Почему двое русских на самом деле были отпущены на свободу, Рат узнал, когда во вторник утром опять сидел за своим письменным столом в «замке» и читал протоколы допросов. Фалин и Зеленский довольно правдоподобно заверяли, что не имеют с коммунистами ничего общего и уж тем более никак не связаны с объединением под названием «Красная крепость». О человеке по имени Алексей Кардаков они никогда ничего не слышали. Их показания заслуживали доверия еще и потому, что у них были документы, которые свидетельствовали о том, что они перед их бегством из революционной России были офицерами в «охранке» – царской тайной полиции. Так называемые коллеги. Может быть, именно поэтому их освободили из полицейской тюрьмы?
Гереон раздраженно смотрел на протоколы допросов. Он сам бы с удовольствием распек этих русских и при этом наверняка бы добился большего. Но Цёргибель этого не допустил, дело снова было передано Бёму – и точка!
Расследованием убийства Йенике сейчас занимался лично Геннат. Состав комиссии по расследованию убийства на Бюловплац существенно урезали. Хотя, возможно, слово «урезали» было не совсем верным, раз расследование возглавил Будда. Сам Геннат весил как минимум три центнера.
В общем, когда Рат через три дня вынужденной паузы снова оказался за своим письменным столом, он, собственно говоря, не знал, чем ему заняться. События пятницы перевернули с ног на голову весь порядок в инспекции А. Входило ли еще в его обязанности дело Йенике? Или ему надо было опять открыть досье Вильчека, к которому не лежало сердце и которое он предпочел бы закрыть сегодня, а не завтра, и поставить в ряд других «висяков»? Единственным, что Цёргибель недвусмысленно дал понять Рату, являлось то, что он не должен больше предпринимать никаких самостоятельных шагов в деле Кардакова и делать только то, что от него потребует Бём. Но тот ничего не требовал. Старший комиссар вообще ни разу не заговорил с Гереоном. Ни о погоде, ни тем более о ходе расследования.
Но Рат решил с головой уйти в работу. После вчерашнего дня, самого мрачного понедельника после Троицы за всю его жизнь, когда он весь день предавался только тяжелым мыслям и даже вечерняя алкогольная вакханалия с Бруно не смогла поднять его настроение, после такого дня он знал, что должен загрузить себя работой и вообще не думать о личных делах. Не думать о Шарли. А что будет, если он ее встретит? Во всяком случае, Гереон не относился к той категории мужчин, которые из-за женщины уходят в иностранный легион.
Он решил позвонить Эрнсту Геннату, который все еще был шефом инспекции А. Может быть, он направит Рата в комиссию по расследованию убийства на Бюловплац. Это представлялось ему пока самым рациональным занятием из числа тех, которыми в настоящее время располагал убойный отдел. Убийца Йенике не должен был уйти безнаказанно. Кроме того, у старой лисы Генната определенно было чему поучиться.
Комиссар взял трубку, но не успел набрать номер.
В дверь постучали.
В дверях стоял мужчина в белых рабочих брюках, который держал в одной руке деревянный ящик, а в другой – записку.
– Что вы хотите? – спросил у него полицейский.
– Вы комиссар по уголовным делам Геро Рат?
– Гереон!
– Мы мастера по надписям, господин комиссар.
Мастера по надписям? При всем своем желании Рат смог увидеть только одного.
– Хорошо. Проходите, – сказал он. – Но не забудьте: Гереон.
– Да, здесь так и написано. – Мастер помахал запиской.
Он стал обстоятельно доставать свои краски, кисточки и шаблоны и раскладывать все это перед открытой дверью.
– А вы не могли бы закрыть дверь? – проворчал комиссар.
– К сожалению, нет, у вас здесь лучше освещение. Это займет всего несколько минут.
Незнакомец преспокойно и не торопясь стал водить кисточкой по табличке. Иногда Рат завидовал спокойствию таких людей. Но одновременно они его раздражали.
Мастеру чуть было не пришлось начинать работу заново, так как в дверь влетел еще один мужчина, который едва не толкнул его. Это был Кронберг из отдела криминалистической техники. В руке у него был коричневый конверт. Он прошел через приемную и вошел в кабинет.
– Там на двери делают надпись, – обратился он к Рату, указав назад, на мастера. – Это теперь ваш кабинет?
– Вроде да. Небольшой, но мой. Только секретаря пока нет, – ответил Гереон. – Чем могу быть полезен?
– Наоборот, я – вам, – сказал Кронберг и помахал конвертом, на котором стоял штамп Берлинской полиции. – Чудеса, да и только!
– Что вы имеете в виду? Герта стала чемпионом Германии?
– Нет. – У Кронберга был непонимающий взгляд. Никакого чувства юмора. – Неделю назад вы заказывали баллистическую экспертизу! Уже забыли? – продолжал он. – И вот результат. Вы удивитесь. Это, возможно, супергорячий след. И не только в вашем деле!
Теперь настала очередь Рата изображать непонимание. Баллистическая экспертиза по делу Вильчека? Гереон знал, из какого оружия была выпущена пуля, и именно поэтому он вообще-то ждал от баллистики не какого-то горячего следа, а очередного тупика в расследовании. Как же это могло случиться? Ведь отдел криминалистической техники исследовал только пулю из пистолета Краевски. Неужели порнокайзер еще раньше имел дело с этой вещицей?
