В следующую секунду Вениамин уже со всех ног бежал, путаясь в тугих стеблях камыша, что-то кричал, толком не разбирая что. А потом, стащив с себя на бегу всю одежду, прыгнул в темную воду. Он не обращал внимания на стебли кувшинок, в которых путались ноги, на тину, колышущуюся вокруг. Яростно разгребал все это руками, видя перед собой только одно – маленькую черную, с серым оперением, под развалившимися в стороны крыльями, грудку убитой птицы.
«Вот! Вот! Вот!» – считал про себя Вениамин в такт движениям.
Наконец последние метры воды, пахнущие тиной и рыбой, и он сжал в своей детской руке добычу.
– Вот оно! – со всей силы закричал Вениамин и чуть не захлебнулся, путаясь ногами в каких-то водорослях, загребая одной рукой, чтобы хоть как-то оставаться на плаву. – Вот оно! – еще раз прокричал он, чувствуя, как быстро остывает птичье тельце.
Дядя Олег помахал Вениамину с берега и снова закурил.
– Плывун, – уважительно заметил он, когда Вениамин положил рядом с ним истрепанную крупной самодельной дробью тушку. – Не очень большая, но и не маленькая, – серьезно добавил дядя Олег, протягивая Вениамину уже знакомую большую бутылку с яркой этикеткой. – На! За это дело полагается.
Вениамин отхлебнул столько, сколько смог, и почти сразу почувствовал, что силы его оставили. Он лег на траву, рядом с убитой уткой, и закрыл глаза. Все пропало в этот момент. Большие ворота, криво обитые ржавыми листами железа с надписью «Тюрьма», мутный, наполовину вытекший глаз Дрона, по цвету похожий на кусок куриного помета, бело-синие пальцы деда, стучащего по столу, избитая, с огромными кровоподтеками мать, сидящая на постели и укрывающая обеими руками совсем маленького Вениамина. Все ушло, все пропало. Как будто этого не было.
Вениамин дотянулся до мертвой тушки, погладил ее по уже холодным крыльям и спокойно проговорил:
– Ничего, ничего…
После своего первого настоящего «дела» Вениамин напился. Первый и последний раз.
Он помнил, как бежал к дому дяди Олега, как все внутри клокотало, а в заднем кармане лежала золотая цепочка.
– Вот.
На потных, уже юношеских, а не детских ладонях, с небольшими черными катышками грязи, блестела добыча со сплошными звеньями, чем-то похожая на змею.
– Хорошо, – спокойно сказал дядя Олег, он вдумчиво брился. – Воровать просто, сложнее не воровать.
– Дядя Олег, – растерянно произнес своим ломающимся подростковым голосом Вениамин. – Как это просто, когда сложно?..
Перед глазами еще раз всплыли воспоминания его «дела». Как отвлекал продавщицу в универмаге, как потом перехватил цепочку петлей из самой тонкой рыболовной лески, которую только нашел. Самым трудным было ждать. Пока сменится продавщица. Вениамин уехал обратно в деревню, ворочался всю ночь, не мог заснуть, думая о том, что леска, прикрепленная им к цепочке, висит сейчас спрятанная в доски прилавка.
«А если кто попросит посмотреть цепочку? Что тогда?! – мучился он, пытаясь кое-как прикрыть свое выросшее юношеское тело совсем прохудившимся и вытертым временем ватным одеялом. – Нет, нет, – успокаивал себя. – Дядя Олег прав. Как всегда, прав. Надо брать самое дорогое».
Даже мысленно он никогда не употреблял слово «воровать». Оно неприятным образом смешивалось с памятью про деда, который к тому моменту уже умер, то ли от сифилиса, то ли еще от какой-то «стыдной» болезни, так и не вернувшись домой из мест отбывания.
«Поэтому никто и не попросит, – размышлял Вениамин. – Потому что самая дорогая, – и он еще раз представил толстую увесистую цепочку с маленькой биркой-ценником, на котором нетвердым почерком было выведено: 350 р. – Ну кто купит цепочку за триста пятьдесят рублей в маленьком городе?» – окончательно успокоился Вениамин и, кажется, даже заснул.
Все равно спал плохо. Поэтому до города добирался сонным, растерянным. «Плохо, плохо, – ругал он себя. – Как раз тогда, когда нужно быть внимательным».
Но, когда вошел в магазин и увидел «змейку» в дальнем углу прилавка, а потом другую продавщицу, как оно и задумывалось, вялость сама собой отвалилась. Он понял, что, по крайней мере, первая часть плана ему удалась. И даже если (о чем Вениамин приказал себе не заикаться) не удастся вторая часть, даже если ему придется просто сбежать без добычи, то все равно! Он уже сделал что-то серьезное. Он уже выполнил непростую комбинацию, о которой раньше и мечтать не мог.
Вениамин подошел к прилавку и стал пристально рассматривать бидон в самом конце ряда, в том месте, где стояла всякая кухонная утварь. Стеклянная посуда была выставлена на стеллаже за прилавком, алюминиевая и эмалированная прямо на прилавке. Вениамин специально так подгадал, чтобы это было подальше от продавщицы. И чтобы в том месте, где продается самый дешевый товар. У дяди Олега он взял только двадцать копеек взаймы, а значит, надо купить что-то не дороже пятнадцати. Пять копеек – купить билет на электричку. В обычное время Вениамин, конечно, поехал бы зайцем – откуда у него десять копеек туда-обратно? Но если он поедет с «добычей», то рисковать нельзя.
«Откуда я все так хорошо знаю?» – вдруг подумал Вениамин и представил, как цепочка-добыча чертит ему невидимый след в воздухе, как и в каком порядке он все должен делать.
