– Мне просто кажется… – Робин набрал в грудь воздуха. – Мне просто кажется, что мы не имеем права жить.
– Ты серьезно? – хладнокровно спросил Рами.
– Нет, я просто… – Робин зажмурился. Его мысли путались, он не знал, как выразить то, что было у него на уме, он мог ухватиться только за обрывочные воспоминания. – Ты читал «Путешествия Гулливера»? Я постоянно читал, когда жил здесь, так часто, что почти выучил наизусть. Там есть глава, где Гулливер попадает в страну, которой правят лошади, они называют себя гуигнгнмами, а люди там – дикари, безмозглые рабы под названием яху. Все поменялось местами. И Гулливер настолько привыкает к жизни со своим хозяином-гуигнгнмом, настолько убеждается в превосходстве лошадей, что, когда возвращается домой, его ужасают собратья-люди. Он считает их идиотами. Ему невыносимо находиться рядом с ними. Вот именно так… именно так… – Робин качнулся взад и вперед над мостом. Как бы глубоко он ни вдыхал, ему не хватало воздуха. – Ты понимаешь, о чем я?
– Да, – мягко ответил Рами. – Но не будет никакой пользы, если мы устроим по этому поводу истерику. Так что отойди, Птах, пошли обратно, тебе надо выпить воды.
На следующее утро Робин сопровождал мистера Бейлиса в центр города, в правительственное здание, на аудиенцию у императорского наместника Линя Цзэсюя.
– Этот Линь поумнее других, – сказал по пути мистер Бейлис. – Почти неподкупный. На юго-востоке его называют Линь Цинтянь[87] – «чистый, как небеса», настолько он невосприимчив к взяткам.
Робин промолчал. Он решил вытерпеть остаток срока в Кантоне, делая только то, что от него требуется, а это не включало отклик на расистские замечания мистера Бейлиса.
Мистер Бейлис как будто ничего не заметил.
– А теперь навострите уши. Китайцы дьявольски изворотливы, двуличны по натуре. Всегда говорят одно, когда имеют в виду прямо противоположное. Осторожнее, не дайте им обвести себя вокруг пальца.
– Я буду внимателен, – коротко пообещал Робин.
По рассказам мистера Бейлиса можно было представить наместника Линя гигантом, чьи глаза пылают огнем, а на голове рога, как у черта. На самом деле он оказался человеком обходительным, с мягкими чертами лица, среднего роста и сложения. Силу его характера невозможно было предположить, если бы не взгляд, сверкающий и проницательный. Присутствовал и его личный переводчик, молодой китаец, представившийся как Уильям Ботельо; к удивлению Робина, он учил английский в Соединенных Штатах.
– Добро пожаловать, мистер Бейлис, – сказал наместник Линь, и Уильям быстро перевел его слова на английский. – Мне сказали, что вы хотите поделиться со мной некоторыми мыслями.
– Как вы знаете, дело касается торговли опиумом, – сказал мистер Бейлис. – По мнению мистера Джардина и мистера Мэтисона, она пойдет на пользу и вашему, и нашему народу, если представители компании смогут свободно продавать опиум в Кантоне. Они готовы принять официальные извинения за негостеприимный прием, который прежде оказали их торговым агентам. Будет справедливо, если конфискованный несколько месяцев назад груз опиума будет нам возвращен или хотя бы будет выплачена денежная компенсация, равная его рыночной стоимости.
Первые несколько секунд наместник Линь, прищурившись, слушал, как Робин монотонно оттарабанил список требований мистера Бейлиса. Робин старался не передавать тон мистера Бейлиса, громкий и покровительственный, а перевел совершенно неэмоционально, насколько это возможно. И все же его уши покраснели от стыда: эта речь больше напоминала не диалог, а лекцию, как будто мистер Бейлис бранил непослушного ребенка.
Мистера Бейлиса, похоже, не смутило молчание наместника Линя. Не получив ответа, он как ни в чем не бывало продолжил:
– Мистер Джардин и мистер Мэтисон также хотели передать, что император Цин должен понять – политика его правительства по ограничению торговли не идет на пользу китайцам. Ваш народ противится торговым запретам, которые не отвечают его интересам. Китайцы предпочли бы свободно общаться с иностранцами, получив тем самым возможность разбогатеть. В конце концов, именно в свободной торговле и заключается секрет процветания государства, и, поверьте, ваш народ тоже это понял бы, прочитав Адама Смита.
Наконец наместник Линь заговорил:
– Нам это известно, – быстро перевел Уильям Ботельо. Это был странный разговор между четырьмя людьми, ни один из которых не обращался напрямую к тому, кого слушал. – Именно эти условия изложены в многочисленных письмах от мистера Джардина и мистера Мэтисона, разве не так? Вы пришли сказать что-то новое?
Робин выжидающе посмотрел на мистера Бейлиса.
– Э-э-э… – на краткий миг запнулся тот. – Нет, но повторив это лично…
Наместник Линь завел руки за спину и спросил:
– Мистер Бейлис, разве в вашей стране опиум не находится под строжайшим запретом?
Он делал паузы, чтобы Уильям успевал переводить.
