Что он сделает с выражением человеческого лица? Возможно, дрожание ресницы или пальца может быть описано математически. Или возможно…
Пока она думала, ее мозг одновременно проникал в компактность Вавилона-17. Но она закрыла глаза, услышав… голоса…
Очерчивая и определяя друг друга, не сами голоса, а мозги, создававшие эти голоса, переплетались друг с другом, так что она теперь знала, что человек, входящий в зал, был огорченным братом Свиной Ноги, а девушка, прислуживающая им, влюблена в юношу из сектора лишенных тела, и этот юноша появляется во всех ее сновидениях…
То, что она сидела в общем зале, который постепенно заполнялся людьми, шедшими на ужин, составляло малую часть ее сознания.
Объединенные общим голосом, зубастый зверь в одном человеке, ленивый омут в другом, а вот знакомая волна юношеского смущения — это взвод с «Рембо» идет, парни тузят друг друга, и ведет его сосредоточенный помощник. А дальше над возбуждением, голодом, любовью — страх! Он звенел в зале, вспыхивал красным приливом, и она поискала Джебела или Батчера, поскольку в этом страхе были их имена, но не нашла их в помещении, а тощий человек по имени Джеффри Корд, в чьем мозгу сосредоточен страх, искрится и брюзжит: убить ножом, который я спрятал в обуви, и снова: занять самое высокое место на «Тарике», а мозги вокруг него, ощупывая и бормоча, излучали юмор или боль, любовь и ненависть, все ощущали облегчение от приближения ужина и представления, которое мудрый Клик покажет этим вечером. Мозги участников пантомимы были заняты своей игрой, когда они смотрели на зрителей, перед которыми час спустя они будут выступать. Один пожилой навигатор с геометрической головой торопился дать девушке, которая будет изображать в пьесе любовь, серебряную пряжку, которую он сам выплавил и отделал, чтобы проверить, будет ли она играть в любовь с ним…
Она села на свое место, ей принесли сначала графин, потом хлеб, она видела это и улыбнулась, но она видела и многое еще: вокруг нее люди сидели, отдыхали, а обслуживающие бегали от прилавка, где дымились бифштексы и печеные фрукты, к столу… Но через все это ее мозг вернулся к тревоге Джеффри Корда. Я должен действовать этим вечером, когда кончится представление.
И, не способная сосредоточиться на чем-либо, кроме этой мысли, она следила, как он двигается вперед, когда начинается пантомима, как будто он лучше хотел рассмотреть сцену, мысленно скользит вдоль стола к тому месту, где сядет Джебел, вонзает кинжал ему между ребер, а в лезвии — желобок, полный яда, а когда его захватывают в плен, думают, что он под гипнотическим контролем, и он рассказывает дикую историю, как его много часов продержали в гипнозе под персонафиксом, что он был под контролем Батчера, потом он ухитряется остаться наедине с Батчером и кусает руку или ногу Батчера, вводя в него тот самый наркотик, которым отравлен его рот; и делает огромного каторжника беспомощным, а когда Батчер становится руководителем «Тарика», Джеффри Корд становится первым помощником Батчера, как теперь Батчер у Джебела, а когда «Тарик» Джебела становится «Тариком» Батчера, то Джеффри контролирует Батчера так, как он подозревает, что Батчер сейчас контролирует Джебела, и настает царство жестокости и всех чудаков выбросят из «Горы» в вакуум, и они будут могущественно обрушиваться на все корабли: Союза, Захвата, Теневые корабли в Снэп.
Ридра оторвала свой мозг от мозга Джеффри и разыскала Джебела и Батчера, и увидела, что они не гипнотики, что они не подозревают о предательстве, и ее собственный страх удвоился… (ее страх происходил от его страха), он проникал в нее, как в губку, но она была спокойна, даже когда ей приходилось выбирать слова и рисовать картины его предательства… Подавленная его страхом и подавленностью, она с трудом оторвалась от него.
Она видела так много помимо того, что говорил маленький демонический шут на сцене: «Перед вечерним представлением я хочу попросить нашу гостью, капитана Вонг, сказать несколько слов или почитать для нас». И она сознавала очень малой частью мозга, но этого было достаточно, что она должна использовать предоставившийся шанс, чтобы разоблачить его. Сознание моментально прогнало все остальное, но потом пришли и другие соображения: она знала, что не может допустить, чтобы Корд помешал ее возвращению в штаб-квартиру, поэтому она встала и пошла к сцене в конце общего зала, видя в мозгу Корда смертоносное лезвие…
…и она достигла возвышения перед этим великолепным зверем, Кликом, и взобралась, слыша голоса, гремевшие в тишине зала и подбирая слова, так что они повисли в ней, и она смотрела на всех и смотрела на него, пожиравшего ее глазами. Рифмы, которые были просто сложны для ушей остальных в зале, для него были бесполезны, ибо соответствовали процессам в его теле, разрушали, били эти процессы…
Отлично, Корд, чтобы быть господином черного «Тарика», тебе нужно больше, чем шакалья эрудиция или живот, полный убийства и грязного студня. Открой рот и руки. Чтобы понять власть, используй свой мозг. Честолюбие, как рубиновая жидкость, пятнает твой мозг, дрожит на шее желанием убить, швырнуть в смерть. Ты называешь имя своей жертвы всякий раз, как наполняешь чашу черепа бормочущим убийством. Она предсказывает движение твоих пальцев к лезвию, скрывающемуся за кожаной оболочкой: ты останешься в безопасности: утратив удивительные миры, под сговорчивый свист персонафикса, внушающего лживые воспоминания, в то время, как землетрясение меняет «Тарик». Ты втыкаешь булавки в персики, прячешь свой кинжал с желобком, а тем временем длинные и стройные линии моего разума заставляют меняться твой. Теперь же слушай меня, я приказываю: убийство отменяется.
