– Ну, – прошипела женщина, – хорошо спалось, господин комиссар?
Полицейский проигнорировал ее интонацию.
– О да, спасибо, очень хорошо, – ответил он, зная, что утрированной приветливостью сможет спровоцировать ее больше, чем всем остальным. – Правда, меня разбудили несколько громкие звуки…
Бенке пошевелила кочергой в пепле, отчего поднялась пыль, и встала.
– Господин хотел принять ванну и пожаловался, что печка не вычищена.
Вот почему сегодня утром возникла ссора. Рат не мог представить себе, чтобы Вайнерт к этому стремился.
– Но, Элизабет… – начал он.
– Не называй меня Элизабет! – всерьез разозлилась хозяйка. – Ты можешь мне сказать, что значит это свинство здесь?
Гереон все еще не понимал, что она имела в виду. А фрау Бенке опять опустилась перед печкой на корточки, с остервенением покрутила крючком кочерги и вытащила длинную, наполовину сгоревшую полоску ткани. Рат оторопел. Фрагмент его костюма!
– Ты можешь мне объяснить, зачем ты суешь в печку тряпки для уборки? – напустилась на него домовладелица. – И не говори мне, что это не ты! Вайнерт не смог сегодня утром растопить печку из-за этого свинства и, так и не приняв ванну, злой уехал в редакцию. Но тебе на это наплевать! Вас ничего не беспокоит, это только старая Бенке должна всегда делать эту грязную работу!
– Я прошу прощения. – Комиссару действительно было досадно. Почему он вчера не проверил печь как следует? – Давай я все уберу.
Он протянул руку, чтобы взять обгоревшую ткань, но Бенке неожиданно начала рыдать, закрыв лицо своими испачканными сажей руками. Клочок бывшего костюма упал на пол. Полицейский заметил, что ей было неловко плакать в его присутствии. Больше всего ему хотелось обнять ее и успокоить, но это было бы самым неверным, что он только мог бы сделать в этой ситуации. Он беспомощно замер рядом с ней.
– Элизабет, ну хватит. Я не подумал. Я просто хотел уничтожить старую тряпку и…
Женщина встала и посмотрела на него заплаканными и измазанными черной краской глазами.
– Почему ты просто не можешь не выпендриваться? – сказала она и исчезла за дверью. Рат посмотрел на безобразие перед печкой и, вздохнув, принялся за уборку.
Он приехал в «замок» раньше, чем обычно. В кабинете никого не было, и комиссар воспользовался случаем, чтобы спокойно просмотреть списки арестованных. К ним в лапы попало несколько женщин, благодаря болтливости которых они вообще смогли провести операцию «Ночной сокол». Визгливую Сильвию они взяли в баре «Нуар», Рыжую Софи – в «Голубой бузине». Обе дамы после освобождения из полицейской тюрьмы неделю назад, очевидно, чувствовали себя уже настолько уверенно, что опять возобновили свою работу. Рат мог бы поспорить, что они уже позировали стоя или лежа для порнографических фотографий. Только не в ателье Иоганна Кёнига, который все еще сидел в Моабите, в следственном изоляторе.
Визгливая Сильвия сначала обрушилась на Гереона с бранью, когда узнала его. Он взялся за труппу из бара «Нуар» не потому, что придавал большое значение встрече с Сильвией Вальковски. В списке было два имени, которые вызвали у него любопытство, когда он увидел их накануне вечером.
Никита Иванович Фалин и Виталий Петрович Зеленский – так звучали их полные имена. Еще более информативными оказались пометки, сделанные сотрудником службы уголовной регистрации: Фалин, который значился первым в списке – тот самый тип со шрамом на лице – обратил на себя внимание в феврале 1926 года из-за тяжелого телесного повреждения. В графу, которая шла ниже, с именем Зеленский, сотруднику службы оставалось написать только краткое «то же». Значит, в то время эти двое уже были неразлучны. И, очевидно, они не особо колебались, когда применяли свою мышечную силу.
Рат выбрал помещение для допросов, пригласил стенографистку и стал вызывать клиентов в том порядке, в каком они шли по списку. Он не собирался никому сообщать о своем особом интересе к русским. Ему пришлось увидеть целый парад в той или иной степени наглых жуликов или относительно невинных отцов семейств и испытать на себе шквал брани от Визгливой Сильвии, пока очередь не дошла до тех двух мужчин.
Наконец-то.
Когда Гереон созвонился с дежурным в следственном изоляторе, чтобы первого русского привели в помещение для допросов, его ждал сюрприз. Сначала он подумал, что ослышался.
– Что это значит: его здесь больше нет? – Комиссар почти рычал в трубку, что тем не менее не вызвало никакого беспокойства у дежурного на другом конце провода. Рат слышал, как шелестела бумага, когда тот листал документы.
– Никита Иванович Фалин отпущен сегодня утром, – сообщил он, – вместе с другим русским… – Опять раздался шелест… – Виталием Петровичем Зеленским.
– И этот тоже?! – Теперь Гереон зарычал уже по-настоящему. – Кто, черт возьми, дал такое распоряжение?!
– Начальник полиции.
