Понятно, что ни Розевич, ни Клаца, ни любой другой профессор не будут говорить об этом открыто. Все же сразу захотят жить в поле. Хотя все и так хотят, кажется. Кроме, кроме одного глупого парня, который родился на сто каком-то этаже, родители которого почему-то не пожелали, чтобы он родился сразу в поле, и зачем-то поместили его в облако. Зачем? А главное, зачем теперь этот молодой человек находится здесь, издевается над Мукнаилом? Зачем? Вне облака все, кажется, было пронизано этими дурацкими вопросами: зачем?
Мукнаил с обидой посмотрел на Ульма, который все еще улыбался, тем самым уродуя свое лицо, но не успел ничего больше спросить. Сзади послышался голос-скрип:
– Ну как, новый житель мегаполиса? – спросила Джин. – Так ты в облаке или в поле хочешь жить? – Джин как будто угадала мысли Мукнаила.
– Не… не… не… – Мукнаил хотел сказать «не знаю», хотя он как раз знал правильный ответ. Вроде бы. Просто, когда Джин о чем-то его спрашивала, все время хотелось ответить совсем не то, что он знал. Или не то, что хотел.
– Ни в том ни в другом? – предположил все еще смеющийся Ульма.
– Покой, – и Джин махнула рукой в сторону Ульма. – Ну, что, дорогой Мукнаил? – проскрипела она. – Хочешь с нами остаться?
Тут Мукнаил собрал все свои силы, которые у него были, и произнес:
– Нет, не знаю, не хочу, ни за что не буду. – От этого его фраза превратилась в «низхочтобу». – Низхочтобу! Низ-низ… хоч… тобу. Низхо… низхо… низхо… – кричал обессиленный Мукнаил, вместо крика почти беззвучно ворочая губами.
– Нет, дорогой, дистиллята тебе больше нельзя. Во всяком случае пока. Сам видишь, до чего довели тебя, сердечного. Не знаешь, чего и хотеть-то, – сказала Джин и наклонилась над ним.
Перед самыми глазами Мукнаила возникло страшное, корявое, грязное ухо, испещренное мелкими морщинами, как и все части тела Джин,
– Нич… нич… нич… – все еще пытался что-то сказать Мукнаил. Он было даже хотел войти в облако – и будь что будет. Пусть даже инструктор Жаб назначит ему хоть год наказания. Все лучше, чем валяться на этой грязной кровати, среди этих грязных людей. Только вот облако здесь было недоступно.
– Ничего, ничего, – приговаривала Джин. Она достала свою мятую пачку, прикурила кривую, кажется, уже кем-то изжеванную до нее, сигарету, выпустив целое облако дыма. А потом обратилась к Ульма: – В общем, так. Дистиллята не давать. Ни капли! – погрозила Джин своим сухоньким, словно испещренным какой-то плесенью кулачком. – Следить, постель менять. Потому что будет ссаться первое время. И воды ему давайте. Побольше воды! – еще раз погрозила она кулачком, вставая и стряхивая пепел прям на кровать Мукнаила.
– Как скажешь, Джин, – улыбнулся Ульма и подоткнул подушку под голову Мукнаила.
Глава 6. Закуар
<Без географического наименования, 2100-е>
В Августе было уже не так темно, как в том месте, которое мистер Кхм зачем-то назвал Моисеем. Какой еще Моисей? Кроме мертвых штук под брезентом и мистера Кхм, ничего там не было.
Дело понятное, доходяга меня обманул. Ничего-ничего! Я успел тайком договориться с Джин насчет дальнейшего плана, в котором предполагалось обязательное затмение. Нет, обязательное звездное затмение. Нет… лунное… нет, черт.
– Возмездие, – подсказала Джин.
– Слушайте, мистер Кхм? – как ни в чем не бывало спросил я.
– Кто, кто… кх-м… кхм… кх-м…
Бедолага еле-еле поднимался по ступенькам. На каждую он тратил уйму времени. Мы вернулись к моему прежнему маршруту, прошли через Августа, оказались в бородатом коллекторе. Именно бородатом коллекторе… а как еще его назовешь?
«Может, может, дать ему глотнуть дистиллята?! – сформулировал я чрезвычайно курьезную идею. – Вот ведь черт, что только не лезет в голову! Все-таки дистиллят по-разному влияет. То становишься лучше, то, наоборот, начинаешь думать о всяких странных вещах».
– Ну, мистер, – я решил, что невежливо называть его Кхм. – Мистер, я хотел сказать, Моисей.
– Моисей?
– Ну вы же из Моисея один остались? Значит, вы – мистер Моисей.
– Моисей так Моисей, – и он присел на одну из ступенек, чтобы перевести дыхание.
– Опять? – не выдержал я.
– Чуть, чуть, чуть… – Кхм-Моисей затрясся в долгом припадке.
– Ладно, пойду проверю, что там впереди. Скоро вернусь.
Тут я подумал: «Зайду за угол, выпью положенное. Пора кому-то из парней, кроме Роба, начать свою игру. А если мы дойдем до бородатых, то там уж искупаемся в дистилляте. Интересно, что тогда будет с мистером Кхм или с мистером Моисеем? А ну как он станет злым? Тогда придется защищать от него бородатых. Они ведь как, как… – опять забыл я это идиотское слово. – Как маленькие люди. А значит, их надо защищать. Хотя вот откуда это „а значит“? И почему я должен кого-то защищать?»
Я осторожно выглянул из-за угла. И потихоньку, неслышно отвинтил первую попавшуюся колбу, которая оказалась Рафаэлем. Пузатый добряк обычно говорил приветственное «уф-уф-уф». Хотя это было уже так давно.
Вот и сейчас Рафаэль изобразил что-то похожее на «уф-уф-уф», прежде чем я запрокинул.
