Официант указал им на столик прямо возле балюстрады, так что они могли сверху наблюдать за танцплощадкой, на которой уже кружилось несколько пар. Музыка Шарлотте нравилась. Это был быстрый свинг, правда, голос певца, который время от времени напоминал о себе, казался ей немного слащавым. Подошел официант, который поставил на стол два бокала «Хайдсик Монополь» и положил перед каждым из них меню.
– Я позволил себе заранее кое-что заказать, – сказал Рат и поднял свой бокал. Вот о чем он до этого шептался с официантом!
Девушка нервно улыбнулась, чокаясь с ним. Его серо-голубые светящиеся глаза понравились ей с самого начала, еще когда он столкнулся с ней в первый раз в «замке». Пока стенографистка пила шампанское, она незаметно разглядывала Гереона. Он был элегантен. Хотя на нем был коричневый костюм, который он мог бы надевать и на работу и, вероятно, надевал. Как и она – свой красный комплект. Они могли бы поговорить об этом и все выяснить, но вместо этого листали меню.
Официант принес вино и принял заказ. Они решили взять рыбу.
– Я вас обманула, – призналась Риттер, когда мужчина во фраке отвернулся, – моя история не такая уж длинная, как я утверждала. Речь шла только об ужине.
– Тогда вы должны просить меня, чтобы я не подключал отдел по борьбе с мошенничеством.
– Только не это! – Девушка подняла руки, изображая на лице ужас. – Я расскажу вам все, господин комиссар. Но это все, к сожалению, включает в себя совсем немного. – Она сделала глоток вина. – Итак, родилась и выросла в Берлине. Точнее, в Моабите, совсем рядом с уголовным судом. Поэтому вполне естественно, что я вот уже четыре года работаю в криминальной полиции. В должности стенографистки. Но я не собираюсь заниматься этим до конца своей жизни.
– Чем же тогда?
– Я учусь в университете. На факультете юриспруденции.
Комиссар одобрительно свистнул сквозь зубы.
– Вы хотите получить более высокую должность?
Его собеседница пожала плечами:
– Посмотрим. Я нахожу, что у нас слишком мало сотрудниц, занимающихся уголовными делами.
– И как вы все это успеваете? – спросил Гереон. – Я имею в виду работу и учебу.
– В комиссии по расследованию убийств я работаю только с четверга по воскресенье, так мы договорились. Поэтому я не сетую, если мне приходится сидеть в офисе до позднего вечера или куда-нибудь с кем-то ехать.
– Многие убийства происходят в выходные дни.
– Кому вы это говорите!
– И вы берете дежурство каждый выходной?
– В основном. Коллеги бывают рады, если им удается избежать работы в выходные.
– В таком случае у вас не так много свободного времени.
– В настоящее время да. Свое свободное время я переношу на вечерние часы.
– Пока не раздастся звонок из инспекции А.
– Вот именно.
Рат поднял свой бокал.
– Давайте выпьем за то, чтобы Бём как минимум сегодня не воспользовался вашим номером телефона.
Они еще раз чокнулись. Официант принес еду, и оба на какое-то время замолчали.
– Вы мне все еще не рассказали, как вы оказались в полиции нравов, – заговорила наконец Риттер. – Или вы влюбились в воровку ювелирных изделий, которую должны были доставить в полицейский участок?
Нечто подобное случилось с полицейским в фильме, который они только что посмотрели. Но ко всем прочим бедам он убил еще и друга этой воровки, гангстера. Однако в конце фильма воровка спасла своего возлюбленного, взяв вину на себя, и отправилась вместо него за решетку. Конечно, притянуто за уши, но довольно забавно. Ясно было, что сюжет фильма не имел никакого отношения к будням полиции.
Похоже, Гереон тоже подумал об этом.
– Было бы неплохо, – сказал он. – Реальность менее романтична: я хотел переехать в Берлин. А на Алексе не было других вакансий.
– Откуда же вы?
Рат удивленно посмотрел на собеседницу.
– Разве вы это еще не поняли?
– Из Рейнской области?
– А я надеялся, что уже избавился от моего акцента. Я даже поймал себя на том, что пытаюсь говорить на берлинском диалекте.
– Вообще-то я хотела узнать, в каком департаменте вы раньше работали.
– Мы занимались всем, от телесных повреждений до убийств.
Девушка удивилась. Кто бы мог подумать! Комиссар, работавший следователем по расследованию убийств, добровольно перешел в полицию нравов. Она молча продолжила есть, отдавшись своим мыслям.
– А почему вы решили работать в полиции? – неожиданно спросил Гереон.
– Потому что в этой профессии слишком мало женщин. И потому что я не терплю людей, которые считают, что они могут делать все, что хотят, и при этом выходят сухими из воды. – Шарлотта ненадолго задумалась. – Но вообще-то я еще не решила окончательно, буду ли я полицейским чиновником, сначала надо выучиться, – сказала она затем.
Комиссар серьезно кивнул.
– Вы правы. Нет ничего хуже, чем закрывать папку с нераскрытым делом.
