– Что вы, все в порядке, – ответил Гереон. – Мы чувствуем себя здесь вполне комфортно.
– Если захотите побеседовать с коллегой, то Бруно всегда приглашает Руди Шеера. Единственный полицейский, который приходит регулярно уже много лет. Остальные коллеги меняются чаще, но с Руди у него до сих пор приятельские отношения.
Шеер? В инспекции Е не было никого с такой фамилией. Эмми заметила вопрошающий взгляд Рата.
– Он заведует арсеналом, – сказала она, – а раньше они вместе работали. Давайте я вас познакомлю.
Арсенал. Вольтер-Парабеллум. Конечно. Гереон до сих пор не спросил Бруно, как он, снайпер, собственно говоря, попал в полицию нравов.
– Я вам признателен, но, боюсь, у меня уже нет времени. Я, так или иначе, хотел лишь ненадолго заглянуть к вам, – ответил комиссар. – Завтра снова на работу, и надо отдохнуть.
Йенике согласно кивнул.
– У нас строгий шеф.
Эмми засмеялась.
– Жаль, жаль. Но я понимаю: служба есть служба. Бруно тоже всегда это говорит, если где-то редко появляется. Но заходите в другой раз – и вы, и ваш коллега.
– Обещаю, – сказал Рат, и госпожа Вольтер понесла поднос дальше.
Бруно не выглядел разочарованным, когда оба коллеги несколько минут спустя прощались с ним. Его слегка покрасневшее лицо свидетельствовало об уровне выпитого алкоголя, которого он за это время достиг. Вольтер весело похлопал на прощание своих подчиненных по плечу, и его жена повела их из задымленного зала в холл. Рат был доволен, когда они через некоторое время снова оказались на свежем воздухе. И не только из-за сигаретного дыма.
– Уф! – воскликнул он, когда они вместе с Йенике брели к вокзалу Фриденау. – Старые товарищи Бруно! Кто бы мог подумать, что существует столько солдат. В то время как рейхсверу положено иметь только сто тысяч человек.
– Это не так уж мало. Полицейские – тоже солдаты, – возра-зил Штефан.
Рат оторопел.
– Что ты сказал?
– Мне сегодня сделали предложение. Полиция должна больше сотрудничать с рейхсвером. Неофициально, конечно.
– Генерал-майор Зеегерс?
Йенике кивнул.
– У него была сегодня вербовочная миссия. Меня он тоже агитировал.
– Может быть, Бруно уже является неофициальным сотрудником рейхсвера?
Гереон пожал плечами:
– Не могу себе представить. У него просто слишком много друзей в армии. Воспоминания о былых временах. Возможно, они время от времени что-то рассказывают, но чтобы сотрудничать?.. Нет! Мне кажется, этот Зеегерс просто слишком много выпил. Мне он рассказывал что-то о русском золоте, которое исчезло в Берлине и которое коммунисты, по предварительной информации, якобы хотят присвоить. Восемьдесят миллионов, сказал он. Что за чушь! Столько денег невозможно незаметно провезти контрабандой из России в Берлин.
Йенике поднял брови. Но этот немногословный выходец из Восточной Пруссии ничего не сказал. Они с Ратом молча пошли вниз по улице, пока перед ними не появилось кирпичное здание небольшого вокзала. Часы со светящимся циферблатом показывали половину двенадцатого.
Он не выспался, но тем не менее был в хорошем расположении духа, когда утром в четверг вошел в кабинет, напевая песню, которую толком и не знал. Потом он бросил шляпу в направлении вешалки и попал точно в цель. Йенике в восхищении свистнул сквозь зубы.
– Где ты этому научился?
– Этому не учатся, это умеют. – Рат снял пальто. – Бруно еще не пришел?
Штефан покачал головой.
– Вчерашняя вечеринка была для него утомительной.
Шмитхен, их секретарша, уже сварила кофе. Из приемной доносился непрерывный стук ее пишущей машинки. «Ра-та-та-та!» – трещала машинка, быстро, как пулемет. Для подготовки полицейской зачистки в субботу требовалось множество служебных ходатайств и судебных решений, так что Лизелотте тоже пришлось работать в праздничный день.
– Да, пока я не забыл: здесь кто-то только что звонил и хотел поговорить только с тобой или с Бруно, – сказал Йенике.
– И?..
– Я хотел записать его номер, но он сказал, что меня это не касается и что он позвонит еще раз позже.
И тут же, как по команде, зазвонил телефон на письменном столе Рата.
– Это наверняка он, – предположил Штефан.
Гереон снял трубку. Это был Вольтер. Он бормотал что-то о том, что приедет позже, и дал несколько лаконичных распоряжений. Не успел Рат положить трубку, как телефон зазвонил вновь.
Комиссар сразу узнал голос звонившего. Франц Краевски.
– Еще так рано, а ты уже на ногах? – спросил Рат порнокайзера. – И это в День Отца?
– Послушайте, я не могу долго говорить, но мне надо встретиться с вами, – ответил осведомитель. – Если вы окажете мне услугу, я предоставлю вам информацию, которая вас заинтересует.
– Услугу я тебе уже оказал, не так ли? – Рат старался, чтобы его голос звучал мирно, как будто он говорил со своей подругой. Йенике не должен знать, кто у него на проводе.
– Мне нужно еще.
– А почему я должен это делать?
