В этот момент перед Мукнаилом возник образ большого красного колокольчика, перевязанного золотой ленточкой. Колокольчик звонил не очень громко, «динь-дон, дон-динь», но звук был насыщенным: образ того, что кто-то хочет посмотреть его коллекцию образов.
«Кого еще там…» – не очень-то обрадовался Мукнаил и вошел в облако.
Это была Асул.
При включении облака, помимо образа Асул, перед Мукнаилом вновь появился половинчатый Розевич, который после триумфального завершения курса лекций намешал образов всяких развлечений. Да так избыточно, что его тело съехало из ложемента и теперь наполовину сползло на пол.
«Половина съехала наполовину», – моментально придумал жестокий каламбур Мукнаил и обменялся образами приветствия с Асул.
Асул отправила ему образ арестанта с головой луковицы, который ходил за решеткой. Видно, она подразумевала, что Мукнаил сейчас наказан инструктором Жабом.
А Мукнаил, в отместку, отправил ей образ половинчатого Розевича. Подло, конечно, но что ему еще оставалось.
Асул никак не реагировала, только в ответ отправила образ небольшого букетика с белыми цветами. Предусмотрительно написав слово «ландыши» на белых кругляшках. Мукнаил действительно не очень разбирался в цветах. Но, судя по оформлению образа, понял, что Асул выражает свое сожаление. Только непонятно кому: половинчатому Розевичу или самому Мукнаилу?
Мукнаил в ответ отправил образ большой крепкой моркови, которая росла из темной маслянистой почвы, пытаясь дать понять Асул, мол, нечего сожалеть о том, что получилось само собой.
Асул ответила образом зебры, которую разрывает пополам сорвавшейся «стрелой» большой строительный кран. Наверное, этот кран строил дом и рядом гуляла зебра. Что-то пошло не так, часть крана сломалась, зебру разрезало и мгновенно убило. Образ был яркий. Во время просмотра Мукнаил даже ощутил на лице горячие капельки крови, брызнувшие в разные стороны от неожиданно располовиненной зебры. В самом конце образа дрожащая в конвульсиях голова зебры приблизилась к нему, беззвучно шевеля толстыми черно-сиреневыми губами. Зебра то ли пыталась хватать последние порции воздуха, то ли жаждала что-то сказать Мукнаилу.
После такого образа Мукнаил согласился с Асул: не всегда то, что получается само по себе, не заслуживает сожаления.
Мукнаил попросил Асул показать ему образ настоящей Асул, предварительно отправив ей свой, чтобы не выглядеть невежливым. На удивление образ настоящей Асул был очень похож на образ Асул в облаке. Высокая девушка с длинными, заплетенными в маленькие косички волосами, с очень темной кожей, что было признаком не очень высокого достатка родителей, с очень длинными и невероятно мускулистыми ногами. Причем эти мускулы представляли собой не просто отдельные выпуклости, как у большинства с пятидесятого этажа, в том числе у Мукнаила. У Асул они были продолговатыми, словно сращенными с самой структурой ног и рук, будто всегда там и находились. Впрочем, во время проектирования это было возможно.
Мукнаил отправил Асул образ комплимента. Она ответила чем-то похожим и сразу задала вопрос:
– Можно я зайду к тебе?
– Да вы… – не выдержал Мукнаил. – Вы что, сговорились все? Прости, Асул, я не конкретно о тебе. Просто всякий раз, когда кто-то приходит, потом Жаб назначает мне испытательный срок, лишает адреналина и большинства увлекательных образов. А самое худшее… все мои гости… что Асофа, что Ульма… куда-то пропадают с этой чертовой балки.
– Я не хочу на балку.
– Уже легче, – немного успокоился Мукнаил. – А чего ты хочешь? Живу я на пятидесятом этаже. Здесь комнаты, как ты знаешь, совсем маленькие, толком некуда и войти.
– Ничего страшного. Я тебе покажу, как делать зарядку в маленькой комнате, – и Асул отправила Мукнаилу образ большого кукольного глаза, с густыми черными ресницами, который не просто подмигивал Мукнаилу, а, кажется, в такт какой-то известной мелодии.
Не дождавшись ответа, новенькая отключила облако.
Мукнаил видел перед собой только образ Розевича, который к тому моменту совсем перестарался с празднованием окончания курса, отчего половина тела дрожала от переизбытка образов, почти полностью выпав из ложемента, так что голова профессора с тщательно уложенными светло-желтыми волосами билась о самый край.
«Черт знает что! – уже по-настоящему разозлился Мукнаил, когда через какое-то время перед ним возник образ тревожного бронзового колокольчика с двумя молоточками, извещавшего, что кто-то подошел к двери. И следом – лицо Асул с торчащими в разные стороны волосами-косичками.
Глава 6. Закуар
<Без географического наименования. 2100-е>
– Спуститься, спуститься, спуститься…
Когда бы надо дистиллята напиться
И, опрокинув резко колбу,
Вдохнуть коллектор, пойти на поиски Моисея, – что тут скажешь, я стоял, висел в веревках, как пойманный уран, и старался успокоить себя своим же творчеством.
– Не уран, а варан, – издевалась Джин. – И не творчество это, а гнусная подделка…
А эти бескарманники чертовы как будто меня и ждали. Веревки медленно поползли вниз.
– Сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая… – кричал я, то ли от злобы, то ли от страха.
Да нет, не от страха. Я не из робкого десятка! От злобы, конечно. Да еще рядом висел бородатый, который меня сюда и заманил. Похоже, довольный собой, ворочал глазами.
