– Господин комиссар, вы уверяли меня, что эта операция проводится в условиях строжайшей секретности. Я надеюсь, что вы сдержите свое обещание.
– Не беспокойтесь. Ничего из того, что здесь сегодня произошло, не попадет в прессу.
– И здесь сейчас не появится ваш Будда и не перевернет все с ног на голову?
– Не будет никаких расследований со стороны криминальной полиции. Официально здесь ничего не произошло.
– Но есть масса свидетелей.
– Положитесь на сотрудников полиции, которые принимали в этом участие.
– И на моих людей тоже. Тогда я только надеюсь, что вы также будете держать под контролем членов «Стального шлема». Они кое-что видели.
– Они ничего не скажут. Положитесь на это.
– Хорошо. Тогда теперь нам надо привести здесь все в порядок. Со временем здесь возобновится обычная работа.
Рат кивнул.
Марлоу сделал знак китайцу. Лян сцепил цистерны и опять залез в локомотив. Поезд медленно тронулся. Он уехал так же, как и прибыл. Как поезд-призрак.
Пивная «Мокрый треугольник» полностью оправдывала свое название. Небольшой зал имел действительно треугольную форму, как и вся втиснувшаяся между двумя домами казарменного типа крошечная постройка. Она была так мала, что из-за минимального расстояния между кухней и залом клиенты здесь обслуживались мгновенно. Были у пивной и другие преимущества: цены здесь были гуманные, а скромные габариты не оставляли места для драк. Кроме того, Рат при необходимости мог вернуться отсюда домой даже ползком.
В зале помещалось всего четыре столика, но Гереону это было безразлично. Он все равно в основном сидел за стойкой. Как и сейчас.
– Георг, еще по кружке пива и мерзавчику!
– Значит, две кружки пива и два мерзавчика? – переспросил хозяин пивной.
– Да.
– А мне ничего?
– Тогда три.
Со дня пальбы на вокзале Остбанхоф прошло три-четыре недели. Была середина июня. Лето в городе вступило в свои права, но в «Мокром треугольнике» стояла приятная прохлада. Хозяин поставил на стойку два пива и два корна.
Рат поднял бокал со шнапсом.
– Будь здоров, господин секретарь по уголовным делам! За твое повышение!
– Плевать на мое повышение, – отмахнулся Рейнгольд Грэф. Эта тема была ему явно неприятна. Весь «замок» говорил об этом: в двадцать три года уже секретарь по уголовным делам! И это в период запрета на продвижение по службе! – Выпьем за жизнь!
Они опрокинули крепкий корн. Происшедшее на вокзале Остбанхоф странным образом сплотило их, хотя они никогда об этом не говорили. Тем чаще они встречались и пили. В основном в «Мокром треугольнике».
– Ты слышал? Будда хочет поместить дело «Зеленский/Фалин» в разряд «висяков», – сказал Гереон.
Грэф молча выпил свое пиво.
– Шарли меня сегодня опять допекала, – сказал он через некоторое время.
– Она снова хотела знать, почему ты встречаешься со мной?
Рейнгольд кивнул.
– И что ты ей сказал? – поинтересовался его коллега.
Грэф ухмыльнулся.
– Как всегда. Что причиной всему твои неотразимые глаза.
Рат рассмеялся. Хотя ему вообще-то было не до этого, когда он думал о Шарлотте. После неудавшейся операции на вокзале Остбанхоф их отношения опять заметно остыли. Слишком многое казалось ей странным. И это было неудивительно. Она знала всю правду и должна была обратить внимание на некоторые неувязки во всей той истории, которую начальник полиции распространил об операции. Но Гереон Рат об этом молчал, как и секретарь по уголовным делам Грэф.
Они часто говорили о Шарли, и это значило, что на самом деле говорили о случившемся на вокзале Остбанхоф. И об их молчании. Цёргибель понимал, как покупают молчание. Свежеиспеченный секретарь по уголовным делам Рейнгольд Грэф чувствовал себя не в своей тарелке. Как и Рат. Он так и не получил повышения.
Но как много было полицейских, которые в их положении чувствовали себя вполне комфортно?
Было уже поздно, когда «Мокрый треугольник» закрылся. Раскаленные каменные стены домов и асфальт все еще отражали накопленное за день тепло. Рату нужно было только пересечь площадь Вассерторплац, и он был бы уже дома. Он не чувствовал себя по-настоящему пьяным, хотя счет при этом был довольно внушительным. Когда комиссар прошел в задний двор на Луизенуфер, света в окнах уже нигде не было. К этому он уже привык: здесь рано ложились спать. На окнах квартиры коменданта штор не было. Шеффнеры выехали. Германну, потерявшему трудоспособность в результате травмы правой кисти, прусское государство назначило щедрую пенсию по инвалидности, и Леннартц, новый комендант, занимался теперь ремонтом его квартиры.
Полицейскую пломбу на квартире в мансарде заднего дома уже давно сняли, но она все еще не была сдана в аренду новым жильцам. Фрау Штайнрюк, она же Сорокина, оплатила аренду за полгода вперед. Однажды вечером Рат увидел Илью Тречкова, спешащего через двор. Он хотел догнать русского и выбежал из квартиры, но когда оказался на улице, Тречков исчез.
