Культ тела Валентино распространился на его труп и привел к известным некрофильным эксцессам. В завещании Валентино указал, что его тело должно быть доступно поклонникам. Это породило фетишистскую гонку за пуговицами от его костюма или хотя бы за свечами и цветами с похоронной церемонии. Но коллективные мизансцены обмороков, истерических рыданий и целый ряд самоубийств нельзя свести к зрелищу, организованному манипуляциями массмедиа. Это скорее своего рода восстание, отчаянный протест против односторонности, с которой патриархальное кино поддерживало подчиненную роль женщин гендерной иерархии. В таком прочтении даже коммерчески искаженная манифестация женского желания артикулирует утопическое притязание на то, чтобы беспочвенные обещания экранного счастья реализовались в обоюдной эротической практике.