Может быть, поэтому или потому, что Мукнаила тащила Асофа, но никто не упал, и через какое-то время они дошли до того места балки, с которого уже не было видно ни двери, ни даже здания. Мукнаилу стало совсем дурно. Ноги подкосились, и он чуть не свалился.
– Ну вот, пришли, – сказала Асофа. Было видно, что она тоже устала.
Асофа перевела дыхание и усадила Мукнаила на балку, сложив его руки крест-накрест, так чтобы он мог держаться сразу за обе стороны металлической и неприятно шершавой, чужой, но такой спасительной поверхности.
Мукнаил подумал, что, наверное, скоро умрет. Балка была холодной и мокрой, да еще какая-то непонятная «гадость» ощущалась на ней везде. Раньше он такого не испытывал. Здесь все совсем другое, как будто все вокруг, вовне, какое-то неровное, кривое, не очень холодное, но и не очень горячее. А все, к чему привык Мукнаил в обычной облачной жизни, было таким приятным на ощупь.
Но держаться за балку все равно приходилось. Мукнаил помнил, что под балкой пятьдесят этажей. Даже если защитный контур сработает, как это произошло с Асофой, падать ему крайне не хотелось.
Будто угадав мысли Мукнаила, Асофа сказала:
– Держись крепче. Пока рано падать.
– Пока… рано… – повторил Мукнаил, хотя и не понял, к чему это она.
– Я буду говорить медленно, разборчиво. Я знаю, ты большую часть жизни провел в облаке и поэтому не можешь без него быстро усваивать.
– Быстро… усваивать… – опять повторил Мукнаил, действительно пока еще мало что усваивающий, тем более быстро.
– Итак, – Асофа села, как Мукнаил, обхватив обеими ногами балку. Только более свободно, не так сильно вцепившись руками. – Здесь мы между зданиями. Понял?
Мукнаил кивнул.
– Мы на балке, которая соединяет эти здания. Понял?
Мукнаил опять кивнул.
– Здесь нас не видят те, кто в облаке. Даже инструкторы. Такое уж здесь место. Понял?
Мукнаил кивнул, но не понял. Почувствовал, что ему становится очень холодно. Только не так, как когда его окатывает холодный водопад или волна в образах. А по-настоящему холодно. С одной стороны, чувство было знакомое, с другой – совсем другое. Не какое-то ободряющее и веселящее, а пронизывающее, словно повсюду вставляют острые холодные спицы.
– Так вот! Здесь они не узнают, о чем мы говорим, – продолжала Асофа. – Я тебе сейчас ничего такого не скажу. Просто скажу, что есть кое-что вне облака.
– Вне облака, – повторил Мукнаил и послушно кивнул.
– Замерз?
– Замерз, – признался Мукнаил.
– Это хорошо, – почему-то обрадовалась она. – Потерпи, скоро будешь лучше соображать.
– Скоро… – опять ничего не понимая, повторил Мукнаил и почувствовал, что внутри у него происходит нечто странное. Как будто одна часть тела стала холодной, а другая, наоборот, горячей. – Одна холодная… другая горячая… – только и смог проговорить он и даже успел подумать, какой бы образ сейчас сконструировал на тему холода и жара, но вспомнил, что конструировать сейчас негде, облако выключено. – Эх-х…
– Да! Да! – оживилась Асофа. – Так и должно быть! Так и должно! Скоро ты почувствуешь, как у тебя внутри начинает формироваться настоящее био, а не этот синтетический компот. Настоящее био может согревать, когда тебе холодно. Это и есть жизнь вне облака.
– Жизнь… вне… облака… – Мукнаил успел услышать только последнюю фразу.
– Да, – спокойно сказала Асофа и, видимо, замерзая сама, начала тереть руки.
Но Мукнаил теперь меньше думал об этом. Он боялся свалиться с балки, представляя, что если здесь так гадко, холодно, мокро, шершаво и склизко, то как же там, на нулевом этаже.
Они посидели еще чуть-чуть, и потом Асофа встала, потянула Мукнаила обратно. Он не мог двигаться. Руки и ноги будто онемели.
Асофа достала из кармана какой-то пузырек, отвинтила крышку, выдавила каплю на посиневшие губы Мукнаила.
И произошло неожиданное. А главное, неожиданно приятное, чего уж он совсем не ожидал сейчас. Едва капля стекла ему за губу, Мукнаил почувствовал, как холод и жар, которые раньше конфликтовали в его теле, теперь соединились, стали каким-то общим теплом. Тепло разрослось, наполнив сначала всю середину живота, а потом и каждую клеточку тела. Он даже почувствовал, что может говорить. И сказал первое, что пришло на ум:
– Так хорошо.
– Да-да, теперь пойдем! – Асофа бесцеремонно вздернула Мукнаила на ноги, и они пошли обратно, в сторону двери.
Асофа еще раз приходила к Мукнаилу. Точнее, приходила Асул, которая оказывалась Асофой, когда Мукнаил отключал облако. Она даже объясняла Мукнаилу, почему, находясь в облаке, скрывается за образом Асул. Но, всякий раз, он, продрогший, измученный ходьбой и страхом, уставший из-за повторяющихся походов на балку, забывал ее объяснение. А в облаке они не могли обмениваться образами об этом, инструкторы следили за Мукнаилом.