Это произошло еще неделю или две тому назад. Гереон вспомнил об этом, когда хотел открыть дверь квартиры и услышал наверху какой-то шум. Это не могли быть Либиги – коммунисты рано ложились спать. Недолго думая полицейский осторожно стал подниматься по лестнице.
Он не ошибся. В мансардной квартире кто-то был.
Через дверную щель на лестницу падал свет. Комиссар услышал тихие шаги. Может быть, опять пришел Тречков, чтобы немного прибраться? Было уже за полночь.
Рат постучал в дверь.
Прошло немного времени, и дверь, наконец, чуть приоткрылась. Гереон увидел лицо красивой женщины.
Это была Светлана Сорокина. За это время она опять превратилась в брюнетку.
– Добрый вечер, – сказал Рат. – Я увидел, что у вас еще горит свет и…
– И?..
– Мы еще не знакомы. – Комиссар протянул руку через дверную щель. – Леннартц, Петер Леннартц. Я ваш новый комендант.
– Ингеборга Штайнрюк.
– Я не займу у вас и двух минут, фройляйн Штайнрюк.
– В такое время?
– Мне срочно нужны несколько подписей. Я никак не мог застать вас, когда я…
– Я была в отъезде.
Графиня, казалось, была насторожена, но все же открыла дверь. Рат вошел. Квартира не изменилась со дня его последнего визита.
– Итак, господин Леннартц, покажите мне, пожалуйста, бумаги, которые я должна подписать, и закончим на этом. Я очень устала.
В свете электрической лампы Гереон увидел, как она была красива. Он был почти сражен.
– Я вам солгал, – признался он. – Я в такой же степени Леннартц, как вы – Штайнрюк. Меня зовут Гереон Рат, и я работаю в криминальной полиции, графиня Сорокина.
– Мне знакомо ваше имя. – Голос Светланы звучал жестко. – Вы тот самый полицейский, который отдал распоряжение о моем розыске. Чего вы хотите? Арестовать меня?
– Поговорить с вами. Я…
Полицейский запнулся, потому что увидел направленное на него дуло пистолета.
– Не пугайтесь. Я вас не выдам, – сказал он. – Уберите эту штуковину.
– Почему я должна вам верить?
– Потому что я вам уже пару раз помог.
– Не знаю, когда это было. Поднимите, пожалуйста, руки вверх. И никаких фокусов. Я опытный стрелок.
Рат послушно поднял руки.
– Я обнаружил ваш тайник в «Делфи», но промолчал. И я знаю, что это именно ваш фен оказался в ванне Зеленского. И что именно вы были на Йоркштрассе, когда Никита Фалин упал с высоты четвертого этажа. Но я не внес вас в список подозреваемых в убийстве.
– И за это я должна быть вам благодарна?
– Будет достаточно, если вы просто не будете размахивать у меня перед носом пистолетом.
– Я не обязана вам ни малейшей благодарностью, – сказала Сорокина. – Я не убивала этих двоих. Хотя они это заслужили. Я не отрицаю, что хотела их убить. Но за одно лишь намерение ведь не наказывают.
– Нет, – сказал Гереон, стараясь скрыть свое удивление. Правду ли она говорит? – Но почему вы тогда были на Йоркштрассе, когда погиб Фалин? Вы ведь заманили его в ловушку!
– Я ждала его этажом выше, это правда, потому что хотела его застрелить. Как и Зеленского. Но когда я пришла сюда, в дом, полиция уже стояла у его двери. О том, что он умер, я узнала только на следующий день.
– Как тогда ваш фен попал в его ванну?
– Я, во всяком случае, его туда не бросала.
– И к падению Фалина вы тоже не причастны?
– Когда я его позвала, он перегнулся через перила. Я уже хотела нажать на спусковой крючок, но он стал падать. И я побежала вниз по лестнице. Клянусь вам, я бы застрелила его, если бы он был еще жив. Но внизу возле него на корточках сидел мужчина, который сказал мне, что Фалин мертв.
– Это был мой коллега.
– Я в любом случае постаралась скрыться – в конце концов, у меня в сумке был пистолет.
Рат задумался. Был еще кое-кто, заинтересованный в смерти двоих русских: Бруно Вольтер. Оба стали представлять собой угрозу его безопасности, и он устранил их. А потом попытался возложить вину на графиню.
Комиссар кивнул.
– Звучит очень убедительно, – сказал он. – В любом случае эта история уже в давнем прошлом. Убойный отдел давно занимается другими делами.
– Зачем же вы тогда ко мне пришли?
– Вас долго не было дома. А я ваш сосед.
Удивление на лице Светланы очень шло ей.
– Поверьте мне, я не собираюсь вас обманывать. Дело закрыто, – повторил Гереон. – О том, что Фалин и Зеленский получили по заслугам, знает даже полиция. Можно я опущу руки? А то они уже затекли.
Женщина кивнула. Но в глазах у нее еще оставалась капля недоверия. Пистолет она по-прежнему держала в руке.
– Я как раз сделала чай, – сказала она. – Могу я вам предложить чашку чая?
– Но только, пожалуйста, без рома.
Вскоре они сидели за небольшим кухонным столом и пили чай. Второй стул графиня принесла из спальни.
– Вы единственная, кто знает, что случилось с золотом, – сказал Рат. – Вывозили ли его вообще когда-нибудь из Советского Союза? Или же его все-таки получила «Красная крепость»?