Подросток взял небольшой бидон за четырнадцать копеек и понес к продавщице.
Время было обеденное, в универмаге, где по большей части продавали хозяйственные товары, никого. «Опять удача!» – не мог не отметить Вениамин.
– Брать будешь? – недоверчиво посмотрела на него продавщица.
– Ага, – честно сказал Вениамин и поставил бидон на самый край прилавка.
– Четырнадцать копеек, – процедила та, видимо, сомневаясь, что у ободранного, одетого чуть ли не в обноски мальчишки есть четырнадцать копеек.
– Тетка попросила, – успокоил ее Вениамин и протянул аж двадцать копеек. – Для малосольных.
– Для малосольных нужно побольше бидон-то… – равнодушно сообщила та и зашаркала в другую сторону прилавка.
Ровно три секунды было у Вениамина, чтобы перегнуться через прилавок, нащупать «закладку» в виде зацепленного через стык фанерной столешницы куска лески и резко, но бесшумно дернуть ее.
Так он и сделал. Трех секунд хватило. Кажется, что-то сверкнуло, взвившись на мгновение над головой. Он толком не понял, что это, внимательно наблюдая то за своей рукой, упирающейся в основание прилавка (не дай бог съехать на стекло, которое могло лопнуть, тогда все пропало), то за идущей вразвалочку продавщицей.
Едва леска оказалась у него в руках, Вениамин спрятал добычу в карман, кажется, даже ощутив что-то тяжелое, что-то холодно-металлическое на краешке ладони, и мигом нагнал продавщицу с бидоном.
– В бидон положу, – сказала та, накорябав плохо пишущей ручкой товарный чек на серо-желтом листке бумаги с синей расплывающейся печатью. – Смотри, с огурцами не засоли, – и она плюхнула бидон на прилавок.
– Спасибо, тетя, – нарочно по-детски поблагодарил Вениамин и пошел прочь.
В карман он осмелился заглянуть только в электричке, да и то вышел для этого на сцепку, между вагонами.
И вот она! В руках! «Ничего в своей жизни не видел такого яркого, такого нового, нетронутого и дорогого. Бесконечно прекрасного!» – наверное, именно так выразил бы свои впечатления от цепочки Вениамин.
В разрыве вагонов мелькали зеленые рощи, изредка меняясь серыми и коричневыми избами. Редко попадались избы с окрашенными нарядными наличниками. Все-таки зажиточные семьи не стояли близко к полотну железной дороги. Но в этом мельтешении Вениамин сейчас видел больше нарядных изб, чем ветхих и покосившихся. Что было плодом его разыгравшегося воображения. Все из-за прекрасной добычи!
Один конец лески он туго привязал изнутри брюк, а другой, так же туго, да еще в нескольких местах, к цепочке. Выходя из тамбура, Вениамин бережно спустил добычу в правую штанину, сразу ощутив металл где-то в районе колена.
«Вдруг кто прошмонает на станции?» – мудро решил он.
Разумеется, Вениамин не собирался идти обычной дорогой, через сельмаг и клуб (уж там точно кто-нибудь да прошмонает!), а думал сразу перемахнуть через железку и уйти длинным путем, через лес и овраг.
И вот, уже в обед, он был у дяди Олега, без лески в брюках, но с цепочкой. И странное дело! После всех этих невероятных выкрутасов тот ему говорит, что «воровать просто». Как же просто, когда совсем не просто, а очень даже тяжело?!
– Ладно, – усмехнулся «крестный». – Надо за первую добычу чего-нибудь благородного выпить, – и полез в высокий платяной шкаф, где за туго скрученными серыми простынями хранил бутылки с каким-нибудь иностранным вином или редким коньяком.
Вениамин долго и горячо рассказывал ему про то, как продевал леску. Даже вспомнил каплю пота, упавшую на стекло витрины, и как поспешно смахнул ее рукавом, но, конечно, остались разводы на стекле, его грязный след… и как он старался ниже опускать подбородок, когда смотрел на продавщицу, чтобы она его не узнала потом, если вдруг будет рассказывать милиции… и как нес цепочку, опустив в штанину брюк, и еще о многом-многом…
Мальчишка и сам не заметил, как на большой просторной веранде дяди Олега, откуда все время так не хотелось уходить, стемнело, зажегся свет. Неизвестные Вениамину люди с черно-белых фотографий (в основном преклонного возраста мужчины, по-видимому, богатые и городские) стали смотреть на него особенно пристально и живо. А может, это все из-за второй и третьей бутылки, которую они открыли? На четвертой, чудно́й по виду, она больше походила на большую сплюснутую фляжку, Вениамин начал говорить громко и очень несвязно. Уже сам плескал себе в кружку желтоватую жидкость, которая, как он только потом понял, и была тем самым редким коньяком. И еще что-то говорил, говорил, говорил. Даже, кажется, хвалился дяде Олегу, что когда-нибудь, когда-нибудь…
Последнее, что он помнил, – очень хотелось чем-то хвалиться. Но чем ему было хвалиться? Существовала одна запретная тема, обсуждать которую Вениамин боялся даже с дядей Олегом. Это давнишняя выходка с порохом и «Примой», в результате которой Дрон лишился глаза, а его лицо стало как будто «сдвинутым» наискосок. Словно кто-то взял раскаленную лопату и приложил Дрона по всей правой половине. Рассказать такое, конечно, было бы почетно. Но и риск серьезный. Вениамин знал, что дядя Олег не будет злиться из-за Дрона. Скорее, боялся, что не поймет украденного тогда патрона.