– Да, к счастью, у нас при руководстве Генната не так много «глухарей». – Так они в «замке» называли нераскрытые дела. Риттер выжидающе посмотрела на собеседника, но ему, похоже, было известно это понятие. – В инспекции А необычайно высокая квота раскрываемости, – добавила она и тут же прикусила язык.
– Тогда коллега Бём в настоящее время работает против статистики, – заметил комиссар. – Когда я слушал его в понедельник в конференц-зале, у меня создалось впечатление, что его «утопленник» как раз грозит превратиться в «глухаря».
Шарли кивнула.
– Это правда. Ситуация не из лучших. Меня три дня не было на работе, и когда я сегодня пришла в офис, то оказалось, что расследование с воскресенья не продвинулось ни на шаг. Такое случается редко.
– Но вам удалось установить личность погибшего?
Стенографистка покачала головой.
– Мы проверили все дела о пропавших без вести с двадцать седьмого года, опросили многократно всех соседей, почти все газеты опубликовали фото, но никто, кроме традиционных идиотов, не позвонил. Это очень странно, что никто не знает этого человека.
Гереон кивнул.
– Это просто невероятно. В центре четырехмиллионного города обнаруживают труп, и никто из четырех миллионов жителей никогда его не видел.
– Один человек должен был его видеть.
– Вы имеете в виду убийцу?
– Именно. Но он не объявится.
– В таком случае у вас нет ничего, что могло бы послужить отправной точкой?
– Если вы когда-то занимались расследованием убийств, то знаете, что это такое – иметь неопознанный труп. Обычно преступника ищут в окружении жертвы, среди друзей, врагов, семьи, деловых партнеров… Но как быть нам, если мы не знаем, кем вообще является умерший человек?
– И у вас нет абсолютно никаких следов?
– У нас есть минимальные данные. На мужчине был дорогой костюм, никто его не знает, и у него были плохие зубы. Он ездил на дорогой машине, но это авто было краденым. Его пытали, и умер он от отравления героином. Когда его автомобиль сорвался в канал, он был мертв уже часов восемь-десять. Кто-то зафиксировал педаль газа металлическим прутом. Странным образом этим прутом оказалась рулевая стойка «Опеля». Все это не имеет никакой связи.
– Вам нравится ваш шеф?
– Бём? – Девушка пожала плечами. – Что значит «нравится»? Во всяком случае, он уже давно не такой ворчливый, каким был раньше.
– Это его идея – чтобы все инспекции помогали в этом деле убойному отделу?
– Конечно, нет. Это было личное распоряжение Цёргибеля. Он хочет поскорее получить результаты, а такие массовые акции иногда помогают. Хотя обращение к прессе до сих пор не принесло удачи. При этом за информацию было назначено вознаграждение из городской казны в размере пятисот марок.
– Так социал-демократы обходятся с нашими налоговыми средствами.
– Значит, вы не социал-демократ?
Рат содрогнулся.
– Только не о политике! Работа в IA – это единственное, что хуже, чем в полиции нравов. Там шпионят даже за собственными коллегами.
Официант убрал пустые тарелки.
– Я еще не поблагодарила вас за приглашение, – сказала Риттер и достала из пачки Juno сигарету.
Комиссар поднес девушке огонь и посмотрел ей в глаза. Она ощутила легкую нервную дрожь.
– А я благодарю вас за ваше общество, – сказал он и тоже закурил. – Я не хочу вас обидеть, но вы самая симпатичная коллега из всех, кого я до сих пор встречал в «замке».
– Да, это соревнование в данный момент легко выиграть. Вы как раз не относитесь к числу самых популярных коллег. Рассказывают, что вы пресмыкаетесь перед Цёргибелем, и поэтому он оказывает вам покровительство.
– Покровительство? Это шутка? Поэтому я работаю в полиции нравов?
Шарлотта сделала протестующий жест.
– Я повторяю только то, что рассказывают в столовой. Эти слухи распускает, скорее всего, Ланке. Он хотел, собственно говоря, вернуть на Алекс своего племянника и посадить его на должность, которую занимаете вы. Вы виноваты в том, что он на данный момент просиживает в криминальной полиции района Кёпеник.
– Кёпеника? Он впал в немилость?
– Мне кажется, что молодой Ланке на самом деле еще оттуда и не выпадал. Пять лет назад он пришел на Алекс после окончания полицейской школы и сразу наворотил дел. Постепенно все забылось, и теперь старший Ланке хочет его вернуть. Они с Дёрцвибелем уже все решили, но тут пришли вы.
– Бруно никогда мне об этом не рассказывал.
– Вольтер? Конечно, не рассказывал. В «замке» вы узнаете все, но только не то, что касается лично вас. Но поверьте мне: Вольтер рад, что чаша по имени Ланке-младший его миновала. Он, должно быть, встретил вас с распростертыми объятиями.
– А почему вы мне все это рассказываете?
Еще во время ужина Гереон наблюдал за оркестром, который играл внизу. Певицы не было на протяжении всего вечера. Если кто и пел, то это был сам Илья Тречков. На трубе он играл лучше. Было похоже, что лидер ансамбля расстался с Ланой Никорос. Или что она рассталась с ансамблем. Но Рат хотел, по крайней мере, спросить об этом Тречкова.