Похоже, она была хорошо информирована.
– Но кроме IA, расследование проводит и соответствующий отдел, – возразил комиссар. – В конце концов, коллеги привыкли к тому, что они не пользуются особой популярностью.
Официант принес кофейник и налил кофе.
– Кофе в инспекции Е такой же ужасный, как и у нас? – спросила Шарлотта.
– Вы знаете, что я работаю в полиции нравов? – удивился Рат.
Девушка засмеялась. Ее ямочка была очаровательной. Хорошо, что Гереон сидел.
– Ну тот, кто добровольно стоит в коридоре с Парабеллумом-Вольтером, вероятно, работает вместе с ним, – сказала она. – Умение делать выводы в инспекции по расследованию убийств является условием принятия на работу. В том числе и на должность стенографистки. – Риттер осторожно сделала глоток кофе.
– Парабеллум? – Такую кличку комиссар слышал впервые.
– Да, этот юноша был раньше инструктором в тире. Он считался одним из лучших стрелков в Берлинской полиции.
– Серьезно? – Рат никогда бы не подумал этого о Бруно. Внезапно ему пришло в голову, что он никогда не видел, как тот стреляет. В полиции нравов сорудникам не так уж часто случается прибегать к оружию.
– Вам следовало бы почаще питаться в столовой, а не в «Ашингер», – посоветовала Шарлотта. – Там можно узнать много интересного о коллегах. В том числе и о вас.
– Обо мне? – Гереон был поражен. – И вам известно мое имя?
– Уф! – воскликнула девушка и настолько явно прикрыла рот рукой, что Рат понял всю несерьезность ее фразы и ухмыльнулся. – Не будьте таким лицемером! – сказала она. – Вы ведь еще вчера знали, что я стенографистка. Значит, вы уже собрали про меня информации больше, чем говорите. И я все же очень надеюсь, что к ней относится и мое имя. – Она театрально вздохнула. – Что делать, – проговорила она, – мир тесен. А «замок» тем более.
– Один из лучших стрелков Берлинской полиции. Добрый старый Бруно! – Рат покачал головой. – Как же такие люди оказываются в полиции нравов?
– Хороший вопрос. – Риттер помешала ложечкой кофе и улыбнулась собеседнику. – Вы-то как попали в инспекцию Е?
– Это длинная история. Я думаю, значительно длиннее, чем одна чашка кофе. Вам лучше поинтересоваться этим в столовой.
– Там действительно много говорят о вас, но узнать можно лишь немногое. – Шарлотта указала на кофейник. – Кроме того, у меня здесь вон сколько кофе.
– Моя история длиннее, чем все сплетни.
– Значит, я должна пригласить вас на кофе с тортом, если хочу услышать вашу историю, господин Рат?
– Как минимум. – Гереон на мгновенье задумался, а потом проговорил: – А на что я должен пригласить вас, если я хочу услышать вашу историю?
– Я думаю, ужина будет достаточно.
Когда он уже опять сидел в машине, мысли его все еще кружились вокруг нее. Он бесцельно ехал по городу и наслаждался свободными улицами ранним воскресным вечером. Для чего она пришла в «Ашингер»? Кофе она могла выпить и в инспекции А. И там всегда было достаточно кондитерских изделий, об этом заботился Эрнст Геннат, шеф инспекции по расследованию убийств, одержимый страстью к сладкому. Может быть, Риттер должна была вынюхать у него что-то по заданию Бёма? В связи с их встречей на Мёкернбрюкке? Но почему она тогда так с ним кокетничала? Или это тоже входило в ее планы?
Постепенно пришло время возвращаться домой. Отрезок, который Гереон проехал, был бы идеальным для его отца, если бы тот и в самом деле решил его навестить. Идеальный маршрут для провинциальных туристов, таких, как Энгельберт Рат: от Алекса на Кёнигштрассе, мимо ратуши и замка, через Шлоссбрюкке на Линден, мимо Арсенала и «Альте Вахе» на Шарлоттенштрассе, круг через Жандарменмаркт, по Лейпцигерштрассе и Вильгельм-штрассе, мимо министерств, назад на Линден и потом через Бранденбургские ворота. Сжатая программа по Пруссии для образцового прусского служащего Энгельберта Рата, гордости кёльнской полиции. И в «Бьюике» Вайнерта было комфортнее, чем в туристическом автобусе Käse, набитом массой шумных туристов. Но в ближайшее время Гереон Рат вообще-то не планировал приезд отца. Тот лишь дважды позвонил ему в Берлин, причем оба раза в Управление, и только коротко справился о том, как его сын вжился в коллектив. Рат-младший знал своего отца с тех пор, как только научился думать: Энгельберта всегда интересовали служебные дела и никогда частные. Только мать уже много раз звонила Гереону в квартиру на Нюрнбергерштрассе, но от ее обеспокоенных звонков он мог отказаться. И в данном случае даже сдержанность отца зачастую была ему ближе.
