался передать свои ощущения Алтер, но та улыбнулась и покачала головой.

— Не понимаю. Попробуй еще раз объяснить, что ты имеешь в виду.

А в его голове бурлило море. Желтая бухта засела в мозгу и резала глаза. Он видел изъеденные солью камни, усеянные раковинами моллюсков. Он видел коричневые щупальца водорослей, цепляющиеся за песок, когда волна откатывала назад. Наконец в глазах Тила вновь появился город. Слезы омыли потрескавшиеся стены, прогнившие оконные рамы, сделали их яркими и блестящими.

— Он хочет сказать, что тоскует по дому, — перевела Рэра. — Нет, мальчик, тоска никогда не пройдет. Но станет легче.

Улица дважды резко повернула и стала шире.

— Вот мы и пришли, — сказала Алтер.

Над дверью двухэтажного каменного дома висела красная вывеска. Они вошли. По низкому потолку тянулись балки. Вдоль одной стены шла стойка. В середине комнаты стоял длинный стол, сбоку лестница вела на верхний этаж.

В комнате находились несколько мужчин и женщин. Тилу сразу бросился в глаза великан выше семи футов ростом, он сидел на скамье перед столом. У него было лошадиное лицо, на щеке тройной шрам, спускавшийся на шею и исчезающий под курткой. Тил вспомнил высоких лесных людей, иногда приходивших в рыбачью деревню, и маленьких, которые тоже приходили и слишком много пили. Но таких шрамов на высоких он никогда не видел.

На верхней площадке лестницы появился старик, прямой как жердь. Он почти сбежал вниз, его седые волосы торчали во все стороны. Он обвел комнату темными глазами.

— Все в порядке! — крикнул он. — Я получил послание.

— Это Джерин, — шепнула Алтер Тилу.

— Все здесь? — спросил старик. — Все наши здесь?

Женщина за стойкой хихикнула, Джерин повернулся к Тилу, Алтер и Рэре.

— Эй, ты! — сказал он. Его палец дрожал, так что на кого из троих он указывал, было непонятно.

— Ты имеешь в виду его? — спросила Алтер, кивнув на Тила.

Джерин подтвердил.

— Да! Ты что здесь делаешь? Ты шпион?

— Нет, сэр.

Джерин обошел стол и приблизился к ним. Его темные глаза выделялись двумя яркими пятнами на лице цвета корабельной обшивки, которую две зимы не красили.

— Джерин, — сказала Алтер, — он не шпион. Он с материка. И, Джерин, у него нет никаких документов. Он ехал зайцем.

— Ты не шпион? — снова спросил Джерин.

— Нет, сэр, — снова повторил Тил.

— Ты нед?

— А? А что это?

— Недовольный. Мы здесь все неды. Ты знаешь, что это означает?

— А? — снова сказал Тил. Резкие вопросы старика пугали его, но и чем-то привлекали, как пугал и привлекал сам город.

— Это означает, что тебе не нравилось там, где ты был, место, куда ты попал, омерзительно, а то единственное место, куда ты можешь попасть, ничем не лучше двух первых.

— Ну да, мне не нравилось… — Тил запнулся на мгновение и потер больное плечо, — мне не нравилось там, где я был.

— Тогда не стой без дела на дороге, делай что-нибудь. Следуй моему плану. Пойдем с нами!

— Но я не знаю…

— …куда идти? Все равно иди! — Старик отступил назад. — Ты мне нравишься, я тебе верю. У меня, видишь ли, нет выбора. Слишком поздно пришло послание. Так что ты мне нужен. — Он засмеялся, но смех быстро и резко оборвался. Он прикрыл глаза руками. — Я устал. Рэра, ты задолжала мне. Плати, или я выкину вас всех. Я устал. — Он тяжело пошел к стойке. — Дай мне чего-нибудь выпить. Могу же я выпить в собственной таверне.

Кто-то снова хихикнул. Тил взглянул на Алтер.

— Ну, — сказала она, — ты ему понравился.

У бара Джерин осушил стакан зеленого зелья, стукнул пустым стаканом о стойку и закричал:

— Война! Да, война!

— Начинается, — шепнула Алтер.

Джерин обвел пальцем край стакана.

— Война, — повторил он и стремительно повернулся, — начинается. А вы знаете, почему она начинается? Вы знаете, как она начинается? Мы не можем остановить ее, и никто не может. Я получил сигнал, так что надежды больше нет. Мы должны попытаться что-то спасти, что-то начать и отстроить заново. — Джерин взглянул на Тила. — Мальчик, ты знаешь, что такое война?

— Нет, сэр, — ответил Тил, хотя само слово он и слышал.

— Эй, — крикнул кто-то от стойки, — мы опять будем слушать о великих пожарах и разрушениях?

Джерин игнорировал выкрик.

— Ты знаешь, что был Великий Пожар?

Тил покачал головой.

— Когда-то мир был гораздо больше, чем сегодня, — сказал Джерин. — Когда-то люди плавали не только между островом и материком или от острова к острову, но и объезжали весь земной шар. Когда-то люди летали на Луну и к другим светилам. Были империи вроде Торомона, только больше, и было их очень много. Они часто воевали друг с другом. И в конце последней войны случился Великий Пожар. Это было пятьсот лет назад. Большую часть мира, из которого мы знаем теперь лишь малую часть, пересекают полосы непроходимой земли, моря превратились в мертвые клоаки. Возможно, один лишь Торомон способен поддерживать жизнь на земле. И вот снова война.

— Если она начнется, — крикнул кто-то от стойки, — может, повеселее станет.

Джерин обернулся:

— Ты понимаешь, что ты говоришь? С кем мы воюем? Мы не знаем! По ту сторону радиационного барьера нечто безымянное. Почему мы воюем?

— Потому что… — начал тот же настырный голос от бара.

— Потому что, — перебил его Джерин, — мы должны воевать. Торомон дошел до такого состояния, что его излишества должны поглощаться чем-то внешним. Наука опередила экономику. Законы стали строже якобы для того, чтобы остановить беззаконие. Но на самом деле они ожесточились для того, чтобы поставлять рабочих в рудники. Рабочие будут добывать все больше тетрона, и все больше горожан будет оставаться без работы и нарушать законы, чтобы не умереть с голоду. Десять лет назад, до аквариумов, рыба была в пять раз дешевле, чем сейчас. Безработных в Тороне было четыре процента, а сегодня они составляют двадцать процентов от городского населения. Четверть города голодает. И каждый день прибывают новые люди. Что с ними делать? Университеты увольняют профессоров, чьи научные изыскания не лишают людей работы. Что с ними делать? Послать воевать! Постепенно рудники завалят нас тетроном, его будет слишком много даже для аквариумов и гидропонных садов. И он тоже пойдет на войну.

— А что потом? — спросил Тил.

— Мы не знаем, на кого мы идем войной, — повторил Джерин.

— Может, мы будем сражаться сами с собой, но не будем знать этого. Судя по истории, во время войны каждая сторона держала свой народ в неведении относительно другой или просто врала. Но правда должна быть… — Его голос оборвался.

— Какой же у вас план? — спросил Тил.

У стойки опять засмеялись.

— Каким-то образом мы должны спасти хотя бы часть людей от грядущего уничтожения. Лишь немногие из нас знают все, знают, что надо делать.

— Что? — нова спросил Тил.

Джерин неожиданно повернулся к стойке.

— Выпьем! Выпьем все!

Все оживленно двинулись к бару.

— Какой у вас план? — снова спросил недоумевающий Тил.

— Я расскажу тебе, — почти шепотом ответил старик, — но не сейчас… — Он опять обернулся ко всем: — Пить до дна!

Трое мужчин, уже получивших стаканы, одобрительно загомонили.

— Вы со мной, друзья? — спросил старик.

— С тобой! — крикнули еще шестеро, стукнув стаканами по столу.

— Мой план… — начал Джерин. — У всех есть стаканы? Еще по одному — всем!

Раздался общий вопль одобрения.

— Мой план… понимаете, он не совсем мой, это лишь малая часть великого плана. Мой план — похитить принца Лита из дворца. Это та часть, которую должны выполнить мы. Вы со мной, друзья?

Поднялся крик. У стойки завязалась драка. Голос Джерина перекрыл шум, заставив его на несколько секунд утихнуть, и перешел в задыхающийся шепот:

— Вы должны быть со мной! Сегодня ночью! Я… Я думал…

Тил нахмурился, а Алтер покачала головой. Старик закрыл глаза.

Рэра подошла к нему.

— Ты заболеешь от этого крика. Пойдем, я отведу тебя наверх, в твою комнату.

Когда она повела старика к лестнице, гигант со шрамом встал, поглядел Джерину в глаза и осушил свой стакан. Джерин кивнул, тяжело вздохнул и позволил Рэре увести его. Тил и Алтер смотрели ему вслед. Пьющие снова загомонили.

Глава 4

Она сделала запись в блокноте и взяла одну из жемчужных застежек, которыми скрепляла свое белое платье на плечах.

— Мэм, я причешу вас? — спросила горничная.

— Одну секунду. — Кли повернулась к интегральным таблицам, определила дифференциал субкосинуса А плюс Б и перенесла его в блокнот. — Пожалуйста! — Она откинулась в гамаке и подняла с шеи темную копну волос.

Горничная взяла это эбеновое богатство и потянулась к серебряной цепочке с нанизанными через каждые полтора дюйма жемчужинами.

— Мэм, что вы там рисуете?

— Надеюсь установить инверсию субтригонометрических функций. Мой учитель в университете открыл непрерывные функции, но никто еще не нашел обратных.

Горничная вплела цепочку и воткнула гребень в каскад волос, упавших на плечи Кли.

— А… а что вы будете делать с ними, когда найдете?

— Да-а, — сказала Кли, — действительно, пользы от них никакой не будет. Когда-нибудь им найдется применение, но пока они бесполезны. Зато интересно.

— Наклоните голову чуть влево, мэм, вы будете выглядеть превосходно! — Пальцы ловко уложили волосы волной. — Просто замечательно.

— Надеюсь, Тумар придет. Без него мне будет скучно.

— Но ведь сам король приедет, — сказала горничная. — Я видела карточку с его согласием.

— Мой отец будет рад этому больше, чем я. Брат ходил в школу с королем до… до коронации Его Величества.

— Неужели? — сказала горничная. — Подумать только! Они дружили?

Кли пожала плечами.

— Мэм, вы видели, как украшен зал? А закуски из рыбы? Знаете, это самая мелкая из той, что выращивает ваш отец.

— Знаю, — улыбнулась Кли. — Не думаю, что я когда-нибудь в своей жизни съем хоть одну папину рыбу. Это ужас какой-то. Но считается, что она очень хорошая.

— Очень хорошая, мэм. Очень. Ваш отец замечательный человек, он выращивает такую хорошую, такую крупную рыбу. Но правда и то, что она чем-то отличается от той, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.

— А в чем разница? — спросила Кли.

Горничная задумалась.

— Не знаю, мэм. Но каждый скажет, что разница есть.

Замок на парадной двери помнил отпечаток его большого пальца.

— Пока ты прав, — говорил Джон. — Да, я верю тебе. Выбирать мне особенно не из чего. — Он был в кладовой отцовского дома. — Я буду верить тебе — какой-то своей частью, во всяком случае. Почти пять лет назад меня посадили за глупость, которую я сделал, но я при всем желании не мог себя убедить, что в этой глупости виноват я один. Я не собираюсь взваливать вину целиком на Оска, на случай и все такое… Но я хочу выбраться из этого. Я хочу быть свободным. Я шел почти на самоубийство, пытаясь бежать с рудников. И два человека, вероятно, умерли, помогая мне. Да, ты вывел меня из этого безупречного стального кладбища и ты направил меня к радиационному барьеру. За это спасибо. Но я все еще не свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Да, я знаю, что ты добиваешься, чтобы я что-то сделал, но я не понимаю, что я должен сделать. Ты обещал рассказать. Ладно. Но ты сидишь в моей голове и, пока ты там, ни о какой свободе и речи нет. Ты видишь, я повинуюсь тебе, но предупреждаю: если я увижу еще одну трещину в стене, еще один проблеск света, я пошлю тебя к черту. Потому что, пока ты во мне, я по-прежнему заключенный.

В кладовой замерцал свет. Джон стоял за высоким шкафом с посудой. Кто-то входил в кладовую. Из-за шкафа показалась рука, широкая, с черными волосами, украшенная браслетом с голубым камнем неправильной формы. Когда дверь открылась, рука исчезла. Звон тарелок на полках, звяканье фарфоровой посуды и голос:

— Здесь все в порядке. Неси эту.

Дверь закрылась. Джон шагнул вперед. Все здесь было ему знакомо. Вот дверь в главную кухню. Он вышел и медленно пошел по холлу к столовой. В холле стоял стол красного дерева со скульптурой из алюминиевых прутьев и стеклянных шаров. Она была ему незнакома. Раньше на столе стояла голубая керамическая ваза. Глазурь ее была вся в трещинах. Бирюза в сочетании с большим красным столом казалась ему слишком богатой, слишком чувственной. Он разбил вазу. Разбил нечаянно. Он вспомнил свою первую реакцию: оказывается, глазурь покрывала вазу только снаружи! Ему было тогда четырнадцать лет.

Он вошел в семейную столовую и остановился. Во время приемов сюда не полагалось входить. Слышалось нежное тиканье сотни часов. Все полки были уставлены отцовской коллекцией хронометров. Он заметил, что полки висели вровень с его глазами. Когда он последний раз был в этой комнате, полки были выше. Свет из двери падал на циферблаты, одни величиной с ноготь, другие — больше его головы. «За пять лет прибавилось много новых», — подумал он.

Когда ему было восемнадцать лет, он стоял в этой комнате и рассматривал тонкий развилок энергетического ножа. Потом, в королевском дворце, сжимая в руке тот же нож, он испытал внезапный страх: сейчас его обнаружат! Страх перешел в панику, он совершенно растерялся, а страх стал еще сильнее и гирей повис на ногах. Когда Джон бежал по сводчатому коридору, ноги просто прилипали к полу.

Он наткнулся на статую в нише, повернулся к бежавшему за ним стражнику и метнул в него белую иглу энергии. Плоть стражника зашипела, стала опадать, и Джон сразу обессилел. Его взяли без всякого труда. Недотепа, подумал он. Нет, дело не в сноровке и неумелых руках, он, например, часто чинил сломанные часы, которые отец покупал для своей коллекции. Дело в другом. Его реакция на окружающее не отличалась четкостью и точностью. Злоба или страх нередко не имели под собой реальной почвы. Отвращение или любовь, когда он испытывал их, были столь расплывчаты, что легко переходили одно в другое.

Затем пять лет тюрьмы. И вот тогда первое по-настоящему сильное ощущение охватило все его существо: жажда, смертельное желание свободы. Планы побега были один другого замысловатее, но лопались, как голубая глазурь на вазе. Желание свободы жгло все нутро, и когда они втроем ждали под дождем у лестницы, они корчились от боли в желудке. А потом…

А потом — каким образом он потерял товарищей? Почему пошел не в ту сторону? Недотепа! А ведь ему так хотелось освободиться и от этого порока! Теперь он думал: может, он просто стремился уйти подальше от тюрьмы?

Позднее на горизонте появилось свечение, мерцающая дымка за холмами. Возле Джона стояли и лежали скелеты древних деревьев. Почва была усыпана чем-то черным. На горизонте виднелся черный силуэт города. Башня за башней поднимались на фоне перламутровой дымки. Виднелась сеть дорог. Тилфар!

Он заметил металлическую ленту, идущую из города навстречу ему, но чуть правее. Она шла с полмили и исчезала в джунглях позади его. Тилфар! Название осветило мозг и прояснило сознание. Радиация! И снова название города громко прозвучало в его голове. Он остановился, поняв, что слышал голос… Голос! Лорд Пламени. Он слышал это отчетливо…

В зале заиграла музыка. Он выглянул в коридор. По коридору шел официант с пустым подносом.

— Простите, сэр, — сказал он, — эта часть дома не для гостей.

— Я искал… — Джон кашлянул.

— Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь слева.

— Спасибо. — Джон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел в зал через высокую арку, в нише которой стояли белые столики. На них красовались блюда с икрой на круглых тостах, пирожками с белым, красным и темным рыбным фаршем, рыбным филе, нарезанным полосками и закрученным в виде раковин, креветками и прочими рыбными деликатесами.

На возвышении оркестр из десяти музыкантов играл легкую музыку. Немногие гости бродили по залу. Джон пошел через зал.

Там и сям стальные фонтаны источали голубые и розовые напитки на горки колотого льда. У каждого фонтана была полочка со стаканами. Джон взял стакан, наполнил его и пошел дальше, потягивая напиток.

Мажордом известил о прибытии мистера Килора Де с сопровождающими. Все головы повернулись, и через мгновение облако блестящего зеленого шелка и голубой вуали на верхней площадке мраморной лестницы превратилось в четырех дам и их эскорт.

Джон глянул на балкон, обрамляющий зал. Невысокий господин в строгом синем костюме в это время прошел в нескольких шагах от него.

Отец! Потрясение было не меньшим, чем когда он осознал, что видит Тилфар. Волосы отца поредели, он заметно отяжелел. Отец был уже на другом конце зала, отдавал распоряжения официантам. Это было так знакомо и причиняло боль.

Зал постепенно наполнялся. Джон обратил внимание на рыжеволосого молодого человека в военной форме. На плечах у него были нашивки майора. Джон некоторое время следил за ним. Молодой офицер ничего не ел и не пил, только прохаживался мимо балконной лестницы. Ждет, подумал Джон, и тут же услышал:

— Его Величество король.

Зашуршали платья, гости повернулись и отступили от лестницы. Король и высокая рыжеволосая женщина, явно старше короля на несколько лет, появились на мраморных ступенях. Пока они спускались, гости справа и слева склонились в поклоне. Джон наклонил голову, заметив, что дама, сопровождающая короля, смотрит прямо на него. Он снова взглянул, но ее изумрудный шлейф уже заворачивал влево. Эмблема на ее накидке говорила, что она герцогиня.

Старый Кошер прошел между склонившимися гостями и поклонился. Бледный молодой король пожал ему руку.

— Ваше Величество… — начал Кошер.

— Да, сэр?

— Я не видел вас с тех пор, как вы были школьником.

Король вяло улыбнулся. Кошер торопливо продолжил:

— Я хотел бы представить вам мою дочь, потому что это вечер в ее честь. Ее зовут Кли.

Старик повернулся к лестнице, и толпа гостей повернулась за ним.

Кли стояла на верхней ступеньке в белом платье с жемчужными застежками на плечах. Черные волосы, перевитые серебряной цепочкой с жемчугом, падали на плечи. Она спустилась и, улыбаясь, подошла к отцу.

— Моя дочь Кли, — сказал старый Кошер. Он поднял левую руку, и оркестр заиграл вступление к танцу с переменой партнеров. Джон смотрел, как король обхватил Кли за талию. Он видел, как офицер шагнул было вперед, но остановился. Перед Джоном внезапно возникла женщина в дымчато-сером платье, улыбнулась и спросила:

— Вы танцуете?

Джон улыбнулся и обнял ее за талию. Видимо, майора тоже пригласили, потому что Джон увидел его танцующим.

Кли и король кружились и кружились, оба в белом, брюнетка и блондин. Па танца Джон вспоминал, как поэму: поворот, наклон, партнеры расходятся, затем сходятся. Дама делает шаг назад, кавалер склоняется в поклоне и на мгновение теряет ее из виду, но платье всегда шуршит именно так. Да, именно так! Весь этот день был наполнен воспоминаниями, пяти лет будто и не было, все узнавалось с такой живостью, что Джону оставалось только удивляться. Музыка дала сигнал к смене партнеров, платья закружились в пестром калейдоскопе, и вот Джон танцует с черноволосой дамой, минуту назад она танцевала с майором. Глянув влево, он увидел, что майор-таки пробился к сестре. Придвинувшись ближе, он услышал:

— Я уж думала, ты так и не подойдешь. Я так рада, — говорила Кли.

