– Правильно, – ничуть не смутилась Асофа, – я отказываюсь постепенно.
– Постепенно, – повторил Мукнаил, так и не понимая, куда она клонит.
Сейчас он вдруг с тревогой подумал, что если так и дальше пойдет, то Асофа опять его сбросит с этой балки. И, что еще хуже, опять поведет к этой мерзкой Джин. Какой бы она ни была настоящей, Мукнаил ни за что больше не хотел с ней встречаться. Ни за что!
Он решил, что надо как-то так отвечать, чтобы Асофа не сбросила его. Вот только не знал, как это сделать.
– Я тоже могу постепенно… – то ли спросил, то ли ответил Мукнаил.
– Можешь. Но облако в тебе слишком сильное сейчас. Ты должен отказаться от облака хотя бы на две недели полностью, тогда ты станешь сильнее, чем оно.
«Ну точно с балки сбросит», – понял Мукнаил и его всего затрясло от страха. Обмануть Асофу, не заходя в облако, не получится. И, несмотря на все ее предупреждения, включил облако.
Сидящая перед ним Асофа сразу превратилась в Асул, а балка, такая холодная, грязная и шершавая, стала ровной и блестящей. Обычному состоянию Мукнаила сейчас мешали только мелкие капельки, которые никуда не делись. Да и не могли деться. Сколько Мукнаил себя помнил, мелкие капельки висели в воздухе. Говорят, они заканчивались на высоте сотого этажа, но точно он не знал. Как и не знал никого, кроме Ульма, кто живет, точнее когда-то жил, выше пятидесятого этажа. Но Ульма про капли он спросить не успел.
Мукнаил не успел и додумать свою мысль, ощутив какое-то движение где-то в районе собственной пятки, и лишь спустя какое-то время увидел, что Асул схватила его за ногу и хочет опять сбросить с балки. Видно, рассказ про то, что облако в этой части балки неактивно, был правдой, образы немного запаздывали.
В следующий момент Мукнаил уже увидел себя нелепо кувыркающимся вниз, а в следующий – почувствовал толчок, хотя в облаке он еще летел. Потом, вероятно от падения, сработал аварийный режим.
Вот почему Асофа после падения не пошла обратно, как нормальный человек, а делась куда-то. «Ее облако просто отключилось», – успел подумать Мукнаил, а рядом с ним уже приземлилась Асофа. Она умело расставила руки и ноги в стороны, и падение на защитную сетку получилось легким, если даже не сказать элегантным. «Видно, привыкла так падать», – понял Мукнаил.
Асофа времени даром не теряла, а быстро подошла к Мукнаилу и капнула ему в рот сразу две капли.
– Сам потом поделишься из своего био, – сказала что-то непонятное Асофа, взяла Мукнаила за плечо и потащила в уже знакомую часть соседнего здания, где узкая дверь вела в жуткую комнату, с не менее жуткой Джин.
Дверь открылась, и Мукнаилу опять пахнуло в лицо «грязью и болью». Однако они благополучно миновали ту часть, где стояло кресло Джин, и пошли дальше. Какое-то время просто шли. Мукнаил, покачиваясь, даже один раз ткнулся в шершавую стену. Кажется, перемазался какой-то слизью, ощутил на левой ладони что-то невероятно гадостное. Но это было не самое плохое. Все время он только и думал о том, что если его повели не к Джин, то куда…
Асофа старалась идти не очень быстро, наверно, жалела обессиленного Мукнаила. Поэтому по дороге ему удалось увидеть несколько помещений, в которых сидели, лежали или занимались чем-то непонятным разные люди. Хотя люди ли это?! Все скрюченные, маленькие, ссохшиеся, как Джин. А еще… и это бросалось в глаза издалека, их кожа была неровной, по всей поверхности словно исчерканная какими-то лезвиями. Но это, вероятно, их нисколько не смущало, они производили некие быстрые действия, не совсем понятные Мукнаилу, явно не замечая собственного уродства.
Наконец они с Асофой оказались возле большой комнаты. В нее Мукнаил не вошел, а буквально ввалился. Асофа поддержала, усадив его на какую-то очень грязную, серого цвета, невероятно шершавую кровать.
– Дистиллята? – спросил кто-то знакомым голосом.
– Вчера пять капель, сегодня уже четыре. Много, – рассудительно заметила Асофа и толкнула Мукнаила на эту мерзкую поверхность, далекую от идеальной гладкости и эластичности ложемента.
– Тогда пусть поспит, – вновь сказал знакомый голос.
– Как… как… – бессильно ворочал пересохшими губами Мукнаил, пытаясь произнести, мол, «как это здесь можно спать». Ничего такого он, конечно же, не смог сказать и действительно уснул.
Во всяком случае, открыв в следующий раз глаза, Асофу рядом Мукнаил не обнаружил. Тело ломило и болело так, что прошлое утро теперь показалось даже приятным по сравнению с этим… он не знал, утром или чем-то еще. Облако здесь неактивно, Мукнаил не мог его включить.
– Проснулся, дружище? – он понял, что вчерашний знакомый голос – голос Ульма. Кое-как разлепив глаза, Мукнаил на самом деле увидел Ульма. Только, в отличие от их первой и (как думал потом Мукнаил) последней встречи, лицо Ульма испортилось.
Можно сказать, от прежнего Ульма остались только белые волосы, так сильно отличавшие его от остальных жителей пятидесятого этажа.
