ать коричневые осколки. От белой пены в луже не осталось и следа – лишь несколько пузырьков вспучивались на поверхности какой-то жидкости. В нос полицейскому ударил знакомый запах. Рядом с мокрыми осколками лежал металлический хомут с фарфоровой пробкой. Бутылка пива. Какой-то страдающий бессонницей любитель поглазеть в окно от страха уронил с подоконника бутылку пива.
И этот человек был свидетелем!
И что? Никакой паники! Выстрел в этих местах – обыденное дело. Никто не захочет связываться с ненавистными полицейскими только потому, что стал свидетелем перестрелки. Все это Рат внушал себе, как ребенок, который не хочет верить в привидения и тем не менее боится темноты. При мысли о том, что за ним могут наблюдать из одного из этих черных окон, он невольно еще глубже надвинул на лоб шляпу.
А потом в его мыслях наступила полная ясность: он точно понял, что должен делать. Комиссар совершенно спокойно убрал оружие и обследовал карманы убитого. Он отпрянул назад, когда что-то кольнуло его в палец. Это был значок-булавка, который его противник носил в пальто. Больше не было ничего – ни оружия, ни бумажника. Только небольшой стилизованный стальной шлем. Рат бросил его в водосток, а затем застегнул пальто преследователя до самого верха, надел ему на голову шляпу и потащил его за воротник.
Дождь усилился, когда он притащил неожиданно тяжелое тело к строительному заграждению и стал искать там лаз. В таких местах всегда существовал лаз, Гереон знал это с детства, когда у них с друзьями это превратилось в своего рода спорт – они проникали на какую-нибудь стройку в Клеттенберге и играли там. Здесь он тоже довольно быстро нашел свободно болтающуюся доску. Ему пришлось воспользоваться и соседней доской, чтобы расширить лаз и протащить в него труп. Оказавшись внутри, полицейский огляделся. Строительство на площадке только начиналось: был залит фундамент и установлена донная плита. Рат спустился в котлован и проверил бруском жесткость цемента. Он еще не затвердел. Они залили его, должно быть, только сегодня. Гереон сбросил тело в котлован и взял из строительного вагончика лопату. Для этого ему пришлось взломать замок, который он потом вытер своим носовым платком. У него ужасно пересохло во рту, и он чуть было не взял бутылку пива из ящика, который стоял неподалеку, рядом с ржавым велосипедом у стены, но пересилил себя. Лучше он подставит язык под дождь, который с шумом лил на землю.
Как в дурмане он проделал в свежем цементе канаву, положил туда тело и снова забросал его раствором, а остатки цемента распределил по поверхности. Потом комиссар отнес лопату назад в вагончик и вытер ее ручку носовым платком. Он протер все, чего касался, даже болтающиеся доски в заграждении, когда вылез со строительной площадки. Кажется, он все предусмотрел.
Гереон наделся, что кровь во дворе до утра смоет дождь, наблюдая, как вода смешивается с темной жидкостью и гонит ее в водосток.
Затем Рат осмотрел себя. Его темное пальто блестело от дождевой воды, грязное, заляпанное цементом. Он попытался оттереть пятна, но это было бессмысленно – он только еще больше размазывал их по ткани. В таком виде он не мог сесть ни в одно такси, так что полицейский опять отправился к вагончику, который все равно был взломан, вытащил велосипед и проверил его. Заднее колесо было прилично спущено, но для его целей сойдет.
Гереон еще раз обвел взглядом темные окна, которые выходили во двор. Он не был уверен, что его никто не видел, но не сомневался, что в этой темноте никто не различит его лицо под тенью, падающей от полей шляпы. Даже если здесь и живет кто-то, кто любит пообщаться с полицией.
Он вывел велосипед через въездную арку. На улице по-прежнему не было ни души. Комиссар разбежался и прыгнул на велосипед, который затрясся по булыжной мостовой. Если его сейчас не остановят его коллеги, потому что он едет без света, то примерно через полчаса он будет на месте.
Часть IIИнспекция А
11 мая – 21 мая 1929
Дождь все еще барабанил по крыше автомобиля. Потом эта барабанная дробь превратилась в шелест. Дверца машины открылась, и мужчина, несмотря на свое массивное тело, неожиданно легко опустился на обитое черной кожей заднее сиденье – должно быть, ему помог Лян. Дверца захлопнулась с сильным лязгом и откроется теперь, только когда этого захочет Иоганн Марлоу. Через постоянно меняющийся рисунок дождевых капель на лобовом стекле доктор М. видел темное пальто Ляна Куэн Яо, который остался на улице под дождем.
Марлоу молча посмотрел на своего гостя. Мужчина накинул на плечи плащ, на котором дождь оставил темные следы, а под плащом на нем была только пижама. Его серое лицо было покрыто щетиной, а глаза свидетельствовали о том, что он мало спал. В машине распространялся запах алкоголя, пота и дождя. Несмотря на усталость, его глаза испуганно бегали взад и вперед, а голос пытался переиграть страх и поэтому звучал слишком решительно.
– Что это значит? Почему ваш китаец поднимает меня с постели среди ночи? В шесть часов утра я должен быть на Алексе. Мне надо выспаться!
Иоганн достал сигару толщиной в палец и, сохраняя полное спокойствие, обрезал у нее кончик. Прежде чем ответить, он дождался щелкающего звука ножниц для сигар. Его гость уже однажды видел, для чего еще с успехом может использоваться такой инструмент.
– Сегодня ко мне приходил один из твоих коллег, и у меня возник вопрос – почему я об этом ничего не знал, – сказал Марлоу, не отрываясь от своих манипуляций с сигарой.