— Я подошел бы раньше, но ты была занята, — отвечал Тумар.

— Ты мог бы подняться наверх.

— Когда я пришел сюда, я не думал, что мы сможем поговорить.

— Как видишь, можем. Только скоро опять смена партнеров. Что случилось с теми самолетами-разведчиками?

— Все повреждены. Вернулись на базу ни с чем. Никакого рапорта. Как насчет пикника, Кли?

— Давай поедем.

Музыка обозначила новую смену партнеров, Джон надеялся танцевать с сестрой; он видел, что ее белое платье повернулось к нему, но его тут же заслонил изумрудный блеск и пламя красного дерева. К нему подошла герцогиня. Она была почти одного роста с ним и смотрела на него с улыбкой, не то дружественной, не то фамильярной. Она танцевала легко, и он только подумал, что должен тоже улыбнуться, хотя бы из вежливости, как наступила новая смена. Перед тем как герцогиня отвернулась от него, он отчетливо услышал ее слова:

— Желаю удачи, Джон Кошер.

Он замер, глядя ей вслед. Когда он повернулся к своей новой партнерше, его глаза утонули в белизне. Это была Кли. И он снова замер. Она вопросительно заглянула ему в лицо и вдруг ахнула. Джон посмотрел в ее широко раскрытые глаза и шепнул:

— Кли!

Ее рука прикрыла непроизвольно раскрывшийся рот.

«Недотепа!» — подумал он, и слово отозвалось привычной болью. Надо взять ее за талию, танцевать… Но музыка вдруг смолкла, и раздался томный голос короля, он громко сказал:

— Леди и джентльмены, граждане Торомона, я только что получил послание Совета, которое вынуждает меня известить вас, моих друзей и верноподданных, о следующем. Совет просит меня дать согласие на официальное объявлёние войны. Непредвиденные обстоятельства заставляют нас немедленно начать боевые действия против наших злейших врагов за барьером. Поэтому я заявляю во всеуслышание, что империя Торомон вступает в войну!

В наступившем молчании Джон поискал глазами сестру, но она исчезла. Кто-то крикнул в микрофон:

— Да здравствует король!

Крик подхватили. Музыканты заиграли снова, партнеры сменились. Смех и разговоры доходили до его слуха, как морские волны, как крошащийся камень…

Джон тряхнул головой. Но он ведь был у себя дома, его комната на втором этаже, он может подняться туда и лечь. У постели стоит ночной столик, а на нем книга, которую он читал прошлой ночью…

Он вышел из зала, пошел по коридору и вдруг вспомнил, что его комната, вероятно, теперь не его, а прошлая ночь была пять лет назад. Он остановился перед одной из гостиных. Дверь была открыта, и он услышал женский голос:

— Нельзя ли что-нибудь сделать с его коэффициентом реакции? Если надо выполнить какую-то работу ночью, не может же он появляться и исчезать, вроде света, который то зажигается, то гаснет. — Молчание. Затем: — Хорошо, но ты же не думаешь, что он расскажет больше, чем знает? Прекрасно, так я и сделаю, тем более что сейчас война объявлена официально.

Джон вошел в комнату. Изумрудный шлейф прошелестел по более тусклому зеленому ковру, герцогиня обернулась к нему. Блестящие волосы, скрепленные двумя коралловыми гребнями, падали на плечи. Ее улыбка показывала, что его появление не очень удивило ее.

— С кем вы разговаривали? — спросил Джон.

— С нашими общими друзьями, — ответила герцогиня. Они были одни в комнате.

Помолчав немного, Джон сказал:

— Что они хотят от нас? Это измена, да?

Герцогиня прищурила глаза.

— Вы серьезно? Вы называете изменой попытку уберечь этих идиотов от самоуничтожения, самопожирания в войне с безымянным врагом, настолько могущественным, что мы можем быть уничтожены одной его мыслью? Вы знаете, кто этот враг? Вы слышали его имя! Только три человека в Торомоне знают его, Джон Кошер. Так что мы единственные, на ком лежит полная ответственность. Ответственность за судьбу Торомона. Вы имеете какое-то представление об экономике государства? Ваш отец определяет добрую ее часть. А дело идет к тому, что, если он закроет свои аквариумы, это вызовет панику и приведет к полному разрушению экономики. Империя катится к хаосу, как снежный ком, и надо во что бы то ни стало удержать ее от войны. Вы можете назвать борьбу за ее спасение изменой?

— Как бы мы это ни называли, выбирать нам не из чего.

— С людьми вроде вас я не так уверена в правильности этой мысли.

— Видите ли, — сказал Джон, — я провел в тюремных рудниках пять лет. Все, чего я раньше желал, ушло; осталось только желание свободы. Сейчас я вернулся в Торон, но я по-прежнему не свободен и по-прежнему хочу свободы.

— Если бы они в этом не были заинтересованы, у вас не было бы и той свободы, которой вы располагаете сейчас. А если после дня, который вы провели в чистой одежде, после прогулки по свежему воздуху, вы не считаете, что вступили на желанную дорогу, то мне придется изменить некоторые свои идеи. У меня тоже есть желания, Джон Кошер. Когда мне было семнадцать лет, я работала летом в аквариуме вашего отца. Девять часов в день я проводила с металлической ложкой величиной с вашу голову, очищая дно цистерны. Я очищала то, что не брали никакие фильтры. К вечеру я так уставала, что могла только читать. И я читала. Главным образом историю Торомона. Я много читала о ранних экспедициях на материк. Первую зиму после окончания школы я жила в рыбачьей деревне на краю леса и изучала обычаи лесного народа. Я делала наброски их храмов, пыталась составить карту их кочевых перемещений. Я даже написала статью об их временных жилищах, она была опубликована в нашем университетском журнале. Джон Кошер, я хочу освободить Торомон от самоограничений. Возможно, в силу моей принадлежности к королевской семье эмоционально мне легче постичь смысл торомонской истории. Но я хотела большего, я хотела знать, что в ней ценного. Поэтому я шла дальше. И обнаружила ее высший смысл. Торомон должен взять себя за шиворот и встряхнуть. Если бы я могла его встряхнуть сама, я бы это сделала. Вот чего я хочу, Джон Кошер, я жажду этого так же сильно, как вы жаждете свободы.

Джон помолчал и затем сказал:

— Чтобы получить то, что мы хотим, мы должны делать более или менее одно. Ладно, я с вами. Но вы должны объяснить мне некоторые вещи. Я очень многого не понимаю.

— Мы оба многого не понимаем. Но мы знаем одно: они не с Земли, они не люди и они издалека. Из непостижимого далека.

— Чего они хотят?

— Они хотят помочь нам, помочь Торомону, если мы поможем им. Как — я не вполне понимаю. Я уже устроила похищение принца Лита.

— Похищение? Зачем?

— Потому что, если мы не пройдем через все это, Торомону понадобится сильный король. Я думаю, вы согласитесь, что мой кузен Оск никогда таковым не станет. Он болен, и при любом сильном напряжении… кто знает, что может случиться. Подпольные группы недов примутся разрушать все, что сделает правительство, как только начнется война. Сейчас я действую через одного такого неда. Лит пойдет туда, где он сможет стать сильным человеком, и пройдет необходимую подготовку, так что, если с Оском что-нибудь случится, Лит вернется и поведет страну через все кризисы. Но как мы поможем им — я не представляю.

— Понятно, — сказал Джон. — А как они захватили вас? Так же, как и меня?

— Они вошли в контакт с вами неподалеку от Тилфара, верно? Они перестроили молекулярную структуру некоторых ваших особенно хрупких белков и сделали общий ремонт вашей субкристаллической структуры, чтобы уберечь вас от радиации. К несчастью, это дало неприятный побочный эффект — понижение индекса рефракции на пару пунктов, из-за чего вы пропадаете при тусклом освещении. Я получила подробное описание вашего побега. Это держало меня всю ночь в напряжении. Со мной вступили в контакт также неожиданно и теми же словами: Лорд Пламени. Итак, первым вашим заданием будет…

В другой комнате Кли сидела на голубой бархатной подушке, сложив руки на коленях.

— Пожалуйста, извините, Тумар, — сказала она, — я так расстроена. Произошла очень странная вещь. Когда я танцевала с королем, он рассказал, что видел во сне моего брата. Но я не придала этому значения. Болтовня, и все. А потом, когда я в третий раз сменила партнера, я вдруг увидела лицо — я могла бы поклясться, что это лицо Джона. Этот человек не стал танцевать, он просто смотрел на меня, а потом назвал по имени. Тумар, это был его голос, только чуточку ниже. Ох, это, наверное, все-таки не он, уж слишком он был высокий и худой, но так похож… Как раз в это время король начал свое сообщение. Я повернулась и убежала. Все это напоминало какой-то психоз… Нет, не беспокойся, я в порядке, это никак не мог быть Джон, но все равно я, конечно, расстроилась. А тут еще утром сказали…

— Что? — спросил Тумар. Он стоял рядом, заложив руки в карманы, и терпеливо слушал.

— …что всех студентов привлекут к военным заказам. Но, Тумар, У меня своя работа, и я больше всего на свете хочу, чтобы мне дали спокойно закончить ее. Я хочу видеть тебя, хочу на пикник. Я уже близка к решению проблемы, и вдруг все бросить и работать над прицелом и траекторией снаряда… Тумар, в том и прелесть чистой математики, что она не имеет дела со всякими такими вещами. А тут — и ты, может быть, уедешь, и я уеду, это тоже плохо. Было с тобой так, что ты держал в руках что-то очень тебе дорогое, вдруг видишь, что вот-вот у тебя это заберут навсегда?

Тумар провел рукой по волосам и покачал головой:

— Было время, когда мне многого хотелось. Мальчишкой на материке я хотел еды, работы и кровати, у которой все четыре ножки стояли бы на полу. Вот я и приехал в Торон. И получил все это. И получил тебя, и думаю, что больше мне желать нечего, и это не так уж плохо.

— Я вот все думаю… — начала она, — так ли уж он похож на моего брата…

— Кли, насчет твоего брата я собирался сказать тебе позже. Может, не следовало бы говорить об этом сейчас, но ты спрашивала, будут ли брать в армию заключенных и, если будут, то освободят ли их после службы. Я выяснил, что будут, и послал рекомендацию, чтобы твоего брата взяли в числе первых. И получил бумагу от карательного чиновника. Твой брат умер.

Она подняла на него глаза, с трудом сдерживая рыдания.

— Это произошло прошлой ночью, — продолжал Тумар. — Он и еще двое пытались бежать. Двоих поймали, и нет никаких шансов, что третий ушел живым.

Помолчав, она сказала:

— Давай вернемся в зал. — Они пошли к двери. — Хорошо, что ты сказал… Не знаю… может быть, это был знак… знак, что он умер. А может быть, знак… Нет. Этого не было. Ничего не было.

Они снова спустились по лестнице в зал и окунулись в радостную музыку.

Глава 5

За несколько часов до этого Джерин дал Тилу плод кхарбы. Мальчик видел крапчатые дыни вокруг гостиницы, когда искал Алтер. Не найдя ее, он пошел по улице. Ему перебежал дорогу кот, в зубах его билось что-то серое. Затем Тил наткнулся на опрокинутый мусорный бак; кучу отбросов венчали рыбьи кости. Над крышами башен Торона разливалась голубизна чистого неба. Обогнув квартал, Тил увидел на углу Рэру. Она останавливала прохожих.

— Хотите узнать свою судьбу, сэр? Я разверну ее перед вами, ваше будущее предстанет, как в зеркале…

Человек прошел мимо. Рэра кинулась к женщине:

— Мэм, за четверть деньги перед вами развернется ваша жизнь, как разрисованный ковер, вы увидите свою судьбу… всего за четверть деньги.

Женщина улыбнулась, но покачала головой.

— Вы, похоже, приехали с материка, — крикнула ей вслед Рэра. — Удачи тебе в Новом Мире, сестра. — И тут же повернулась к мужчине в темно-зеленой униформе.

— Сэр, за одну деньгу я распутаю нити вашей судьбы…

— Проходите, леди, — сказал человек в униформе. — Здесь гадать запрещено.

— Но у меня есть лицензия! — Рука ее рылась в складках серых лохмотьев.

— Не трудитесь, леди, убирайтесь отсюда! — Он толкнул ее в спину, и Рэра ушла.

— Сын электрического угря! — ворчала она. — Вот и попробуй заработать на жизнь!

— Хочешь кхарбы? — спросил подошедший Тил.

Рэра покачала головой, и они пошли обратно в гостиницу.

— Ты не знаешь, где Алтер? — спросил Тил. — Я искал ее, но в гостинице не нашел.

— А ты смотрел на крыше?

Они вошли в гостиницу, и Тил поднялся наверх. Он открыл люк в потолке и подтянулся к пыльному краю.

Алтер свесилась головой вниз с трубы, идущей от дымохода.

— Что ты делаешь? — спросил Тил.

— Тренируюсь.

— В чем?

Она схватилась за трубу, перевернулась в воздухе и повисла на руках.

— Это мой номер. Я акробатка.

Она снова сделала мах ногами, так что лодыжки почти коснулись рук, потом еще раз взлетела и оперлась руками на трубу. Затем бросила ноги назад — Тил ахнул, думая, что она сейчас упадет, — выгнулась и снова сделала круг. А за ним еще круг, затем из верхней стойки пропустила трубу под колено, сменила направление и неожиданно опять оказалась на трубе.

— Здорово, — сказал Тил. — Как ты это делаешь?

— Нужно быть достаточно сильной, чтобы поднять свой вес. Может быть, немного сильнее. А все остальное вопрос времени и тренировка.

— Значит, и я мог бы?

— Хочешь попробовать? Иди сюда. Хватайся за трубу.

Тил ухватился за трубу.

— Теперь подтянись и закинь левую ногу на трубу.

Он взмахнул ногой, промахнулся, попробовал снова.

— Когда ногу закидываешь, откинь голову назад, — учила она.

Он так и сделал, просунул ногу через руку и вдруг почувствовал, что труба скользит под его согнутым коленом, и повис на руках и левом колене.

— Теперь выпрями правую ногу и взмахни ею вверх и вниз три раза, а четвертый взмахни изо всех сил. Только не сгибай ногу, а то ничего не выйдет.

Он махнул ногой в третий раз, напряг мышцы бедра, и вдруг тело подбросило вверх.

— Гоп, — сказал он и почувствовал ее руку на своем запястье. Он сидел на трубе верхом. — Так?

— Конечно. Теперь ты оседлал трубу. Это называется посадкой с колена.

— Что теперь делать?

— Напряги руки. Вытяни одну ногу назад.

— Эй, — сказал он, — я теряю равновесие.

— Не беспокойся, я тебя страхую. Держи руки прямыми. Если не будешь слушаться, то размажешь мозги по всей крыше. Семь футов не очень высоко, но для головы неприятно. Теперь на счет «три» ногой, которую я держу, взмахни вперед, голову откинь назад как можно дальше.

— Раз…

— А что будет?

— Слушай меня. Два… Три!

Тил откинулся и взмахнул ногой. А Алтер дала его ноге дополнительный толчок. Небо и даже крыша быстро двинулись на него, а затем отошли, он пролетел мимо крыши и даже смеющегося лица Алтер, и снова все стало на свои места. Почувствовав, что останавливается, он согнулся и закрыл глаза. Рука Алтер была на его запястье, и он снова сидел на трубе.

— Ты сделал двойной обратный круг на колене, — сказала она, — и сделал это очень хорошо. Но повторять не будем. Слезай.

— А как?

— Выпрями руки. Эту руку переставь сюда, по другую сторону ноги. Так. Теперь сними ногу с трубы, наклонись вперед и медленно переворачивайся.

Через мгновение ноги его коснулись крыши. Он встал и потер руки.

— Ну вот, теперь ты знаешь, как это делать, остальное пойдет легче. Ты выполнил меньше чем за пять минут три трюка. Для первого раза это очень хорошо.

— Спасибо, — сказал Тил. — Да, я ведь искал тебя, хотел дать тебе вот это. Надеюсь, что не сломал. — Он вытащил из кармана нанизанные на узкие ремешки ракушки. — Джерин дал мне ремешок, и я все приладил. Получилось ожерелье, видишь?

Он завязал концы узелком на ее шее сзади.

— Спасибо, Тил. Большое, большое спасибо.

— Хочешь кхарбы? — спросил он, взяв плод и снимая с него кожуру.

— Давай.

Он дал ей половину. Они подошли к краю крыши, оперлись на балюстраду и долго смотрели на улицу, на крыши других домов Адского Котла и на темнеющие башни.

Вдруг их окликнули. Они обернулись и увидели белую бороду Джерина, высунувшегося из люка.

— Спускайся вниз. Пора.

Гигант со шрамами сидел за столом и постукивал по нему пальцами. Джерин тоже сел и хлопнул стопкой бумаг по столу.

— Все сюда!

Народ неохотно отошел от бара.

— Смотрите.

Верхний лист был исписан тонким почерком, тут же был тщательно выполненный чертеж.

— Это план, — сказал Джерин. — То же самое и на других листках. — Я разобью вас на группы. Эркор, — он посмотрел на гиганта, — ты берешь первую группу. — Он выбрал шестерых мужчин и трех женщин и повернулся к беловолосой акробатке: — Алтер, ты будешь в особой группе. — Он назвал еще шестерых, в том числе и Тила.

Третью группу возглавил сам Джерин. Группа Эркора была для физической работы, группа Джерина для сторожевой службы и для расчистки пути, когда принца будут переправлять в гостиницу.

— Люди в особой группе уже знают, что делать.

— Сэр, — сказал Тил, — что должен делать я?

Джерин взглянул на него.

— Ты будешь отвлекать.

— Сэр…?

— Ты пройдешь мимо стражников и произведешь побольше шума, чтобы они схватили тебя. Пока они будут заниматься тобой, мы пробьемся внутрь. Поскольку у тебя нет документов, они не смогут тебя обнаружить.

— И я так и останусь у них?

— Нет, конечно! Мы отвлечем их, и ты удерешь.

— Ох, — сказал Тил.

Джерин снова повернулся к бумагам.

Когда бумаги были изучены, Тила поразили две вещи: во-первых, план содержал уйму информации и детали (личные привычки стражников, один уходит с первым звуком сигнала, другой ждет, пока появится сменщик, и обменивается с ним приветствием); во-вторых, сложность поставленной задачи. Одно цеплялось за другое, время было рассчитано по секундам, и Тила охватило сомнение, не провалится ли эта затея.

Пока он об этом думал, они уже были в пути, у каждого в голове запечатлелась своя задача, но никто не имел ясного представления о замысле в целом. Группы разделились по два-три человека и собрались вместе уже на указанных местах вокруг дворца. Тил и Алтер через город шли с гигантом.

— Вы из леса? — спросил гиганта Тил.

Тот кивнул.

— А зачем вы пришли сюда?

— Хотел увидеть город, — сказал Эркор и поднес руку к своим шрамам. Больше он ничего не сказал.

Первый министр Черджил вышел на вечернюю прогулку, в это время улица была обычно пуста. Первый министр всегда носил с собой связку ключей от личных апартаментов королевской семьи. В этот вечер какой-то пьяный, шатаясь, вышел из боковой улицы и столкнулся со старым министром. Рассыпаясь в извинениях, пьяный попятился назад, кланяясь и держа руки за спиной. Свернув в переулок, он сразу перестал шататься, а в руке его оказалась связка ключей от апартаментов королевской семьи.

Стражник у бокса с системой тревоги любил цветы. Было известно, что он по крайней мере два раза в неделю в свободное время ходил к торговцу цветами. И когда мимо него прошла старуха с ярко-красными анемонами и предложила ему полюбоваться на них, он склонился над лотком, и его легкие наполнились странным едким запахом, чем-то средним между запахом апельсиновой корки и морского ветра. Через сорок семь секунд он заснул, а еще через сорок секунд сел у стены, свесил голову и захрапел. Две фигуры увидели через ворота бокс с сигналом тревоги. Там никого не было.

