Комиссар проверил свой «маузер», глубже натянул на лоб шляпу и вышел из автомобиля. Покуривая, он медленно брел к дому, опустив голову. Если Фалин смотрит из окна, он вряд ли узнает знакомое лицо из «Какаду».
Перед тем как открыть входную дверь, Гереон потушил сигарету.
Он ожидал всего, но только не этого.
Внизу, на лестничной площадке, сидел на корточках ассистент по уголовным делам Рейнгольд Грэф, склонившись над трупом мужчины. Перерезавший лицо мертвеца шрам на щеке однозначно указывал на то, что перед Ратом был Никита Фалин.
Было начало пятого, когда он высадил Грэфа возле Управления. Хоть так! Вообще-то наблюдение должно было продолжаться дольше, и смена была предусмотрена Геннатом только в шесть часов вечера. Прежде всего Рат позвонил из ближайшего телефона-автомата в «замок» и сообщил о случившемся и только потом вызвал сотрудников 103-го отделения на Мёкерн-штрассе. Он не хотел, чтобы его опять упрекали в том, что он недостаточно информировал руководителя инспекции. Пусть Будда в таком случае лично приедет на место преступления в сопровождении машины-лаборатории, если хочет сам во всем убедиться!
И он приехал. Геннат уже давно никуда не выезжал. Когда он вылезал из автомобиля, всем сотрудникам, находящимся на месте преступления, было ясно, что это должно что-то означать.
На этот раз у всех была стопроцентная уверенность в том, что произошло убийство. Грэф рассказал, как он наблюдал падение Никиты Фалина, а фрагмент ограждения, который лежал внизу рядом с трупом, однозначно указывал на следы подпиливания. Подозрение, что кто-то превратил перила в смертельную ловушку, подтвердилось, когда служба сохранности следов изучила пятый этаж. Прямо напротив входной двери квартиры Фалина, перед которой все еще стоял его чемодан, ограждение было проломлено. Было очевидно, что его предварительно аккуратно подпилили. Грэф предположил, что женщина, позвав русского, намеренно вынудила его облокотиться на перила, чтобы посмотреть, кто его зовет, после чего он рухнул в бездну.
Личность женщины, которая позвала Никиту Фалина, и то, что она сделала это не случайно, а сознательно заманила его в ловушку, сначала вызывало лишь подозрение, но оно усилилось, когда стало ясно, что незнакомка, которую видел Рейнгольд, не только не вызвала полицию, но, напротив, сбежала от нее.
Грэф, который безутешно горевал о своей оплошности, не разглядел как следует ее лицо – ему бросилась в глаза лишь ее голубая шляпа. Рат уже понял, кто ускользнул от ассистента, но не стал высказывать свое предположение вслух. И не только потому, что он и сам не был уверен, что перед этим на Гроссбееренштрассе действительно встретил графиню. Просто он тоже считал, что такая свинья, как Никита Фалин, заслужил подобную смерть.
Как и Виталий Зеленский. Два черносотенца, которые больше трех лет ходили по струнке у потерявшего совесть члена «Стального шлема», которые так зверски пытали Кардакова и несчастного Бориса. Садисты-помощники Бруно Вольтера.
Теперь оба были мертвы, и мысль, что графиня Сорокина могла, как ангел мести, выйти и на след Дяди, наполняла комиссара тайным удовлетворением.
Но более вероятным представлялось то, что она вовсе не знала, что оба черносотенца заодно с прусским полицейским. Это знал только он, Гереон Рат.
Высадив Грэфа на Алексе, Рат поехал на Потсдамский вокзал. Ему придется сдать автомобиль на автобазу позже, потому что предстоят еще кое-какие дела. Люди в «замке» пусть обходятся сегодня без него.
Первым делом он отправился на вокзал и открыл свою ячейку. Что за сборная солянка здесь образовалась! Блокнот, пистолет, фотография старых фронтовых товарищей, вырванный из стены телефон… И пакетик с кокаином. В этой ячейке покоились грязные тайны комиссара.
Он взял кокаин и положил его в карман. Сейчас ему нужно взбодриться. Бессонница последних дней все более беспощадно давала себя знать. Иногда Гереон даже не понимал, бодрствует он или грезит. Кто там – человек или всего лишь тень? Он должен быть начеку, чтобы не проглядеть опасность.
Перед тем как вернуться к машине, он закрылся в кабинке вокзального туалета. Опыта в приеме кокаина у него было немного. Полицейский попытался восстановить в памяти ночь, которую провел в «Венускеллер». Щедрый Оппенберг. Нимфоманка Вивиан. Рат знал, что ему нужно более-менее гладкое основание и трубочка. Он взял свое служебное удостоверение и купюру в двадцать марок, с которой на него строго и почти с упреком смотрел Вернер фон Сименс, пока комиссар не свернул ее. Белый порошок в пакетике был более крупным, чем тот, который ему дали в «Венускеллер». Он измельчил его с помощью своего «маузера», пока тот не превратился в достаточно мелкий для его носа, и приготовил себе тонкую дорожку. Ему не хотелось принимать слишком много, потому что он не знал, как Марлоу дозировал вещество. Наконец Рат приставил бумажную трубочку к носу и втянул белый порошок, как пылесосом.
Опять такой же дурман, а потом желанное ощущение: только что он был невыспавшимся развалюхой – и вдруг почувствовал, как небывалая энергия понеслась по его жилам. Гереон быстро убрал все причиндалы, брызнул в лицо холодной воды и отправился через холл вокзала к своему автомобилю. Он мог бы сейчас вырвать деревья с корнем, но значительно больше ему хотелось оторвать голову Бруно Вольтеру.
