Штефан Йенике сидел на заднем сиденье с таким окаменевшим лицом, какое могло быть только у выходца из Восточной Пруссии. Ничто не говорило даже о малейшем душевном волнении. Рат знал, что новичок в последние полчаса ни словом не обмолвился с охранником. Нечто подобное не раз демонстрировали парни из Восточной Вестфалии, с которыми Гереон работал вместе в Кёльне. Йенике идеально подходил для этой работы: ничто так не нервировало мошенника такого калибра, как полицейский, не произносивший ни единого слова. Вильфрид Джонни-Йонен сварится всмятку, прежде чем доедет до Управления.
Вольтер показал на свои часы и поднял вверх пять пальцев. Штефан кивнул. Рат последовал за Дядей в катакомбы «Пилле», перед которыми одиноко дежурил полицейский. С поднятыми служебными удостоверениями они вышли из подвала с другой стороны, но двор был пуст. Двигатель грузовика, стоявшего на Кляйст-штрассе, уже работал, хотя откидная дверца была еще открыта, и над ней трудились двое полицейских. Оба сотрудника криминальной полиции поздоровались и подошли ближе. Гереон посмотрел на погрузочную платформу, но мало что сумел разглядеть.
– А ты симпатичный, – раздался женский голос. – Может быть, еще развлечемся сегодня?
Пару женщин эта фраза развеселила, но их хихиканье остановил грубый мужской голос:
– Заткнитесь!
Трудно было разобрать, принадлежал ли этот голос коллеге Рата внутри грузовика или сутенеру. Пока Бруно разговаривал с полицейскими, Гереон отошел чуть в сторону и зажег сигарету. Эта зачистка была на сегодня последней. За ночь полиция обработала в целом девять нелегальных ночных заведений. В большинстве операций они с Дядей участвовали непосредственно, производя одну облаву за другой, следуя поминутному временному плану. Теперь все было позади, Рат глубоко вдохнул дым сигареты, как будто это был кислород.
Бруно стоял рядом с полицейским, который как раз фиксировал шибер на последнем грузовике и должен был остаться здесь в качестве дежурного. После того как автомобиль, заревев, тронулся с места, Дядя что-то еще сказал этому полицейскому и отошел. На ходу он достал из пиджака пачку сигарет.
– Мы это заслужили, не так ли? – сказал он, остановившись рядом с Ратом.
– Одиннадцатая заповедь: ты не должен прекословить своему шефу.
– Ты рад, что все позади?
Гереон кивнул.
– Ты выглядишь усталым. – Вольтер посмотрел на него. – Мало спал прошлой ночью?
Круги под глазами говорили обо всем. Это невозможно было скрыть, и комиссар пожал плечами.
– Такая акция, в конце концов, тоже случается не каждый день.
– Это точно. Все могло бы пойти коту под хвост. Но теперь можно вздохнуть спокойно. И при этом нет ни одного заведения, которое мы накрыли не на законных основаниях. Никто из них не почуял неладное. И старого Ланке мы тоже не застукали в разгар любви. Лучше и быть не могло.
Рат усмехнулся, представив себе шефа инспекции Е, развлекающегося с проституткой. Но Бруно был прав. Все прошло практически без срывов. Максимум от них упорхнула стая ночных бабочек, зато в каждой пивной в их сеть угодило несколько крутых парней. Кроме того, им удалось заполучить кое-какие доказательства – во многих пивных владельцы даже аккуратно вели журнал. Правда, смысла таких операций Гереон все еще не понимал. Зачистка преступных притонов, ликвидация точек хранения наркотиков и складов оружия – все это имело смысл! Но ночные заведения? Если люди хотят развлекаться, пусть себе развлекаются!
Вольтер хлопнул его по плечу.
– Что задумался, мой мальчик? Я бы не оторвал тебе голову, если бы сегодня вечером операция провалилась. Мы вместе планировали ее, и если бы что-то пошло не так, я бы подставил свою голову на отсечение. И Ланке мог бы долго биться о нее, она выдержала бы.
– Все, к счастью, прошло гладко.
– Да. И если примерно три десятка ближайших друзей министра внутренних дел, рейхсканцлера и китайского кайзера, которых мы сегодня отправили на Алекс, не подадут жалобы, то у нас даже не будет неприятностей. – Бруно посмотрел на часы. – Через два часа мы должны закончить. Ты продержишься столько на ногах?
– Кофейник крепкого кофе, несколько сигарет – и я хоть до послезавтра буду заниматься самыми крутыми парнями.
– Да, но мы не должны перегибать палку. Закончим не позже трех. Если захочешь, я отвезу тебя домой. Сегодня еще сделаем небольшую отсортировку. Основная работа будет все равно завтра. Поэтому тебе надо выспаться. Будет долгий день.
– Штефана это не очень обрадует.
– Почему?
– Его футбольное воскресенье пойдет крахом. По-моему, завтра играет Герта.
– Кстати, нам надо за ним присмотреть, что-то он меня беспокоит.
Коллеги бросили свои сигареты на мостовую и, пройдя мимо дежурного, направились в подвал.
– Кстати, Ланке недавно интересовался тобой, – сообщил Вольтер как бы между прочим, когда Рат своим карманным фонариком осветил путь через лабиринт.