У другого входа во дворец два стражника увидели черноволосого мальчишку с зелеными глазами, который пытался влезть на забор.

— Эй, слезай оттуда! Ну-ка стой! Где твои документы? Как это — нет? Пойдешь с нами. Джо, возьми камеру, сейчас мы его сфотографируем и пошлем изображение куда надо. Там быстро скажут, кто ты такой, парень. А сейчас стой смирно.

Пока стражники занимались сорванцом, беловолосая девушка в один миг скрылась в воротах. Стражники ее не заметили.

— Стой смирно, щенок, снимаю.

Группа хулиганов под предводительством гиганта подняла адский шум. Они и не пытались увести мальчишку из сторожевой будки, но тот каким-то образом в суматохе удрал сам. Один стражник в униформе семнадцатого размера получил удар по голове и упал без сознания, больше никто не пострадал. Стражники разогнали хулиганов, унесли пострадавшего в лазарет и там оставили. Доктор Уинтл увидел его в приемной и на минутку вышел, чтобы взять бланк рапорта о несчастном случае в другой комнате, хотя мог бы поклясться, что десять минут назад в приемной лежала целая куча бланков. Когда доктор вернулся, стражник был на месте… но совершенно голый.

Минуту спустя незнакомый стражник в униформе семнадцатого размера откозырял стражнику у ворот и вошел в них.

Двое неизвестных со второй попытки закинули веревку с грузом на конце на карниз третьего этажа дворца, закрепили ее там и оставили висеть.

Стражник в униформе семнадцатого размера прошел по коридору в западное крыло дворца, остановился перед широкой двойной дверью, на которой была серебряная корона, указывающая, что это комната королевы-матери, достал из плаща связку ключей и запер Ее Величество. За следующей дверью находился принц Лит. Он запер для верности и его, после чего быстро пошел дальше.

Тил добежал до угла, свернул, проверил уличный знак. Все правильно. Он вошел в подъезд и стал ждать.

В это время принц Лит в одной нижней рубашке лежал в постели и читал. Взглянув в окно, он увидел девушку с белыми волосами, висевшую вниз головой по ту сторону окна. Перевернутое лицо улыбнулось принцу. Затем к закрытому окну протянулись руки, что-то сделали, и обе створки распахнулись. Девушка качнулась и через мгновение уже сидела на подоконнике.

Лит схватил пижамные штаны и бросился к двери. Не сумев открыть ее, он отвернулся и натянул на себя штаны. Алтер приложила палец к губам и спустилась в комнату.

— Спокойно, — прошептала она, — меня послала герцогиня Петра. В некотором смысле. — Ей разрешили воспользоваться этим именем, чтобы успокоить принца, но сейчас это выглядело дурной шуткой. — Видишь ли, тебя похищают. Это очень хорошо, поверь мне. — Она не спускала глаз с белокурого мальчика, который отошел от двери.

— Кто ты? — спросил он.

— Твой друг, если ты захочешь.

— Куда ты собираешься вести меня?

— Ты отправишься в путешествие. Но вернешься обратно.

— А что сказала моя мать?

— Она не знает. Никто не знает, кроме тебя, герцогини и нескольких человек, которые помогают ей.

Лит задумался. Он сел на постель и прижал пятку к боковине. Раздался щелчок, но за ним ничего не последовало.

— Почему дверь не открывается? — спросил он.

— Она заперта, — ответила Алтер, взглянула на часы у постели принца и повернулась к окну. Свет от канделябра играл на ракушках ее ожерелья. Лит спокойно положил руку на спинку кровати, но снова ничего не произошло, кроме щелчка.

Алтер высунулась из окна, потому что сверху спускался на веревке узел. Она втащила его в окно, отвязала веревку, и та сразу же полетела вниз.

— Вот, — сказала она и бросила Литу рваную одежду, — надевай.

Лит снял пижаму и оделся в лохмотья.

— Залезь в карман, — сказала Алтер.

Мальчик сунул руку в карман и извлек связку ключей.

— Открывай дверь.

Мальчик помешкал, но пошел к двери. Прежде чем вставить ключ в замок, он наклонился и посмотрел в замочную скважину.

— Эй, — сказал он, поворачиваясь к девушке, — иди-ка сюда. Посмотри!

Алтер подошла и нагнулась к замочной скважине. Лит оперся на стенную панель. Раздался легкий щелчок и больше снова ничего.

— Ничего не вижу, — сказала Алтер. — Открывай дверь.

Лит послушался. Дверь распахнулась.

— Молодцы, ребятки, — сказал стражник в униформе семнадцатого размера, стоявший за дверью. — Пошли. — Он крепко взял Лита за руку, другую руку протянул Алтер, и они пошли по коридору. — Предупреждаю, веди себя тихо, — сказал он Литу, когда они повернули за угол.

Через три минуты они вышли из дворца. Проходя мимо часового, стражник сказал:

— Вот еще дурачье пыталось проникнуть во дворец.

— Ну и ночка! — вздохнул часовой. — И девчонка тоже?

— Похоже, что так. Сейчас их сфотографируют.

— Правильно, — сказал часовой и отсалютовал охраннику.

Они прошли дальше, к караульному помещению, но не вошли в него, а свернули на боковую улицу. Стражник неожиданно исчез, зато навстречу появился черноволосый зеленоглазый мальчишка.

— Это и есть принц? — спросил он.

— Да, — ответила Алтер.

— Кто ты? — спросил Лит. — Куда вы меня ведете?

— Меня зовут Тил. Я сын рыбака.

— А я Алтер, — представилась девушка.

— Она акробатка, — добавил Тил.

— Я — принц, — сказал Лит. — Настоящий. Принц Лит. Не забывайте этого.

Двое посмотрели на белокурого мальчика в таких же лохмотьях, как и они, и вдруг рассмеялись. Принц нахмурился.

— Куда вы ведете меня? — снова спросил он.

— Туда, где ты поешь и хорошо выспишься, — ответила Алтер. — Пошли.

— Если вы что-нибудь со мной сделаете, моя мать сошлет вас в рудники.

— Никто тебе ничего не сделает, дурачок, — сказал Тил. — Ты тоже нед?

— Что?

— Ну, как и мы, недовольный, — объяснил Тил. — Это значит, что нам не нравилось там, где мы были, там, где мы сейчас, и там, куда идем. А как ты?

— Я… — Принц растерялся. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ладно, идем, — сказал Тил, и они пошли по улице.

Глава 6

Герцогиня Петра сказала:

— Твоим первым заданием будет…

Изумруд пчелиных крыльев; красный цвет полированного карбункула; паутина серебряного огня; свет и дым. Все это ушло.

Теперь только солнце лизало горизонт. Песок стал малиновым. Озеро пылало. А рядом с озером, под облаками, на чужом небе был… город.

Там все двигалось, поворачивалось, одна форма сливалась с другой, подсвечивалась, темнела…

Джон пытался рассмотреть, что делается у озера, но не смог.

— Лорд Пламени.

— Там? — спросил Джон. — Внутри?

— Нет. Это только город. Здания.

— Что это за место? — спросил Джон. — Где я?

— Ты на окраине разрушенного города на планете, далекой от твоей. Двенадцать миллионов лет назад эта планета была домом цивилизации, построившей этот город. Теперь эта цивилизация мертва. Но город был сконструирован таким образом, что способен отстраиваться сам.

— А ты сказал, что Лорд Пламени не там?

— Нет. Этот город пустовал, поэтому мы сейчас живем в нем.

— Вы… Почему ты не скажешь мне, кто вы?

— Каждый раз, когда мы говорим с тобой, мы сообщаем тебе что-то новое о себе. Твой мозг должен постепенно привыкать к нам. Ты живешь в скованном, ограниченном, изолированном мире, и если бы мы сразу ворвались в твое сознание, ты бы отогнал нас, как больную фантазию. Мы приходим к тебе, уходим, ты начинаешь забывать о нас, и мы приходим снова. У нас три агента в вашем мире, ты и еще двое. Теперь, когда ты вошел в контакт с одним из них, ты имеешь некоторую поддержку в своем мире, и мы можем сказать тебе больше.

Джон смотрел на сказочное творение по ту сторону дюн и слушал.

— Мы странники из другой вселенной. У нас нет дома, он был разрушен войной на таком уровне, которого тебе не понять. Теперь мы спокойно живем в пределах вашей галактики, используя покинутые города, разбросанные по вашим планетам. Мы способны преодолевать расстояния между звездами и галактиками. Обычно мы не сталкиваемся с живыми существами, мы только наблюдаем.

Но недавно — недавно по нашим понятиям, потому что наше настоящее больше, чем существует ваш мир, — в этот отрезок континуума пришла другая жизненная сила. Она развивалась так же, как и мы. Как и мы, она может восприниматься жизненными формами на различных планетах; это требует гораздо больше труда и энергии, чем путешествие с одного конца вселенной на другой, ведь нам необходимо сужать наше видение, в котором время и пространство отсутствуют, до миниатюрных размеров жизненных форм, не видящих предметов за углом, разобщенных разностью опыта, восприятия, чувств.

Но между нами есть различия. Новые существа моложе нас. У нас трехдольный интеллект, и мы можем войти в контакт с тремя агентами одновременно, новое же существо имеет лишь одного агента. Мы никогда не вмешиваемся в основную структуру цивилизаций, в то время как это существо способно полностью уничтожить мир, привнося свои технологические, философские или психологические факторы, которые могут разрушить планету. Мы решились управлять вашим мозгом, вести вас, предупреждать вас, но должны были изменить ваше тело, прежде чем изменить мозг, и только тогда оберегать вас от смерти, как уберегли тебя от радиации, так что битва будет победой или поражением в пределах вашей собственной цивилизации.

— Битва?

— Да, мы тоже готовимся к борьбе, но с Лордом Пламени, которого мы только что описали тебе. И Лорд Пламени обосновался в Торомоне.

— Ты хочешь сказать, что это он находится за радиационным барьером и Торомон вступает в борьбу с ним? Как мы можем воевать с таким могущественным существом?

— Лорд Пламени в Торомоне. Он находится у края радиационного барьера, сразу за Тилфаром.

— Но это место дальше того, куда может зайти человек.

— У Лорда Пламени есть некоторые возможности сделать своего агента и тех, кому агент покровительствует, невосприимчивыми к радиации, как это делаем и мы. Он в твоем мире, и мы должны изгнать его. Но без твоей помощи нам это не под силу. Ты и двое других наших агентов должны загнать его в угол, но быть при этом в таком месте, где бы вы сразу его почувствовали. Все остальное мы берем на себя; но пока вы его не ощутите, мы ничего не можем. Мы защитим вас и ваших друзей, которые придут с вами, от радиации; ваши ученые сами лет через десять научатся это делать. Но мы не можем уберечь вас от земных опасностей — насилия или любой естественной смерти.

— Но враг за барьером…

— Наш враг в Торомоне. Но пока вы помогаете нам изгнать нашего врага, вы сражаетесь и со своим. И это держит тебя, Джон Кошер, в плену и отказывает тебе в свободе.

Ничего не понимая, он оглянулся на город у озера. У края воды двигались фигуры, носили бревна, везли тачки с грузом. Кран поднимал стену на арматурную основу, фигура сверху подавала сигналы крановщику.

— Город, — сказал Джон.

— Да. Он все еще строится сам.

— Но я вижу… — Он прищурился, чтобы ясней разглядеть фигуры, но они расплывались.

— Город отвечает на физическое воздействие тех, кто находится вблизи, и выбирает соответствующие методы и технологию.

— Но…

— Он отвечает тебе. Ты сейчас сосредоточен на нем. Мы сосредоточены на тебе и Торомоне.

— Место вроде этого, наверное, очень… очень приятно вам.

— Да, когда мы проходим через него и даем наш разум для его формирования и развития. Но сейчас все наше внимание занято Лордом Пламени. Помни, что ты и двое других наших агентов встретитесь с Лордом Пламени на краю барьера.

— Но силы за барьером…

— Ты можешь воспользоваться любым способом, чтобы выполнить ваше и наше дело.

Город на фоне темно-красного неба менялся и рос. Дым застилал глаза Джона; песок вспыхивал под его ногами. Серебро сменялось красным, зеленым…

Джон заморгал. Герцогиня шагнула навстречу. Зеленый ковер, стены, обшитые деревянными панелями, стол, покрытый стеклом; они снова были в гостиной его отца.

— Что именно я должен сделать? — спросил Джон. — Объясните хорошенько.

— Я собиралась сказать, чтобы вы взяли принца, который сейчас в гостинице Адского Котла, и проводили его к лесному народу. Я хочу оставить его там, пока эта дурацкая война не кончится. Их жизнь резко отличается от жизни других людей в империи. Они дадут ему кое-что полезное. Я говорила вам, что провела там некоторое время, когда была моложе. Я не могу объяснить точно, что это такое, но у них есть некая строгость правил, некая сила.

— А как насчет… Лорда Пламени?

— Я не… У вас есть какая-нибудь идея?

— Ну, если предположить, что мы пойдем к радиационному барьеру, найдем тех, кто крутится вокруг Лорда Пламени и сразу же все трое ощутим его, тогда проблемы нет. Раз я пойду с принцем, я окажусь ближе всех к радиационному барьеру. Я постараюсь попасть туда, выясню ситуацию, а затем вы оба можете приехать. Идет?

— Отлично.

— Только бы это привело меня к Лорду Пламени… и к освобождению.

— Разве вы сейчас не свободны?

Вместо ответа он сказал:

— Дайте мне адрес гостиницы в Адском Котле.

Получив адрес, Джон вышел в коридор и ускорил шаг. В его мозгу был чуждый мозг, который однажды спас его от смерти. Как же он мог считать себя свободным… от долга?

Из-за угла коридора он услышал голос:

— А теперь, пожалуйста, объясните мне вот что. Не каждый день меня просят объявить войну. Мне кажется, что я сделал это неплохо. Теперь скажите, зачем.

— Дело в вашем брате, — сказал другой голос. — Его похитили.

— Что?.. — спросил Оск. — Зачем? И кто?

— Неизвестно, — ответил офицер. — Но Совет решил, что лучше всего просить вас объявить войну.

— Ага, — сказал король, — так вот почему я произнес эту маленькую речь. А что сказала мать?

— Неловко повторять, сэр. Ее заперли в спальне, и она страшно оскорблена.

— Еще бы! Значит, враги проникли во дворец и захватили этого маленького дурачка.

— Ну, Совет не знает, но решил, что надо объявить войну.

— Ладно, — сказал король.

Шаги. И тишина. Джон вспомнил этот акустический фокус. В детстве он вставал на этом месте и подслушивал болтовню сестренки с подружками, когда они входили в дом.

Завернув за угол, Джон увидел, что шкаф для верхней одежды приоткрыт. Он взял большой плащ, надел его, поднял капюшон, миновал швейцара и вышел на улицу.

По окраинной улочке Адского Котла шла Рэра в темных очках, в одной руке она держала чашку, а в другой — палку, которой она ощупывала дорогу.

— Подайте бедной слепой, — просила она жалобно. — Подайте слепой!

В чашку упал медяк. Она поклонилась, улыбнулась и сказала:

— Добро пожаловать в Новый Мир! Удачи вам!

Человек, бросивший медяк, обернулся.

— Если ты слепая, откуда ты знаешь, что я здесь недавно?

— Новоселы щедрые, — объяснила Рэра, — а горожане слишком бессердечны и редко подают.

— Мне говорили, чтобы я остерегался слепых, которые вовсе не слепые.

— Как не слепые? — вскричала Рэра. — У меня есть лицензия, которая позволяет мне просить милостыню из-за потери зрения. Могу показать.

Она повернулась и пошла в другую сторону. Человек почесал в затылке и ушел.

Через несколько минут из-за угла вышел человек в плаще и остановился перед Рэрой.

— Подайте слепой!

— Это пригодится? — спросил он, доставая из-под плаща жакет, изящно вышитый серебряной нитью.

— Конечно, — тихо сказала Рэра, но спохватилась. — А… что это?

— Жакет, — сказал Джон. — Он хорошо сшит. Может, ты сумеешь продать его?

— О, спасибо, спасибо, сэр.

Чуть дальше маленький оборванец по имени Кайно был ошеломлен, получив от человека в сером плаще шелковую рубашку. Через два дома тот же человек оставил в дверях пару сандалий с золотыми дисками, и ровно через сорок секунд их схватил парикмахер, который возвращался домой в Адский Котел. Затем человек в плаще остановился в переулке под бельевой веревкой. Он бросил на нее серые брюки. Еще через дом последние мелкие детали одежды были закинуты в открытое окно. Поворачивая за угол, Джон мельком увидел фигуру, нырнувшую за дверь ближайшего дома. Приземистый неандерталец — их было очень мало в городе — явно следил за Джоном.

Джон шел медленно, держась в тени домов. Грабитель по имени Джеф крался следом. Он схватил Джона за плащ, сдернул его и метнулся вперед.

Однако под плащом ничего не было. Неандерталец в ужасе смотрел на то место, где должен был находиться ограбленный. Затем он получил удар в челюсть. Джеф покачнулся, последовал удар в живот, он согнулся и увидел при свете уличного фонаря прозрачную человеческую фигуру, неожиданно возникшую перед ним. Фигура приложила к челюсти Джефа вполне материальный кулак. Джеф упал и потерял сознание.

Джон оттащил неандертальца в переулок, снял с него одежду и надел на себя. Одежда была грязная, вонючая и слишком маленькая. Обувь Джон не взял, но снова надел плащ и поднял капюшон.

Пройдя несколько кварталов, он нашел гостиницу. Подходя, он услышал глухой удар в проходе между домами и девичий голос:

— Да, приблизительно так. Но лучше делать точно, как я сказала, иначе можешь сломать руку, ногу, а то и позвоночник.

Джон подошел к углу и заглянул в проход.

Там стояла Алтер и смотрела вверх, на крышу.

— Давай, Тил.

Кто-то прыгнул с крыши, слегка шмякнулся о землю, покатился и встал на ноги. Черноволосый мальчик провел рукой по волосам.

— Здорово, — сказал он. — Красота!

— Все в порядке? Ничего не растянул?

— Нет, вроде все на месте. — Он посмотрел вверх.

— Ваша очередь, Ваше Величество, — сказала Алтер.

— Высоко, — сказал голос с крыши.

— Давай, давай, — сказала Алтер. Голос ее стал властным. — Считаю до трех. И помни: колени вверх, подбородок вниз и быстро катись. Раз… Два… Три…!

Вздох, что-то упало, покатилось, встало на ноги и превратилось в светлоголового мальчика, более щуплого, чем первый.

— Эй, ребятки! — крикнул Джон.

Они обернулись. Джон взглянул на второго мальчика, хрупкость которого явно говорила о его принадлежности к королевской семье.

— Что вы здесь делаете? Тем более вы, принц?

Все трое вздрогнули и хотели уже удрать, поэтому Джон быстро сказал:

— Меня послала герцогиня Петра. Зачем вы прыгаете? Вам нужно было оказаться внизу?

— Мы думали остаться наверху, — сказал Тил. — Но у него, — он указал на оборванного принца, — было плохое настроение, и мы начали рассказывать ему о разных трюках и пошли на крышу, и Алтер сказала, что может спустить нас вниз.

— А как ты поднимешь их обратно? — спросил Джон.

— Просто влезем…

— Погоди. Пойдем в дом и поговорим с хозяином. Не беспокойся, ничего плохого не будет.

— С Джерином?

— Кажется, его зовут так. А что он за человек?

— Странный такой старик. Все время разговаривает сам с собой. Но добрый.

Разговаривает сам с собой, подумал Джон и кивнул. Дойдя до двери гостиницы, он сдернул капюшон и шагнул в свет.

— Джерин, наверное, наверху, — сказала Алтер.