– Думаешь, это ты меня заставил в этих веревках болтаться? Это не ты, это Джин. И вообще, всего этого бы не было, если б вы не стали строить эти идиотские стены. Вот коллекторы! Говорю вам! Там можно никуда не подниматься и не спускаться. Идешь себе спокойно «шарк-шарк, шарк-шарк», карманы набиваешь… да, Джин? – я почувствовал, что ее поддержка сейчас очень нужна.
Висеть и правда было тяжело. Веревки еще только немного опустились за стены, а я уже почувствовал усталость и сильные порывы Милицы. «Вот сука!» – хоть на ком-то можно сорвать свой гнев.
– Милица, сука! – кричал я пустоту. – Ты давай-ка дуй посильнее. Скоро я раздобуду дистиллят, спрячусь от тебя навсегда в какой-нибудь глубокий милый коллектор. Слышишь?! – Я даже хотел помахать кулаками, но вовремя остановился. Пока висишь на идиотских веревках, не особо-то поразмахиваешь. – А ты, Адам, что думаешь? Ты, грязнуля, сможешь добраться до моего глубокого надежного коллектора? Нет, нет, нет!
– Хватит уже! – огрызнулась Джин. – Не видишь, все молчат. Чего орешь?
Я посмотрел на бородатых. Они сидели, по своему обыкновению ворочали глазами и молчали. Только засохшие куски волос, насквозь пропитанные Адамом, болтались под порывами Милицы.
– Что хватит, что хватит… – еле сдерживался я, понимая, что, если Джин перестанет мне сейчас помогать, я свалюсь отсюда к чертовой… как там говорили, к чертовой глине, к чертовой мине, в общем, к чертовой Милице в самые лапы. – Е-мое, Джин… – не успел я снова разозлиться на Милицу, как наконец увидел, откуда все время раздавался дурацкий «бах-бах».
С другой стороны идиотской постройки бородатых был закреплен какой-то Аист. Точнее, это я его так назвал. Может, раньше он по-другому как-то назывался. Но сейчас очень напоминал аиста. Длинная, вытянутая хреновина, как бы два клюва, соединенных между собой. А посередине – глаз. Ну не совсем глаз, а какой-то шип или штырь.
Аист был обмотан веревками, часть из которых уходила наверх, откуда я только что спустился. Он, видимо, крутился, чтобы мы медленно спускались. Но, как и у всякого аиста, у которого два клюва, и соединены они неточно, клювы были кривыми. Поэтому один все время ударял о стены – «бух-бух, бух-бух, бух-бух…».
Аист мне, конечно, очень не понравился. Неудивительно! Он тоже заодно с Милицей. Это она его раскручивала. Сколько еще может быть пособников у Милицы?! Сначала Адам, со своей гарью и пеплом, теперь этот Аист. Если бородатые тут с этим Аистом – они заодно с Милицей. Я решил сразу это выяснить и замотал в сторону Аиста головой, показывая бородатому, мол, я не согласен, что они заодно с Милицей.
Бородатый понял и тоже затряс головой, довольный такой, словно я ему что-то хорошее показывал.
– Это вентилятор, дубина, – вмешалась Джин, как всегда некстати.
– Вентилятор? Может, как в торговом центре? – угадал я ее намерения.
– Не совсем, но в торговом центре тоже бывают вентиляторы, представь себе. Бывали… – исправилась она.
– Бывают, бывали… ты где видела такой огромный вентилятор?
– А где ты видел такого огромного Аиста? – ловко парировала Джин.
– Слушай, – задумался я, – может, я с Аистом и перегнул, тяжелый день выдался, сама понимаешь. Так что это?
– Это большой вентилятор, – соврала Джин.
– Чушь… – не согласился я и продолжил смотреть на Аиста-вентилятора.
Бородатых спрашивать без толку. Да и вообще… мне они что-то, кого-то напоминали, кого-то бесполезного. Только я пока не понимал кого. Какие-то забытые слова крутились в голове. Аист, вентилятор, парашют, откос. Хотя какой откос?! Все это мало относилось к бородатым, кроме Аиста.
Они мне напоминали, напоминали… маленьких людей. Людей, которые только что появились. Или недавно появились. Как их там называли?
– Дети, – опять встряла Джин.
– Дети, это когда в торговом центре, Джин. Какие тут дети могут быть, когда Милица уже так дует, что даже Аист скоро жаловаться начнет, хотя они и заодно?!
– Ну да, ну да, – с этим даже строптивая Джин согласилась. – Может, они все-таки это… того?
– Что того?
– Ну с приборами?
– Джин… перестань ты со своими приборами. Да и что с того, что с приборами? Ты хоть помнишь, зачем мы здесь?
– Дистиллят, – совершенно точно ответила Джин. На подобные вопросы даже у нее были совершенно точные ответы.
И словно в подтверждение этого я почувствовал под ногами что-то твердое. Кажется, мы наконец спустились. Бородатые все попрыгали со своих веревочных насестов и куда-то побежали. Остался один, который еще на стене со мной таскался. Да еще один стоял, весь обмотанный веревками, как будто тянул их в разные стороны. «Это он за Аиста тянет», – подумал я, но решил не говорить вслух, чтобы Джин опять не начала издеваться. Тем более бородатый с веревками был совсем плох, так что недолго ему заниматься, чем бы он там ни занимался. Он так врос в падавшего Адама, а все тело было так поражено Милицей, что, наверное, еще немного, и тоже в Адама превратится.