Чем дольше продолжалась война, тем более грязной она становилась. Многие из товарищей Вольтера порой думали только о том, чтобы целыми вернуться домой. Он – нет. Он надеялся до конца. В конце концов, они уже четыре года находились во вражеской стране. Но будущее Германии было погублено, когда «красные» в Берлине в конечном счете изгнали кайзера и подписали капитуляцию – и это несмотря на то, что Бруно со своим подразделением в течение трех лет не отступил ни на миллиметр. Они закрепились в центре Франции, ни разу не уступив, в самом центре территории врага, и потом неожиданно все сразу рухнуло: страны, за которую они сражались, больше не было. Она все еще называлась Германией, но это была больше не их страна.
При всем при этом Вольтер остался в полиции, где служил еще при кайзере. Но и при социал-демократах должен был, в конце концов, кто-то обеспечивать правопорядок. И он никогда не оставлял надежду на возвращение той Германии, за которую он сражался. Он хотел и дальше служить этой стране и поддерживал связь со старыми товарищами, которым удалось пережить войну.
Бруно припарковал «Форд» на Кайзераллее, прямо перед филиалом «Josty», и нашел себе солнечное место на террасе. Вскоре официант принес ему заказанный кофе, и Вольтер стал просматривать газеты. Все они писали о Плане Юнга[28]. Идиотская болтовня эти переговоры в Женеве! Полицейский нетерпеливо шуршал бумагой, то и дело отрываясь от чтения и поглядывая на вход на террасу кафе и на широкий тротуар Кайзераллее. Его настроение заметно ухудшалось. Он не мог ждать бесконечно!
Прождав три четверти часа и выпив две чашки кофе, Дядя потерял терпение. Все-таки он рассчитывал на этого человека, и именно сегодня тот нарушил их договоренность! У Вольтера действительно было полно дел! Раздосадованный, он отсчитал деньги и положил их на стол. Покинув освещенную солнцем террасу и выйдя на Кайзераллее, Бруно попытался успокоиться. Не стоит нервничать, подумалось ему. Он достаточно долго был в деле. Лучше всего спокойно дождаться сегодняшнего вечера – тогда у него будет больше информации. А пока ему предстояло решить массу проблем.
На другой стороне улицы из тени газетного киоска появился силуэт мужчины. Когда Вольтер опустился на водительское сиденье своего автомобиля, этот мужчина остановил такси.
Рат проспал всего несколько часов, когда телефонный звонок вернул его из мрачных снов в реальность. Он заморгал склеившимися глазами и попытался нащупать рукой телефонную трубку.
– Алло, – пробормотал комиссар.
– Гереон?
Голос в трубке разом разбудил его.
Шарли!
Он сел в постели.
– Доброе… – Полицейский посмотрел на будильник. Половина одиннадцатого. – Доброе утро.
– Доброе утро, соня! – приветливо сказала девушка. – Я подумала, раз уж мы не встретимся сегодня в «замке», то нужно хотя бы поболтать по телефону.
– Да, – кратко ответил Рат. Его мысли путались в смутных снах слишком короткой ночи, и некоторые обрывки оставались там до сих пор. Звонок Шарли вырвал его из глубокого сна, в который он совсем недавно погрузился. Когда комиссар попытался прояснить свои мысли, он мгновенно понял, что одноглазый мужчина из его снов существовал в реальности. События прошедшей ночи снова настигли его, как выгнанная собака своего хозяина. Нелюбимая, но привязчивая. В голове Гереона начал жужжать кинопроектор, который отображал картинки, преследовавшие его, пока он не уснул: нападение незнакомца, выстрел, кровь в пустой глазнице, труп, исчезнувший в бетоне. Картинки без звука, но идеальной резкости.
– У тебя такой голос, будто я тебя разбудила. – Голос Риттер остановил беззвучный фильм, и у Рата возникло ощущение, будто его в чем-то уличили. Как будто проектор работал в том числе и для Шарли, как будто ей удалось заглянуть в самый отдаленный уголок его души и увидеть ее темную сторону. О Кёльне он еще ничего не рассказывал. Ни разу. Как он должен был сейчас преподать ей то, что произошло вчера ночью? Гереон махнул рукой по воздуху, как будто хотел прогнать эти мысли, как назойливую муху. Однажды он все ей расскажет. Всю эту ужасную историю. Но не сейчас.
– Я действительно еще лежу в постели, – сказал полицейский. Боже мой, как омерзительно он себя чувствовал! Почему ей пришло в голову ему позвонить?
– Я надеюсь, один?
– Ты ведь знаешь, что я всегда выпроваживаю дам из дома ранним утром.
Шарлотта рассмеялась, и комиссар услышал в трубке звук, похожий на автомобильный сигнал. Разумеется, она никогда бы не стала звонить ему из офиса, где рядом так много обладающих тонким слухом полицейских. Наверное, девушка воспользовалась телефоном-автоматом где-нибудь на Алексе. Она понизила голос:
– Жаль, что ты не меня вынужден был сегодня выпроводить, – прошептала она.
Ее голос! Гереон тосковал по Шарли больше, чем сам себе мог в этом признаться. Прежде всего, больше, чем он в данный момент мог себе позволить. Его голова была забита сейчас другими вещами.
– Наверное, это было бы неплохо, – сказал он, и это прозвучало жестче, чем ему хотелось. – Мне надо было выспаться.
– Вчера утром мне не показалось, что тебе надо выспаться.
