– Как им не стыдно. Вы ведь еще дети. – Она сделала шаг назад и огляделась. – Значит, и профессор вернулся?
– Вообще-то, пока нет. – Голос Робина дрогнул. Он откашлялся и попробовал еще раз. Прежде он никогда не лгал миссис Пайпер и сейчас чувствовал себя гораздо хуже, чем ожидал. – Он… На обратном пути он заболел.
– Ох, неужели?
– Он неважно себя чувствует и беспокоится, что может заразить кого-нибудь, поэтому устроил себе карантин в Хампстеде.
– И он там один-одинешенек? – встревожилась миссис Пайпер. – Как глупо, он должен был написать мне. Я выезжаю сегодня же, он ведь и чаю себе не в состоянии сделать…
– Пожалуйста, не надо, – взмолился Робин. – В смысле… это очень заразно. Болезнь распространяется по воздуху, при кашле или разговоре. Мы даже не могли заходить в его каюту на корабле. Он старался не встречаться с людьми. Но о нем позаботятся. Мы нашли врача…
– Кого? Смита? Гастингса?
Робин попытался вспомнить фамилию врача, который лечил его в детстве от простуды.
– Э-э-э… Гастингса.
– Хорошо, – заявила миссис Пайпер. – Смита я всегда считала шарлатаном. Несколько лет назад у меня была страшная лихорадка, а он поставил диагноз «истерия». Истерия! Я даже кастрюлю с бульоном не могла удержать, а он сказал, что я все выдумала!
Робин сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Доктор Гастингс за ним присмотрит, не сомневаюсь.
– Уж конечно, к выходным он явится сюда, требуя свои булочки с изюмом. – Миссис Пайпер широко улыбнулась, хотя глаза остались серьезными, но она явно хотела приободрить Робина. – Ну что ж, я хотя бы могу позаботиться о тебе. Накормить тебя обедом?
– Нет-нет, – поспешил ответить Робин. – Я не могу остаться, я… должен сообщить другим преподавателям. Видите ли, они еще не знают.
– Даже на чай не останешься?
Робину хотелось остаться. Ужасно хотелось посидеть у нее за столом, послушать ее болтовню и хотя бы на мгновение ощутить тепло и уют детства. Но он знал, что не протянет и пяти минут: ей понадобится гораздо меньше времени, чтобы заварить чай и налить ему чашку дарджилинга. Если он останется, если перешагнет через порог, то не выдержит.
– Робин? – Миссис Пайпер встревоженно посмотрела на его лицо. – Милый, ты выглядишь расстроенным.
– Просто… – Слезы затуманили его зрение, он не сумел их сдержать. Его голос дрогнул. – Я просто ужасно боюсь.
– Ох, мальчик мой.
Миссис Пайпер обвила его руками. Робин тоже обнял ее, его плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий. Робин впервые осознал, что, возможно, больше никогда ее не увидит, а ведь ему даже в голову не приходило задуматься, что будет с ней, когда станет известно о смерти профессора Ловелла.
– Миссис Пайпер, я тут подумал… – Он освободился из ее объятий и сделал шаг назад. Он был так несчастен, так виноват. – У вас… у вас есть родные? К кому вы могли бы поехать?
– В каком смысле? – смутилась она.
– Если вдруг профессор Ловелл не выздоровеет. Я просто задумался, ведь если он не поправится, у вас не будет…
– Ох, мальчик мой. – Ее глаза увлажнились. – Не волнуйся за меня. У меня племянник и брат в Эдинбурге. Особой любви между нами нет, но они примут меня, если я постучусь в дверь. Однако до этого не дойдет. Ричард и раньше подхватывал иноземные хвори. Он очень скоро вернется сюда и будет опять раз в месяц приглашать тебя на ужин, и в первый же день я приготовлю для вас жареного гуся. – Она сжала его плечо. – Сосредоточься на учебе, хорошо? Старайся как следует, а обо всем остальном не беспокойся.
Робин знал, что больше никогда ее не увидит. Как бы ни сложились дальнейшие события, в этом он был уверен. Он всмотрелся в ее легкую улыбку, пытаясь запомнить этот момент.
– Я постараюсь, миссис Пайпер. До свидания.
На улице ему пришлось взять себя в руки, прежде чем отправиться обратно в башню.
Кабинеты профессоров факультета находились на седьмом этаже. Робин подождал на лестнице, пока коридор не опустеет, и быстро сунул ключ в замок кабинета профессора Ловелла. Корреспонденция в кабинете была примерно такая же, как и в Хампстеде, – письма от Джардина, Мэтисона, Гюцлаффа и других относительно военных планов и предстоящего вторжения. Робин собрал несколько штук и сунул за пазуху. Он понятия не имел, что будет делать с письмами «Гермес», но лучше иметь доказательства, чем не иметь их, рассудил он.
Он запер за собой дверь и вдруг услышал голоса из кабинета профессора Плейфера. Первый принадлежал женщине, громкий и требовательный.
