– Но те восстания рабов подавили, – напомнил Робин.
– А рабство запретили, разве не так? – возразил Гриффин. – По крайней мере, на британских территориях. Нет, я не утверждаю, что все хорошо, и не могу говорить, будто только благодаря нам внесли изменения в британское законодательство. Уверен, аболиционисты возмутились бы по этому поводу. Но если ты думаешь, что закон 1833 года был принят из-за моральной чувствительности британцев, то ошибаешься. Его приняли, потому что не могли и дальше нести убытки.
Он помахал рукой, очерчивая невидимую карту.
– Именно в такие моменты мы получаем рычаги власти. Если надавить в нужных местах, если устроим потери там, где империя не сможет их терпеть, мы создадим переломный момент. Тогда будущее становится шатким, и перемены возможны. История – это не готовый гобелен, который приходится терпеть, не закрытый мир, откуда нет выхода. Мы можем сами ее формировать. Творить ее. Мы просто обязаны.
– Ты и правда в это веришь, – потрясенно сказал Робин.
Для него такие абстрактные рассуждения стали бы поводом отрешиться от мира, укрыться в безопасности мертвых языков и книг. Для Гриффина это был призыв к сплочению.
– Иначе нельзя, – ответил Гриффин. – Иначе выйдет, что ты прав. Что у нас ничего нет.
После этого разговора Гриффин, похоже, пришел к выводу, что Робин не предаст общество Гермеса, и стал давать гораздо больше заданий. Не все они были связаны с кражами. Чаще Гриффин просил разные тексты: этимологические справочники, страницы из «Грамматик», орфографические таблицы, которые легко было получить, скопировать и вернуть, не привлекая внимания. Тем не менее Робину приходилось с умом выбирать момент, когда и как брать книги, поскольку он мог вызвать подозрения, если бы тайком брал материалы, не относящиеся к его сфере деятельности. Однажды Илзе, старшекурсница из Японии, поинтересовалась, что он делает с древне- немецкой «Грамматикой», и ему пришлось, запинаясь, объяснять, что он случайно вытащил эту книгу, когда пытался проследить хеттское происхождение китайского слова. Не важно, что он находился совсем не в той секции библиотеки. Илзе, похоже, поверила, что он просто глуповат.
В целом просьбы Гриффина не доставляли хлопот. Все было не так романтично, как Робин себе представлял и, возможно, надеялся. Ни захватывающих эскапад, ни тайных разговоров на мостах над быстрой рекой. Все было так обыденно. Общество Гермеса гордилось своей незаметностью и тем, как хорошо умеет скрывать информацию даже от своих членов. Если в один прекрасный день Гриффин исчезнет, Робин с трудом сможет доказать кому-либо, что общество Гермеса существовало не только как плод его воображения. Ему часто казалось, что он часть вовсе не тайного общества, а скорее большого и скучного бюрократического учреждения, функционирующего с безупречной точностью.
Даже кражи стали обыденными. Профессора Вавилона, казалось, совершенно не замечали, что у них вообще что-то крадут. Общество «Гермес» крало серебро в очень малых количествах, скрывая это с помощью бухгалтерских ухищрений, поскольку, как объяснил Гриффин, в этом и заключается преимущество гуманитарного факультета – здесь никто не разбирается в арифметике.
– Плейфер не обратил бы внимания и на исчезновение нескольких ящиков серебра, если бы никто другой не проверял, – сказал он Робину. – Думаешь, он аккуратно ведет учет? Да он с трудом умеет складывать двузначные числа!
Бывали дни, когда Гриффин вообще не упоминал «Гермес», вместо этого они целый час шли до Порт-Медоу и обратно, и Гриффин расспрашивал Робина о жизни в Оксфорде – его достижениях в гребле, любимых книжных магазинах, еде в столовой и буфете.
Робин отвечал осторожно. Он все ждал, что разгорится спор, что его любовь к обычным булочкам станет доказательством буржуазных стремлений. Но Гриффин только спрашивал, и постепенно Робина осенило, что, возможно, Гриффин просто скучает по студенческой жизни.
– Обожаю универ на Рождество, – сказал Гриффин однажды вечером. – В это время Оксфорд погружается в собственное волшебство.
Солнце уже село. Приятная прохлада сменилась пробирающим до костей холодом, но город сиял от рождественских свечей и падал легкий снежок. Чудесно. Робин замедлил шаг, желая насладиться этим зрелищем, но тут заметил, что Гриффина трясет.
– Гриффин, ты… – Робин заколебался, не зная, как вежливо спросить. – Это твое единственное пальто?
Гриффин напрягся, как ощерившийся пес.
– А что?
– Просто… Я как раз получил стипендию, если хочешь, куплю тебе что-нибудь потеплее…
– Не надо меня опекать. – Робин тут же пожалел, что заговорил на эту тему. Гриффин слишком горд. Он не примет милостыню, ему не нужно даже сочувствие. – Мне не нужны твои деньги.
– Как хочешь, – обиженно отозвался Робин.
Целый квартал они прошли молча. А затем Гриффин спросил в явной попытке протянуть оливковую ветвь:
– А ты чем займешься на Рождество?
– Сначала будет ужин в столовой.
– С бесконечными молитвами на латыни, жареным гусем и рождественским пудингом, неотличимым от свиного сала. А что-нибудь приятное?
Робин усмехнулся.
