– Вот и не жалей… – послышалось откуда-то.
Потом бац! Все вокруг покачнулось. Я уж было хотел закричать, обвинив во всем Джин. Но понял, что опять сильно ударился обо что-то твердое. Больно, черт возьми!
Еще один ящик? Не… что-то побольше. Я ощупал гадкий предмет. Эта штука напоминала колонну. «А раз есть колонна, – понял я, – значит, потолок довольно высокий… и я могу встать».
Так и сделал, сразу почувствовав, что внутри у меня приличное количество дистиллята. Как приятно. Ничего не шумело, голова работала хорошо. Даже Джин сразу приободрилась:
– Да, да… хватит уже мной по полу возить, давай уже пойдем куда-нибудь.
– Ладно, ладно, – успокоил ее.
Ощупав верх колонны, я понял, что до потолка не дотянуться. Высоко! Значит, я в большом помещении. Еще лучше.
– Ауууу-ха-ха-ха… – звук получился очень гулким. Вот откуда у Роберта появился громкоговоритель. Все дело в размерах.
Если помещение большое, то в нем явно не один вход и выход. Помимо дурацкой кабины, ящика и колонны, есть еще что-то.
Жалко, что светящихся початков не осталось, а до следующих парней с большими колбами ждать целую эпоху.
– Хе-хе-хе-хе-хе… – издевательски засмеялась Джин своим скрипучим смехом.
Да… раньше этот способ думать даже как-то назывался. Хроника, кажется. Когда ты по колено в дерьме и говоришь кому-нибудь что-то типа: «Одолжишь сухие початки?» Да… теперь хроника никому не нужна.
– Ирония, а не хроника, – поправила Джин.
– Джин?
– Чего?
– Что делать?
– Иди давай.
– Куда идти, глупая ты?
– Куда глаза глядят, – кажется, Джин тоже знала, что такое хроника. Или ирония?
– А что, если они никуда не глядят?
– Значит, иди куда не глядят, дурень! – не отступала Джин.
– Ну тебя… – я даже хотел что-то продолжить, но опять почему-то представил Джин в окружении других протезов, в запыленном магазине у дороги. От этого зрелища как-то обмяк. – Ну тебя, Джин…
Держась одной рукой за колонну, я медленно отступил от нее, пытаясь здоровой ногой обшаривать расстояние вокруг. Наконец, отпустил руку, нагнулся вперед. Один шаг, второй, третий. В общем-то, в полной темноте были и свои преимущества. Ничего не отвлекало. Настоящее ученье – такая темнота! Иди себе и все, знай только обшаривай место для следующего шага. Чем-то, наверное, похоже на всю мою жизнь, нынешнюю. Да и предыдущую.
Шаг за шагом я шел быстрее. Поверхность под ногами была по-прежнему гладкой. Решил, что надо себя чем-нибудь отвлечь, и начал перечислять имена всех своих крепких парней, полных, отличных, дистиллятных, рассованных по карманам. Роберт, Руперт, Ральф, Рудольф, Ренуар, Ромео, Рафаэль, Роджер, Роланд, Руби, Ричард и маленький Рэй. Почему маленький? Да, Рэй был маленькой колбой, зато с длинным носиком. Я даже вспомнил, что когда-то это помогало мне пить из него дистиллят в полнейшей тишине. Без всяких этих рассказов и презентаций. Все остальные парни были в своем духе говорливы и настойчивы. Только откроешь – начинается.
– Никого не забыл? – подразнила Джин.
– Не… все ребятки здесь!
– И что?
– Ну что, что… ты же знаешь, надо что-нибудь сочинить.
Я шел дальше, Джин мирно посапывала, исполняя привычную работу. В такие моменты она не разговаривала, почти как белка или крыса, которая пока ест – не отвлекается.
– Пока Роберт, надувая щеки,
Подарил с утра мне каплю,
Руперт, Ральф и маленький Рэй
Ждали своего волшебного часа.
А вот и Роланд! С ними!
Вот и Роланд с ними!
Руби, Ричард! Эй вы, парни!
Роджер, друг мой Рафаэль,
Как милы вы мне, сердцу и губам,
Глотал бы я…
– Ни рифмы, ни стиля, – буркнула Джин.
– Можно подумать, ты можешь лучше. Только и слышно «фьють-тю-тю» или «кх-р-кх-р-кхр», больше ничего.
– Я вообще-то работаю тут, – выпалила она и со всей силы потянула меня дальше.
– Ренуар, он самый внятный малый,
Когда нужно дать мне дистиллята,
Волшебного дистиллята, который…
– Ай-яй, твою мать! – завизжала Джин, и что-то больно ткнулось мне в ухо. Я скрючился от боли, плюхнулся на пол.
– Чего, Джин?
– Чего-чего?
– Ты чего орала-то?
– Я не орала, это ты орал!
– Я?
– Ты, дурень.
– Да хватит меня дурнем-то называть! – и я опять дернул Роберта из кармана и запрокинул. Хорошо, что вовремя удержался, заткнул языком горлышко. А то так можно и всего Роберта за день выпить.
Дистиллят сразу унял боль в ухе, только какой-то звон остался. Эх, все-таки дистиллят – средство от всего подряд. От боли, жажды, сна или, наоборот, для сна.
Я попробовал ощупать шпиль, на который наткнулся. Вот скотина! И правда, острый, опрометчиво выступающий подлый шпиль! Хотелось как следует проучить паршивца. И я принялся его бить.
– Ай… ай… ай… ай… – плаксиво хныкала Джин в такт моим ударам.