Они поднялись на второй этаж. Когда они вошли в темный коридор, он пропустил ребят вперед и подождал, пока Алтер не открыла дверь в конце коридора и яркий свет из комнаты не осветил его.

— В чем дело? — рявкнул Джерин и быстро повернулся на стуле. Гигант Эркор стоял у окна. Серые глаза Джерина перебегали с одного на другого. — Зачем вы здесь? А это кто? Что вам надо?

— Я пришел за Литом, чтобы увести его к лесным людям.

— Так, — сказал старик. — Так. — Он сморщился, пытаясь что-то вспомнить, и вдруг встал. — Ладно, идите! Я сделал свою часть работы. Выполнил! Каждая минута, проведенная им в моем доме, навлекает опасность на моих жильцов, на моих друзей. Берите его и уходите!

Гигант шагнул вперед.

— Я пойду с вами. Меня зовут Эркор.

— Зачем?

— Мы пойдем в мои края. Я знаю, как туда добраться, и провожу тебя. Джерин сказал, что это тоже часть его плана.

Джон возмутился: надо же, планы герцогини, Джерина, а не тройного существа, обитающего в них! Они поймали его в западню. Свобода. Слово пришло и ушло, как тень.

— Когда же мы пойдем? — спросил он.

— Утром, — сказал Эркор.

— Алтер, — распорядился Джерин, — отведи его в комнату. Убери его отсюда. Быстро.

Они вышли в коридор. Джон задумался. Эркор передаст Лита лесному народу, а он, Джон, пойдет дальше. Он должен перейти радиационный барьер. Но через барьер должны перейти все трое, если они хотят что-то сделать. Так почему же Джерин не идет сам, а посылает Эркора? С Джерином они были бы вдвоем против Лорда Пламени. Но Джерин стар. Может быть, герцогиня возьмет его с собой, когда сама придет? Он мысленно прихлопнул кулаком эти рассуждения. Не надо думать. Это связывает мозг, и ты никогда не узнаешь… Пять лет он мечтал о свободе.

Ночь он провел прескверно. Как только рассвело, Джон встал, и тут же в дверь постучали. Эркор ввел принца и вышел.

— Он сказал, что мы встретимся внизу через пять минут, — произнес Лит, стоя у двери.

— Ладно, — ответил Джон, застегнул рваную рубашку, отнятую вчера у грабителя, и посмотрел на мальчика. — Думаю, ты не привык к такой одежде. Когда-то и я такой не носил. Она очень скоро свалится.

— Кто вы? — спросил Лит.

Джон подумал минуту.

— Ну… товарищ твоего брата, знакомый, во всяком случае. Я отведу тебя в лес.

— Зачем?

— Ты там будешь в безопасности.

— А может, мне лучше отправиться к морю?

— Теперь моя очередь спросить — зачем?

— Тил вчера много рассказывал мне о море. Он говорил, что там скалы самых разных цветов. Он еще рассказывал о лодках. Я хотел бы работать на лодке. Правда, хотел бы. Дома мне не позволяли ничего делать. Мать говорила, что я могу заболеть. А у меня будет случай поработать?

— Возможно.

— Тил знает множество историй про рыбную ловлю. А вы знаете какие-нибудь истории?

— Не уверен. Никогда не пробовал рассказывать. Ну, пошли.

— Я люблю слушать всякие истории, — сказал Лит и вдруг продолжил с грустью: — Я так стараюсь быть со всеми дружелюбным.

Джон рассмеялся.

— Я расскажу тебе одну историю. О рудниках. Ты что-нибудь знаешь о тюрьме за лесом?

— Немножко.

— Ну так вот, однажды в рудниках жили-были трое заключенных. Они были там очень долго, и им очень хотелось убежать. Один… ну, скажем, был похож на меня. Другой был хромой…

— А третий с веснушками, — перебил Лит. — Я знаю эту историю.

— Знаешь? Ну тогда рассказывай, что было дальше.

Лит стал рассказывать и закончил, когда они уже вышли и ждали Эркора.

— Вот видите, я же говорил, что знаю.

— Да, — спокойно сказал Джон. — Значит, говоришь, двум другим не удалось?

— Не удалось, — сказал Лит. — Стража поймала их и бросила их тела в грязь…

— Забили.

— Что?

Джон взял себя в руки.

— Кто тебе это рассказал?

— Петра. Хорошая история, верно?

— Да. Я и есть тот, кто убежал.

— Вы хотите сказать… что это произошло на самом деле?

Эркор подошел к дверям гостиницы и остановился снаружи.

— Все в порядке, — сказал он. — Пошли.

Глава 7

Служба новостей Торомона в городе Тороне пользовалась как массовыми каналами, так и видеокабелями для тех, кто был достаточно состоятелен, чтобы иметь собственный аппарат для воспроизведения. А материковые деревни обходила специальная бригада и сообщала новости изустно. В это утро все объявляли:

ПРИНЦ ПОХИЩЕН!

КОРОЛЬ ОБЪЯВИЛ ВОЙНУ!

В Военное министерство директивы шли потоком, а из него выходили вдвое большим. В коммуникационном отделе 27 «Б» образовалась безнадежная путаница, в результате которой сборно-щитовые казармы были погружены и отправлены на материк в порт за шестьдесят две мили от места назначения.

Лита, Джона и Эркора взяли на борт личной яхты герцогини Петры, ожидавшей их в конце гавани. Позднее, когда остров Торон остался позади, Лит спросил у Джона о причинах страшной суматохи в порту.

— Так не всегда бывает, — сказал Джон, вспомнив времена, когда он ходил с отцом по утрам на пирс. — Сейчас проверяют грузы. Но я не знаю, почему чиновников сегодня больше, чем обычно.

Часть военных приказов, переданная быстро и точно, касалась поставок провианта для армии. Два распределителя привозной рыбы, у которых было мало шансов заключить контракты, послали свою цену и письмо, объясняющее (подтасовкой статистических данных), насколько привозная рыба дешевле аквариумной. Затем они наняли группу бандитов, ворвались в дом личного секретаря старого Кошера, еще спавшего после вчерашнего бала (о секретаре упоминалось ранее в связи с рукой, появившейся из-за шкафа в кладовой; на этой руке был широкий браслет с голубым камнем неправильной формы). Его привязали к стулу и били, пока он не выдал нужную информацию, позволившую потопить три судна из грузового флота Кошера.

Капитан личной яхты герцогини договорился с тетроновым грузовым судном, возвращавшимся на материк, и Лит, Джон и Эркор перешли на него, где сразу затерялись среди пассажиров, возвращавшихся к своим семьям.

В Тороне механик челночного судна, перевозившего рабочих из города в аквариумы, обнаружил в туалете топорно сделанную, но безошибочно узнаваемую бомбу. Ее обезвредили, так что несчастья не произошло. Но заместитель главного контролера синтетической пищи Кошера сжал челюсти, кивнул и дал несколько неофициальных приказов. Через двадцать минут аквариумы Кошера получили правительственный контракт на поставку рыбы армии Торомона.

Оба соперника Кошера, торговцы привозной рыбой, за двенадцать минут до этого перестали существовать как конкуренты: им отказали в месте на складе, и весь их груз (семь тонн мороженой рыбы) был выброшен на улицы, потому что рефрижераторы принадлежали компании Решок, а никто не подумал прочитать это имя наоборот.

В Военном министерстве майор Тумар и полковник Климен заканчивали освобождение четырех верхних этажей смежного служебного здания, чтобы разместить там новые группы инженеров, физиков и математиков, только что призванных в армию. Неожиданно их отозвали. На улицах вокруг старых зданий «Рефрижераторы Решок», похоже, начались беспорядки. Склады находились в нескольких кварталах от Адского Котла. Тумар и Климен были там через несколько минут после получения приказа.

— Что тут, черт побери, происходит? — спросил Климен у начальника отряда городской полиции. За шеренгой людей в униформе толпились и кричали люди. — И откуда такая вонища?

— Рыба, сэр, — ответил начальник отряда. — Целые тонны по всем улицам. Люди пытаются унести ее.

— Ну и пусть берут, — сказал Климен. — И им хорошо, и улицы очистятся.

— Вы не понимаете, сэр, — сказал полицейский. — Рыба отравлена. Перед тем как выбросить, ее залили барбицидом. И с полтонны этой отравы уже растащили.

Климен повернулся к Тумару:

— Майор Тумар, вернитесь в штаб и добейтесь, чтобы жители были широко оповещены об отравленной рыбе. Сообщите в Медицинский центр, пусть найдут противоядие и информируют жителей.

Тумар так и сделал. Составленное им оповещение гласило:

«Внимание! Граждане, взявшие рыбу на улицах в районе „Рефрижераторы Решок“, вам грозит отравление. Рыба была обработана барбицидом. Есть можно только рыбу с Синтетических Рынков.

Предупредите своих соседей!

Если рыба уже съедена, немедленно обращайтесь в центр Медицинской службы (следовал адрес).

Симптомы отравления: судороги, примерно через два часа рвота, жар, вздутие лимфатических узлов. Через двадцать минут после начала судорог наступает смерть. Пища с высоким содержанием кальция (молоко, толченая яичная скорлупа) задерживает смерть максимум на полтора часа. В Медицинском центре вам сделают укол, обезвреживающий яд».

Тумар лично послал это объявление в коммуникационный отдел 27 «Б», указав на его важность и срочность. Через десять минут позвонил инженер и сообщил, что 27 «Б» все утро барахлил, так же как и другие. В сущности, сказал инженер, действуют только те отделы, у которых нет выхода в городскую линию.

Тумар сделал три копии объявления и разослал по всем трем отделам. Через полчаса ему позвонил помощник главного инженера Коммуникаций и сказал:

— Майор Тумар, мне очень жаль, но по причине неисправности связи я получил ваше сообщение только сейчас. Из-за беспорядков мы получили инструкцию допускать к работе в отделах лишь уполномоченных лиц по специальному разрешению.

— К дьяволу уполномоченных! — закричал Тумар. — Если вы не передадите это немедленно, к вечеру умрет полгорода.

— Извините, сэр, но… Ну хорошо, я передам главному инженеру Коммуникаций, когда он вернется.

— А когда он вернется?

— Не знаю.

— А кто уполномоченные?

— Только члены Совета, сэр, и то лишь те, кто имеет непосредственное отношение к военным действиям.

— Ясно, — сказал Тумар и выключил связь.

Он сделал семь копий оповещения, сопроводил их объяснительной запиской для семи членов Совета, когда позвонил главный инженер.

— Майор, в чем дело?

— Видите ли, семь тонн рыбы выброшено на улицы.

— И вы говорите, она отравленная?

— Да. Проследите, пожалуйста, чтобы об этом объявили по всему городу и как можно скорее. Речь идет о жизни и смерти.

— Нам приказано передавать только военные сообщения. Но я понимаю, что ваша весть не менее важна. О, это объясняет некоторые сообщения, которые мы получили. Я уверен, что одно из них касается вас.

— Так что же? — спросил Тумар после паузы.

— Я не имею права передать его вам, сэр.

— Почему?

— Вы не уполномоченный, сэр.

— Черт побери, найдите его немедленно и прочтите мне.

— Ладно… вот оно, сэр. От начальника отряда городской полиции.

Донесение коротко сообщало, что двадцать три человека, в том числе полковник Климен, затоптаны насмерть толпой голодных обитателей Адского Котла, толпа, примерно в две с половиной тысячи человек, состояла в основном из иммигрантов.

Полторы тонны рыбы были в конце концов убраны с улиц и уничтожены. Но пять с половиной тонн разошлись по городу. Главный инженер добавил, что, пока они тут беседуют, оповещение пошло в отделы, но пусть майор снова позвонит в 27 «Б», может, у них связь наладилась.

В аквариуме заступила вторая смена рабочих. В громадном плавучем здании протянулись ряды прозрачных пластиковых труб по три фута в диаметре, с тетроновыми поршнями на концах. Вибраторные сети делили трубы на двадцатифутовые участки. Узкие мостики связывали шестиэтажную систему, ее заливал красный свет от фосфорных стержней, выступающих из поршней. Свет раздражал рыбу, чтобы она была все время в движении и на виду: только в этом случае можно было быстро обнаружить болезнь или деформацию. В прозрачных трубах рыба подвергалась вибрации, питалась, жирела, проходила сортировку по возрасту, размерам и породам, а затем шла на убой.

Приблизительно через два часа после начала работы один из рабочих, мокрый от пота, пришел в лазарет с жалобами на общую слабость. Жара часто доводила рабочих до изнеможения, поэтому доктор велел ему немного полежать. Через пять минут у рабочего начались судороги. Вероятно, ему уделили бы большее внимание, но несколько минут спустя с мостика шестого этажа упала женщина и размозжила себе череп.

Рабочие собрались вокруг ее тела у конца разломанной трубы. В увеличивающейся луже слабо шевелила плавниками жирная красная рыба.

Женщины, работавшие с погибшей, сказали, что она жаловалась на плохое самочувствие, а когда пошла по мостику, вдруг забилась в конвульсиях. Когда доктор вернулся в лазарет, рабочий был в жару, и сестра сказала, что его сильно рвало. Вскоре рабочий умер.

В следующие два часа около четырехсот рабочих после приступа судорог умерли. Лишь одного, всегда выпивавшего за ленчем две кварты молока, успели доставить в Торон, в Медицинский центр, но через десять минут он все-таки умер. В Медицинском центре это был первый случай, лишь после шестнадцатого был поставлен окончательный диагноз — отравление барбицидом. И тогда только вспомнили об утреннем распоряжении Военного министерства найти противоядие.

— Каким-то образом, — сказал доктор Уинтл, — эта отрава попала в пищу. Возможно, по всему городу.

Он сел за стол и написал обращение к гражданам Торона, содержащее описание признаков отравления барбицидом, название противоядия, рекомендацию немедленно принять пищу, содержащую большое количество кальция, и обратиться в Медицинский центр.

— Срочно пошлите это в Военное министерство и по всем каналам информации, — сказал он своему секретарю.

Когда помощник главного инженера Коммуникаций (самого инженера не было) получил послание, он даже не потрудился взглянуть, от кого оно, а с отвращением бросил его в корзину, пробормотав что-то о некомпетентности. Если бы уборщики удосужились подсчитать, они обнаружили бы в разных корзинах тридцать шесть копий оповещения майора Тумара.

Лишь малая часть отравившихся попала в Медицинский центр, и тем не менее врачи едва успевали справляться с потоком пациентов, стонущих и бьющихся в судорогах. Почти с самого начала в приемной торчали двое мужчин и подозрительно оглядывали всех поступивших. Но всем было не до них, и никто не придал значения произошедшему инциденту. Скоро внимание мужчин привлекла девушка лет шестнадцати, со снежно-белыми волосами и сильным стройным телом. Состояние девушки было тяжелым, пот струился по ее лицу. На шее висело ожерелье из ракушек.

— Она, — сказал один из мужчин другому.

Тот кивнул, подошел к врачу, который в это время делал уколы, и что-то прошептал ему на ухо.

— Конечно нет! — возмутился врач. — Пациенты должны по крайней мере двое суток отдыхать, кроме того, они нуждаются в тщательном наблюдении после инъекции противоядия. У них крайне низкая сопротивляемость и осложнения…

Мужчина сказал что-то еще и предъявил какую-то бумагу. Доктор подошел к постели девушки, быстро сделал ей два укола, записал ее имя и фамилию — Алтер Ронайд — и заявил:

— Должен вам сказать, что я категорически возражаю и буду…

— Ладно, доктор, — сказал первый мужчина, поднял Алтер и вынес ее из здания больницы.

У королевы-матери была своя приемная. Королева сидела на высоком троне и рассматривала фотографии. На двух была комната кронпринца. На одной принц сидел на постели в пижамных штанах и прижимал пятки к боковине кровати; у окна стояла беловолосая девушка в ожерелье из ракушек. На второй принц положил руку на спинку кровати. Девушка отвернулась к окну. На третьей фотографии, снятой через замочную скважину, был в очень большом увеличении человеческий зрачок; сквозь радужную оболочку виднелись пунктиры и крошечные линии сетчатки.

На подлокотнике трона лежала папка с надписью: АЛТЕР РОНАЙД.

В папке лежало свидетельство о рождении, четкая фотография той же самой сетчатки, контракт с бродячим цирком, диплом об окончании начальной школы, квитанции за трехлетний курс гимнастики, медицинский счет за лечение растяжения связок и два бланка с адресами. Там же находились сведения об Алине Ронайд (матери, ныне умершей) и Рэре Ронайд (тетке по матери, официальной опекунше).

Королева положила фотографии на папку, повернулась к четырем охранникам, стоявшим у стены, стукнула об пол тяжелым скипетром и сказала:

— Введите.

На другом конце комнаты открылась дверь.

Среди комнаты стояли два столба в четыре фута высотой и в футе друг от друга.

Стражники поставили Алтер между столбами, которые доходили ей до подмышек, расставили руки и привязали их к столбам.

Королева улыбнулась.

— Это всего лишь предосторожность. Мы хотим помочь тебе. — Она сошла по ступенькам трона. — Мы о тебе кое-что знаем. Знаем, что и ты кое-что знаешь, и если ты мне все расскажешь, я буду чувствовать себя гораздо лучше. Видишь ли, я очень расстроена. Тебе это известно?

Алтер старалась сохранить равновесие; столбы были высоковаты для нее, она не могла ни стоять, ни повиснуть.

— Мы понимаем, что ты устала и после барбицида чувствуешь себя плохо, верно? — сказала королева, подойдя ближе.

Алтер покачала головой.

— Куда ты девала моего сына? — спросила королева.

Алтер закрыла глаза, снова открыла и покачала головой.

— У нас есть доказательства. Хочешь посмотреть? — Королева протянула Алтер фотографии. — Мой сын снял себя и тебя, отпечатки четкие. — Она убрала фотографии в карман. — Будешь говорить?

— Я ничего не знаю.

— Оставь. В комнате столько же фотокамер, сколько икринок у осетра. И десятки скрытых кнопок. Сигнал тревоги почему-то не сработал, но фотокамеры действовали отлично.

Алтер снова покачала головой.

— Не бойся, — сказала королева. — Мы понимаем, что ты устала, и хотим поскорее вернуть тебя в больницу. Ну, рассказывай, что случилось с моим сыном, принцем?

Молчание.

— А ты очень симпатичная девочка. И акробатка? Почему ты боишься ответить? Ты акробатка?

Алтер кивнула. Королева коснулась рукой тройного ремешка ожерелья.

— Прекрасное украшение. — Она подняла его с груди Алтер. — Тело акробатки — как драгоценность, прекрасная, изысканная. И у тебя такое…

Ожерелье вдруг упало на пол. Ракушки слабо звякнули. Глаза Алтер метнулись к ним.

— Ох, извини, — сказала королева. — Жаль разбить такую вещь. — Она подобрала платье и занесла ногу над ожерельем. — Ты скажешь, где мой сын?

Молчание.

— Прекрасно. — Королева опустила ногу. Хруст раковин заглушил крики Алтер, потому что королева с силой ударила скипетром по привязанному запястью Алтер раз и другой. Треснул скипетр. Королева ударила им по вывернутому локтю Алтер.

Потом стало тихо, королева снова спросила:

— Ну, где мой сын?

Алтер ничего не сказала, да и не могла бы сказать — ничего хорошего ей это не сулило.

— В рудники?

— Какой там с нее сейчас прок? — Королева снова воссела на трон. — Унесите ее обратно в больницу. Мы всегда сможем взять ее оттуда, если понадобится. Она явно работает на кого-то. Может, на врага. — Королева взмахнула скипетром. — Уберите ее вон!

Бесчувственную Алтер завернули в серое одеяло и отнесли в больницу.

— Отравление? — спросил клерк.

Мужчина кивнул. Доктор, при котором Алтер забирали из больницы, еще работал. Откинув одеяло с лица пациента, он узнал девушку. Когда одеяло убрали полностью, у него перехватило дыхание, и он прохрипел сестре:

— В неотложную хирургию. Немедленно.

