– О, подойдите, пожалуйста. И закройте дверь.
Девушка послушалась.
– Моей секретарши сегодня нет, поэтому я совершенно один и…
Но Риттер уже стояла возле него, прижавшись губами к его рту. Дело Вильчека шлепнулось на край стола и упало на пол.
После долгого поцелуя они некоторое время молча смотрели друг на друга, взявшись за руки. Комиссар мог бы утонуть в глазах Шарлотты.
– Мне жаль, что такое случилось с твоим коллегой, – сказала она неожиданно.
Рат пожал плечами:
– Такая уж у нас скверная профессия. С огромным риском.
– Ты был с ним близко знаком?
– Я, собственно говоря, его едва знал. Он был не очень разговорчив. Выходец из Восточной Пруссии.
– Он был моложе, чем я?
– Ему было двадцать два года.
– В этой стране слишком много людей думают, что свои проблемы лучше всего решать огнестрельным оружием.
Гереон кивнул.
– А мы видим свою задачу в том, чтобы внушить им, что это не решение проблем. Или что это в любом случае может привести их за решетку.
Стенографистка оглянулась.
– У тебя здесь ничего. Еще пара растений – и будет даже уютно.
Рат притянул ее к себе и обнял.
– Нам надо почаще видеться, – прошептал он ей в самое ухо. – Мне тебя не хватало.
– Если ты скучаешь, то у меня есть телефон.
Ну конечно. Она все-таки обиделась на него.
– Виновен по всем пунктам, – сказал полицейский. – Но всякий раз, когда я тебе звонил, никто не отвечал. Может быть, мне лучше писать тебе письма?
– Настоящие любовные письма! – Риттер театрально вздохнула и закатила глаза. – Да, пожалуйста! Я отсоединю телефон!
– Боюсь только, что я не особо преуспел в таких вещах. Протоколы допросов и отчеты – это единственное, что я делаю сносно.
– Необходимость допустить в отношении вашей персоны различного рода нежности следует обозначить как неизбежную. Не будет никаких проблем, если ты напишешь нечто подобное. Такой немецкий я слышу каждый день.
– Я люблю, когда ты дурачишься, – сказал Рат.
– Дурачусь? Я вообще-то совсем не дурашливый человек. Это всего лишь шалость.
Неожиданно Гереон кое-что вспомнил. Он подошел к вешалке и достал из кармана пальто чулок.
– Кстати, о шалости, – сказал он и помахал искусственным шелком. – Благодаря этому вещественному доказательству я остался без крова.
Девушка сделала удивленные глаза. Прекрасные глаза.
– Моя квартирная хозяйка обнаружила это, когда меняла постельное белье, и досрочно расторгла наш арендный договор, – рассказал комиссар.
Глаза Шарлотты стали еще больше.
– Да ты что?!
– Ага.
У стенографистки был такой растерянный взгляд, что Рат улыбнулся. Уголки ее рта тоже растянулись, и оба разом прыснули со смеха.
Когда они успокоились, пальцы фройляйн Риттер стали теребить галстук полицейского.
– Послушай, Гереон, – замялась Шарли, – мне надо тебе кое-что сказать.
– Что именно?
– Я… Ты мне не позвонил, и я вчера попробовала набрать тебе сама. И… Ты не отвечал, и я ждала чуть дольше, чем обычно, и тогда… тогда, наконец, кто-то снял трубку. Это была женщина.
Комиссар вздохнул.
– Фрау Бенке…
– Да, Бенке. Я попросила тебя, но она сказала, что ты здесь не проживаешь. Я назвала адрес: Нюрнбергерштрассе, двадцать восемь, и тогда она сразу повысила голос и зарычала, как фурия, приговаривая, чтобы ноги моей больше не было в ее доме, что это приличный дом, а я вертихвостка.
Рат живо представил себе эту сцену. Элизабет Бенке меняет постельное белье в его комнате и находит дамский чулок. А потом еще звонит его обладательница.
– А потом? – спросил он.
Шарлотта пожала плечами:
– Я так испугалась, когда она зарычала, что не придумала ничего, что бы ей ответить, и просто положила трубку. Она назвала меня распутной женщиной, а я хотела всего лишь сказать тебе «Добрый день!».
– Брр… за это я тебя покусаю! Ты оставила меня без крова!
– А где же ты теперь ночуешь?
– Ищи меня лучше всего под мостом «Виктория». Но я еще не знаю, останусь ли я там. В Берлине так много красивых мостов, что трудно принять решение в пользу одного из них.
– А если серьезно?
– А если серьезно, то один коллега посочувствовал мне. Сейчас я живу у Бруно Вольтера во Фриденау. Но визиты дам там тоже не предусмотрены. Вот так!
– Но мне бы хотелось нанести тебе небольшой визит, – сказала Риттер, поглаживая его грудь.
– Я посмотрю, где-то ведь должен быть ключ от этой двери, – пробормотал Гереон и стал рыться в ящиках стола.
Неожиданно зазвонил телефон на письменном столе. Оба вздрогнули. Нежное чувство испарилось. Как и эрекция Рата.
– Наверное, это Бём, – сказала девушка и закричала: – Уберите ваши грязные руки от моей стенографистки и займитесь вашей работой!
Она поцеловала Гереона и вышла, успев послать ему в дверях воздушный поцелуй.