В центре облака у него по-прежнему висел половинчатый Розевич – наказание еще действовало. А Жаб, хоть давно и не появлялся, все равно мог в любой момент проверить все, что происходило с Мукнаилом в облаке.
Даже об этом у Мукнаила не оставалось сил подумать. Он возвращался после еженощного похода с Асул-Асофой и не то чтобы ложился, а буквально падал в ложемент, включал массаж с горячим маслом и проваливался куда-то, просыпаясь только к курсу лекций в ИРТ, которые, из-за наказания, включались автоматически.
Теперь, вместо Розевича, лекции вел профессор Клаца. В противоположность Розевичу, он был рослым и крепким мужчиной, тоже в возрасте, с окладистой седой бородой и аккуратно зализанными назад волосами. Соседство пышной бороды и абсолютно гладких волос, кажется, намазанных какой-то парикмахерской жидкостью, создавало странный образ. Но такими были все профессора ИРТ. Их образы были необычными, если не сказать противоречивыми.
«Интересно, как выглядят профессоры Института Современных Технологий? – задался вопросом Мукнаил. – И есть ли они там вообще?» По понятным причинам, получить ответ он не мог. Если уж Мукнаил в ИРТ, то в ИСТ не попадет, равно как и наоборот. Хотя у Ульма получилось.
Куда подевался Ульма, Мукнаил не знал. Спрашивать об этом в облаке у Асул-Асофы небезопасно, а всякие ее объяснения вне облака он напрочь забывал. Усталость вытесняла все, что она рассказывала. Мукнаилу, в общем-то, все равно, а вот Асул-Асофа вроде как расстраивалась. Как будто можно что-то толковое объяснять вне облака. Глупость какая! Ни образов, ни настроения, ни тем более сил вне облака не было. Какие уж тут объяснения!
Однако с каждым новым походом к центру балки Мукнаил запоминал хоть на чуточку, но больше. В прошлый раз он, например, запомнил, что внизу живут какие-то люди, которые то ли нечасто, то ли даже никогда не бывают в облаке. Хотя как такое возможно, Мукнаил не понял. Искать ответ на этот вопрос в облаке боялся, небезопасно. Да и к тому же мог приближаться конец его испытательного периода, много времени прошло, а значит, стоит соблюдать все правила, чтобы у инструктора Жаба не возникло никаких опасений. Мукнаил только и хотел, чтобы этот испытательный период закончился. Образ половинчатого Розевича страшно достал. Особенно раздражало, когда Розевич, часто увлекающийся разными сверхчувствительными образами, сползал с ложемента, и половина его тела дергалась и билась, пока не приходил помощник и не укладывал профессора обратно.
– Что это такое? – спросил Мукнаил, узнав знакомый жар, который сначала соединился с холодом, а потом стал одним общим теплом, внутри живота, распространился в каждую клеточку тела. Асофа дала ему каплю из своего пузырька, как только они дошли и сели на середину балки. Мукнаил, как и в первый раз, обхватив руками и ногами противную поверхность, Асофа – свободно и уверенно.
– Не знаю. Получила внизу, в обмен на био. Кажется, что-то со сто пятидесятого этажа.
– Внизу, со сто пятидесятого э-та… эта-жа? – Мукнаил чувствовал себя сейчас чрезвычайно бодрым, если, конечно, подобное определение могло быть применено к жизни вне облака. Но из того, что сказала Асофа, он понял только «внизу» и «сто пятидесятый этаж». – Где это? – удивился он.
– Не волнуйся. Сам скоро увидишь, – Асофа неожиданно отцепила руки Мукнаила от балки и слегка толкнула его в плечо. – Дыш-и-и-и… – пронеслось где-то у него за спиной.
Что-то покачнулось, Мукнаил почти сразу ощутил сильную тошноту и боль во всей правой части тела. А главное и самое худшее, он понял, что теперь находится совсем в другом месте. Где еще более влажно и грязно. А чувство, что все вокруг чужое, только усилилось.
Кажется, теперь Мукнаил где-то лежал. Или висел? Оттого, что все пространство заполняли мелкие капельки, которые не то падали, не то поднимались вверх.
Но вот над ним кто-то наклонился. «Асофа!» – понял он по отблеску длинного локона, который свалился с ее лба. Кажется, она дала ему еще одну каплю из своего пузырька. Эффект был жуткий! Все тело Мукнаила пронзил острый спазм, от мышц в ногах, дальше по всей спине, шее, потом передавил гортань так, что горло отказывалось дышать. Мукнаил бессильно хватал воздух. Похоже, он задыхался.
– Спокойно, спокойно, спокойно, – говорил кто-то. Возможно, Асофа.
Какое уж тут спокойно, если Мукнаила одновременно душило, крутило, било и сворачивало. Если бы он мог сейчас строить образы, то обязательно построил образ себя же, разрезанного на много-много кусочков. Причем таким тонким лезвием, что один кусочек очень плотно мог прилегать к другому. Но все-таки эти кусочки разные. И между ними есть какой-то зуд, который заставляет их отлипнуть друг от друга, разлететься на какое-то расстояние. А потом, с не меньшей силой и болью, снова соединяться.
Действия «кусочков», которые вместе представляли из себя всего Мукнаила, а по отдельности, разлетевшись, были похожи на какой-то жуткий пазл из Мукнаиловой плоти, все усиливались и усиливались. Если бы Мукнаил мог считать про себя, то, наверное, подсчитал, что на каждый счет «три» он разлетался и снова собирался.