Тил, несколько оправившись от поноса, целый день ничего не ел. Он почувствовал голод и, пошарив в холодном чулане гостиничной кухни, нашел остатки рыбы и отрезал кусок. Открылась дверь, и вошла семидесятилетняя барменша. Она подскочила к Тилу и выбила рыбу из его рук.

— Ты спятил? Хочешь, чтобы тебя вынесли отсюда, как и других?

Тил растерянно смотрел на нее, когда в кухню вошла Рэра.

— Умираю с голоду, — заявила она. — Я продавала свой тоник, который вчера сварила, и около полудня вдруг все на него набросились. Люди хотели как-то спастись от судорог, и я подумала, что мой тоник ничем не хуже чего-нибудь другого. Не было времени даже поесть. Эпидемия, что ли? Эге, а ведь это, наверное, недурно! — И она потянулась к рыбе.

Старая барменша схватила блюдо и вытряхнула рыбу в помойное ведро.

— Она отравлена, ты что, не знаешь? Из-за этой рыбы все и случилось. Всех, кто ее ел, взяли в больницу с судорогами. Куча народу поумирало. Я и женщина, что живет через улицу, вычислили, что это от рыбы. Мы вместе покупали ее утром у одной торговки. Сама я никогда не ем эту дрянь, но подала ее на ленч.

— Ладно, но я все-таки хочу есть, — сказал Тил.

— Не съесть ли нам сыру и фруктов? — сказала Рэра.

— Я думаю, можно, — сказала барменша.

— А кого взяли в больницу? — спросил Тил.

— Ах да, ты ведь был наверху весь день! — И старуха рассказала, как было дело.

Примерно в то же время наблюдатель в самолете-разведчике заметил судно с военным оборудованием милях в шестидесяти от любого места, где могли бы принять такой груз. Вообще-то он должен был послать приказ, исправляющий типографскую ошибку в… ну да, конечно, это то самое судно. Он послал приказ сегодня через отдел 27 «Б». Судно недалеко от берега, в том редком месте, где лес спускается к самой воде. Крошечный порт — единственное место цивилизации между зеленым морем и зеленым лесом. Наблюдатель заметил, что в порту стоит маленький тетроновый грузовоз. Но что делать с транспортным кораблем… Наблюдатель окликнул пилота и попросил дать связь с кораблем.

Пилот дрожал и тряс головой. Второй пилот откинулся в кресле, открыв рот и закрыв глаза.

— Я чувствую… — начал первый пилот, комкая кусок фольги из-под сандвича с рыбным филе, которым несколько часов назад оба пилота позавтракали, но вдруг упал с кресла и, падая, задел рукоятку на контрольной панели. Самолет накренился. Наблюдателя выбросило из кресла, микрофон вывалился из его рук.

Второй пилот открыл глаза, хотел схватиться за рукоятку, но промахнулся. Через сорок секунд самолет врезался в море в каких-нибудь тридцати ярдах от стоявшего на якоре тетронового грузовоза.

Глава 8

В воздухе стоял рев. Лит закричал и побежал через палубу. Затем тьма. Затем вода. Затем гром, визг. Что-то разорвалось пополам. Он поскользнулся и упал. Джон и Эркор подняли потерявшего сознание принца, прыгнули через борт и поплыли. В порту завыли сирены, когда они положили Лита на сухие листья посреди лесной поляны.

— Мы оставим его здесь, — сказал Эркор.

— Здесь? — удивился Джон.

— За ним придут. Тебе надо дальше. Мы оставим принца, и ты расскажешь мне о своем плане.

— Мой план… — сказал Джон, и они пошли между деревьями.

Одну щеку кололи сухие листья, а другую холодил ветер.

Что-то коснулось его бока. Он задремал в маленьком парке за дворцом. Скоро пора идти ужинать. Запах листьев был каким-то особенно свежим… Что-то снова коснулось его бока. Он открыл глаза и вскрикнул: он вовсе не в парке и не собирался идти ужинать! Над ним стоит громадный человек.

Лесной великан еще раз коснулся мальчика ногой. Мальчик откатился в сторону и замер. Гигант сказал что-то, помолчал и снова повторил то же слово:

— Курл…

Он произнес его в третий раз и ткнул себя в грудь. Затем указал на мальчика и улыбнулся. Мальчик молчал.

Гигант снова хлопнул себя в грудь и сказал «Курл», и снова протянул руку к мальчику, ожидая, что тот назовет свое имя. Но Лит молчал. Курл пожал плечами и сделал мальчику знак подойти. Тот медленно встал. Скоро они уже шли по лесу.

Пока они шли, мальчик вспомнил: тень потерявшего управление самолета над ними, удар самолета о воду, поднявшаяся горой вода. Пожар. Взрыв…

Все началось в его спальне во дворце, когда он в первый раз нажал пяткой скрытую кнопку. Фотокамеры, вероятно, сработали, но не было ни сирены, ни стражи. Так же было, когда он нажал вторую кнопку, вмонтированную в спинку кровати. И тогда он постарался поставить девушку в нужное положение, чтобы сфотографировать ее глаз. Не произошло ничего. Его увели, а мать спокойно оставалась в своей комнате. Как могло случиться, чтобы похитили принца?

Сбивал с толку и мальчик, рассказавший ему о море, и девушка, учившая его падать. Зачем людям, похитившим принца, рассказывать ему о красоте морского заката или учить его делать невероятные вещи со своим телом?

Когда девушка велела ему прыгать с крыши, он был уверен, что она хочет убить его. Однако он послушно выполнил все ее указания. Он всегда слушался. И сейчас он шел за гигантом, потому что тот велел ему идти за ним.

Если бы он остался там, поближе сошелся бы с мальчиком и девушкой, он постепенно что-то бы понял. Но черноволосый и гигант со шрамом увезли его. Он пытался связать «реальное» и «вероятное» и рассказал черноволосому историю рудничных заключенных, настоящую, вполне «вероятную» историю. А тот повернул ее на себя и сказал, что это все было на самом деле. И нить лопнула.

Последней искрой вспыхнуло воспоминание, как его умоляли о чем-то не забывать, но о чем — он так и не вспомнил.

Дорога пошла под уклон. Стали попадаться камни, обросшие мхом. Один раз Курл резко остановился и рукой загородил мальчику дорогу. Кусты перед ними раздвинулись, и вышли две женщины. Они были похожи как две капли воды: темно-синие глаза, плоский нос, острые скулы. Двойняшки, подумал мальчик. У обеих женщин на левой стороне лица по тройному рубцу. Не взглянув даже на Курла и мальчика, они пересекли дорогу и скрылись за деревьями. Курл снова пустился в путь. Они прошли мимо двух высоких лесных жителей, но у них, как и у Курла, шрамов не было.

Один раз им встретилась группа приземистых созданий ростом ниже мальчика. Увидев Курла, они было кинулись к нему, но поглядели на мальчика и остановились, только помахали Курлу. Он улыбнулся им в ответ, и никакой напряженности, как при встрече с женщинами, на сей раз Лит не почувствовал.

Затем они свернули к небольшой скале. Возле толстого дерева была навалена куча веток. Курл раздвинул их и достал клетку из прутьев, связанных лианой. В ней что-то верещало. Курл открыл дверцу и сунул внутрь руку. Раздался визг, и все стихло. Курл вытащил зверька, похожего на ласку, со сломанной шеей. Мальчик со страхом посмотрел на руки гиганта. Курл поставил клетку снова под ветки и пошел с мальчиком через поляну, где была спрятана другая ловушка. Когда он сунул в нее руку, мальчик отвернулся.

Но Курл коснулся его плеча и показал второго зверька. Они вернулись в лес. Там Курл развел костер и зажарил мясо. Когда оно было готово, Курл достал из кармана кожаный мешочек, вытряс на мясо немного белого порошка и протянул мешочек мальчику. Тот высыпал немного на ладонь и лизнул. Соль.

Когда они кончили есть, в лесу стало темно, прохладно и тихо. Но вот хрустнула ветка, оба оглянулись.

— Тлото, — резко сказал Курл.

На границе света от костра и темноты появилась тень. Курл взял прут и взмахнул им. Тень отклонилась и тихо мяукнула.

— Уходи, Тлото, — сказал Курл. — Уходи.

Но Тлото двинулся к ним.

Может быть, он родился от людей, но назвать его человеком… Он был голый, безволосый, белый, как раковина. Не было ни глаз, ни ушей, только безгубый рот и плоские ноздри. Ноги были кривые, изуродованные, на каждой руке действовали только два пальца. Он с мяуканьем тянулся к кучке обглоданных костей. Взмахом руки Курл отшвырнул полупарализованную лапу. Тлото попятился и шагнул к мальчику, расширив ноздри.

У Лита еще оставалась еда. «Он всего на голову выше меня, — думал мальчик. — Если он из породы гигантов, то, наверное, еще ребенок. А может, моих лет». Он посмотрел в пустое лицо Тлото и дал ему остатки своей еды.

Лапа протянулась вперед, схватила и дернулась назад. Мальчик улыбнулся, но Тлото все равно не видел, так что это не имело значения. Он отвернулся к костру, и когда снова взглянул, Тлото исчез.

Курл забрасывал угли землей и рассказывал мальчику про Тлото. Тот внимательно слушал и понял, что Тлото не оценит его заботы. Но слова Курла мало значили для принца. В этом мире не было ничего знакомого, о чем можно было говорить, а о доме он не скучал.

Его выдернули из одного места и перенесли в другое. Шок от перемещения был так велик, что осмыслить его он был не в силах. Лит пропускал слова. Он слушал Курла внимательно, но не ради слов. Он следил за тоном, за интонациями, за лицом гиганта, за его громадной фигурой, за движением плеча, руки, колена. Он пытался уловить в них намек на эмоции, которые можно было бы соотнести со своими. Кое-что он обнаружил.

Затем они улеглись на траву и заснули.

Было еще темно, когда рука гиганта потрепала мальчика за плечо. Стало холоднее, ветер шевелил волосы. Над деревьями пронесся высокий звук и замер. Курл взял мальчика за руку, и они пошли в темноте.

Вдруг посветлело. Утро? Нет, всходила луна. Свет вначале был белым, затем стал серебряным. Они дошли до утеса, за которым плескалось темное море. Утес уступами сходил вниз. Там, в ста футах от воды, было каменное плато. Луна уже стояла высоко и освещала плато и храм в конце его.

Перед храмом высокий человек в черном дул в изогнутую раковину. Жалобный стон летел над морем и лесом. Отовсюду подходил народ. Некоторые парами, кое-кто с детьми, но больше всего одиночки, мужчины и женщины. И только высокие. Мальчик стал было спускаться вниз, но Курл удержал его. Скоро мальчик понял, что кроме них сверху смотрят и другие. В том числе несколько неандертальцев. На воде засверкали изломанные линии волн, отражавших луну. Небо усыпали звезды.

Из храма на плато вывели группу людей; в основном это были дети, но был один бородатый старик и величественная женщина. Все были связаны, все почти голые и все, за исключением женщины, волочили ноги и нервно озирались.

Жрец в черном исчез в храме и появился снова, держа в руке что-то, что издали показалось мальчику чесалкой для спины. По толпе людей, окруживших храм, прошел ропот. Мальчик увидел, что это был трезубец на рукоятке.

Жрец подошел к первой девочке, взял ее одной рукой за голову и быстро провел трезубцем по левой стороне ее лица. Она издала неопределенный звук, потонувший в ропоте толпы. То же самое он сделал со следующим. Женщина стояла совершенно спокойно и даже не вздрогнула, когда ей резали щеку. Старик боялся, хныкал и пятился. Из круга вышли мужчина и женщина и придержали старика. Когда трезубец прошел по его лицу, старческое хныканье сменилось визгом. Мальчик вспомнил пойманных в ловушку зверьков. Старик отвернулся от державших его, но никто уже не обращал на него внимания.

Жрец снова поднес раковину к губам, и высокий чистый звук поплыл между скал. Люди рассеялись по лесу. Курл коснулся плеча мальчика, и они тоже вернулись в лес. Мальчик растерянно посмотрел в желтые глаза Курла, но в них не было объяснения. Один раз он увидел белую фигуру, мелькнувшую слева. Тлото шел за ними?

Мальчик учился целыми днями. Курл показывал ему, как делать тетиву из кишок животных, менять наживку в ловушках, сортировать хворост для костра, держать ветки, когда Курл связывал их для навеса в дождливую ночь, и многое другое.

Курл пользовался немногими словами. Он называл типы ловушек, места в лесу, животных. Мальчик научился понимать, но сам пока не говорил.

Как-то раз они шли по лесу, и Курл сказал:

— Ты идешь громко, как тапир.

Мальчик шел по сухим листьям. Он тут же послушно перешел на влажные листья, которые не шуршали.

Иногда мальчик ходил вдоль ручья. Однажды за ним погнался кабан, и мальчик влез на дерево, сел на развилок ветки и смотрел на оскаленную морду со сломанным клыком. Затем он услышал мяукающий звук и увидел Тлото, бредущего к дереву. Мальчик закричал «Уходи!» впервые с тех пор, как оказался в лесу. Но Тлото не мог ни увидеть его, ни услышать.

Кабан бросился к Тлото. Тлото мгновенно исчез. Мальчик слез с дерева и побежал за кабаном, продирающимся сквозь кусты. Он выскочил на поляну и остановился.

Однако то была не поляна, а болото, покрытое плавающими листьями. Кабан наполовину увяз и отчаянно пытался выбраться. Тлото стоял на другом конце болота; ноздри его дрожали, слепая голова поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Каким-то образом уродец заманил кабана в болото. Животное, видимо, бежало слишком быстро и не успело остановиться. Мальчик обернулся. За его спиной стоял Курл.

Визг, бульканье и тишина. Мальчик повернулся к болоту. Ни кабана, ни Тлото не было.

Курл повел мальчика к лагерю. Проходя мимо ручья, он увидел отпечатки ног мальчика и нахмурился.

— Оставлять следы на мокрой земле опасно. Хищники придут на водопой, почуют тебя и пойдут за тобой. Что, если бы кабан напал на тебя, а не побежал к болоту? Если уж оставлять следы, то только лишь на сухой земле. Но лучше не оставлять вовсе.

Мальчик слушал и запоминал. Но в эту ночь он отделил от своей порции мяса большой кусок и отдал его Тлото, когда тот появился у костра.

— От него никакой пользы, — сказал Курл. — Не трать свою еду на него. Впрочем, мы все гистосенсы.

Мальчик хотел спросить, что это такое, но не сумел, и засмеялся. Курл удивленно посмотрел на него. Мальчик снова засмеялся, и Курл засмеялся тоже.

— Ты научишься. Научишься в конце концов! — И продолжил серьезно: — Знаешь, это первый гистосенсный звук, какой я услышал от тебя, с тех пор как ты здесь.

Мальчик нахмурился, и Курл повторил фразу. По лицу мальчика он понял, какие слова оказались для него темными. Он на минуту задумался.

— Ты, я, даже Тлото — гистосенсы; деревья, камни, животные — нет. Ты смеешься — это гистосенсный звук. Слово это означает «чувствующий», то есть, ты знаешь, где ты был, где ты сейчас и куда пойдешь; оно также означает «оценивающий».

Мальчик посмотрел в ту сторону, куда исчез Тлото.

— Тебя интересует Тлото? Видишь ли, мы здесь, на материке, живем близко от радиации; некоторые из наших племен ушли на тысячелетие вперед по цепи человеческой эволюции, а другие пошли назад, но и те и другие — достигли точки, где мог стабильно поддерживаться какой-то генетический вид. Тлото — таких, как он, сейчас очень мало — случайный бросок в сторону от человеческого типа. Когда я вижу, что неандертальские ребятишки дразнят его, я всегда их останавливаю. По тем же причинам я хотел бы, чтобы ты прекратил оказывать ему внимание. Оно может ему повредить, так же, как камень или палка, брошенные в него… Но вижу, ты меня сейчас не слушаешь.

Мальчик задумался. Гистосенс? В голову ему по ассоциации пришло другое слово, с тем же окончанием и близким значением. Он пытался поставить одно слово перед другим, чтобы понять, которое было первым. Так начался процесс осмысления.

Мальчик наблюдал за Курлом. Когда они встречали других лесных жителей, возникало ощущение тепла и дружественности. Но если на их пути вставал кто-то со шрамами, Курл просто цепенел.

Однажды мальчик подошел к храму на каменном плато. На камне были вырезаны фигуры. Может быть, это были и люди, но такие деформированные, что стали почти неузнаваемыми. Разглядывая их, он заметил, что из храма вышел жрец и наблюдает за ним. Мальчик убежал.

Потом он раз пытался взобраться на гору. Это было трудным делом, потому что весенние ручьи вздулись и опора часто уходила из-под ног. Он встал на камень и посмотрел вниз.

Как-то они с Курлом ставили ловушки на краю луга, в другом конце которого стоял покосившийся фермерский дом. Людей в нем не было. В другой раз они ставили ловушки на краю джунглей, за ними земля была сырая и потрескавшаяся и стояли среди папоротников хлипкие хижины. Многие из живущих там лесных людей имели на лице рубцы и держались большими группами. Мальчик подумал, не увидит ли он с горы тот пустой луг или ряды тюремных хижин.

Сначала он услышал треск и хотел спуститься на более твердую почву, но не успел. Камень, на котором он стоял, сорвался, и мальчик упал. В памяти вдруг встали слова: «…колени вверх, подбородок вниз — и катись», давным-давно сказанные беловолосой девушкой. До следующего ровного места было, вероятно, футов двадцать. Три ветки сломались при его падении, он шмякнулся о землю и покатился. Что-то — камень или гнилой сук — ударило по тому месту, где он только что был. Затем он стукнулся обо что-то твердое, и все затянула пелена боли.

Через какое-то время он открыл глаза. Болела нога и вся левая сторона тела. Он попытался ползти, но чуть не оторвал ногу. Кое-как приподнявшись, он оглянулся. Ствол толще его тела лежал поперек его левой ноги. Он стал толкать его, но только ссадил кожу на ладонях и снова потерял сознание.

Придя в себя, он опять силился сбросить бревно, пока беспамятство не избавило его от мук.

Тлото дотянул Курла до середины горы, прежде чем гигант понял, в чем дело, и пустился бегом. Он нашел мальчика как раз перед заходом солнца. Мальчик тяжело дышал, глаза его были закрыты, кулаки сжаты. В пыли темнела засохшая кровь.

Большие темные руки взялись за бревно. Мальчик вскрикнул.

Руки стали поднимать бревно; крик перешел в вопль. Бревно ободрало кожу с ноги мальчика.

Руки подняли мальчика, они были теплые, держали крепко. Щека мальчика прижалась к жесткому мускулистому плечу, и он перестал кричать. Но боль не проходила. Первые слезы показались на глазах мальчика, и он плакал, пока не уснул.

На следующий день Курл принес лекарство, сказал, что от жреца. Оно сняло боль и помогло заживлению. Курл сделал для мальчика костыли. Мышцы и связки были сильно помяты, но кости остались целы.

Вечером шел дождь, и они ели под навесом. Тлото не появлялся, но на этот раз Курл сам отложил кусок мяса и выглядывал его сквозь мокрые деревья. После ужина Курл рассказал мальчику, как Тлото привел его к нему. Затем Курл взял мясо и вышел под дождь.

Мальчик лег спать. Он подумал, что мясом Курл хочет вознаградить Тлото, но держался Курл почему-то необычно серьезно. Засыпая, мальчик с удивлением думал, каким образом слепой и глухой Тлото мог найти его.

Когда он проснулся, дождь прекратился. Воздух был сырым и холодным. Мальчик сел и вздрогнул от боли в ноге. Сквозь деревья мерцал лунный свет. Трижды раздался звук, чистый и далекий. Мальчик взял костыли и встал. Некоторое время он ждал, что Курл придет за ним.

