Вавилон. Сокрытая история — страница 61 из 109

Не считая Гриффина, с тех пор он не видел китайцев.

Пока они приближались к порту, он заметил, что Летти все время смотрит то на него, то на лица докеров, как бы сравнивая их. Возможно, она пыталась определить, выглядит ли он как настоящий китаец, или понять, испытывает ли он какие-то сильные эмоции. Но в его груди ничего не шевельнулось. Стоя на палубе и отсчитывая минуты до того, как он ступит на родную землю после долгих лет отсутствия, Робин ощущал лишь опустошенность.


Корабль бросил якорь в Вампоа, где они пересели на лодки, чтобы продолжить путь вдоль набережной Кантона. Здесь стоял страшный шум, непрекращающийся гул гонгов, грохот петард и крики лодочников, направлявших свои суденышки вверх и вниз по реке. Невыносимо громко. Робин не помнил такого шума: либо Кантон стал намного оживленнее, либо Робин отвык от городских звуков.

Они сошли на берег в Джекасс-пойнт, где их встретил мистер Бейлис, представитель «Джардин и Мэтисон». Мистер Бейлис был невысоким, хорошо одетым человеком с темными умными глазами и говорил с удивительным воодушевлением.

– Вы прибыли как нельзя вовремя, – сказал он, пожав руку профессору Ловеллу, затем Робину, а потом Рами. Девушек он проигнорировал. – Здесь творится сущий кошмар – китайцы с каждым днем все наглеют. Они разрушили всю схему распространения – на днях они разбомбили в гавани быстроходный краболов, слава богу, на борту никого не было. Если так пойдет и дальше, торговать будет совершенно невозможно.

– А как насчет кораблей европейских контрабандистов? – спросил по пути профессор Ловелл.

– Мы использовали этот обходной путь, но недолго. Потом вице-император послал людей с обыском по домам. Весь город в ужасе. Достаточно только упомянуть об опиуме, чтобы напугать человека до смерти. Во всем виноват новый представитель императора Линь Цзэсюй. Вы скоро с ним познакомитесь, это с ним нам придется иметь дело. – Мистер Бейлис быстро тараторил все это на ходу, но даже не запыхался. – В общем, он потребовал немедленно отдать весь ввезенный в Китай опиум. Это было в марте прошлого года. Конечно, мы отказались, тогда он приостановил торговлю и заявил, что мы не должны покидать фактории, пока не будем готовы играть по правилам. Можете себе представить? Он взял нас в осаду.

– В осаду? – с озабоченным видом повторил профессор Ловелл.

– Ну, в общем-то, не так уж все плохо. Китайская прислуга разошлась по домам, что стало настоящим испытанием – мне пришлось стирать самому, просто кошмар, но мы сохранили боевой дух. Единственной проблемой стало переедание и недостаток физических упражнений. – Мистер Бейлис издал короткий, неприятный смешок. – К счастью, с этим покончено, и теперь мы можем гулять по улицам когда хотим, с пользой для здоровья. Но они должны быть наказаны, Ричард. Должны понять, что им это с рук не сойдет. Ну, вот и пришли, вот ваш дом вдали от дома.

Миновав юго-западный пригород, они подошли к ряду из тринадцати домов, выстроенных в линию, все явно западного дизайна: с большими верандами, неоклассическим декором и европейскими флагами. Здания так резко выделялись на фоне остального Кантона, что казалось, будто какой-то гигант выкопал аккуратную полоску Франции или Англии и бросил ее сюда. Это и есть фактории, объяснил мистер Бейлис, названные так не потому, что были центрами производства, а потому, что в них жили факторы – торговые агенты. Здесь селились также купцы, миссионеры, правительственные чиновники и солдаты.

– Красота, правда? – сказал мистер Бейлис. – Как горстка алмазов на вершине навозной кучи.

Им предстояло жить в Новой английской фактории. Мистер Бейлис быстро провел их через склад на первом этаже, мимо гостиной и столовой к комнатам для гостей на верхних этажах. Он отметил, что здесь также есть хорошо укомплектованная библиотека, несколько террас на крыше и даже сад с видом на реку.

– Китайцы очень строго следят за тем, чтобы иностранцы не выходили за пределы своего анклава, так что не ходите исследовать город в одиночку, – предупредил мистер Бейлис. – Оставайтесь в факториях. На Императорской фактории, это дом номер три, есть уголок, где «Марквик и Лейн» продают всевозможные европейские товары, которые могут вам понадобиться, хотя книг у них немного, не считая морских карт. И никаких плавучих борделей, вы меня поняли? Наши торговые партнеры могут договориться, чтобы по вечерам к вам приходили женщины поприличней, если нужна компания.

У Рами заалели уши.

– Не стоит беспокоиться, сэр.

Мистер Бейлис хмыкнул.

– Как вам угодно. Ваши комнаты вот тут, дальше по коридору.

Комната Робина и Рами была довольно мрачной. Стены, по всей видимости изначально выкрашенные в темно-зеленый цвет, теперь почти почернели. Комната девушек была такой же мрачной, но значительно меньше размером: между узкой кроватью и стеной едва хватало места для прохода. В ней даже не было окон. Робин задумался, как они проживут здесь две недели.

– Фактически это кладовка, но мы не могли поместить вас слишком близко к джентльменам, – попытался оправдаться мистер Бейлис. – Вы же понимаете.

– Конечно, – отозвалась Летти, заталкивая в комнату свой сундук. – Благодарю за предоставленное жилье.