Но сначала надо было сделать кое-что другое. Все по порядку. Прежде всего он поехал в Штеглитц.
Ахорнштрассе располагалась в симпатичном городском квартале. Рат припарковал «Опель» и позвонил в дверь. Через некоторое время ему открыли.
Было излишне спрашивать, не ошибся ли он адресом. На стоявшем перед ним мужчине была коричневая униформа, черный ремень и нарукавная повязка, которую сейчас все чаще можно было увидеть в Берлине: кроваво-красного цвета и на ней – черная свастика в белом круге. В остальном этот человек выглядел не особенно воинственно, скорее, наоборот – тщедушный, невысокого роста, чем-то напоминающий бухгалтера. Он как раз завязывал галстук.
– Что вам угодно? – спросил он полицейского.
– Генрих Рёллекке?
– Так точно. Чем могу служить?
У Рата в одно мгновенье возникла внезапная идея.
– Я товарищ Бруно Вольтера, – сказал он.
– Бруно? Почему же он не приехал сам?
– Он сейчас очень занят. Кроме того, ему необходима осторожность. Он все еще находится под наблюдением.
– Политическая полиция должна больше заниматься «Рот фронтом», вместо того, чтобы создавать проблемы собственным сотрудникам… Черт подери! – Чертыхаясь, Рёллекке развязал неудавшийся узел на галстуке. – Так в чем же суть дела? Я спешу на собрание. Будет выступать гауляйтер. Доктор Геббельс режет правду в глаза, так что штурмовой отряд должен быть в зале вовремя. Пока красным не пришла в голову идея поднять шум. Вы понимаете. Иначе я с удовольствием предложил бы вам войти.
– Ничего страшного, – сказал Гереон. – Я думаю, нам не потребуется много времени. Речь идет о том, что будет дальше происходить на Луизенуфер.
– Да, это действительно неприятная история! Я ведь сразу сказал, что нужно было брать немца. Но Бруно хотел непременно этого русского. И вот результат. Теперь он мертв.
– По крайней мере, умер русский, а не немец!
Рёллекке рассмеялся.
– Да, вы опять правы! Вы мне нравитесь, юный друг! Нашей стране нужны такие мужчины!
– Смерть Зеленского расследуется сейчас как убийство.
– Да, этого нельзя избежать. Нелепая неудача. Но полиция немного порыщет и успокоится. Надо только немного подождать.
– Вы не думаете, что Германн Шеффнер станет проблемой…
– Командир отряда Шеффнер – надежный человек. Это не его вина, что полиция сейчас перероет всю квартиру. Но она ничего не найдет, об этом он позаботился.
– Если вы так считаете!
– Положитесь на штурмовой отряд, мой друг! Мы не менее надежны, чем вы, члены «Стального шлема»! Надо считать не слова, а поступки! «Стальной шлем» должен зарубить себе это на носу! Уже несколько недель Бруно говорит о новой поставке, и ничего не происходит! Мои люди теряют терпение. Я дал им несколько ржавых карабинов, которые мы выманили у «Рот фронта». Чистейший металлолом. Нам, в конце концов, нужно настоящее оружие.
– Разумеется.
– Хорошо, что вы такого же мнения. Передайте, пожалуйста, лейтенанту Вольтеру, что если он не хочет подвергать дружбу националистически настроенных борцов суровому испытанию, то за его словами должны следовать поступки.
– Я передам, господин штурмгауптфюрер.
– Хорошо. А сейчас извините меня, пожалуйста. Я должен собираться. Сейчас подъедет мой водитель.
Рат не успел проститься, потому что Генрих уже закрыл дверь.
Этот тщеславный, самоуверенный шут! Рат содрогнулся, сев в машину. Рёллекке с легкостью принял его за члена «Стального шлема».
Все оказалось точно так, как и предполагал Гереон. Бруно Вольтер и его друзья по штурмовому отряду нашли для Зеленского квартиру на Луизенуфер, чтобы вести наблюдение за квартирой графини. Старший комиссар с добродушным лицом являлся поставщиком оружия, который шел по трупам.
Он должен потребовать от него объяснений. Он хотел услышать от него правду. Или ложь. И Бруно должен при этом смотреть ему в глаза.
Комиссар не мог сказать, какую цель этим он преследовал – он знал только, что не может поступить иначе. Он должен показать Вольтеру, что есть кто-то, кто целиком и полностью раскусил его и его темные делишки.
Рат почувствовал, как учащенно забилось его сердце, когда он сворачивал с Рейнштрассе во Фриденау. Еще два квартала.
Вольтер был дома. Инспекция Е вовремя заканчивала свою работу.
Гереон остановился возле дома и припарковал автомобиль прямо за черным «Фордом». На его звонок никто не открыл, и он попробовал позвонить еще раз. Стоя у двери и прислушиваясь к собственному звонку, полицейский уловил какой-то бряцающий, дребезжащий звук. Затем он заглянул за угол в сад, где они сидели на Троицу. Садовая мебель и теперь стояла в саду, а по газону шагал Дядя, толкая перед собой газонокосилку. На нем были широкие рабочие брюки, майка без рукавов и старая шляпа с широкими полями. Добропорядочный бюргер, занимающийся садовыми работами после трудового дня. Вряд ли можно было подумать, что этот человек – хладнокровный убийца. Рат прошел за дом.