В конце концов он вздохнул и осторожно пошел сам. Он дошел до места, откуда можно было видеть сквозь мокрую листву каменное плато внизу. Народ уже собрался. Мальчик увидел жреца, оглядел стоящих кругом людей. Среди них был Курл!

Жрец снова подул в раковину, и из храма вышли пленники: впереди три мальчика, затем девочка постарше и мужчина, а за ними… Тлото! В лунном свете он был бел как мрамор, с трудом волочил по камню свои изуродованные ноги. Безглазая голова растерянно качалась вправо-влево.

Когда жрец поднял свой тройной нож, мальчик судорожно сжал костыли. Жрец шел от одного пленника к другому. Тлото съежился. Когда нож опустился на его голову, у мальчика сжало горло, как будто резали его собственную плоть.

Голоса смолкли, пленника развязали, и люди потянулись обратно в лес.

Мальчик пошел навстречу. Множество людей шло по тропам от каменного храма. Курл увидел его и отвел глаза. Затем сказал:

— Ты не понимаешь. Я должен был поймать его и отвести на отметку. Но тебе этого не понять.

Мальчик почти не видел, куда ступает: он не сводил глаз с гиганта.

— Ты не понимаешь, — повторил Курл. — Это… обычай. Важный обычай. Да, конечно, ему было больно. Он боялся. Но это нужно было сделать. Тлото один из тех, кто угадывает мысли других. — Курл помолчал. — Я попробую объяснить, почему я должен был причинить боль твоему другу. Да, я знаю, что он твой друг. Но однажды я сказал, что Тлото — гистосенс. Я ошибся. Тлото больше. Он и другие меченые. Поэтому Тлото и выжил. Поэтому он знал, где ты, когда с тобой случилась беда. Он читал в твоей голове. У высокого народа родится много таких, и с каждым годом больше. И как только мы их обнаруживаем, мы отмечаем их. Многие пытаются скрыть это, и иногда долгое время скрывают, ты понимаешь? Когда Тлото показал мне, где ты, он знал, что его схватят и отметят. Понимаешь? — Он снова замолчал и поглядел на мальчика. В глазах его была боль. — Ты хочешь знать, зачем? В давние времена таких убивали. Теперь у нас любовь шире, чем у вас. Отметка напоминает им, что они хоть и другие, но все-таки те же, что и мы. Это не очень больно и скоро заживет. Во всяком случае, их больше не убивают. Мы знаем, что они важны… — Он вдруг вспомнил, что мальчика привезли в лес, поскольку герцогиня решила, что это необходимо для его безопасности. — Я ошибся. Мне очень жаль. Я завтра поговорю со жрецом.

Они шли, пока заря не осветила небо за лесом. Курл сказал:

— Я хочу показать тебе кое-что. Уже близко, а погода подходящая.

Через несколько минут они стояли на маленьком утесе. Бледно-золотая дымка затянула небо. В середине горизонта пылало туманное солнце, а внизу проглядывала вода цвета пламени, без конца и края.

— Это озеро между этой горой и следующей, — сказал Курл, указывая на воду. Ты видишь, что они там делают? Нет, туман слишком густой. Но посмотри на озеро.

— Я думал… — с некоторым усилием сказал мальчик. — Я думал, это море.

Курл улыбнулся. Рядом с ним появилась фигура Тлото. Капли с мокрой листвы стекали по его шее и спине, по засохшей крови на лице. Он поворачивал пустое лицо вправо и влево, и со всеми, кто его знал, мог обращаться без страха.

Глава 9

Кли Кошер устроили в правительственном офисе на три дня. Не успела она убрать свои заметки о субтригонометрических функциях, над которыми работала, в стол, как сделала открытие, обеспечившее ей в истории торомонских войн место первого военного героя. Она стукнула кулаком по компьютеру, швырнула ручку и позвонила в Военное министерство.

Тумара пришлось ждать десять минут. Затем его рыжая голова появилась в видеофоне. Он улыбнулся.

— Привет!

— Привет, — сказала она. — Я только что просмотрела цифры, которые твои люди послали нам по радиационному барьеру, и старые записи времен разрушения Тилфара. Тумар, мне даже не понадобилось вводить их в компьютер, достаточно было посмотреть на них. Радиация создана искусственно! Ее рост абсолютно равномерен. Схема роста такова, что речь не может идти больше чем о двух простых генераторах или одном комплексном…

— Давай помедленнее, — сказал Тумар. — О каких генераторах ты говоришь?

— Радиационный барьер, или большой его участок, поддерживается искусственно. Там не больше двух реакторов, а может быть, и один.

— А как можно поддерживать радиацию?

— Не знаю. Но кто-то это делает.

— Ты, конечно, гений, но почему никто раньше до этого не додумался?

— Наверное, никто не допускал такой возможности, а может быть, и допускал, но не захотел вычислять вторую производную, а то и вообще поленился взглянуть на цифры, а прямо сунул их в компьютер. За двадцать минут я вычислю для тебя этот участок.

— Давай, а я пока узнаю, кому нужны эти данные. Ты знаешь, что это первая часть важной информации, которую мы должны были получить от всей батареи логарифмических линеек, собранной здесь? Я так и думал, что это скорее всего придет от тебя. Спасибо, хорошо бы этим воспользоваться.

Она послала ему воздушный поцелуй и снова достала свои записки. Через десять минут затрещал видеофон. Кли обернулась, попыталась вызвать оператора, но не смогла. Она взяла со стола карманный набор инструментов и собралась атаковать паз частотного фильтра, но треск усилился, и она услышала голос. На экране мелькнуло лицо и исчезло. Черные волосы, лицо как будто знакомое, но оно пропало раньше, чем она успела его разглядеть.

«Пересеклись две линии, — подумала она. — А может быть, замыкание в настраивающей аппаратуре?» Она снова глянула в свой блокнот, но на экране вспыхнуло изображение, теперь уже четкое. Она не сразу сообразила, что лицо мужчины на экране очень похоже на ее собственное.

— Привет, — сказал мужчина. — Привет, Кли.

— Кто это?

— Джон.

Она неподвижно сидела, стараясь соединить известное ей с тем, что она видела сейчас (как принц в лесу чувствовал, когда его жизнь разорвалась на то, что было, и на то, что есть сейчас). Ей это удалось.

— Предполагалось, что ты… умер. Я хочу сказать, что я так думала. Где ты, Джон?

— Кли… мне нужно поговорить с тобой.

Пять секунд молчания.

— Джон, Джон, как ты?

— Прекрасно. Я больше не в тюрьме. Я давно оттуда и сделал уйму вещей. Но мне нужна твоя помощь, Кли.

— С радостью, только скажи, чем я могу помочь.

— Ты хочешь знать, где я и что делаю? Я в Тил фаре и пытаюсь остановить войну.

— В Тилфаре?

— За радиационным барьером что-то есть. Я хочу пройти через него и посмотреть, что можно сделать. Но мне нужна кое-какая помощь. Я наладил связь с Тороном. Здесь куча всякого оборудования, которое я мог бы считать своим, если бы знал, как им пользоваться. И мне нужен друг, который в этом разбирается и которому я могу доверять. Я знаю, что ты пользуешься вниманием майора Тумара, и знаю, что он один из немногих по-настоящему ценных специалистов во всем этом военном винегрете. Кли, за Мертвым Городом есть что-то враждебное Торомону, но война — не выход. Война вызвана состоянием в Торомоне, но она не решит его проблем. Положение с иммиграцией, продовольствием, избыток рабочей силы, дефляция — вот причины войны. Если ее остановить, то с опасностью, которая есть здесь, можно покончить быстро и мирно. В Тороне даже не знают, кто наш враг, и он не позволит вам узнать.

— А ты знаешь? — спросила Кли.

Джон помолчал.

— Кто бы он ни был, война ему ничего не сделает.

— А ты можешь?

Джон снова сделал паузу.

— Да. Я не могу сказать тебе сейчас, как, скажу только, что мне доставить ему неприятности много проще, чем вам в Торомоне.

— Джон, на что похож Тилфар? Расскажи.

Джон глубоко вздохнул.

— Кли, он похож на открытую могилу. Он ничуть не напоминает Торон. Он был хорошо распланирован, все улицы прямые, нет и не могло быть Адского Котла. Дороги вьются над землей среди высоких зданий. Сейчас я нахожусь в Звездном Дворце, это было великолепное здание. Оно и сейчас прекрасно. Здесь были поразительные лаборатории, залы, где потолки воспроизводят звездное небо. Электроустановки все еще работают. В большей части домов есть освещение. Правда, водопровод в городе наполовину разрушен, но во дворце работает. Наверное, в Тил фаре было очень хорошо жить. Все здесь так, как было до эвакуации жителей, почти ничего не разграблено.

— Радиация… — начала Кли.

Джон засмеялся.

— О, это нас не беспокоит. Сейчас долго объяснять, но в самом деле не беспокоит.

— Я не это имела в виду. Я поняла, что раз ты жив, значит, радиация тебе не страшна. Но, Джон, дело не в официальной пропаганде, видишь ли, я сделала открытие: за барьером искусственно создана радиация, погубившая Тилфар. Где-то поблизости от Тилфара есть генератор, вызвавший подъем радиации, и он функционирует до сих пор. Это еще не опубликовано, но прекратить войну тебе не удастся, потому что у правительства теперь будет основание свалить разрушение Тилфара на врага. А им только этого и надо.

— Кли, я еще не кончил рассказывать о Тилфаре. Я говорю, что электричество работает. Так вот, если ты войдешь в какой-нибудь дом и включишь свет, ты увидишь на полу трупы шестидесятилетней давности. На дорогах через каждые сто футов следы аварий. На Звездном стадионе около десяти тысяч мертвецов. Не очень приятное зрелище. Я и Эркор — единственные, кто имеет представление о масштабах разрушений Тилфара.

— Джон, но я ведь не могу взять обратно информацию…

— Нет, нет, я не прошу тебя об этом. Тем более что я слышал твой последний разговор и знаю, что информация уже ушла. Я хочу, чтобы ты сделала две вещи. Одна касается отца. Я слушал телефонное совещание первого министра Черджила с несколькими членами Совета. Они собираются просить у отца крупную сумму на финансирование первого этапа войны. Попытайся убедить его, что это принесет больше вреда, чем пользы. У тебя, Кли, математический ум. Покажи ему, к чему все это приведет. Он полагает, что не несет такую же ответственность, как и все. Надо, чтобы его продукция не наводняла город. И, ради спасения Торомона, надо следить за его контролерами. Они готовы утопить остров в море своими интригами. Видишь ли, я могу только навести тебя на правильный путь, а ты уж сама решай, как поступить. Теперь второе: я не могу пробиться в систему королевского дворца, могу только подслушивать. Надо передать герцогине Петре, чтобы она в течение сорока восьми часов отправилась в Тилфар по транзитной ленте. Скажи ей, что она должна помочь двум ребяткам, особенно девочке. Она сообразит кому!

Кли записала.

— А разве транзитная лента работает? — спросила она.

— Когда я бежал из тюрьмы, она работала. С чего бы ей сейчас остановиться?

— Ты пользовался ею? Значит, ты был в Тороне?

— Да. И был на твоем балу.

— Значит… — Она остановилась и рассмеялась: — Я так рада, Джон. Я так рада, что это и в самом деле был ты.

— Ну, сестричка, расскажи о себе. И что произошло в мире? Я долго был вдали от него и здесь, в Тил фаре, не чувствую себя ближе. Тем более, хожу теперь в чем мать родила. По дороге мы попали в щекотливую ситуацию, и мне пришлось бросить свою одежду, чтобы меня не схватили. Потом объясню. Ну, а ты как?

— Да нечего рассказывать. Получила степень с отличием. Выросла. Помолвлена с Тумаром, ты ведь об этом знаешь. Папа одобряет, и мы поженимся, когда кончится война. Работаю над задачей определения обратных тригонометрических функций. Вот самые важные события в моей жизни. Считается, что я работаю на военные нужды, но до сегодняшнего дня мало что сделала.

— Прекрасно. Пропорции примерно правильные.

— А ты как? И что с одеждой? — Она хихикнула, и он ответил тем же.

— Видишь ли… да нет, ты не поверишь, все так необыкновенно! Здесь со мной Эркор, друг из лесных жителей. Он оставил лес, чтобы пожить некоторое время в Тороне, там мы и встретились. По-видимому, ему удалось собрать поразительный запас информации о всевозможных вещах — электронике, языках и, даже музыке. Можно подумать, что он читает мысли. И мы вместе прошли через лес, через тюремные рудники в Тилфар.

— Джон, что это за рудники? Я никогда не могла понять, как папа мог пользоваться тетроном, зная, что ты его добываешь?

— Как-нибудь вечерком мы с тобой сядем, выпьем, и я расскажу тебе, что это за штука. Но не сейчас. Когда будешь говорить с отцом, не забудь помянуть и меня, и рудники.

— Будь спокоен. Сделаю.

— Так вот, — продолжал Джон, — мы с Эркором шли через лес тайно, а там из-за листвы довольно темно. Эркору что, он лесной житель, его никто не остановит, а чтобы не увидели меня, я большую часть пути шел голый, как яйцо.

— Не понимаю, Джон, ты, часом, не заговариваешься?

Джон засмеялся.

— Нет, конечно. Со мной все в порядке. Только я сейчас не могу объяснить тебе всего. Если мне посчастливится увидеться с тобой снова, я расскажу. Ох, сестренка, я так давно мечтаю быть свободным, увидеть тебя и отца, и… Нет, со мной все в порядке, просто в носу защекотало.

У нее брызнули из глаз слезы и покатились по щекам.

— Вот видишь, что ты сделал, — сказала она, и оба засмеялись. — Увидеть тебя снова, Джон, это так… замечательно!

— Я очень люблю тебя, сестричка! Спасибо, и до скорого!

— Я передам твою просьбу. До свидания!

Видеофон потемнел, и, надеясь, что волнение не помешает ей выполнить поручение брата, она приготовилась к разговору с герцогиней Петрой.

Глава 10

В течение следующих двух часов умерли два человека, находившиеся за много миль друг от друга.

— Не дури, — говорила Рэра в гостинице Адского Котла. — Я отличная сиделка. Хочешь, покажу лицензию?

Седовласый Джерин сидел в кресле у окна.

— Зачем я это сделал? — говорил он. — Это было неправильно. Я… я люблю свою страну.

Рэра сняла одеяло со спинки кресла и накрыла им дрожащие плечи старика.

— О чем ты? — спросила она, но родимое пятно на щеке стало пунцовым от волнения.

Он скинул одеяло и показал на стол, где лежало старое объявление:

ПРИНЦ ПОХИЩЕН!

КОРОЛЬ ОБЪЯВИЛ ВОЙНУ!

Плечи Джерина затряслись сильнее. Он встал.

— Сядь, — сказала Рэра. — Не волнуйся, сядь!

Джерин опустился в кресло и повернулся к Рэре.

— Неужели я развязал войну! Я же хотел остановить ее! А если бы…

— Сиди спокойно. Если тебе нужно говорить с кем-нибудь, говори со мной. Я могу тебе ответить. Нет, Джерин, не ты развязал войну.

Джерин снова встал, покачнулся, оперся руками о стол и закашлялся.

— Пожалей ты себя, — закричала Рэра, пытаясь снова усадить старика. — Ты же болен! Сядь и успокойся!

Снаружи послышалось слабое жужжание вертолета. Джерин повернулся в кресле и вдруг откинулся назад, запрокинув голову. Рэра бросилась к нему.

— Прекрати, — шептала она, — прекрати, иначе ты убьешь себя.

Наконец Джерин поднял голову.

— Война! Меня заставили начать ее…

— Никто тебя не заставлял, и не ты начал войну.

— Ты уверена? Нет, откуда тебе знать. Никто не знает. Никто…

— Успокойся, пожалуйста, — повторила Рэра, поднимая одеяло.

Джерин неожиданно обмяк. Опустились плечи, голова подалась вперед, спина согнулась. Хрупкий орган, посылавший жизнь в увядшее семидесятилетнее тело, затрепетал в последнем усилии и остановился. Джерин сполз на пол.

Не понимая, что он умер, Рэра пыталась посадить его в кресло. В это время лопасти вертолета зажужжали совсем близко. Рэра увидела, что окно закрыла тень.

— Боже! — прошептала она.

Стекло разлетелось вдребезги. Она закричала, бросилась к двери и выскочила, захлопнув ее за собой.

Гибкая металлическая лестница спустилась в окно, и в комнату вошли двое с зажигающими ножами. Они подняли тело Джерина и вынесли его в окно. На их рукавах была эмблема королевской дворцовой стражи.

Тил бежал по улице, спасаясь от преследования. Он нырнул в переулок и промчался вниз по каменным ступенькам. Над головой жужжал вертолет.

Сердце Тила билось, как море, как океан. Однажды он заглянул в обычно затопленную пещеру и увидел оранжевые морские звезды, вцепившиеся в мокрый камень. Теперь он сам попал в пещеру города, и прибой страха поднялся, чтобы навсегда оставить его там.

Поблизости была лестница, по которой можно было подняться в коридор многоквартирного дома. Тил вошел туда, свернул к трапу на крышу. Выбравшись наверх, он подошел к краю крыши и заглянул в переулок. Двое мужчин, наверное, те самые, что бежали за ним, шли навстречу друг к другу с двух концов переулка. Когда они встретились, один указал на крышу.

— Черт побери! — пробормотал Тил, поспешно отступая, и вдруг раскрыл рот от изумления: вертолет завис над ним.

На Тила упало что-то легкое. Он стал отбиваться, но оно оказалось сильнее. Оно сбило его с ног, а затем поднялось вместе с ним. Тут только он сообразил, что это сеть. Она тащила его наверх, к вертолету.

Получив приказ, Тумар даже не успел проститься с Кли. Два математика высоко оценили открытие Кли и приступили к определению местоположения генератора. Один из генералов, разрабатывающих стратегию, которую Тумар не вполне понимал, решил, что сейчас самое время для удара.

Тень от контрольной башни упала на обзорный экран и скользнула по лицу Тумара. Он снял темные очки и вздохнул. Сражение. Как, черт побери, они должны сражаться? Отсутствие какого-либо порядка, полная дезорганизация во всем вначале производили на него впечатление фарса. Но после отравленной рыбы фарс уже не был смешным.

Здания аэродрома ушли вниз и назад. Транзитная лента сверкнула под ним, шесть других самолетов звена поднялись за ним. Через мгновение остров исчез в пучине вечернего моря.

Темно-синюю линию горизонта окаймляли облака. Виднелись три звезды, на которые он, бывало, смотрел мальчишкой, когда кончалась работа от зари до зари.

Контрольные аппараты были установлены, делать было нечего, оставалось только ждать.

На конце металлической ленты был прозрачный хрустальный шар диаметром пятнадцать футов; он парил над приемной платформой. Дюжина тетроновых блоков стояли вдоль стен. У окна панель с сорока девятью ярко-красными кнопками в положении «выключено». Два человека стояли на узком мостике над приемной платформой: один молодой, черноволосый, другой — темнокожий гигант с тремя шрамами на левой щеке. В другой комнате на зеленом бархате кресел сидели ссохшиеся мумии.

В солярии под стеклянной крышей на верхнем этаже в шезлонгах и за карточными столами главного здания больницы пациенты собирались уже снова переходить в палаты, как вдруг одна из женщин взвизгнула. Раздался звук бьющегося стекла. Кричали и другие пациенты.

Алтер услышала рев вертолета. Люди побежали. Внезапно толпа пациентов в купальных халатах раздалась, и Алтер увидела, что через разбитую крышу от вертолета в солярий спущен металлический трап. По нему спускались люди с эмблемой королевской стражи. Алтер стиснула зубы и пошла за медсестрой. Люди с эмблемой, подняв зажигающие ножи, уже шагали среди опрокинутых карточных столов. Боже, они идут к ней!