Ее подозрения сводили его с ума. Почему она за это зацепилась?
– Да уж, иногда я еще тот хвастун, – признался полицейский.
– Только не сегодня. Сейчас ты скорее производишь впечатление человека, который хочет, чтобы его не беспокоили.
– Глупости, – запротестовал Рат, хотя и знал, что она была права. – Я всего лишь немного устал. У меня сейчас дел по горло.
– Я знаю, – согласилась Риттер, – вчера совещание, сегодня ваша зачистка. У меня тоже полно работы. Тем не менее я бы сейчас с удовольствием оказалась у тебя.
– А я у тебя, – ответил Гереон, зная, что это было не так. И хотя ему очень хотелось ее близости, он никак не мог быть сейчас рядом с ней. Конечно, комиссар с радостью заключил бы ее в объятия, с наслаждением вдохнул бы ее запах, почувствовал бы ее тело. Но только в другой Вселенной, в другом мире, в котором никогда бы не произошли события минувшей ночи. Он солгал Шарлотте о якобы назначенном на вчера совещании и вместо этого встретился с преступником и закопал мертвого человека. Безобидная вынужденная ложь неожиданно обрела значение, о котором девушке не следовало знать. Как он теперь покажется ей на глаза?
– Ты у меня? – Она засмеялась. – В данный момент это не самая хорошая идея. Я стою в телефонной будке. Здесь было бы довольно тесно. И я уже должна возвращаться в «замок». Но, возможно, Бём отпустит меня сегодня пораньше, и тогда мы могли бы встретиться еще до вашей операции. Когда вы начинаете?
– Сегодня во второй половине дня. Но нам надо еще кое-что подготовить.
– Я, наверное, смогу уйти около двух. Потом можно выпить кофе в «Последней инстанции».
Вообще-то это была неплохая идея. «Последняя инстанция» на Клостерштрассе находилась недалеко от Управления и, несмотря на свое название, не пользовалась особой популярностью среди сотрудников полиции. Но Рат отмахнулся. Он надеялся, что его отказ не прозвучал так же ужасно, как он чувствовал себя на самом деле.
– Я боюсь, не получится, – сказал он, – у меня еще много дел. – Например, уничтожить следы, сжечь испачканные бетоном и кровью вещи. Купить новый костюм, и желательно еще новую обувь. – И мне бы хотелось еще немного поспать.
– Поспать? Спят только в конце месяца!
Комиссар заметил, что смех его собеседницы был натянутым. Она застигла его врасплох.
– Что с тобой? Что-нибудь случилось? – спросила она.
– Почему ты так решила?
– Я чувствую себя довольно глупо. Может быть, мне не надо было тебе звонить?
– Перестань! – Рат осознавал, что все его фразы звучат неубедительно. – Я всего лишь немного устал, только и всего.
– Хорошо, в ближайшие дни у тебя будет возможность выспаться. Во всяком случае, я не буду тебя беспокоить, если ты этого не захочешь. Мой телефон у тебя есть. И служебный, и домашний.
Его правая рука с телефонной трубкой упала вниз, как мешок с песком, которым проверяют виселицу перед казнью. Погруженный в свои мысли, он держал в руке трубку, в которой раздавались короткие гудки. На улице за окном светило солнце, уничтожая следы ночного грозового дождя. Гереон чувствовал себя мерзко. Звук упавшей на рычаг телефонной трубки больно уколол его, но одновременно он почувствовал облегчение. Он больше не выдержал бы ни секунды разговора с фройляйн Риттер.
Множество спутанных мыслей проносилось в голове Рата. Он должен навести порядок в этом хаосе, понять, что произошло. Что он сделал и что ему еще предстоит сделать.
Его никто не видел, когда он среди ночи возвращался на велосипеде назад в Шарлоттенбург. На набережной Лютцоууфер комиссар бросил велосипед в Ландвер-канал и остаток пути прошел пешком. Когда он, наконец, добрался до двери своего дома на Нюрнбергерштрассе, уже щебетали птицы. Он все еще действовал так, будто им кто-то руководил, механически, не слишком задумываясь над тем, что делает. Потому что знал, что нужно делать. Сначала надо было как можно быстрее снять одежду. Его пальто и костюм были в плачевном состоянии. Следы бетона, грязи и крови могли выдать его. Кроме того, Гереон оставил несколько следов от своих ботинок из опойка в грязи на строительной площадке. Ему было жаль красивых туфель, но от них надо было избавиться – все указывающее на него должно было исчезнуть. Этим полицейский хотел заняться сегодня утром. Прежде чем погрузиться в короткий сон, он выбрал меньший из двух чемоданов, с которыми два месяца назад приехал в Берлин, упаковал в него все снятые с себя вещи и снова задвинул его под кровать.
Теперь комиссар встал и стал рассматривать себя в небольшом зеркале на туалетном столике. Вообще-то он выглядел вполне сносно, если не считать щетину и круги под глазами. Ванна пойдет ему на пользу. Он накинул халат и пошел в столовую. Со стола после завтрака было уже убрано, и только на месте Гереона стоял одинокий прибор. Кофе в кофейнике уже остыл. Рат налил кофе в чашку и выпил его одним глотком. Сейчас речь шла не о вкусе, а о действии. Аппетита у него не было, и он даже не прикоснулся к корзинке с хлебом. Он постучал в дверь, которая вела в апартаменты его хозяйки. Никакой реакции. Ее не было дома или она была обижена?