Комиссар не реагировал на звонок, пока она не закрыла за собой дверь, а потом еще раз глубоко вздохнул и снял трубку. Он внутренне сжал кулаки, чтобы в случае необходимости суметь парировать рев Бёма.
– Рат, комиссия по расследованию убийств.
– Вайнерт, «Абендблатт». Привет, сосед. – Журналист, похоже, был обескуражен. – Что я узнал? Ты съехал? Так неожиданно?
– Съехал – это мягко сказано. Бенке вышвырнула меня.
– С какой стати? Она тебя вроде ни с кем не застала?
– Зато она обнаружила чулок. Дамский чулок в моей постели.
Бертольд рассмеялся.
– Извини, но ты шутишь? Неужели ей этого достаточно, чтобы выставить человека за дверь?
– Я был бы на твоем месте осторожен. Скажи своим дамам, чтобы они теперь надевали мужские носки, когда будут тебя посещать.
– Спасибо за совет.
– Не за что. Но ты определенно звонишь не по этой причине.
– Честно говоря, нет. Я бы хотел встретиться с тобой, чтобы немного обменяться кое-какими мыслями. Собственно говоря, я хотел это сделать еще вчера вечером, но ты не пришел домой. По крайней мере, я намеревался до тех пор, пока не заметил, что вмешалась Бенке.
Гереона это вполне устраивало. Он все равно хотел поговорить с журналистом.
– Когда и где? – спросил он.
– Скажем, в десять в «Мока Эфти»? Рядом со станцией метро «Вокзал Фридрихштадт». Это достаточно далеко от Алекса, чтобы тебе не встретить никого из коллег, и достаточно близко от Кохштрассе.
– «Мока Эфти»? Новое заведение? Не слишком ли оно дорогое?
– Не беспокойся, издательство тебя приглашает. Все расходы за наш счет.
Когда Рат вошел в «Мока Эфти», Вайнерт уже ждал его за столом. Эскалатор доставлял посетителей прямо на второй этаж, непосредственно в кафе. Во второй половине дня здесь начиналась танцевальная программа, которая продолжалась до глубокой ночи, что за короткое время сделало «Мока Эфти» одним из главных заведений ночной жизни Берлина. Но сейчас, в утреннее время, сюда заходили преимущественно покупатели, прогуливающиеся по Лейпцигерштрассе, которые после посещения торговых центров «Вертхайм» или «Титц» хотели немного передохнуть. Кроме того, здесь любили бывать некоторые журналисты с расположенной рядом Кохштрассе, как, например, Вайнерт, или просто бездельники, которые хотели совместить чтение газет с чашкой хорошего кофе.
А кофе здесь действительно был превосходным. Только один его аромат был способен по-настоящему взбодрить. Дополнительно бывшие соседи заказали большую бутылку сельтерской. Рат закурил свой привычный «Оверштольц» и приготовился слушать.
– Речь пойдет об убитом полицейском, – начал Бертольд.
– Ты ведь не был на пресс-конференции.
– Чтобы слушать, как Цёргибель будет опять рассказывать какую-нибудь дребедень про кровожадных коммунистов? Нет уж, спасибо!
– Значит, у вашей газеты нет никаких материалов?
– Ну конечно! Один коллега был там. И написал такую же дрянь, как и другие. Только коммунистические издания видят это по-другому. Для них это политическое убийство нацистов или Черного рейхсвера. Но лично мне политическая подоплека представляется более чем сомнительной. Убитый ведь не работал в политической полиции.
– Нет, он был моим коллегой. Сначала в полиции нравов, а потом в убойном отделе.
– Мои соболезнования.
– Перестань, он не был моим братом. – Рат затянулся. – Так что тебя интересует?
– В каком направлении вы на самом деле ведете расследование. У кого на совести этот мужчина?
– Я бы тоже хотел это знать. Тогда бы я раскрыл это дело и получил бы от начальника полиции поощрение за прилежание.
– Если только ты предложишь ему коммуниста. Цёргибель пристреливался к тельмановцам.
– Я посмотрю, что могу для тебя сделать. Мы пока еще находимся в самом начале расследования. Я могу тебе только сказать, что расследование мы ведем во всех направлениях. Коммунистический след – это только один из многих.
– Позвони мне, если что-то узнаешь.
– Если ты не будешь вмешивать меня в это дело. И если окажешь мне услугу.
– «Бьюик» остался на Кохштрассе.
– Речь идет не о машине. Я хотел предложить тебе одну сделку, благодаря которой для тебя может появиться эксклюзивная информация. Ты можешь рассказать мне что-нибудь о человеке, который до меня выехал с Нюрнбергерштрассе?
– Об Алексее Кардакове?
Рат кивнул.
– И обо всем, что тебе известно о «Красной крепости».
Глаза Вайнерта на мгновенье дернулись вверх, прежде чем он заговорил.
– «Красная крепость»? Почему тебя это интересует? – спросил он.
– Это может быть ключом, с помощью которого мы раскусим сенсационное дело. Если ты мне поможешь, то получишь эксклюзивную информацию.
– Не говори загадками. Что за сенсационное дело?
– То, которое довело Цёргибеля уже до безумия, потому что за этим стоят твои коллеги, а он не знает, что им сказать. Речь идет о трупе из Ландвер-канала.
– И это ты называешь сенсационным делом? Это уже все в прошлом. Как минимум со вчерашнего дня. Теперь у нас на повестке дня убитый полицейский. Вот это действительно сенсация!