В тот миг, когда стражники увидели ее, она поняла, что единственная возможность спастись — это немедленно кидаться к лестнице. Она наклонила голову, пробиваясь сквозь толпу больных, и понеслась, удивляясь тому, что не убежала раньше.

Стражник метнулся к ней, снова раздались крики и визг.

Алтер упала на металлический пол, резанула боль под гипсовой повязкой. Стражник хотел поднять ее, но она ударила его по лицу здоровой рукой, а затем ребром ладони по шее. Он пошатнулся, но она и сама поскользнулась. Кто-то схватил ее за волосы и оттянул голову назад. Она закрыла глаза, а когда снова открыла, то увидела надвигающуюся через крышу солярия ночь. Мимо нее прошел разбитый край стекла, повеяло прохладой, вертолет висел прямо над ней.

— Что на курсе?

— Ничего существенного, — ответил Тумар в микрофон. Внизу скользила земля.

— Что вы об этом думаете, майор? — спросил голос из переговорника.

— Ничего не думаю. Просто жду. Смешно, но в армии это основное занятие. Сначала ждешь, когда можно будет начать сражаться, а как только дают боевой вылет, начинаете ждать, когда вернетесь обратно.

— Хотел бы я знать, как это будет выглядеть.

— Несколько бомб на генератор, затем атака и все счастливы!

Смех.

— А если они отразят «атаку»?

— Если они покалечат наши самолеты, как делали раньше, мы вернемся на остров.

— Хорошо бы было светло и мы видели, что будем делать.

— Хватит скулить.

— Эй, майор, я изобрел новую игру в кости.

— С тебя станется.

— Возьмите пятнадцать монет по сотой части деньги и расположите их квадратом 4x4 с одним недостающим углом. Затем берете шестнадцатую монету и бросаете ее под углом в сорок пять градусов по диагонали в пустой угол. Как бы вы ни бросили, если все монеты в квадрате соприкасаются, две монеты из семи в дальнем конце вылетят. Каждая имеет номер, и два номера вылетевших все равно что две цифры, которые выпадают на костях. Это лучше, чем обычные кости, потому что в каких-то комбинациях шансы повышаются. Ну, конечно, имеет значение и ловкость. Парни называют эту игру «слумат», то есть «случайные числа» и «матрица».

— Как-нибудь я сыграю с тобой в эту игру, — сказал Тумар. — А знаешь, если взять в качестве биты меньшую по размеру монету, скажем десятую часть деньги, то шансы, что она выбьет обе угловые монеты, повысятся.

— В самом деле?

— Верно. У меня подруга — математик, и она как-то говорила мне насчет вероятности. Я уверен, что она заинтересовалась бы этой игрой.

— Знаете что, майор?

— Ну?

— Я думаю, лучше вас нет офицера в этой проклятой армии.

Таков был разговор перед первым боевым сражением на этой войне.

А вот разговор, который вел Джон Кошер в лаборатории Звездного Дворца в Тилфаре с Эркором.

— О, черт побери, — сказал он, — надо уходить, Эркор. Если герцогиня с Джерином не появятся здесь в ближайшее время, то… ну, об этом лучше не думать. — Он написал записку, пристроил ее перед видеофоном и набрал на другом аппарате номер станции приемной платформы транзитной ленты. — Вот это инструкция герцогине следовать за нами, как только она здесь появится.

На улице стояли два кара; Джон и Эркор сели в один кар, нажали кнопку, и кар помчался по надземной дороге. Свет ртутных ламп заливал дорогу, машина долго кружилась по мертвому городу.

Дорога опустилась, дома с обеих сторон стали ниже. Горизонт пламенел. Желтые облака говорили о позднем вечере. В небе послышался гул летящих самолетов.

Когда кар остановился на границе Тилфара, от горизонта вдруг отделилась белая полоска.

— Ого, — сказал Джон, — этого я и боялся.

В воздухе появилось пламя, дико завертелось и стало кругами спускаться вниз.

— Майор! Майор! Что случилось с Д-42? Его тянет вниз, и всех тянет!

— Мы не можем обнаружить причину. В чем дело?

— Ломайте строй, ломайте строй, слышите!

— Майор, надо сбросить бомбу. Может, при ее свете мы увидим, что случилось.

— Бросай.

— Майор Тумар, говорит Б-6. Мы… — Неразборчивый шум.

Еще какое-то время в микрофоне раздавалось невнятное шипение.

— Ломайте строй, слышите! Ломайте!

Самолет был объят пламенем, и Джон с Эркором невольно попятились от перил, ограждающих дорогу. Еще одна белая полоска. Через секунду раздался взрыв. Другой звук заставил их обернуться. Это был кар. Освещенные дороги Тилфара окружили городские башни, словно нитки жемчуга на шее скелета.

Еще один снаряд показался в небе, и через секунду самолет понесся вниз. Он пролетел прямо над их головами, так что они присели, и пропал среди башен. Взрыв, и пламя перекинулось на здание.

— Надеюсь, это не рядом со Звездным Дворцом, — сказал кто-то за спиной Джона, — а то нам понадобится масса времени для возвращения. — Герцогиня вышла из кара.

— Нет, это не рядом, — сказал Джон. — Рад вас видеть.

Вслед за герцогиней из кара вышли Тил и Алтер. Девушка была в больничном халате, а рука ее была в гипсе.

— Прекрасно, — сказал Джон, — значит, вы привезли и ребятишек.

— Это лучше, чем оставлять их в Тороне. Джон, Джерин умер. Я спрашивала, что делать, но ответа не получила. На всякий случай мы захватили его тело с собой.

— Ну, что нам теперь делать?

Эркор у перил засмеялся.

— Что тут смешного? — спросил Джон.

Герцогиня посмотрела в небо, откуда летел еще один снаряд.

— Я надеялась, что этого не случится. Стало быть, война началась, Джон, и ее уже не остановить.

Упал еще один самолет, на этот раз совсем близко, и они бросились за кары.

— Ну и ну! — вздохнула Алтер.

— Пошли, — сказал Эркор.

— Куда? — спросил Джон.

— За мной.

— А что делать с Джерином?

— Оставьте его здесь. Его тело нам не поможет.

— Ты знаешь, что делать? — спросил Джон.

— Лучше, чем это знал Джерин, — ответил гигант. — Пошли.

Они поднырнули под ограду и зашагали по каменистому пустырю.

— Куда мы идем? — шепотом спросил Тил.

— Хороший вопрос! — отозвался Джон.

Самолет накренился, и несколько секунд, пока стрелки колебались, Тумар не знал, куда он летит — на восток или на запад, вверх или вниз. Внезапно в полутьме кабины вспыхнул зеленый свет детектора. Генератор! Радиационный генератор был прямо под ними. Тут же Тумара ослепила белая вспышка за экраном. О Боже!

Он почувствовал толчок, и небо понеслось назад. Адский грохот, а стрелка спокойно покачивалась. Самолет падал! Земля стала дыбом перед обзорным стеклом. На ней стоял маленький блокгауз с тремя крутящимися антеннами на крыше. Наверняка это и есть генератор!

Руки Тумара действовали автоматически, он взял рукоятку на себя, самолет, бывший слева от блокгауза, повернул к нему, Тумар смотрел прямо вниз.

Руки действовали автоматически, а в голове стояла девушка с жемчугом в черных волосах и спрашивала его, чего он хочет, и он ответил: «Ничего». Сейчас он понял, как ошибался, потому что ему так захотелось… Блокгауз прыгнул и ударил по самолету…

Пустота.

Тил и герцогиня вскрикнули. Остальные только отпрянули назад.

— Он внутри, — сказал Эркор. — Ваш Лорд Пламени.

До того, как самолет упал, они успели увидеть блокгауз с его крутящимися антеннами, сбоку открылся проем, и три фигуры побежали по камням.

— Средний, — сказал Эркор. — Смотрите на него, сосредоточьтесь на нем…

— Что ты… — начал Тил.

— Ты пойдешь со мной, мальчик, — сказал Эркор, но с места не двинулся.

Две фигуры упали, а средняя бежала к Эркору и его спутникам. Факел взметнулся вверх, и какая-то тень внезапно понеслась по неровной земле к ним.

Глава 11

Изумруд пчелиных крыльев… красный цвет полированного карбункула… паутина серебряного огня. Джон взмыл в синий туман неба.

Чернота, страшная и холодная. Рваный горизонт футах в десяти. Джон протянул руки вперед и со знанием дела очень медленно пополз. Небо высветилось звездами, солнце едва проглядывало в свое световое кольцо. Джон осторожно пристроился на краю камня, который кружился между Марсом и Юпитером. Теперь он напряг мозг, чтобы коснуться второго сознания на соседнем камне.

— Петра, где он?

— Его орбита должна пройти между нами через полторы минуты.

— Хорошо.

— Джон, кто третий? Я так и не поняла.

Другой мозг коснулся их.

— Не поняла? Я третий, я всегда им был. Я направлял Джерина, когда он организовывал похищение принца. Джон, почему ты решил, что он в контакте с тройным существом?

— Не знаю, — сказал Джон. — По недоразумению, наверное.

Тил засмеялся и сказал:

— Эй, друзья, мы с Эркором.

— Тихо, — сказала Алтер. — Недоразумение произошло по моей вине, Джон. Я сказала тебе, что Джерин разговаривает сам с собой, вот ты и решил, что это он.

— Готовьтесь, — сказала Петра, — он идет сюда.

Джон увидел, вернее почувствовал, что к ним приближается крутящийся астероид. Обитаемый! Да! Вот он, ЛОРД ПЛАМЕНИ! Все трое бросили свои мысли через пространство.

Ревущий пар кружился над его головой. Он поднял глаза-стебельки еще на двадцать футов и посмотрел на самый верх водопада в четырех милях от него. Затем опустил сифон в каменный бассейн и напился. Далеко в прозрачном небе три солнца носились друг за другом и еле-еле согревали эту самую далекую из шести планет.

Джон опустил свои скользуны, чтобы отползти от метанового водопада и подняться по почти вертикальному склону горы.

Кто-то двигался ему навстречу и приветливо махал блестяще-красными глазами-стебельками. «Привет новому колонисту», — просигналили глаза-стебельки.

Джон ответил, но вдруг сообразил (ощутил задней стенкой скользунов), что это Лорд Пламени! Джон прыгнул вперед и нанес два удара когтистой плотью по своему противнику, после чего снова пополз вверх.

Внезапно его глаза-стебельки заметили крупную фигуру. Это, вероятно, Эркор. С ним Тил и Алтер. Они спускались вниз. Да, точно: фигура вдруг сделала летящий прыжок между двумя скалами. Этому могла научить только девушка-акробатка. Чуть позднее он увидел Петру, которая подошла к другому берегу метановой реки. Пользуясь скользунами, как веслами, она быстро пересекла пенный поток.

Думать о нем, сосредоточиться… Вот он…

Воздух чистый, в пустыне тишина, он лежит в горячем песке, светит луна. Он наращивает, добавляет грани; дает свету проникнуть в свое прозрачное тело, уменьшить степень поляризации. Свет был прекрасен, даже слишком прекрасен, но опасен! Джон начал пульсировать, краснеть. Его основание горело белым пламенем, уже второй слой песка под ним расплавился и стал частью его кристаллического тела.

Он поднял степень поляризации; тело затуманилось и стало остывать. В нем пела музыка, и его громадная верхняя грань отражала звезды.

Он еще раз понизил степень поляризации, и свет все глубже проникал в его существо. Температура поднималась. Его прозрачное тело сотрясала вибрация. Музыка заставила танцевать три частицы пыли, которые поселились на его гигантском лице семьсот тридцать лет назад. Он чувствовал их отражение глубоко в своем призматическом центре.

Затем наступил разлом. Он пытался остановить его, но потерял способность управлять поляризацией. Страшный миг экстаза, и свет луны и звезд просто прошил его. Струна за струной лопались в ночной пустыне. Вибрация шла по его осям, сотрясая все тело, вызывая дрожь и конвульсии. На секунду он стал совершенно прозрачным, а в следующую раскалился добела. Расправляясь, он почувствовал, что начинает трещать.

Трещина прошла по всей длине его сорокадвухмильного перегретого тела и расколола его пополам. Затем отпали двенадцать кусков. Снова со стоном лопнула струна и еще раз заживо располосовала его. В нем теперь было тридцать шесть тысяч отдельных кристаллов, каждый из которых должен был снова расти, тридцать шесть тысяч мозгов. И вот у него ничего нет.

— Джон, — пропел голос.

— Я здесь, Петра, — прогудел он. Звук получился отличный, на четверть тона ниже ля бемоль. Отличный! О неумелости и речи быть не могло!

— Где Эркор?

В ответ прозвучал тройной ми бемоль минор (Эркор, Тил, Алтер):

— Здесь.

Как только они вошли в контакт, между ними вторгся диссонанс, скрипучий, неприятный.

— Вот он, — пела Петра.

— Вот он, — гудел Джон.

— Вот он, — пропело трио ми бемоль минор, — Лорд Пламени.

Они сосредоточились, настроили свои мысли против диссонанса.

Джон перекатился на спину, сдернул шелк со своих белых плеч и потянулся. Сквозь синие колонны виднелось оранжевое вечернее небо. Под балконом звучала легкая быстрая музыка. Рядом раздался голос:

— Ваше Величество! Вам нельзя отдыхать сейчас. Все ждут внизу. Тлтлтрит будет в ярости, если вы опоздаете.

— Ну и пусть, — ответил Джон. — Где мое платье?

Горничная быстро вышла и вернулась с прозрачным мерцающим платьем из ткани, в которую были вплетены нити королевского черного цвета. Оно легло складками на плечи Джона, задрапировало грудь и бедра.

— Зеркало, — сказал Джон.

Горничная подала зеркало, и Джон взглянул в него. Миндалевидные, раскосые, широко расставленные глаза на белоснежном лице с высокими скулами. Прозрачную ткань поднимала пышная грудь, тонкая талия переходила в крутые, соблазнительные бедра. Джон чуть не присвистнул, глядя на свое отражение.

Горничная надела на его ноги крошечные пластиковые сандалии, и Джон пошел к лестнице. Толпа внизу восхищенно зашепталась, когда он начал спускаться. На одной колонне висела клетка с трехголовой птицей, ее пение заглушало оркестр, хотя он состоял из четырнадцати медных инструментов (четырнадцать — королевское число).

Джон остановился на ступенях.

— Не беспокойтесь, — сказала горничная, — я за вашей спиной.

Джона вдруг охватил ужас.

— Это вы, Петра? — мысленно спросил он.

— Как я уже сказала, я прямо за вашей спиной.

— Как я попал в это тело?

— Не знаю, дорогой, но выглядите вы потрясающе!

— Спасибо, — сказал он, воображая насмешливую улыбку на ее лице. — Где Эркор и К°?

Музыка смолкла. Слышалось только пение трехголовой птицы.

— Вон они.

Духовые инструменты снова взревели, и у входа в зал народ расступился в обе стороны. В дверях стоял Тлтлтрит. Он был высок и смугл, в его плаще было гораздо больше черных нитей, чем в платье Джона. В руке он держал обнаженный меч.

— Ваше правление окончено, дочь Солнца, — объявил он, сделав шаг вперед. — Наступает время нового цикла.

— Прекрасно, — сказал Джон.

Тлтлтрит двинулся вперед; народ, толпившийся в зале, в ужасе всплеснул руками и попятился. Джон выпрямился.

Тлтлтрит шел, а тем временем плечи его становились уже. Он откинул капюшон и выпустил на волю копну черных волос. С каждым шагом бедра его расширялись, талия становилась тоньше. Под черной туникой вполне определенно обозначилась грудь. Подойдя к лестнице, Тлтлтрит поднял меч.

— Думай о нем, — пришла мысль Эркора из птичьей клетки.

— Думай о нем, — мысль Петры.

Джон увидел мелькнувшее лезвие и почувствовал, как оно вонзается ему в живот.

— О ней, — поправил он.

— О ней, — согласились они.

Падая на ступени, умирающий Джон спросил:

— Где это, черт побери?

— Мы живем в очень развитом виде лишайников, — объяснил Эркор со спокойствием телепата, которого ничем не смутишь. — Каждый индивидуум в своем развитии сначала проходит стадию мужчины и в желаемое время превращается в женщину.

— Лишайник? — удивился Джон, стукнулся головой о нижнюю ступеньку и умер.

— Вот он…

Волна с грохотом набежала на берег. Джон отпрянул назад, когда она запенилась на песке. Небо было сине-черное. Он поднес к губам пальцы — семь длинных зубцов, соединенных перепонками, — и завыл. Он поднял прозрачные веки с громадных светящихся глаз: не видно ли вдали судна? В глаза летели брызги, и он хлопал поочередно всеми тремя веками. Он снова завыл, перед ним выросла вторая волна.

Он открыл два непрозрачных века, и ему показалось, что вдали замаячил пятиугольный парус, синий, мокрый, надутый. Джон снова поднял прозрачные веки и увидел как будто фигуры на волокнистой люльке судна. На синем парусе белый круг Мастера Рыбака. Мастер Рыбак — его родитель, и он плывет за ним. Джоном.

Налетела новая большая волна, и он согнулся в пене, глубоко вонзив ноги в галечный берег.

Судно царапнуло по отмели; все выскочили. У одного на шее была цепь с печатью Мастера Рыбака; другой нес семизубец, еще двое были просто рабочими и носили отличительные черные пояса из раковин килпода.

— Мой отпрыск, — сказал тот, что с печатью, — мои плавники болели за тебя. Я думал, что нам уже никогда не плавать вместе.

Он наклонился и поднял Джона на руки. Джон прижался к родительской груди.

— Я испугался, — сказал он.

— Я тоже, — засмеялся родитель. — Зачем ты заплыл так далеко?

— Я хотел увидеть остров. Но пока плыл, увидел…

— Что?

Джон опустил веки. Родитель снова засмеялся.

— Ты спишь. Пошли.

Джон чувствовал, как его несут в волны. Брызги казались теперь теплыми. Страха уже не было, он распустил жаберные щели, и вода проходила в них. Все поднялись на судно.

Ветер надул парус. Продолговатые облака кружились вокруг лун-близнецов, как зубья рыболовных вил, которыми рыбаки салютовали священным утренним звездам, возвращаясь с лова. Он качался на волнах. Родитель привязал его за судном, и он так и плыл на веревке. Вода окатывала его плечи, скользила вдоль вялого спинного плавника. Ему приснилось существо, которым он был, когда рос сначала под водой, а потом наверху… Он вдруг застонал и тряхнул головой.

Он услышал, как на судне шлепали перепончатыми ногами по мокрым доскам. Он открыл глаза и взглянул вверх. Двое гребцов, держась за распоры, указывали на воду. Его родитель подошел к ним с гарпуном, и к ним присоединился Второй Рыбак.

Джон вылез на палубу. Родитель обнял его одной рукой и притянул к себе, а другой коснулся печати власти, словно она давала ему какую-то защиту.

— Вот оно! — закричал Джон. — Это я и видел! Поэтому я и боялся плыть обратно.

— Он идет сюда, — сказал Эркор.

— Он уже здесь, — сказал Джон.

Под поверхностью воды мерцал фосфоресцирующий диск. Второй Рыбак поднял гарпун.

— Что это? — спросил он.

— Какой он на этот раз? — спросила Петра.

Нечто неопределенное, сверкающее, размером с судно плыло почти в трех гребках от них под самой поверхностью воды.

— Я хочу посмотреть, — сказала Петра.

Второй Рыбак вдруг нырнул и исчез. Джон и его родитель, держась за киль, ушли под воду, где можно было лучше видеть.

В воде Джон увидел Второго Рыбака, подплывающего к огромной светящейся полусфере, которая покачивалась вдали. Второй Рыбак остановился почти рядом с полусферой.

— Не могу понять, что это такое, — сигнализировал он.

— Это огромная медуза, — сказала Петра.