И она была удивлена, что он продержался так долго.
Она смотрела прямо на Джеффри Корда. А Джеффри Корд смотрел прямо на нее и дрожал.
Кто-то вскрикнул. Она думала на Вавилоне-17 и утратила английские слова. Но теперь она снова думала по-английски.
Джеффри Корд дернул головой, его черные волосы рассыпались, он оттолкнул стол и побежал к ней. Отравленный кинжал, который она видела только через его мозг, был теперь выхвачен и направлен ей в живот.
Она отпрыгнула, ударила его по запястью, когда он попытался ударить ее и промахнулся. Он упал навзничь и покатился по полу.
Золото, серебро, янтарь: Брасс несся из своего угла зала, сереброволосый Джебел из другого, плащ его развивался, а Батчер уже был рядом — между нею и поднимающимся Кордом.
— Что это? — спросил Джебел.
Корд стоял на одном колене, все еще держа в руках кинжал. Его черные глаза перебегали от ствола одного вибропистолета к стволу другого. Он словно онемел.
— Мне не нравятся нападения на моих гостей.
— Этот нож предназначен для вас, Джебел, — тяжело дыша, сказала она. — Проверьте записи персонафикса «Тарика». Он хотел убить вас, взять под гипнотический контроль Батчера и захватить «Тарик».
— О, — сказал Джебел. — Один из этих, — он повернулся к Батчеру. — Наступило время еще для одного из них. Уже шесть месяцев никого не было. Благодарю вас, капитан Вонг.
Батчер сделал шаг вперед и взял нож у Корда, чье тело, казалось, окаменело, жили только глаза. Ридра слышала в тишине лишь дыхание Корда, а Батчер, держа кинжал за лезвие, осматривал его. Лезвие в тяжелых пальцах Батчера казалось маленьким. Рукоять семи дюймов длины была сделана из орехового дерева.
Свободной рукой Батчер схватил Корда за черные волосы. Затем, не особенно торопясь, он погрузил кинжал по рукоять в правый глаз Корда.
Крик перешел в хрип. Слабеющие руки упали с плеч Батчера. Сидевшие вблизи поднялись.
Сердце Ридры подпрыгнуло в груди, ударяясь о ребра.
— Но вы даже не проверили… может, я ошиблась… а может, здесь было еще что-то.
Язык ее запутался в беспомощном протесте. Сердце в груди чуть не остановилось. Батчер с окровавленными руками холодно взглянул на нее.
— Он двигался с ножом на «Тарике» к Джебелу и к леди, и он умер!
Кулак правой руки ударил по левой ладони почти беззвучно, так как удар смягчила красная жидкость.
— Мисс Вонг, — сказал Джебел, — то, что я видел, не оставляет никаких сомнений в том, что Корд действительно опасен. И у вас, я думаю, нет никаких оснований сомневаться. Вы для нас высокополезны. Я чрезвычайно признателен вам. Надеюсь, наше путешествие вниз по Языку Дракона пройдет благополучно. Батчер сказал мне, что это ваша просьба отправиться туда.
— Спасибо, не…
Сердце снова подпрыгнуло. Она попыталась нацепить на крюк этого «не» хоть какую-нибудь фразу, но не смогла. Она почувствовала головокружение, покачнулась, полуослепшая. Батчер подхватил ее в кровавые ладони.
Снова — круглая, теплая, голубая. Но теперь Ридра была одна и смогла подумать о том, что произошло в общем зале. Это было не то, что ей твердил Моки: телепатия. Но, очевидно, телепатия была связана с ее прежними способностями, и была новым способом мышления. Она открывала мир для восприятия и действия. Но тогда почему она больна? Она вспомнила, что время замедлялось, когда она думала на Вавилоне-17, вспомнила, что ускорялись ее мыслительные процессы. Очевидно, соответственно ускорялись и процессы психики, а ее тело не успевало за ними.
Записи с «Рембо» говорили, что следующая попытка диверсии будет предпринята в штаб-квартире Администрации Союза. Она хотела явиться туда с языком, словарем и грамматикой, передать им все и удалиться. Она также была готова заняться поисками этого удивительного источника передач. Но помимо этого удивительного источника передач оставалось еще что-то, что-то такое, что нужно услышать и выговорить.
Чувствуя головокружение и тошноту, она оперлась на окровавленные пальцы, пытаясь встать. Бесчувственное скотство Батчера, подкрепленное чем-то таким, чего она не знала, было ужасным, но человеческим. Хотя и с окровавленными руками, но он был безопаснее, чем мир, скорректированный удивительным языком. Что можно сказать человеку, который не умеет говорить «я»? Что он может сказать ей? Грубость Джебела, его жестокость, вполне вмещались в границы существования цивилизации. Но это красное скотство — оно очаровало ее!