Разложив вещи, они собрались в столовой, где стоял очень большой стол, за которым могли разместиться не менее двадцати пяти человек. В центре над ним висел огромный веер из натянутой на деревянную раму парусины, слуга-кули постоянно дергал его вверх-вниз на протяжении всего ужина. Робина это отвлекало – его охватывало странное чувство вины каждый раз, когда он встречался взглядом со слугой, – но для других обитателей фактории, похоже, кули оставался невидимым.

Ужин в тот вечер был просто невыносим. За столом собрались работники «Джардин и Мэтисон» и несколько представителей других торговых компаний – «Магниак и Ко», «Дж. Скотт и Ко» и других, чьи названия быстро вылетели у Робина из головы. Все они были белыми мужчинами и выглядели в точности как мистер Бейлис – не лишенные поверхностного обаяния разговорчивые люди, которые, несмотря на чистейшие костюмы, казалось, впрыскивают в воздух неосязаемую грязь. Помимо деловых людей, присутствовал также преподобный Карл Гюцлафф – родившийся в Германии миссионер, который, очевидно, чаще выступал переводчиком для торговых компаний, чем обращал китайцев в свою веру. Преподобный Гюцлафф был также членом «Общества распространения полезных знаний в Китае»[84] и в данный момент как раз писал серию статей для журнала на китайском языке, чтобы объяснить китайцам западную концепцию свободной торговли.

– Мы очень рады, что вы будете работать с нами, – сказал Робину мистер Бейлис, когда подали первое блюдо – безвкусный суп с имбирем. – Так трудно найти хороших китайских переводчиков, способных составить полноценное предложение на английском. Западные переводчики намного лучше. Вы будете переводить во время моей аудиенции с наместником в четверг.

– Я? – удивился Робин. – Почему я? – Это был вполне уместный вопрос, ведь прежде он никогда не переводил разговорную речь и было странно выбрать именно его для аудиенции с главным чиновником в Кантоне. – Почему не преподобный Гюцлафф? Или профессор Ловелл?

– Потому что мы белые, – язвительно произнес профессор Ловелл. – А значит, варвары.

– А с варварами они, разумеется, не разговаривают, – пояснил мистер Бейлис.

– Но Карл похож на китайца, – сказал профессор Ловелл. – Они по-прежнему убеждены, что вы наполовину азиат?

– Только когда я представляюсь как Ай Хань Чжэ[85], – ответил преподобный Гюцлафф. – Хотя, мне кажется, наместнику Линю не слишком нравится это имя.

Все представители компании захихикали, хотя Робин не увидел здесь ничего смешного. Весь этот диалог пронизывало самодовольство, как будто они знают какую-то старую хохму, неизвестную вновь прибывшим. Это напомнило Робину сборища у профессора Ловелла в Хампстеде: он никогда не мог понять, в чем заключается шутка или чем так довольны гости.

Суп ели мало. Слуги забрали тарелки и принесли сразу и основное блюдо, и десерт. Это был картофель с каким-то серым куском, политым соусом, – не то говядиной, не то свининой, Робин не разобрал. Десерт оказался еще более загадочным – ярко-оранжевое нечто, похожее на губку.

– Что это? – поинтересовался Робин, ковыряя десерт.

Виктуар подцепила кусочек на вилку и осмотрела его.

– Думаю, это шоколадный пудинг.

– Но он оранжевый.

– Он просто пригорел, – сказала Летти, облизав палец. – И сделан из моркови.

Остальные гости снова захихикали.

– На кухне работают одни китаёзы, – объяснил мистер Бейлис. – Они никогда не были в Англии. Мы описываем им блюда, которые нам нравятся, но, разумеется, китаёзы понятия не имеют, каковы они на вкус и как их готовить, хотя забавно смотреть на их потуги. С вечерним чаем дела обстоят получше. Сладости они готовить умеют, и мы привезли из Англии коров для дойки.

– Не понимаю, – сказал Робин. – Почему бы просто не попросить их готовить кантонские блюда?

– Потому что английская кухня напоминает о доме, – объяснил преподобный Гюцлафф. – В далеких странах эти маленькие радости особенно ценны.

– Но на вкус это совершенно отвратительно, – возразил Робин.

– И это очень по-английски, – сказал преподобный Гюцлафф, энергично нарезая серое мясо.

– В общем, – сказал мистер Бейлис, – с наместником дьявольски трудно иметь дело. По слухам, он чудовищно строг и суров. Кантон он считает клоакой разврата, а всех западных торговцев – гнусными злодеями, стремящимися обмануть его правительство.

– Что довольно проницательно, – заявил преподобный Гюцлафф под одобрительные смешки.

– Мне больше нравится, когда нас недооценивают, – сказал мистер Бейлис. – Так вот, Робин Свифт, речь идет о запрете опиума, согласно которому все иностранные суда несут ответственность перед китайским правительством за любой провезенный контрабандой опиум. Раньше этот запрет существовал только на бумаге. Наши корабли причаливали в… – как бы их назвать? – отдаленных гаванях, таких как Линьтинь, Цамсинмун и других, где мы распределяли груз для перепродажи местным партнерам. Но при наместнике Лине все изменилось. Его появление, как я уже говорил, стало серьезной встряской. Капитан Эллиот – приличный человек, но трус, – спустил все на тормозах, позволив конфисковать весь имеющийся опиум. – Мистер Бейлис схватился за грудь, словно испытывал физическую боль. – Боле