Ощутив прилив сил и очень хорошее настроение, я решил еще какое-то время побыть без мистера Кхм.
– Джин? – позвал я Джин, по которой, надо признать, успел соскучиться.
– Ну?
– Ты что?
– Ты что? – вредничала она.
– Я тебе говорю, ты что? – пытался рассмешить Джин я. Все-таки уже прилично сегодня отпил дистиллята. Захотелось даже немного, как бы не по-настоящему, с Джин поспорить.
– Вот тебе и что. А что, ты собрался этому Кхм помогать?
– Я? Помогать?
– Тогда чего ведешь его к бородатым, а?
– А почему нет? У них же дистиллят. Куда еще с ним идти?
– У них же дистиллят, у них же дистиллят, – передразнила Джин.
– Ты же знаешь, что есть план.
– Какой план? – опять начала вредничать Джин.
– Как придем к бородатым, починим Роба, оставим им мистера Кхм, а сами отправимся искать настоящего Моисея, а не то что…
– И торговый центр? – спросила бедняга Джин.
– Конечно.
– Надоело! Сколько меня можно за нос водить?! Если нет больше торговых центров, так и скажи! – капризничала она.
– Слушай, Джин, я тебе обещаю… слышишь, обещаю! А теперь пора возвращаться к мистеру Кхм, то есть к мистеру Моисею, как бы он чего не заподозрил.
– Скотина… – обреченно выругалась Джин.
Оказалось, зря спешили. Мистер Моисей сидел на том же месте, где я его оставил. «Ну, как загнулся?» – подумал я. Нет, из-под истрепанных лохмотьев, которые раньше были каким-то странным костюмом, вырывалось неровное дыхание.
– Ты что так долго?
– Тебе-то какая разница? Все равно сидишь как сидел, – разозлился я, а потом зачем-то ляпнул: – Дистиллята хочешь?
– Где, где, где? – запричитал он.
– Да вон же! – показал я вверх по лестнице. – Там, наверху! Чем быстрее поднимемся, тем быстрее получишь.
– Э-кхм… – глубоко вздохнул он. – Я… я… не дойду, – и Кхм грустно повесил голову.
– Как, как, как? – теперь уже запричитал я. Словно и правда расстроился, что мистер Кхм, черт… мистер Моисей не дойдет до бородатых.
– Слушай, – неторопливо сказал он. – Я тебе расскажу, расскажу, что надо делать. Во-первых! Во-первых! Ты должен обязательно добраться до бородатых. Наша цивилизация умерла несправедливо. Ты должен передать им все, что мы еще не доделали.
– Несправедливо? – удивился я, вспоминая, как люди переставали жить в настоящем мире, постепенно сами лишая себя жизни. Переставали ходить, а потом уже и не вставали. Кто-то умирал быстро и тяжело, разбивая себе голову о стенку. И все почему? Потому что им не хватало дистиллята. Да, дистиллят – дело важное. Но ведь я как-то хожу много лет по коллекторам, собираю остатки пищи. Иногда даже нахожу запасы дистиллята у тех, кому он уже все равно не понадобится. Так не смогли бы жить все, но хоть кому-то стоило попробовать. А они выбрали сдохнуть. И в чем тут несправедливость?!
– Слушай, слушай… – тяжело дыша, продолжил мистер Кхм-Моисей. – Если у кого-то, хоть у кого-то в этом мире, еще есть источник дистиллята, ты должен, нет, ты просто обязан… Просто обязан! Обязан научить их жить правильно. Как жили мы. Мы не должны это потерять. Слышишь, не должны! Слышишь?!
– Мы жили правильно? – удивился я, хотя, чего уж спорить с таким, как мистер Кхм-Моисей.
– Да, да, да… – опять зачастил он и надолго закашлялся.
– Ну… – только и протянул я. – Ладно, ладно.
– Ты, ты знаешь, почему так важен дистиллят? Знаешь?
– А что тут знать? – не понял я. – И так все понятно. Дистиллят и есть дистиллят, без него никуда.
– Эхх… ничего ты не знаешь, дружище, – мистер Моисей изобразил какую-то странную гримасу. – Вот ты когда последний раз что-нибудь чувствовал? А? Ну, например, страх, ненависть, любовь. А?
– И зачем мне? Если пьешь дистиллят, оно как-то само собой получается… – тут я остановился, сообразив, что ляпнул лишнее. Но было поздно.
– Так, так, так… – опять запричитал мистер Кхм-Моисей. – Ты пьешь дистиллят? Ты пьешь дистиллят?! – он попытался подняться, но только махнул по ступеньке нижними краями своего ветхого костюма.
– Ну… набрал у бородатых, – я решил сказать правду. В общем-то, не так много осталось мистеру Кхм-Моисею. Почему бы и не сказать…
– Дай, дай, дай… – с каким-то скрежетом пропищал он и протянул скрюченные руки.
– Ээээ… – задумался я. – Ладно, держи.
Я отдал ему Рафаэля. Какое-то странное, незнакомое или давно забытое чувство появилось где-то внутри, словно что-то шевельнулось, а потом мирно улеглось в самом низу живота. «И правда, олух, – подумал я. – Или это прошипела Джин?»
Так, может, даже лучше, лучше, если он будет знать, что у меня совсем немного осталось.
Еле слышно я уловил шипение Джин. Хоть она и не интересовалась дистиллятом, а все равно не любила, когда я с кем-то делился. Правда, раньше я так никогда и не делал.
Мистер Кхм-Моисей быстро опустошил колбу. И выскреб ошметком языка сначала горлышко, а потом зачем-то и саму колбу снаружи. Рафаэль все время только и произносил свое «уф-уф-уф» и больше ничего, пока не замолчал, когда в нем не осталось и капли дистиллята.