– Да?
– Он звонил мне даже домой. Я впервые удостоился такой чести. Интересовался, как ты справляешься. Это звучало очень по-отечески, мне стало прямо-таки не по себе.
Было ощущение, будто начальник полиции справляется у шефа инспекции Е о сыне своего друга. Ланке самому никогда бы не пришла в голову такая идея, и Гереон заметил, что и Бруно было любопытно, что за этим кроется. Интересно, предполагал ли он что-нибудь?
– И что? – спросил Рат.
– Как что? Я рассказал ему, что ты строптивый провинциальный полицейский, которого я должен был ввести в курс дела.
– Я имею в виду: что именно Ланке хотел узнать?
– Трудно сказать. Но мне, как ни странно, не показалось, что он ищет какие-либо промахи, чтобы намазать тебе их на хлеб. Скорее напротив. У него был вполне дружелюбный тон, когда я ему рассказывал, кому мы обязаны нашим небольшим успехом в расследовании.
Конечно, подумал Рат, Ланке опять чует выгодное дельце. Если Цёргибель дал понять, что он думал о том, чтобы перевести одного сотрудника из Е в А, то Ланке был бы только рад получить замену. Замену из криминального ведомства Кёпеник. Может быть, Бруно боялся именно этого? Того, что они ему, чего доброго, подсадят Ланке-младшего? Теряясь в догадках, Гереон шел дальше, освещая путь.
Наконец Дядя нарушил тишину.
– Ты уже подал заявление в инспекцию А? – спросил он прямо.
– Что? – Похоже было, что этот человек умел читать мысли.
– Ходят слухи, что скоро там освободится место, когда коллега Рёдер предпочтет доносить свои героические поступки до народа в форме книги, вместо того, чтобы продолжать делать для Генната эту грязную работу.
– Рёдер собрался уходить? – спросил Рат, и его удивление было неподдельным. Эрвин Рёдер славился в «замке» своим тщеславием и опубликовал немало книг о героических операциях, в которых он участвовал в качестве комиссара по уголовным делам. Правда, эти книги вызывали среди его коллег скорее усмешки, нежели восхищение. К тому же коллега Рёдер изображал из себя «карманного» Шерлока Холмса в отвратительной маскировочной одежде. Так что он сделал выводы из своей писательской деятельности, не слишком одобряемой важными птицами. Может быть, Цёргибель и Вайс также поставили его перед выбором. Как бы начальник полиции и его заместитель ни ценили сотрудничество с прессой, ничто не злило их больше, чем тот факт, что комиссар стал более известной личностью среди общественности, чем они сами. Кроме того, Эрвину приписывали определенные антисемитские тенденции, а начальник полиции испытывал аллергию на подобные вещи.
Бруно не отступал.
– Так все-таки – ты подал заявление? – повторил он свой вопрос.
– Нет, – ответил Рат с чистой совестью.
– И ты не делаешь никакую дополнительную работу для отдела А?
– Что это такое? Допрос? – Гереон остановился и посветил карманным фонариком Вольтеру в лицо. Он лихорадочно думал. Что мог знать Бруно? Может быть, он все же что-то увидел тогда, во время своего визита на Нюрнбергерштрассе? Или Элизабет Бенке рассказала ему что-нибудь про имущество Кардакова? Да и Бём мог пустить соответствующие слухи. С другой стороны, это все был вчерашний снег. Рата не интересовало больше дело «Водолей». Кошмар, случившийся в ночь на субботу, разом подвел черту под всеми самостоятельными расследованиями, которые с самого начала были обречены. Достаточно этого постоянного страха – быть уличенным в нарушении должностных инструкций, в превышении полномочий. Со всем этим покончено. Пусть даже его брала досада, что он должен оставить это дело именно сейчас, когда ему удалось сделать значительный шаг вперед в своем расследовании.
– Если бы это был допрос, мы должны были бы осветить твое лицо, а не мое, – пошутил Вольтер и подмигнул подчиненному. Он смотрел Рату прямо в глаза, хотя при всем своем желании не мог видеть их в темноте, да еще и будучи ослепленным карманным фонариком.
– Я только задаюсь вопросом, как тебе пришло в голову, что я веду какие-то расследования для отдела А? Примерно две недели тому назад я получил фото, как и каждый оперативник в «замке», и на этом все закончилось. Если ты называешь это дополнительной работой, тогда я тебе в этом признаюсь. Но я думал, что мы давно закрыли эту тему!
– Ты прав, – сказал Бруно, – это уже однажды спровоцировало ненужную ссору, не будем наступать на те же грабли.
– Не будем. – Рат опять направил луч света на пол, и они пошли дальше. – Ты знаешь, что я действительно хотел бы работать в убойном отделе, и рано или поздно я использую свой шанс. Но я играю открытыми картами.
Они дошли до заднего двора на Мотцштрассе и попрощались с полицейским у главного входа «Пилле». При выходе из двора на улицу Вольтер остановился под темной аркой и положил руку на плечо Гереона.
– Не будем обманывать себя, – сказал он. – Похоже, операция «Ночной сокол» была нашей последней совместной операцией в полиции нравов. Если я правильно понял звонок Ланке, на следующей неделе ты отправишься на гастроли в убойный отдел.