Но я продолжил бить шпиль сильнее и сильнее, пока тот не хрустнул. В глазах, от боли и обиды, начали появляться какие-то огни.
– Ну что, все? – укоризненно спросила Джин.
– Ну все, – отдышавшись, сказал я, чуть не потянувшись еще раз за дистиллятом.
Мелькающие огни не пропадали, только усиливались. Е-мое, я что-то повредил. Этого еще не хватало. Потом стало светлее, как будто я открыл что-то. Помещение оказалось большим, стены целые. Давно я не видел целых помещений. Мы залезли глубоко под землю. Не знаю, хорошо это или плохо.
В центре стояли какие-то круглые штуки. Высотой не больше меня, но гораздо шире. Наверное, в один из них я и врезался, когда полз по полу. Блин… да это же гробы! Нет, не гробы.
Когда-то, во время скитаний, я попал в морг. Конечно, в поисках дистиллята. И там везде валялись части гробов. Но это были просто ящики. А здесь, совсем другое, эти штуки гораздо больше.
– Джинн-н-н-н… чего делать-то?
– А я откуда знаю, ублюдок, – отчеканила Джин. Видно, еще злилась за то, что я ее представил лежащей в одиночестве в маленьком магазине. Джин их не любила больше всего. Сказывались травмы детства.
– Да ладно тебе… видишь, тут что-то не так? А?
– А? – прикидывалась упрямица.
– Ну, я тебе говорю. Это чего за гробы?
– Не гробы это, – насупилась Джин. Я даже обрадовался. Похоже, ей тоже страшно. Ну и ладно.
– Что тогда?
Джин повела своей острой мордочкой, видимо, чтобы не ошибиться, и наконец я услышал:
– Это не гробы! Это чехлы, дурень.
– Чехлы? Чего?
– Да ты слепая тетеря, твою мать… – грязно выругалась Джин, что за ней редко замечалось. – Говорю тебе, это чехлы!
– Чехлы чего?
– Ага! – завопила Джин. – Вот это правильный вопрос! Что еще ты хочешь знать, а?
– В общем-то, ничего, – я опять почувствовал себя каким-то глухим, слабым, ничего не видящим, хотя света заметно прибавилось. Я впервые так себя чувствовал с того момента, как умылся дистиллятом у бородатых. Почему? Может, эти чехлы-гробы что-то напоминали?
Я сделал несколько шагов в сторону чехлов. Зря меня Джин подзуживала, мне и правда не по себе от этих хреновин.
Странные они, как будто раньше что-то значили, а теперь нет. Я потянул за один из чехлов. Под ним обнаружилось то, что раньше называлось… вроде игровым автоматом. В общем, такие штуки, которые были похожи на настоящие, но ненастоящие. Или мы садились в них и были как настоящие? Или аттракционы они назывались? Ложились как в аттракцион и представляли себе всякое. Все так лежали. Вот и долежались…
Да какая теперь-то разница! Все равно самая бесполезная находка этого тысячелетия. Даже по сравнению с батарейками мистера Закуара.
– Джин?
– Ну?
– Ты… ты… чего ко мне чувствуешь, а?
– А? – сначала не поняла она. – Дурак! Ты же знаешь, все чувства умерли.
Эта фраза мне очень не понравилась. Я оглянулся вокруг, еще раз посмотрев на несколько десятков завернутых «гробов». В голове прозвенело «все чувства умерли».
Повторил вслух:
– Все умерло.
Никто не ответил. И так понятно, что все умерло, зачем ждать от кого-то ответа. Эти остовы бесполезных автоматов, аттракционов, будок с игрушками или как их там… говорили сами за себя. О них заботились, но они все равно умерли. Умерли они и те, кто мог бы ими воспользоваться. Даже не умерли, а просто исчезли. Исчезли навсегда. Навсегда! Больше не будет никто сидеть в них, лампочки не будут мигать, сирены не будут выть. Все умерло.
– У-ме-рло-о-о! – я прокричал что есть мочи. Так, что эхо ударило в уши: умерло-умер-ло-ум-е-р-ло… – Джин?
– А?
– Но мы-то… – мне сложно было это выговорить. Я сам в это не верил. И все-таки сказал: – Но мы-то живы. А?
– Эх…
– А?
– Умм…
– Аааааааааааааааааааа?! – заорал я во всю глотку.
– Да, – подтвердила Джин.
– Что да?
– Да есть да.
– Я не слышу!
– Даааааааааааааааааааааааааааааааа! – вырвалось у Джин.
– Вот это дело!
Была не была. Я дернул за чехол, но тот не поддался, словно застыл за много лет. Я пнул его ногой. Но нет! Жесткий как железо. Я разозлился, Джин, похоже, тоже, потому как дальше я пинал его и здоровой, и больной ногой, все больше и больше. И Джин, как ни странно, мне в этом помогала, чего от нее обычно не дождешься.
Наконец часть чехла оторвалась. Я потянул за клочок и быстро разорвал от одной стороны до другой.
– Ага! Ну, что? – спросил я Джин.
– А что?
– Ну здорово же, да?
– Ага.
– Ну тебя…
Я продолжил рвать чехол в каком-то бешенстве. Пока совсем не обессилел и не сел на пол.
Сразу стало тихо.
Пока вдалеке не послышалось что-то. Какое-то движение. Потом кто-то сказал:
– Привет… кхе…кхе…
Глава 7. До
<Без географического наименования, 2100-е годы. Новая цивилизация>
Уроки, которые приходят одновременно, – не уроки. Как смешанные цвета – не цвет.
У Большой Свечки не было ответов. Только разные цвета, не похожие ни на один.
Может, ответы есть у Яркого Пао?