– Послушайте сначала, что я вам скажу. – Краевски стал говорить тише. – Вы ведь ищете эти фильмы. Если вы захотите пойти на выставку…
Рат догадался.
– Я еще сегодня не завтракал, – сказал он. – Может быть, вместе перекусим.
– Только не приезжайте в Нойкёльн! – Голос Франца был едва слышен в трубке, но звучал явно испуганно.
– Я и не собирался приходить к тебе. Встретимся где-нибудь в другом месте.
– Но не на Алексе, там меня многие знают. – Краевски все еще говорил шепотом, и его речь едва можно было разобрать. – Кафе «Гринцинг» в «Хауз Фатерланд». Там бывают только туристы.
Гереон знал это место. На метро он мог доехать туда за четверть часа.
– Хорошо, – согласился он. – В половине девятого?
– В половине девятого. И вы платите!
– Я решу это после завтрака.
Рат положил трубку и взял пальто и шляпу.
Йенике удивленно посмотрел на него.
– Это была, однако, короткая игра на чужом поле.
– Ты забыл, что сегодня праздник? Если придет Дядя, скажи ему, что я уехал по делам. Надо кое-что проверить. – Гереон заговорщицки подмигнул коллеге – точно так же, как это делал Вайнерт, чего сам он в нем терпеть не мог. Пусть Штефан думает, что он встречается с женщиной. – Я вернусь через час или два.
«Хауз Фатерланд» был гигантским развлекательным комплексом поблизости от Потсдамерплац. Все под одной крышей: огромный кинотеатр и множество забегаловок и ресторанов, от турецкого кафе до Вильдвест-бара. Жители Берлина избегали «Фатерланда», но тем не менее там каждый вечер царила невероятная суматоха. Рат вспомнил о том, как он провел свой первый вечер в чужом городе на «Рейнтеррассе» в «Фатерланде», где не было никакого кёльша[25], а подавали лишь слишком сладкое вино. А вокруг были подвыпившие женщины среднего возраста, охотившиеся на одиноких мужчин. После этого отрезвляющего вечера он никогда больше не был в «Хауз Фатерланд».
Утром здесь было довольно спокойно. По крайней мере, в это время не нужно было оплачивать вход, чтобы вообще войти в комплекс. Вечером же это являлось обязательным условием. Туристы немало удивлялись, когда им потом приходилось еще раз платить за билеты в кинокассе. Интерьер кафе «Гринцинг» скорее напоминал венский винный погребок, нежели кофейню. Вверх по стенам поднималась искусственная зелень, а на потолке висели цветные бумажные фонарики. Когда Рат вошел в зал, Франц Краевски сидел за одним из столов, накрытых белой скатертью. Перед ним стояла чашка кофе и бокал белого вина. Осведомитель нервно дымил сигаретой. Гереон подсел к нему и положил на стол шляпу. Он не собирался здесь долго задерживаться.
– Ты уже завтракаешь? – спросил он.
Краевски улыбнулся вымученной улыбкой.
– Всегда остроумный «друг и помощник»[26]! – Он немного помолчал и потом сказал: – Вы можете оказать мне услугу.
Рат ничего не ответил. Его молчание явно нервировало Франца, и тот продолжил:
– Говорят, что грядут некие события. Вы планируете что-то масштабное, я прав?
Удивительно хорошо работало сарафанное радио в этом городе. Через какую-то брешь в «замке» просочилась информация о предстоящей зачистке.
– Как ты думаешь, кто кому здесь должен что-то рассказывать? – поинтересовался полицейский. – Игра идет иначе. Ты вообще-то должен это знать. Расскажи-ка мне, и, может быть, у меня тогда настолько улучшится настроение, что я даже оплачу твой завтрак.
– Я знаю, как идет игра, я тоже вам кое-что расскажу. Только я не хочу, чтобы меня задержали ваши коллеги. И вам это ничего не даст, если я буду сидеть в кутузке.
Рат ничего не сказал. Его руки теребили мелкокалиберную пулю, которую он достал из кармана.
Краевски сделал примирительный жест, подняв руки.
– Хорошо, мастер, я расскажу. Но вы все же должны обдумать мои слова.
Он замолчал, как только официант подошел к их столу и принял у Гереона заказ, и продолжил, только когда они опять остались одни:
– Так вот, если вы хотите сходить на интересный кинофильм, то это будет в субботу, в двенадцать. – Франц нагнулся вперед и заговорил еще тише. – «Ди Пилле», закрытый кабак в подвале на Мотцштрассе, совсем рядом с Ноллендорфплац. Там есть дальний зал, где все это и происходит, вплоть до самого вечера.
Рат убрал пулю назад в бумажник.
– Звучит правдоподобно, – сказал он. – Но если ты мне вешаешь лапшу на уши, у тебя будут неприятности. Если мы придем туда в субботу и ничего не найдем, то я буду исходить из того, что ты нам насвистел. Тебе понятно?
Краевски кивнул. Подошел официант и поставил на стол чашку кофе и бокал воды. Полицейский сделал глоток и положил перед Краевски фотографии, которые он брал с собой каждое утро.
– Может быть, и ты мне сможешь оказать услугу? – сказал он. – Ты знаешь кого-нибудь из них?
Порноактер взял фотографию погибшего Бориса.
– Эта фотография была в газете, да?