– Что, постарел? – не к месту улыбнулся Ульма, при этом лицо стало еще более старческим. Везде, вокруг губ, справа и слева от носа, да и на некогда абсолютно чистом, гладком лбу, появились резкие прочерки. Если у Джин и других, кого здесь успел увидеть Мукнаил, прочерков на коже было много-много, мелких-мелких, то у Ульма они были редкими и глубокими. К тому же губы Ульма стали не такими налито-красными, как прежде, а ресницы не такими длинными и пышными.
«И они еще хотят, чтобы я отказался от облака?! – горько подумал Мукнаил. – Если уж такой совершенный человек, как Ульма, превратился в такое… что же будет со мной?»
– Думаешь, во что же я превратился? – опять улыбнулся этой страшной, искажающей все лицо улыбкой Ульма.
Мукнаил не мог говорить, только еле-еле кивнул.
– Ага! – почему-то весело согласился Ульма. – Это ты так думаешь. На самом деле мне никогда не было так хорошо. Я уже почти месяц живу без облака, без био. Да и дистиллят постепенно свожу к минимуму. И знаешь что? Это работает. Ты начинаешь видеть настоящие образы. Ты начинаешь думать больше одной мысли за полчаса. Ты можешь не только ходить вне облака, но и бегать, прыгать.
– Пр-ы-гать… – попробовал повторить Мукнаил.
– Да! Прыгать! – Ульма немного присел, а потом обеими ногами оттолкнулся от поверхности, выполнив таким образом небольшой прыжок.
«Разве это прыгать? – недоумевал Мукнаил. – Да разве это сравнится с настоящими прыжками, которые у него получались, когда он лазил по горам, ездил на всяких штуках с колесами?! Разве можно прыгать по-настоящему?!»
– Прыгать. Бегать. Кувыркаться. Ты даже не представляешь, сколько всего я тут открыл, пока нахожусь вне облака.
– За. ем… за. ем… ттт-ы у-у-у пол-ееее… – кое-как выговорил Мукнаил.
– Ладно. Незачем тебе пока так мучиться, – с этими словами он достал пузырек и выдавил большую каплю в полуоткрытый рот Мукнаила.
Внутри сразу разлилось знакомое тепло, Мукнаил не смог встать, но зато смог нормально говорить.
– Зачем… – довольно уверенно произнес он. – Зачем ты ушел… ушел из поля?
– А! Это! Это самое интересное. Ты вообще знал, что мои родители сами начали создавать поле и сами же захотели, чтобы я был не в поле, а в облаке. А ты вообще знаешь, чем поле от облака отличается?
– Не… – слегка покачал головой Мукнаил.
– Розевич не рассказывал? – усмехнулся Ульма. – Ну ладно, ладно, шучу. Знаю, никто не рассказывает. Просто говорят, там есть облако, там есть поле. Вот и все. Так вот, поле – это тоже облако. Помнишь, образы, которые я тебе отправлял про поле. Это только часть информации про него. Главное отличие жизни в поле от жизни в облаке – ты не можешь его отключить. Ты рождаешься с ним. Точнее, ты рождаешься в нем. А дальше просто переносишь его из образа в образ. Что бы ты ни делал, ты будешь делать это в поле. Без шансов. Или поле будет делать это в тебе, как угодно… – рассмеялся Ульма, и его лицо опять превратилось в какую-то испещренную трещинами маску.
Мукнаил понял из всего рассказа только то, что поле не надо отключать. Так и что в этом плохого?!
– Зачем… зачем… отключать поле? – спросил он.
– Как зачем? – в свою очередь удивился Ульма. – Ты ведь пойми, хотя это будет и сложно сейчас, в твоем состоянии. В поле ты уже как бы не совсем ты. В поле у тебя даже био нет. Есть одно вещество, которое добавляется в твой организм. И оно сразу синтезирует внутри, с помощью поля, все остальные. Ясно?
– А… – попытался кивнуть Мукнаил, лишь бы Ульма отстал и дал ему немного отдохнуть.
– Да ничего ты не понял, Мукнаил. Это же не жизнь совсем! Это просто поле. Понимаешь? Тут ты хотя бы облако отключить можешь. А поле – нет! – даже немного разозлился Ульма.
– Не… не… – хотел ответить Мукнаил, подумав, что стоит как-то переубедить Ульма, что тот все неправильно понимает. И что не надо пытаться отключать облако. Зачем его отключать? А если поле совсем не нужно отключать или даже нельзя, что в этом плохого?! Мукнаил всегда гордился, что родился на пятидесятом этаже и что у него есть возможность включать облако сколько угодно. Тогда как всем, кто ниже тридцатого, можно находиться в облаке только ограниченное время. Ограниченное время! Мукнаилу всегда было жалко этих людей, которые наверняка ерзают, мучаются в своих ложементах, ожидая того момента, когда наконец можно включить облако, насладиться его прекрасными образами. А тут! Все, кто живет в поле, не должны вовсе отключать его. А ведь поле такое же, как облако, значит, в нем есть такие же прекрасные образы, которые можно конструировать и активировать постоянно. Постоянно!
Мукнаил вспомнил, как Хвой, его первый инструктор по облаку, учил пользоваться облаком. Тогда Мукнаилу все стало сразу и просто, и понятно, кроме одного: почему нужно иногда выключать облако? Но так уж учил инструктор, а значит, так было нужно. Зачем все эти отключения, зачем отказываться от всех этих образов, зачем терпеть свои медленные перемещения от ложемента к душу и обратно, чтобы… чтобы что? Этот вопрос так и остался без ответа для тогда еще маленького Мукнаила. Он с ним смирился. А тут еще поле – это облако, которое вообще нельзя отключать.