– Миссис Пайпер припасла для меня пироги в Джерико.
– С мясом и почками?
– С курицей и луком. Мои любимые. А еще лимонный пирог для Летти и шоколадный пирог с орехами пекан для Рами и Виктуар.
– Благослови Господь миссис Пайпер, – сказал Гриффин. – В мое время у профессора служила старая карга по имени миссис Питерхаус. Не стала бы готовить даже ради спасения собственной жизни, но всегда отпускала замечания о полукровках, как только я оказывался поблизости и мог услышать. Но ему это тоже не нравилось, наверное, поэтому он ее и уволил.
Они свернули налево, на Корнмаркет-стрит. Теперь они оказались поблизости от башни, и Гриффин стал каким-то дерганным: Робин подозревал, что вскоре их пути разойдутся.
– Пока я не забыл. – Гриффин сунул руку в карман, вытащил пакет и отдал его Робину. – Я тебе кое-что принес.
Робин удивленно потянул завязки.
– Инструмент?
– Всего лишь подарок. С Рождеством.
Робин разорвал бумагу и увидел прекрасную новенькую книгу.
– Ты говорил, что любишь Диккенса, – сказал Гриффин. – Только что выпустили его новую книгу. Возможно, ты ее уже читал по главам в журнале, но я решил, что тебе захочется иметь ее целиком.
Он купил Робину все три тома «Оливера Твиста». Робин начал что-то мямлить заплетающимся языком: он не предполагал, что они будут обмениваться подарками, и не купил ничего для Гриффина, но тот лишь отмахнулся.
– Ничего страшного, я ведь старше тебя.
Только позже, когда Гриффин в хлопающем по лодыжкам пальто скрылся на Брод-стрит, Робин понял, что брат выбрал эту книгу в качестве шутки.
«Возвращайся вместе со мной, – чуть не сказал Робин при расставании. – Пошли в столовую. Приходи на рождественский ужин».
Но это было невозможно. Жизнь Робина раскололась пополам, а Гриффин существовал в мире теней, скрытом от посторонних глаз. Робин не мог привести его на Мэгпай-лейн. Не мог представить друзьям. Никогда не смог бы открыто назвать его братом.
– Ну ладно. – Гриффин откашлялся. – Тогда до следующей встречи.
– А когда она будет?
– Пока не знаю. – Он уже удалялся, и его следы засыпал снег. – Жди записку.
В первый день второго триместра главный вход в Вавилон перегородили четверо вооруженных полисменов. Похоже, они занимались кем-то или чем-то внутри, но Робин ничего не видел за толпой дрожащих студентов.
– Что случилось? – спросил он девушек.
– Говорят, тут был взлом, – объяснила Виктуар. – Кто-то хотел украсть серебро.
– И что же, полиция прибыла как раз вовремя? – спросил Робин.
– Когда вор пытался выйти, сработала тревога, – сказала Летти. – И полиция прибыла быстро.
Из здания вышли пятый и шестой полицейские, волоча за собой человека – видимо, вора. Средних лет, темноволосого, бородатого и в очень грязной одежде. Значит, он не из «Гермеса», с облегчением решил Робин. Когда полисмены потащили его вниз по ступенькам к ожидавшему кебу, лицо вора исказилось от боли, а над толпой разнеслись стоны. За вором на мостовой оставались кровавые полосы.
– В него всадили пять пуль, – сказал появившийся рядом Энтони Риббен. Выглядел он так, будто его вот-вот стошнит. – Приятно узнать, что охранная система работает.
Робин остолбенел.
– Она может стрелять?
– Башня защищена самой замысловатой охранной системой в стране, – сказал Энтони. – Охраняют не только «Грамматики». В здании находится серебро на полмиллиона фунтов, а вокруг только хилые ученые. Конечно, двери под ох- раной.
Сердце Робина заколотилось так, что ритм отдавался в ушах.
– Каким образом?
– Нам не называют словесные пары, их держат в строжайшем секрете. Плейфер обновляет их каждые несколько месяцев, и примерно с той же частотой кто-нибудь пытается совершить кражу. Признаться, эта словесная пара мне нравится гораздо больше – предыдущая изрезала руки и ноги вора древними ножами, по слухам, из Александрии. Вор заляпал кровью весь ковер; если присмотреться, до сих пор видны бурые пятна. Мы несколько недель гадали, какие слова использовал Плейфер, но никто так и не разгадал.
Виктуар проследила взглядом за удаляющимся кебом.
– И что теперь с ним будет?
– Ну, вероятно, первым же судном отправится в Австралию. Если только не помрет от кровотечения прямо в полицейском участке.
– Все как обычно, – сказал Гриффин. – Зайти и выйти, ты даже нас не заметишь. Однако время немного другое, поэтому придется не спать всю ночь. – Он хлопнул Робина по плечу. – В чем дело?
Робин поморгал и поднял голову.
– А?
– Выглядишь напуганным.
– Я просто… – Робин на мгновение задумался, а потом выпалил: – Ты ведь знаешь об охранной системе?
– Что-что?
– Утром мы видели, как в башню проник вор. При этом сработало какое-то оружие, и его изрешетило пулями…
– Ну конечно, – озадаченно произнес Гриффин. – Только не говори, что это для тебя новость. В Вавилоне есть смехотворная охрана. Разве вас не тыкали в нее носом в первую же неделю?