Виктуар и Летти, теперь понявшие, что присутствие женщин в Оксфорде – скорее всем известная тайна, чем явное табу, начали потихоньку отращивать волосы. Однажды Летти даже появилась в буфете в юбке, а не в брюках. Студенты перешептывались и указывали на нее пальцами, но персонал не проронил ни слова, и ей подали три блюда и вино без каких-либо происшествий.
Но во многом они оставались здесь чужими. Никто не обслужил бы Рами в их любимых пабах, если бы он пришел первым. Летти и Виктуар не могли брать книги из библиотеки без присутствия студента мужского пола, который мог за них поручиться. Владельцы магазинов принимали Виктуар за горничную Летти или Робина. Портье регулярно просили всех четверых не ходить по лужайке, в то время как другие мальчики преспокойно топтали якобы нежную траву.
Более того, им всем потребовалось несколько месяцев, чтобы научиться говорить как оксфордцы. Оксфордский английский отличался от лондонского и появился в основном за счет склонности студентов искажать и сокращать все подряд. «Магдалина» произносили как «Мадлен»; по тому же принципу улица Сент-Олдейт превратилась в Сент-Олд. Летние каникулы сократили до Летних. Новый колледж стал Новым; колледж Сент-Эдмундс стал Тедди. Прошло несколько месяцев, прежде чем Робин привык произносить «универ», когда имел в виду Университетский колледж. Пирушкой называли вечеринку с множеством гостей; «скворечником» называли деревянный ящик, куда поступала почта.
Оксфордские традиции также подразумевали целый ряд негласных правил и условностей, которые, как боялся Робин, он никогда не поймет до конца. Ни один из его друзей не мог разобраться, например, в правилах этикета для визитных карточек, или как проникнуть в студенческий круг общения, или как функционирует множество разных, но пересекающихся уровней этой системы[40]. До них постоянно доходили слухи о бурных вечеринках по ночам в пабе, выходящих из-под контроля, о собраниях тайного общества, чаепитиях, где некий имярек нагрубил своему наставнику или оскорбил чью-то сестру, но сами они никогда не были свидетелями этих событий.
– Почему нас не приглашают на пирушки? – спросил Рами. – Они восхитительны.
– Я не пью вино, – заметила Виктуар.
– Ну, мне просто интересна сама атмосфера…
– Это потому что ты никогда сам не устраивал пирушки, – сказала Летти. – Тут же все должно быть взаимно. Кто-нибудь из вас отправлял кому-то свою визитную карточку?
– Кажется, я никогда даже не видел визитной карточки, – ответил Робин. – Это что, особое искусство?
– Ну, они выглядят довольно просто, – сказал Рами. – «Пенденнису, эсквайру. Мерзкое чудовище, приглашаю тебя сегодня на попойку. Проклинаю тебя, твой враг Мирза». Разве не так?
– Очень изящно, – фыркнула Летти. – Неудивительно, что ты не принадлежишь к сливкам местного общества.
Они определенно не были университетской элитой. Даже белые «балаболы», которые учились на курс старше, не принадлежали к элите, потому что в Вавилоне все студенты были слишком загружены учебой, чтобы вести светскую жизнь. Оксфордской элитой можно было назвать только второкурсника универа Элтона Пенденниса и его друзей. Все они были джентльменами и вносили высокую плату за обучение, чтобы избежать вступительных экзаменов и пользоваться определенными привилегиями. Они сидели за лучшим столом в буфете, жили в хороших квартирах, не таких, как пансион на Мэгпай-лейн, и играли в снукер в салоне для отдыха, когда вздумается. По выходным они развлекали себя охотой, теннисом и бильярдом, а каждый месяц отправлялись в экипаже в Лондон на званые ужины и балы. Они никогда не делали покупок на Хай-стрит; все модные новинки, сигары и прочее им доставляли прямо из Лондона торговцы, которые даже не называли цен.
Летти, выросшая в окружении таких молодых людей, как Пенденнис, выбрала его компанию в качестве темы для постоянного потока язвительных замечаний. «Богатые мальчики учатся на отцовские деньги. Могу поспорить, они никогда в жизни не открывали учебник». «Не знаю, почему Элтон считает себя таким красавчиком. У него девичьи губы, зачем он их выпячивает?» «Эти двубортные фиолетовые сюртуки выглядят нелепо». «И не понимаю, почему он говорит всем, будто у него отношения с Кларой Лилли. Я знаю Клару, и она обручена со старшим сыном Вулкоттов…»
И все же Робин не мог не завидовать тем, кто родился в этом мире и безупречно говорил на его языке. Глядя, как Элтон Пенденнис с друзьями прогуливаются и шутят на лужайке, он не мог не представить хотя бы на мгновение, каково быть частью этого круга. Он стремился к такой же, как у Пенденниса, жизни не столько ради материальных удовольствий – вина, сигар, одежды, ужинов, – сколько ради уверенности в том, что в Англии ему всегда будут рады. Если бы он только мог говорить так же бегло, как Пенденнис, или хотя бы подражать ему, он тоже вписался бы в гобелен этой идиллической университетской жизни. И больше не будет иностранцем, на каждом шагу сомневающимся в произношении, а станет своим, и никто не будет оспаривать его право здесь находиться.