– Что? Я не имею об этом понятия. Никаких официальных визитов не было. Зачистка ведь назначена только на завтра… – гость запнулся и исправился, посмотрев на часы, – …на сегодняшний вечер.
– Речь не о зачистке. Это был один полицейский. Рат, Гереон Рат. Говорит тебе что-то это имя?
Сидящий перед бандитом мужчина, казалось, задумался. Во всяком случае, он скривил рот, но потом всего лишь пожал плечами:
– В любом случае, он не работает в отделе по борьбе с наркотиками.
– Я плачу тебе не только за то, что ты избавляешь меня от ищеек, которые занимаются наркотиками. Я надеюсь, что ты еще получаешь дополнительную информацию на Алексе.
– А кто доложил вам, что полиция нравов планирует зачистку? Я ведь не могу знать каждого коллегу в Управлении. Вероятно, он новенький.
– Но ведь на Алексе не может быть так много новых сотрудников, прибывших из Рейнской области. Раскрой глаза!
– Из Рейнской? – Полицейский запнулся. – Возможно, я о нем что-то слышал. Как, ты говоришь, его имя?
– Рат. Гереон Рат.
Гость опять пожал плечами:
– Я не уверен, но, возможно, он работает в полиции нравов. Им навязали какого-то нового сотрудника. То ли из Дюссельдорфа, то ли из Кёльна. Откуда мне знать? По-моему, он закадычный друг начальника полиции.
Марлоу задумчиво кивнул.
– Теперь ты знаешь его имя. Подумай, что можно с этим сделать. Завтра мне нужна новая информация.
Он сделал легкое движение рукой, и Куэн Яо открыл дверцу. Дождь прекратился. Полицейский продолжал сидеть, неуверенно озираясь по сторонам.
– А теперь иди и продолжи свой заслуженный сон, – сказал ему Иоганн почти дружески. – Поговорим завтра вечером.
Едва гость Марлоу вышел из машины, Лян тут же закрыл за ним дверцу. Он не стал провожать его назад в дом, из которого перед этим привел его, а сразу подошел к двери водителя, бросил на пол у пассажирского места зонт и сел за руль. На его пальто не было ни одной капли. Как будто он вообще не был на улице.
– К Петерсу? – коротко спросил китаец.
Марлоу покачал головой.
– Довольно, Куэн Яо. Поехали домой.
Водитель включил двигатель, и новенький, черный как смоль, сверкающий «Стандарт 8» покатился назад на проезжую часть дороги.
Улицы постепенно заполнялись велосипедистами – первые рабочие ехали на фабрики. Лян спокойно и уверенно вел огромный лимузин «Адлер» по просыпающемуся городу. Ночные грозовые облака рассеивались так же быстро, как и появились. Только у восточной стороны горизонта они рисовали на утреннем небе красные полосы. Занимался погожий день. В зеркале заднего вида Марлоу видел темные загадочные глаза китайца.
Бруно Вольтер относился к той категории людей, которые легко встают утром – даже в шесть часов. Но сегодня он задумчиво посмотрел в окно, и не только потому, что знал: ему предстоит долгий день. Стояло прекрасное утро. Ночью, должно быть, шел дождь, и кое-где на асфальте еще блестели лужи. На Фрегерштрассе в ветвях деревьев щебетали птицы, делая все, чтобы встретить солнечный весенний день, но Дядя этого не слышал. Как во сне, Бруно соскреб с лица пену для бритья и задумался. Звонки, которые он получил накануне вечером, преследовали его, пока он не уснул, и до сих пор вертелись у него в голове. Он не думал, что ему следовало действительно беспокоиться, ведь они тщательно все спланировали. Но никогда не знаешь, как все сложится.
Одно, во всяком случае, было совершенно ясно: с новым комиссаром Вольтер скоро расстанется. При этом он уже почти привык к этому долговязому парню, хотя тот вел себя довольно амбициозно для человека, не имеющего никакого представления о том, что происходит в этом городе. Но Рат еще добьется своего и перейдет в инспекцию по расследованию убийств. Ну, успехов тебе, коллега! Выбритое наполовину лицо Дяди, отражавшееся в зеркале, изобразило гримасу.
– Бруно, – услышал он снизу голос жены. – Бруно, кофе готов!
После завтрака он почувствовал себя лучше. Эмми проводила его до самой двери, неся в руках его коричневую папку, и отдала ему ее, только когда он вышел из дома. Вольтер быстро поцеловал ее и направился к черному «Форду», который был припаркован прямо перед домом. Когда он отъехал, супруга помахала ему вслед. Он смотрел в зеркало заднего вида и видел, как постепенно она удалялась.
Эмми была женщиной, о которой он всегда мечтал. Она восхищала его, была заботливой и не задавала никаких вопросов. Все, что он делал, казалось ей правильным, и она доверяла ему целиком и полностью. И до сих пор он не разочаровывал ее. Они были женаты уже больше четырнадцати лет. Когда разразилась война и объявили мобилизацию, Бруно попросил ее руки. Эмили фон Бюлов пользовалась большим успехом, но он вышел победителем в этих соревнованиях. Во время его первого фронтового отпуска они поженились. На фронте было приятно осознавать, что есть кто-то, кому можно писать. И он делал это. Регулярно и подробно. И жена как минимум раз в неделю отправляла ему письмо. Пока война продолжалась и не отпускала солдат из окопов, у Эмми в Берлине все шло своим чередом. Шаг за шагом она обставляла их совместный дом, который им купили ее родители, в то время как ее муж защищал отечество за убогое жалованье, на которое они никогда бы не смогли позволить себе ничего подобного. Но они сражались не ради денег – ни один из его товарищей не думал об этом. Они сражались за будущее Германии. Это была установка, которую поддерживал тесть Бруно.