– Мы тщательно исследовали пулю под лупой и нашли сравнительный образец, который к нам также поступил на прошлой неделе. С вероятностью, которую я бы оценил в девяносто процентов, обе пули были выпущены из одного и того же оружия – «Лигнозе-айнханд», популярного среди коммунистов и мелких воришек.
Да, «Лигнозе», мне ведь это известно, – чуть было не сказал Рат.
– О каком сравнительном образце вы говорите? – спросил он вместо этого.
– Дело Бюловплац. Пулю мы исследовали на прошлой неделе, в порядке приоритета – вы ведь знаете, по распоряжению начальника полиции.
– Да-да! – Мог парень, в конце концов, говорить прямо? – Ну, выкладывайте уже!
– Так вот, пуля, которой был убит Штефан Йенике, и та, которую мы обнаружили в трупе Йозефа Вильчека, относятся к одному и тому же оружию.
Гереон ничего не сказал. Кронберг по какой-то одному ему известной причине стоял с торжествующим видом подобно римскому полководцу на параде победы.
– Вас это поражает? – спросил он.
Рат действительно был поражен. Эта новость его убила.
Он был рад, когда Кронберг, наконец, вышел из кабинета. Его мозг лихорадочно работал.
– Я закончил, – услышал он голос, который прервал поток его мыслей.
– Что? – поднял комиссар голову. Мастер стоял в дверях, указывая на написанную на стекле фамилию.
– Но пока еще надпись не высохла, – сказал он. – Пожалуйста, будьте осторожны.
– Спасибо. Вы не могли бы закрыть дверь?
Мастер кивнул и осторожно закрыл дверь, как будто она была из сахара.
Рат сидел за письменным столом и в упор смотрел на дверь, на которой теперь красовалось его имя. Но не дверь занимала сейчас его мысли, а коричневый конверт, который лежал перед ним. Было ли это на самом деле возможно? Гереон открыл его. Он должен был сам увидеть, что там написано, ведь этого не могло быть!
Но тихий голос где-то в глубине подсказывал ему, что это правда. Что именно это и есть правда.
И какие бы обороты ни совершали его мысли, он просто не находил никакого другого объяснения:
Штефана Йенике убил Бруно Вольтер!
Часть IIIВся правда
21 мая – 21 июня 1929
Он позвонил трижды, но за дверью не было слышно ни единого звука. И когда он повернул ключ в замке, в квартире по-прежнему было тихо. Он вошел в дом и осторожно прикрыл за собой дверь. Часы в конце коридора показывали половину четвертого. Странное чувство: один средь бела дня в этой квартире, причем тайно. А что, если Эмми Вольтер внезапно появится в дверях? Может быть, она прилегла и не успела так быстро среагировать на его звонок и подойти к двери. Но он мог объяснить ей, что что-то забыл, и она, вероятно, ему бы даже поверила. А если бы он начал копошиться в их вещах? Как он смог бы это объяснить? Наверное, это была все же сумасбродная мысль – поехать сюда. Но Рат не мог поступить иначе, он должен был убедиться в своих предположениях.
Геннат забрал акт экспертизы себе. И сразу взялся за дело Йозефа Вильчека. Для руководителя инспекции было ясно, что на совести убийцы Вильчека висит также и смерть Йенике. Вероятно, согласно его теории, ассистент по уголовным делам, ведя расследование в среде объединения, установил убийцу Святого Йозефа.
При обычных обстоятельствах Гереон был бы рад тому, что получил собственный письменный стол в инспекции А, тому, что влился в команду легендарного Будды, и, конечно, тому, что Геннат рано или поздно поставит дело Вильчека в ряд «висяков».
При обычных обстоятельствах он был бы всем этим доволен, но обычными они, кажется, не будут уже никогда.
Комиссар пытался заниматься работой, но мысли его кружились вокруг совсем других вещей. Он заметил, что ищет объяснений, которые могли бы снять обвинение с Бруно. Может быть, Дядя вернул «Лигнозе» Краевски? Или просто его кому-нибудь сбагрил? Но зачем?
И зачем ему понадобилось убивать Йенике?
Все вертелось вокруг этого вопроса: зачем?
Скачущие мысли не давали Рату покоя. Он взял автомобиль и поехал во Фриденау.
И вот он, как взломщик, стоял здесь, в квартире Вольтеров. Гереон прошел наверх, где располагалась комната для гостей, в которой он сам в настоящее время жил. Там ему нечего было искать, так же как практически нечего ему было делать и в спальне Вольтеров, хотя там стоял огромный платяной шкаф, в котором определенно можно было спрятать что угодно. Но где? Рат попытался представить себе, как бы он поступил, если бы был женат на Эмми Вольтер и решил что-то от нее спрятать.
У Бруно был кабинет, который являлся его империей, и Эмми никогда не смела туда входить. Даже если она хотела там убраться, то всегда спрашивала его разрешения. Гереон был в этой комнате всего один раз и то мельком, когда пару дней тому назад искал Вольтера. Он успел бросить на комнату лишь беглый взгляд – хозяин сразу встал из-за стола, вывел его из кабинета, и они спустились вниз, в гостиную. Там они потом уютно сидели, попивая пивко. Так случалось частенько в последние дни.