Однажды вечером Робин был потрясен, обнаружив в «скворечнике» карточку с тиснеными буквами. На ней было написано:
Робин Свифт!
Будем рады вашему обществу на вечеринке в пятницу, в семь часов, если вы соблаговолите явиться к началу, или в любое время позже, мы не привередливы.
Послание было подписано впечатляющим каллиграфическим росчерком, который Робин не сразу разобрал: Элтон Пенденнис.
– Ты придаешь этому слишком большое значение, – сказал Рами, когда Робин показал ему карточку. – Только не говори, что ты пойдешь.
– Не хочу показаться грубияном, – слабо промямлил Робин.
– Кому какое дело, если Пенденнис сочтет тебя грубияном? Он пригласил тебя не из-за безупречных манер, а просто хочет подружиться с кем-то из Вавилона.
– Спасибо, Рами.
Рами отмахнулся.
– Вопрос только в том, почему он выбрал тебя. Я определенно более очарователен.
– Но не истинный джентльмен, – вмешалась Виктуар. – В отличие от Робина.
– Не понимаю, что вы имеете в виду под словом «джентльмен», – сказал Рами. – Люди постоянно используют это слово, говоря о высокородных и хорошо воспитанных. Но что оно означает на самом деле? Может, только то, что ты богат?
– Я говорю о манерах, – объяснила Виктуар.
– Очень смешно, – отозвался Рами. – Потому что дело явно не в манерах. Просто Робин может сойти за белого, а мы – нет.
Робин ушам своим не верил, услышав от них такую грубость.
– Неужели настолько невероятно, что ему просто может понравиться мое общество?
– Это возможно, но маловероятно. Ты ужасен в общении с малознакомыми людьми.
– Вовсе нет.
– Нет да. Ты вечно замыкаешься и отступаешь в угол, как будто тебя собираются пристрелить. – Рами скрестил руки на груди и наклонил голову. – Зачем ты хочешь туда пойти?
– Не знаю. Это же просто вечеринка.
– И что с того? – не унимался Рами. – Думаешь, они впустят тебя в свой круг? Надеешься, что они возьмут тебя в клуб «Буллингтон»?
Клуб «Буллингтон» был роскошным заведением с ресторанами и зонами отдыха, где молодые люди могли скоротать время за охотой или игрой в крикет. Членство в клубе присваивалось на таинственных основаниях, которые, похоже, были неразрывно связаны с богатством и влиянием. Несмотря на престиж Вавилона, никто из его студентов, насколько знал Робин, и не надеялся, что их туда пригласят.
– Возможно, – сказал Робин из чувства противоречия. – Было бы занятно поглядеть, как там внутри.
– Ты слишком восторженно реагируешь, – с укоризной сказал Рами. – Надеюсь, ты им понравишься.
– Лучше признай, что ты просто завидуешь.
– Только не приходи поплакаться, когда они обольют тебя вином и начнут обзывать.
Робин ухмыльнулся.
– И ты защитишь мою честь?
Рами похлопал его по плечу.
– Укради там пепельницу. Я заложу ее, чтобы заплатить долги Джеймсона.
По какой-то причине Летти больше всех противилась тому, чтобы Робин принял приглашение Пенденниса. Когда они вышли из кофейни и направились в библиотеку, а разговор давно уже перешел на другую тему, она вдруг потянула Робина за локоть, и они на несколько шагов отстали от Рами и Виктуар.
– Это отвратительные люди, – заявила она. – Они ленивые, пьяницы и плохо на тебя повлияют.
Робин засмеялся.
– Это всего лишь студенческая пирушка, Летти.
– Но зачем ты им там нужен? – напирала она. – Ты же почти не пьешь.
Робин не мог понять, почему она делает из мухи слона.
– Мне просто любопытно, вот и все. Наверняка там не будет ничего интересного.
– Так не ходи. Просто выброси эту карточку.
– Ну уж нет, это невежливо. И у меня нет никаких дел в этот вечер…
– Можешь провести его с нами. Рами с удовольствием что-нибудь приготовит.
– Рами постоянно что-то готовит, и на вкус это отвратительно.
– Так ты надеешься, что они примут тебя в свои ряды? – Она вздернула бровь. – Свифт и Пенденнис, закадычные друзья, ты этого хочешь?
Он почувствовал вспышку раздражения.
– Тебя так злит, что я могу завести других друзей? Поверь, Летиция, с твоим обществом ничто не сравнится.
– Понятно. – К потрясению Робина, ее голос дрогнул. А глаза покраснели. Она что, вот-вот расплачется? Что это с ней? – Вот, значит, как.
– Это всего лишь вечеринка, – раздраженно произнес он. – В чем дело, Летти?
– Да ни в чем, – сказала она и ускорила шаг. – Можешь пить с кем заблагорассудится.
– Так и сделаю, – огрызнулся он, но Летти уже ушла вперед.
В следующую пятницу без десяти семь Робин надел лучший сюртук, вытащил из-под кровати бутылку портвейна, купленную у Тейлора, и пошел к пансиону на Мертон-стрит. Найти жилище Элтона Пенденниса оказалось нетрудно. Робин не успел даже дойти до нужной улицы, как услышал громкие голоса и нестройные звуки фортепиано, доносящиеся из окон.