– Да, но мы говорим о торговле, а не о запретах в Британии…
– А кроме того, – продолжил наместник Линь, – разве наказание собственных граждан за употребление опиума не доказывает, что вы прекрасно осведомлены о вреде опиума для людей? Мы хотели бы спросить, разве Китай когда-либо предлагал вам столь же ядовитый товар? Разве мы продаем вам что-либо, кроме полезной продукции, на которую в вашей стране большой спрос? И вы утверждаете, что торговля опиумом в действительности принесет нам пользу?
– Разговор идет сугубо об экономике, – настаивал мистер Бейлис. – Однажды адмирал захватил мое судно и обыскал его в поисках опиума. Когда я объяснил, что опиума у меня нет, поскольку я соблюдаю китайские законы, он выглядел разо- чарованным. Видите ли, он надеялся купить его по дешевке и продать. Это доказывает, что китайцы тоже получают от этой торговли немалую прибыль…
– Вы по-прежнему избегаете ответа на вопрос о том, кто курит опиум, – сказал наместник Линь.
Мистер Бейлис раздраженно вздохнул.
– Робин, объясните ему…
– Я перескажу вам наше письмо королеве Виктории, – сказал наместник Линь. – Те, кто хочет торговать с небесной империей, должны подчиняться законам, установленным императором. А новый закон императора, только что введенный в действие, гласит, что любой иностранец, который привезет в Китай опиум с целью продажи, будет обезглавлен, а вся собственность, находящаяся на борту его судна, конфискована.
– Но вы не можете так поступить! – вспыхнул мистер Бейлис. – Речь идет о британских гражданах. И о британской собственности.
– Можем, если они стали преступниками.
Уильям Ботельо очень точно передал холодное презрение наместника Линя, даже легкий изгиб бровей. Это произвело на Робина впечатление.
– А теперь послушайте, – сказал мистер Бейлис. – Британцы не подпадают под вашу юрисдикцию, наместник. Вы не имеете над ними власти.
– Я в курсе, что вы считаете, будто ваши интересы стоят выше любого закона. И все же сейчас мы находимся на китайской территории. И напоминаю вам и вашим хозяевам, что мы будем применять свои законы, когда посчитаем нужным.
– Тогда вы должны знать, что мы будем защищать своих граждан, как посчитаем нужным.
Робин был так потрясен этими словами, что забыл перевести. Повисла неловкая пауза. Наконец Уильям Ботельо прошептал перевод наместнику.
Тот сохранил полную невозмутимость.
– Это угроза, мистер Бейлис?
Мистер Бейлис открыл рот, но, поразмыслив, закрыл его. Как бы он ни был раздражен, но явно понял, что одно дело – оскорблять китайцев, а совсем другое – объявлять им войну без прямого указания правительства.
Все четверо молча уставились друг на друга.
Потом наместник Линь резко кивнул Робину.
– Я хотел бы переговорить с вашим помощником нае- дине.
– С ним? У него нет полномочий, – машинально перевел Робин. – Он всего лишь переводчик.
– Я хочу просто поболтать, – ответил наместник Линь.
– Я… но ему не дозволено говорить от моего имени.
– Мне этого и не нужно. Думаю, мы с вами уже все друг другу высказали. Разве не так?
Робин позволил себе позлорадствовать, глядя, как потрясение мистера Бейлиса сменилось негодованием. Робин раздумывал, не перевести ли его сбивчивые возражения, но решил промолчать, поскольку они все равно были нечленораздельными. Наконец мистер Бейлис за неимением лучшего вышел из зала.
– Вы тоже, – велел наместник Линь Уильяму Ботельо, и тот молча подчинился.
Они остались вдвоем. Наместник Линь долго смотрел на Робина, не проронив ни слова. Робин поморгал, не в силах вынести его взгляда, он чувствовал себя ужасно неловко, не в своей тарелке, как будто его обыскивают.
– Как вас зовут? – тихо спросил наместник Линь.
– Робин Свифт, – ответил Робин и смущенно моргнул. Английское имя звучало совершенно неуместным в разговоре на китайском. Но свое первое имя он так давно не использовал, что оно даже не пришло ему в голову. – То есть…
Но он был слишком смущен, чтобы продолжать.
Наместник Линь с любопытством его рассматривал.
– Откуда вы?
– Вообще-то отсюда. – Робин был благодарен за вопрос, на который так легко ответить. – Хотя я уехал из Кантона еще в детстве. И с тех пор не возвращался.
– Любопытно. Почему вы уехали?
– Моя мать умерла от холеры, и профессор из Оксфорда стал моим опекуном.
– Так вы учились там, полагаю? В Институте перевода?
– Да. Именно для этого я и поехал в Англию. Я всю жизнь учился на переводчика.
– Весьма уважаемая профессия, – сказал наместник Линь. – Многие мои соотечественники с презрением относятся к изучению варварских языков. Но, заняв эту должность, я заказал немало переводов. Нужно знать варваров, чтобы контролировать их, не так ли?
Почему-то Робину захотелось говорить с ним откровенно.
– Они относятся к вам примерно так же.
К его облегчению, наместник Линь засмеялся. Робин осмелел.
– Могу я кое о чем спросить?
– Спрашивайте.