Второй Рыбак вытянул семизубец, вонзил его в оболочку и тут же вынул. Медуза быстро двинулась. Щупальца, свисавшие с нижней части мешка, переплелись наверху, как нити. Тело раздулось и всплыло боком. Два щупальца били по воде, пытаясь ухватить Второго Рыбака, который отплывал подальше.

— Ох, — сказала Петра, — это опасно!

Родитель Джона, стоя на палубе, выкрикивал команды гребцам. Судно повернулось к медузе, плавающей сейчас на поверхности.

— Давайте покончим с этой штукой навсегда. Сосредоточьтесь, — сказал Эркор. — Вот он…

Они почувствовали, как Петра тянется мыслью к пульсирующей туше. Вот он…

Когда щупальца обхватили ее, а она снова и снова втыкала копье в сочащуюся оболочку, она ощутила, что мозг Джона присоединился к ее мозгу. Вот он…

Судно протаранило медузу; оболочка разорвалась, вонючий фонтан взлетел вверх. Медуза почти перевернулась, щупальца бились над водой. Одно из них схватило Второго Рыбака.

Вдруг медуза ушла под воду. Голова Второго Рыбака поднялась на поверхность, трясла семизубцем, венчающим череп, и смеялась.

Частота колебаний Джона была от трех до шести, когда он плыл сквозь облака раскаленного газа.

Повышение. Кто-то идет. Приближается. Они прошли один сквозь другого, и частота понизилась.

— Привет! — сказала Петра. — Вы имеете какое-нибудь представление, где мы?

Кто-то прошел сквозь Джона и Петру. Эркор.

— Мы на полпути между поверхностью и центром звезды вроде нашего солнца, — сказал он. — Обратите внимание на странность элементов вокруг.

— Они превращаются один в другой, — сказала Петра.

— При такой температуре (где-то около трех четвертей миллиона градусов) вы тоже превратились бы, будь вы атомом, — сказал ей Джон.

— Где Лорд Пламени? — спросил Эркор.

— Слушайте, — сказал Джон, — надо что-то делать с этим колебанием; оно вторглось извне и увеличивается так быстро, что через некоторое время разнесет звезду на куски.

— И она станет Новой, — сказала Петра. — Она сама дала толчок этому колебанию, а когда оно готово было схватить ее, исчезла, и оно пошло по другому пути. Думаю, никто никогда не делал того, что делаем мы. Видите, бедняга сжимается. Сосредоточимся…

Вторгшееся колебание повернулось, хотело исчезнуть, но не смогло. Тогда оно сжалось в маленький шарик и пропало.

— Вот он…

Джон Кошер встряхнул головой, качнулся и упал на колени в белый песок. Он поднял глаза: от него падали две тени. Вдали виднелся город.

Это был Тилфар, освещенный двойным солнцем.

Он встал и боковым зрением кого-то увидел. Футах в двадцати от него стояла женщина с распущенными рыжими волосами. На ней была прямая юбка, в руках блокнот.

— Петра? — спросил он. Да, это была Петра, но какая-то новая.

— Джон, что с вами?

Он оглядел себя. Он был в тюремной робе!

— Эркор! — неожиданно воскликнула Петра. Голос ее стал выше и более уверенным.

Они оглянулись. Эркор стоял босиком на белой ряби песка. Из тройного рубца на щеке сочилась кровь.

Они подошли к нему.

— Что происходит? — спросил Джон.

Эркор пожал плечами.

— А где ребята? — спросила Петра.

— Все еще здесь, — ухмыльнулся Эркор и показал головой.

Затем его пальцы коснулись рубца. Он увидел на них кровь, нахмурился и бросил взгляд на город. Солнце играло на башнях и растекалось, как жидкость, по петляющим дорогам.

— Послушайте, — обратился Джон к Петре (теперь он понял, что это Петра, помолодевшая лет на пятнадцать), — что это за блокнот?

Она удивленно посмотрела на то, что держала в руках, оглядела себя, засмеялась и стала листать блокнот.

— Здесь окончание моей статьи об архитектуре жилищ лесного народа. И одета я именно так, как в те дни, когда заканчивала статью.

— А ты? — обратился Джон к Эркору.

Эркор смотрел на запачканные кровью пальцы.

— Моя… метка кровоточит, как в ту ночь, когда ее сделал жрец. В ту ночь я стал самим собой. Я осознал, каков мир с его хаосом, глупостью, страхом. В ту ночь я решил оставить лес. — Он взглянул на Джона. — Ты был в этой робе, когда бежал из тюрьмы?

— Да, — ответил Джон. — Я думаю, что тоже стал самим собой, когда носил ее. В то время самым дорогим мне казалась свобода. Я хотел обрести ее любым путем. Однако меня отвлекли в сторону. Хотел бы я знать, я все еще в стороне от своей цели?

— Когда я закончила эту статью, я тоже впервые стала собой. Я прошла длинный путь познания себя, общества, своего отношения к обществу, к аристократии. Наверное, поэтому я здесь. — Она взглянула на город. — Он там, Лорд Пламени.

— Да, — сказал Джон.

Они пошли по песку и достигли озера быстрее, чем предполагали. Двойная тень, одна чуть светлее другой, лежала двумя чернильными штрихами на белой странице пустыни.

— Но каким образом мы попали в наши собственные тела? — спросила герцогиня, когда они вошли в тень первого здания. — Ведь мы были в формах…

Раздался какой-то звук, тень шевельнулась. Джон поднял глаза к транзитной ленте над ними и вскрикнул.

Они успели отскочить, через секунду кусок металла упал в песок, где они только что стояли.

— Вы чертовски правы, он здесь, — сказал Джон. — Пошли.

Они снова двинулись в путь. Под песком пустыни уже ощущалась дорога, они поднимались к Тилфару. Башни впереди казались темными полосами на голубом небе.

— Знаешь, Петра задала неплохой вопрос, — сказал через несколько минут Эркор.

— Да, — ответил Джон. — Я тоже думаю об этом. Похоже, мы были в наших собственных телах, только совсем разных, какими они были в наиболее важные периоды нашей жизни. Может быть, мы каким-то образом попали на неведомую планету каком-то углу вселенной, где три существа, почти идентичные нам, но в другой форме, делали по какой-то причине, которую мы никогда не узнаем, примерно то же, что мы делаем сейчас.

— Может быть, — сказал Эркор. — Среди мириадов всевозможных миров вполне могут найтись какие-то схожие между собой.

— Даже разговоры схожие? — спросила Петра и ответила сама: — Да, я думаю, это возможно. Но говорить о причине, которой мы не понимаем… Нет, такого быть не должно. У меня от этого мурашки по коже.

Еще звук. Они застыли на месте. Глухой звук падения, но они ничего не увидели.

Чуть дальше, когда дорога поднялась над землей и первая башня оказалась рядом с ними, они снова услышали треск. Дорога под ними качнулась.

— Осторожно! — крикнул Эркор, и дорога рухнула вниз. Они стали выкарабкиваться из-под обломков бетона.

— Нога застряла! — крикнула Петра.

Эркор взялся поднимать бетонную плиту.

— Минутку! — закричал Джон, схватил металлический прут, еще качающийся в камнях, и сунул его под плиту. Вдвоем они приподняли бетонную плиту.

— Убирайте ногу!

Петра откатилась в сторону.

— Кость не сломана? — спросил Джон. — Однажды мой друг спас меня таким же образом. — Он опустил плиту и подумал: «Я знал, что надо делать. Какой же я недотепа! Я знал…»

Петра потерла лодыжку.

— Нет. Просто ногу заклинило в трещине, плита упала выше. — Она встала и подняла блокнот. — Ой, больно!

Эркор взял ее под руку.

— Идти можете?

— С трудом. — Петра стиснула зубы и шагнула.

— Алтер говорила, что надо встать на здоровую ногу, а больной описывать круги, чтобы восстановилось кровообращение.

Петра покрутила ногой и снова шагнула.

— Чуточку легче. Я испугалась. Это и в самом деле больно. Может быть, тело только похоже на мое, но болит оно, как мое. — Она вдруг оглянулась на город. — О, дьявол, он там. Пойдемте.

Они снова пошли вперед, теперь уже под дорогой. Узкие мостики, пустые и посеревшие, оставались за их спиной. Они шли через торговый квартал. Зубчатые осколки разбитых стекол торчали из витрин магазинов. Наверху две дороги перекрещивались, образуя черную свастику на фоне белых облаков. Внезапно они рухнули.

Тишина. Люди остановились. И снова гром обвала, оглушительный, долгий. Запах пыли.

— Он там, — сказал Эркор.

— Да, — сказал Джон.

Затем город взорвался. Когда мостовая под их ногами вздыбилась и осколки бетона ударили в лицо, Джон почувствовал дыхание смерти. Вот он…

Петра увидела, как раскололся фасад соседнего с ними здания; порыв ветра вырвал из ее рук блокнот, и она тут же выплеснула свои мысли. Вот он…

И мысли Эркора (он не видел взрыва, потому что закрыл в это время глаза) вырвались сквозь веки. Вот он…

Глава 12

Оск повернулся в постели, открыл один глаз, и ему послышался какой-то звук.

— Эй, дурак, — прошептал кто-то.

Оск потянулся и включил ночник. Тусклый оранжевый свет едва доходил до середины комнаты.

— Не трусь, — продолжал Голос. — Ты видишь сон.

— Гм? — Оск приподнялся на локте, поморгал и почесал голову. Голая, прозрачная тень без лица подошла к нему и остановилась, наполовину освещенная.

— Ты видишь плод своего воображения, — сказал Голос.

— Я помню тебя, — сказал Оск.

— Прекрасно. Ты знаешь, что я делал со времени нашей последней встречи?

— Меня это мало интересует, — ответил Оск и отвернулся к стене.

— Я пытался остановить войну. Ты веришь мне?

— Слушай, плод воображения, сейчас три часа утра. Тебе-то что, верю я или не верю?

— Думаю, мне это удалось.

— Даю тебе две минуты, а затем я ущипну себя и проснусь. — Оск снова повернулся.

— Как ты думаешь, что за радиационным барьером?

— Я об этом не думаю. Меня это нисколько не касается.

— То, что там есть, не может повредить нам, тем более сейчас, когда генераторы разбиты. Видишь ли, Оск, я твоя больная совесть.

Ты объявил войну. Теперь объяви мир. Затем начни обследовать район и сделай что-нибудь с ним.

— Мать и слышать не захочет. И Черджил тоже. К тому же все, что ты говоришь, только сон.

— Правильно, Оск. Ты видишь во сне то, чего хочешь наяву. Давай договоримся: считай меня своей больной совестью, пусть я буду представлять тебя; если этот сон подтвердится, ты объявляешь мир. В этом есть логика, правда? Пойди дальше, превзойди себя, будь королем! Ты войдешь в историю как объявивший войну; разве тебе не хочется стать королем, остановившим войну?

— Ты не понимаешь…

— Да, я знаю: война не склонна считаться с желаниями одного человека, даже если он король. Но если ты будешь действовать правильно, история будет на твоей стороне.

— Плодик, твои две две минуты урезаны до одной, и она истекла.

— Ухожу, ухожу. Но ты подумай об этом, Оск.

Оск выключил свет, и призрак исчез. Несколько минут спустя Джон влезал в окно лабораторной башни, застегивая рубашку.

Эркор с улыбкой покачал головой.

— Неплохо, — сказала Петра. — Надеюсь, что-нибудь путное получится.

Рэра встала рано и подметала крыльцо гостиницы. Окна были заколочены, кухня осаждалась, но сейчас там не было никого, а ключ был у Рэры. Она мела и говорила:

— Господи, не оставь нас! Помоги нам!

— Ох, простите…

— Имейте совесть, женщина, нельзя же идти в заколоченный дом честной женщины. Мы откроемся на этой неделе, как только вставим стекла. Вандалы не оставили ни одного окна целым после смерти старого хозяина. Я только что получила лицензию, так что все законно. Вставим стекла, тогда и приходите.

— Я только что приехала… Нам не сказали, куда идти, просто выставили с судна… Было так темно, и я так устала… Я не знала, что город такой большой. Я ищу своего сына… Мы рыбаки с материка. Я ткала…

— … а ваш сын удрал в город, и вы побежали за ним. Удачи вам в новой стране. Добро пожаловать на Остров Возможностей. Ладно, поднимайтесь и садитесь.

— Но мой сын…

— Здесь, в Адском Котле, больше рыбацких сыновей, чем листьев на деревьях. Сыновья рыбаков, фермеров, кузнецов, и у всех матери ткачихи, водоноски или птичницы. Я не раз разговаривала с ними, но, пожалуй, посылать вас к катерам, которые возят рабочих к аквариумам и гидропонным садам, бессмысленно.

Молодые люди с материка в основном работают там… если получают место. Но я не советую вам идти туда, потому что народу там пропасть, и вы хоть десять дней ходите, все равно пропустите своего сына.

— Война… может, он в армии…

— Моя племянница вообще пропала, а она была мне как дочь. Судя по всему, она умерла. Так что вам еще повезло, что вы ничего такого не узнали про своего сына. Вы счастливая, уж это поверьте мне!

— Вы говорили о катерах, — сказала женщина. — Как к ним пройти?

— Говорю вам, не трудитесь. Дальше по улице, пройдете два квартала, свернете налево и упретесь в порт. Но, право, не ходите!

— Спасибо, — сказала женщина, выходя на улицу. — Спасибо вам.

Она дошла до середины квартала, когда из-за угла выскочил Тил, столкнулся с ней и бросился к двери гостиницы.

— Тил! — прошептала Рэра. — Тил!

— Привет, Рэра. — Он остановился, тяжело дыша.

— Входи, — сказала она, — входи скорей — Они остановились в коридоре гостиницы. — Тил, ты что-нибудь знаешь об Алтер? В Медицинском центре я услышала жуткую историю, а потом пропал ты. Господи, я, наверное, круглая идиотка, что открываю это заведение. Но если она вдруг вернется, а меня здесь не будет… Да и то сказать, куда мне идти? Здесь хоть еда есть, и…

— Рэра, — перебил ее Тил, — я знаю, где Алтер. — Она в надежном месте. Что касается тебя, то ты не знаешь, где она, не знаешь, жива ли или нет. Предполагаешь, что ее нет в живых. Поняла? Я пойду к ней, но этого ты тоже не знаешь. Я пришел только затем, чтобы кое-что проверить.

— Я сложила все ее вещи. В больнице мне отдали ее одежду, и я все связала в узел на случай, если придется быстро удирать. Один раз так было, когда мы работали на карнавале и менеджер начал приставать к ней, да сам заболел. Такая скотина! Ей было всего двенадцать лет. Может, ты возьмешь…

— Что-нибудь маленькое. — Тил увидел на столе у двери узел. Сверху лежал кожаный ремешок, на котором болталось несколько ракушек. — Может, это? — сказал он и взял ремешок. — Что в комнате Джерина?

— Ее обыскали, когда его унесли, — сказала Рэра. — Кто только там не рылся! А когда Джерин?…

— Он умер, — сказал Тил. — Я прибежал, чтобы сжечь планы похищения.

— Умер? Ну, я не удивлена. Да, планы! Я сама сожгла их, как только вернулась в его комнату. Они лежали на столе; не знаю, почему их не взяли сразу же…

— Ты в самом деле все сожгла?

— Все. И пепел растерла, и три дня по горстке носила к морю.

— Тогда мне тут делать нечего. Учти, ты давно не видела ни меня, ни Алтер. Я передам ей привет от тебя.

Рэра наклонилась и поцеловала мальчика в щеку.

— Это Алтер, — сказала она. — Тил!

— Да?

— Когда ты бежал по улице, ты столкнулся с женщиной…

— Ну?

— Ты когда-нибудь видел ее раньше?

— Да я не разглядывал ее. Вроде бы нет. А что?

— Ничего. Но ты и в самом деле уходи-ка отсюда, пока… Ну, мотай.

— До скорого, Рэра. — И он убежал.

Кли наклонилась над перилами балкона своего дома. На белом мраморном столе лежал ее блокнот, телефонный справочник и логарифмическая линейка.

— Кли!

Она обернулась на голос.

— Спасибо, что передала мою просьбу.

— Это ты, — медленно сказала она. — Теперь уже собственной персоной.

— Да.

— Я даже не знаю, что сказать… кроме того, что я очень рада.

— Я принес дурные вести.

— Что такое?

— Очень дурные. Они причинят тебе боль.

Она встревоженно посмотрела на него, склонив голову к плечу.

— Тумар погиб.

Она вскинула голову, черные брови сошлись, нижняя губа задрожала. Она быстро кивнула, так же быстро взглянула на него и закрыла глаза.

— Да, это очень больно.

Он подождал несколько минут и сказал:

— Позволь мне показать тебе одну вещь.

— Что?

— Подойди к столу. — Он отодвинул сложенный листок со странным рисунком. Листок развернулся, он не обратил внимания на стихотворение, заметил лишь на полях математические записи сестры. На листок положил справочник, блокнот и линейку и достал из кармана горсть монет. Он выстроил пятнадцать медяков по сотой части деньги квадратом 4x4 с одним недостающим углом. Затем достал монету меньшего размера и положил на стол примерно в футе от пустующего угла.

— Брось ее в эту брешь, — сказал он.

Она взяла кончиками пальцев серебряный диск и бросила в пустой угол квадрата. На противоположной стороне вылетели два медяка. Кли вопросительно посмотрела на Джона.

— Эта игра под названием «слумат» становится очень популярной в армии.

— Слу — случайные числа, мат — матрица?

— Ты уже слышала о ней?

— Нет, просто догадалась.

— Тумар хотел познакомить тебя с этой игрой. Он говорил, что она может тебя заинтересовать.

— Тумар?

— Когда я налаживал телефонную связь с тобой, я слышал его разговор со вторым пилотом, перед тем… перед тем, как он разбился. Он действительно думал, что тебе это будет интересно.

— Гм, — произнесла она, взяла серебряный кружок, снова составила из медяков квадрат и бросила монетку. Выскочили два других медяка. — Черт побери, — сказала она тихо.

Он поднял глаза. По щекам Кли текли слезы.

— Тяжело, — сказала она и, смахнув слезы, снова подняла глаза. — Ну, а ты как? Ты еще не рассказал, что с тобой произошло. Одну минутку… — Она взяла блокнот и что-то записала.

— Идея? — спросил он.

— Да, игра эта. Есть в ней кое-что, о чем я раньше не думала.

Он улыбнулся.

— Не решит ли она твою проблему этих, как их там, субтригонометрических функций?

— Обратных субтригонометрических функций, — поправила Кли. — Нет, все не так просто. Ну, а ты остановил войну?

— Пытался. Но это тоже не так просто.

— Но ты свободен?

— В большей степени, чем раньше.

— Рада это слышать. Как все это произошло?

— Я всегда был упрямым, своевольным мальчишкой, но недотепой и всегда нарывался на неприятности там, где другим все сходило с рук. Вот так все и шло. Но я упрямый, и в конце концов приобрел некоторую ловкость. Я пошел дальше, много увидел и решил, что это расширит мой горизонт и даст больше свободы.

— Детство и тюремные рудники немного дали тебе в этом смысле.

— Да.

— Так как с войной, Джон?

— Пока она идет. То, что находится за радиационным барьером, в значительной степени обезврежено, и война не нужна. Совершенно не нужна. Если это увидят и поймут люди, способные видеть и понимать, — прекрасно. Если же нет — что ж, тогда надо думать дальше.

Кли, я ведь пришел только на несколько минут. Я хочу уйти, пока отец не увидел меня. Поговори с ним. Я на некоторое время исчезну, а ты действуй. Только не говори ему, что я жив.

— Джон…

Он улыбнулся.

— Я хочу сделать это сам, когда вернусь.

Она опустила глаза, а когда снова подняла их, он уже ушел. Она хотела крикнуть ему вслед слова прощания, но удержалась. Села за стол, перечитала стихотворение, открыла блокнот, тяжело вздохнула и начала писать.

Башни Торона