– Надеюсь, вы не будете мне рассказывать, что Сушеный… что господин Цёргибель лично явился к вам и отпустил задержанных?
– Нет, конечно. Достаточно было получить его подпись и печать, чтобы дать такое распоряжение.
– А кто принес вам документы об освобождении?
– Они лежали сегодня утром среди прочей почты. Как часто бывает в таких случаях.
– Что вы имеете в виду?
– Специальную обработку. Вы ведь не так давно работаете у нас, не так ли?
– Я знаю только то, что исчезли два важных свидетеля! – Голос Рата звучал все громче. – Невежественный прусский тюфяк!
– Да вы не волнуйтесь так! У вас ведь есть адрес. Вы можете сходить к свидетелям домой. Так обычно делают ваши коллеги.
Гереон бросил трубку на рычаг, прежде чем ему пришло в голову, что речь в данном случае идет о составе преступления по статье «Оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей».
Вне себя от ярости он выскочил из помещения для допросов. В кабинете их отдела Дядя как раз беседовал с мужчиной, фрак и цилиндр которого после ночи в полицейской тюрьме выглядели изрядно потрепанными. Оба удивленно подняли глаза, когда Рат вбежал в комнату и остановился только перед письменным столом Вольтера.
– Можно тебя на минуту? – спросил комиссар.
Бруно приказал охраннику в коридоре последить за типом во фраке и вышел вместе с Ратом. Затем он потянул своего подчиненного в нишу, которая вела к внутреннему двору.
– Ты что, с ума сошел? – прошипел Дядя, когда они остались вдвоем. – Почему ты так запросто врываешься в мой кабинет и прерываешь допрос?
– Это пока еще наш кабинет.
– Оставь свое хитроумие! Я надеюсь, что у тебя важная новость.
– Извини, но трудно поверить в то, что творится здесь, в этом заведении!
– Сначала успокойся!
Рат рассказал о случившемся.
– Специальная обработка, говоришь? – Вольтер рассмеялся. – В таком случае тебе не повезло!
Гереон не совсем понял, что он имел в виду.
– Значит, кто-то выпустил своих полицейских агентов. Эти двое были, вероятно, сексотами кого-то из коллег. Это обычное дело: мы не хотим, чтобы наши осведомители сидели в кутузке, там они для нас бесполезны. Поэтому предпринимаются все меры, чтобы их выпустить, – объяснил Бруно.
– Но кто это делает? – изумился Рат.
Вольтер пожал плечами:
– Понятия не имею. Политическая полиция, криминальная полиция… Это может быть кто угодно.
– Но это можно отследить. Если я найду того, кто отпустил тех типов, которых я задержал, он может готовиться к неприятностям!
Бруно покачал головой.
– Отследить? Здесь ты можешь обломать себе зубы. Коллеги не дают заглядывать в свои карты по делам осведомителей. Обычно достаточно одного конфиденциального письма начальнику полиции, который выписывает соответствующие документы по освобождению, – и готово.
– Но Цёргибеля ведь вообще сегодня нет на работе.
– Начальник полиции всегда на работе, запомни это. Даже в выходные дни он получает утром самые срочные документы, которые ему доставляют в его служебную квартиру, и он подписывает их во время завтрака.
– Во время завтрака начальник полиции освобождает людей, которых мы ночью ценой больших усилий задержали?
– Не перебарщивай. Освобождаются ведь не преступники. Мы задержали на одну ночь людей, которые находились в нелегальных заведениях. Мы все равно не можем держать их здесь больше двадцати четырех часов без ордера на арест.
– Они находились в следственном изоляторе не больше десяти часов. По определенным причинам мы не отпустили их вчера вечером домой. У обоих имеется судимость!
– Если ты думаешь, что вышел на след крупного дела, то ты ведь можешь сходить к ним домой.
– Ровно то же самое мне сказали в полицейской тюрьме.
– Ну вот видишь.
– Я все-таки этого не понимаю. Почему наш коллега просто не предупредил своих осведомителей перед началом операции? А вместо этого произошла вся эта кутерьма… – Рат вспомнил, как он несколько дней тому назад посоветовал Краевски в «Хауз Фатерланд» никуда не ходить в субботу вечером.
– Не предупредил? Как ты себе это представляешь? Осведомителям в принципе нельзя доверять. Уже одно то, что они на тебя работают, является достаточным доказательством того, что у них нет характера. И такому осведомителю ты собрался доверить конфиденциальную информацию? Тогда уж лучше такая кутерьма, как ты это называешь.
Ситуация была очевидной. Гереон решил ничего не рассказывать Бруно о встрече в «Хауз Фатерланд» и о том, что он предостерег Краевски.
– Поверь мне, что это достаточно правильное решение – задерживать время от времени таких типов. Ты помнишь наш домашний обыск у «кайзера Вильгельма»? Это достойно уважения. Время от времени парни должны помнить о том, что они стоят на тонком льду, иначе они зазнаются. Кроме того, твои осведомители заслуживают больше доверия среди своих, если у них иногда возникают неприятности с полицейскими.
– Но не в том случае, если они преждевременно освобождаются.