На Потсдамерплац комиссар остановился на перекрестке. Была четверть четвертого. В тот момент, когда светофор на мачте как раз переключился на зеленый сигнал, он увидел на афишной тумбе плакат. Полицейский уже хотел нажать педаль газа, но оставил ногу на тормозе. Позади него загудел водитель такси. Рат дал ему дорогу, свернул на Потсдамерштрассе и стал искать парковочное место. Он встал справа, сразу за Josty, а затем вышел из машины и прошел пару метров назад до угла улицы. Перед рекламным щитом высотой с дом, который отгораживал строительную площадку от тротуара, стояла афишная тумба. Буквы на ней были значительно меньше и скромнее, чем огромные надписи на стене сзади, но он сумел прочесть надпись на ней. «Играет Илья Тречков», – гласил плакат, заманивающий гостей в Европейский павильон. Комиссар записал время и, довольный, направился назад к машине. Пожалуй, это был бы подходящий предлог для встречи с Шарлотой Риттер, подумал он. В Европейском доме был еще и кинотеатр. В целом день был вполне успешным. Интересно, каким будет вечер.
Когда Рат вернулся на Нюрнбергерштрассе, Вайнерт уже ждал его на улице. Часы показывали без пяти четыре. Гереон остановил автомобиль прямо у ног журналиста, потянул ручной тормоз и вышел из машины.
– Минута в минуту, – сказал его сосед одобрительно и сел на место водителя. – Ну как? Ты доволен?
– Во всяком случае, лучше, чем у BVG[23].
– Надо думать. – Вайнерт отпустил тормоз и включил передачу. – Ну, тогда приятного вечера с полицейскими! – крикнул он через плечо и нажал педаль газа.
Рат не понял, что он имел в виду этими словами. Когда комиссар открыл дверь квартиры, из кухни доносились чьи-то голоса. Видимо, у Бенке гости. Мужского пола. С тех пор, как он здесь поселился, этого еще не было ни разу.
Гереон прямиком прошел в свою комнату и повесил пальто. Его взгляд упал на карту города издательства Pharus, висевшую на стене. Накануне он повесил ее рядом со сломанным платяным шкафом, а потом подошел к ней, взяв жестяную банку с булавками. Первую булавку он воткнул в Ландвер-канал, рядом с Мёкернбрюкке, где из канала достали труп Бориса, вторую – в Нюрнбергерштрассе, 28, где Борис незадолго до своей смерти искал Алексея Кардакова, а остальные булавки расположились на Луизенуфер, возле зоопарка, у кафе «Берлин» и на Лютерштрассе, в «Эльдорадо». След Кардакова. Он вел к Кюстринерплац. «Плаза». Там сидел человек, от которого Кардаков получал кокаин. Рат подошел ближе к карте и вытащил булавку, которая отмечала осиротевший в настоящее время «Делфи-Паласт», и воткнул ее рядом с Ангальтским вокзалом. Европейский дом на Кёниггрэтцерштрассе, где Илья Тречков нашел новую работу. А возможно, ее там нашла и Лана Никорос.
Рат вынул из кармана фотографии обоих русских, высококачественную копию фото Кардакова и газетный обрывок с фотографией трупа Бориса, и прикрепил их кнопками рядом с картой, а потом добавил туда же программку «Делфи-Паласта» с изображением певицы. Была ли какая-нибудь связь между всеми троими? Певица была русской и являлась подругой Кардакова. Может быть, она была замужем за Борисом? Любовная парочка убила супруга и исчезла. Такое нередко случается. Полицейский, сам того не замечая, покачал головой, а потом достал из бумажника визитную карточку Йозефа Шнайда и прикрепил ее к программке.
Он отошел на шаг назад и стал рассматривать карту Pharus, как художник рассматривает свое произведение. Иногда он видел какой-то рисунок, какую-то стыковку, территориальную близость или еще какую-либо связь. Но сейчас булавки, казалось, хаотично распределились по всему городу. Следы Бориса и Кардакова пересекались только в одном месте: на Нюрнбергерштрассе, 28. Уже несколько лет у Рата была привычка отмечать на карте города важные точки расследования, но свою собственную квартиру он еще никогда не маркировал булавкой. Однажды – это всегда первый раз, подумал он.
В дверь постучали. Вайнерт определенно не мог вернуться. Может быть, Бенке хотела пригласить Гереона в кухню к своему гостю? Рат открыл дверцу шкафа. Готическая резьба закрыла фотографии на стене и небольшую часть городской карты.
– Войдите! – крикнул он, и дверь в комнату открылась.
– Сюрприз! – раздался мужской голос.
В дверях стоял Бруно Вольтер. Дядя рассмеялся.
– Ну, ты можешь уже закрыть рот, – сказал он. – Я подумал, раз уж я пришел к Элизабет, то надо проверить, дома ли мой коллега. Я хотел посмотреть, как ты устроился. Вижу, неплохо.
Вообще-то Рат никак не рассчитывал на такой визит. Бруно порекомендовал ему квартиру Элизабет Бенке, потому что знал ее лично. Он воевал вместе с ее погибшим мужем и вроде даже в свое время передал молодой вдове известие о его смерти. Гереон отгонял от себя подобные истории, как и все, что было связано с войной.
– А я не заметил твою машину, – сказал комиссар. – Ты приходил к Э… к фрау Бенке?
Вольтер кивнул и сделал шаг в комнату. Он был уже в пальто и держал в руке шляпу.
– Сегодня годовщина смерти ее мужа, – сказал он. – Я каждый год в этот день приношу ей цветы. Гельмут Бенке был лучшим товарищем, какого только можно себе представить.
Рат сглотнул. Вот почему она прошлой ночью напилась! Ее муж погиб двенадцать лет тому назад. Она напилась и искала немного человеческого тепла. И здесь как раз случайно пришел он.