– Он пропустил три платежа подряд, и я ничего не слышала о нем уже несколько месяцев…
– Ричард – очень занятой человек, – ответил профессор Плейфер. – И он по-прежнему в ежегодной заграничной экспедиции с четвертым курсом, не сомневаюсь, он сообщил вам об этом…
– Не сообщил, – сказала женщина. – Вы же знаете, он страшно неорганизованный, никогда не знает, куда едет. Он не написал, даже не телеграфировал, ничего не прислал детям. Они уже начинают забывать, что у них есть отец.
С колотящимся сердцем Робин на цыпочках дошел до угла коридора. Разговор по-прежнему был хорошо слышен. До лестницы оставалось всего несколько шагов. Если дверь откроется, он успеет сбежать на шестой этаж, прежде чем его заметят.
– Понимаю, это, вероятно, э-э-э… очень тяжело, – неловко промямлил профессор Плейфер. – Хотя должен сказать, мы редко разговариваем с Ричардом на эту тему. Лучше вам обсудить это с ним напрямую…
– Когда он должен вернуться?
– На следующей неделе. Хотя в Кантоне кое-что случилось, как я слышал, значит, он может приехать и на несколько дней раньше. Я в самом деле не знаю точно, миссис Ловелл, я сообщу вам, как только что-то будет известно, но пока мы знаем не больше, чем вы.
Дверь открылась. Робин уже собрался бежать, но умирал от любопытства и все-таки остался на месте. Он выглянул из-за угла. Ему хотелось убедиться, знать наверняка.
В коридор вышла высокая дама с проседью. С ней было двое детей. Старшая девочка лет десяти явно плакала, хотя и пыталась скрыть всхлипы ладонью, а другой рукой цеплялась за мать. Мальчику было всего пять или шесть. Как только миссис Ловелл попрощалась с профессором Плейфером, мальчик вприпрыжку устремился за матерью в коридор.
У Робина перехватило дыхание. Он сильнее высунулся из-за угла, не в силах оторвать взгляд. Мальчик был так похож на него самого и на Гриффина. Такие же светло-карие глаза, темные волосы, только чуть более кудрявые.
Мальчик встретился с ним взглядом. А потом, к ужасу Робина, открыл рот и чистым голоском пропищал:
– Папа.
Робин бросился бежать.
– В чем дело? – донесся до него уже на лестнице голос миссис Ловелл. – Что ты сказал, Дик?
Сын профессора Ловелла что-то пролепетал в ответ, но Робин уже быстро бежал вниз и не услышал.
– Проклятье, – сказал Рами. – Я и не знал, что у профессора Ловелла есть семья.
– Я же тебе говорил, у него поместье в Йоркшире!
– Я решил, что ты все выдумал, – признался Рами. – Я никогда не видел, чтобы он куда-нибудь уезжал. Он… не выглядел как семейный человек. Как он умудрялся пробыть дома достаточно долго, чтобы зачать детей?
– Суть в том, что семья существует и встревожена. Он явно пропустил платеж на поместье. И теперь Плейфер знает – что-то пошло не так.
– А если заплатим мы? – предложила Виктуар. – Подделаем его почерк и пошлем деньги. Сколько требуется для содержания поместья в месяц?
– Если членов семьи всего трое? – Летти ненадолго задумалась. – Около десяти фунтов.
Виктуар покраснела. Рами вздохнул и потер виски. Робин плеснул себе бренди.
В тот вечер всех охватило уныние. Помимо пачки писем из кабинета профессора Ловелла, день ничего не принес. Общество Гермеса по-прежнему молчало. За подоконником Робина не появилось никакой записки. Виктуар и Рами побывали на указанных Энтони местах – у вынимающегося кирпича за собором церкви Христа, у потаенной скамейки в ботаническом саду, у перевернутого ялика в излучине Черуэлла, – но не нашли никаких признаков, что там кто-то недавно побывал. Они даже почти целый час гуляли перед «Крученым корнем» в надежде, что их заметит Гриффин, но привлекли только пристальные взгляды завсегдатаев.
Однако и ничего катастрофического тоже не произошло – ни к кому не вломилась оксфордская полиция. Летти снова начала задыхаться за обедом в буфете, но Виктуар хлопнула ее по спине, сделав вид, что Летти просто подавилась виноградиной. Робин со злостью подумал, что поведение Летти, увы, подтверждает мнение о том, что женщины – нервные истерички с куриными мозгами.
Пока им ничего не грозило. И все же они не могли отделаться от чувства, что время поджимает – у многих людей начнут возникать подозрения, и везение не будет длиться вечно. Но куда еще им податься? Если они сбегут, то общество Гермеса их не найдет. Они застряли в ловушке обязательств.
– Ох, – выдохнул Рами, перебирая письма из своего почтового ящика, чтобы отделить бесполезные буклеты от важных сообщений. – Я кое-что забыл.
– Что? – спросила Летти.
– Прием на факультете. – Рами помахал толстой кремовой карточкой с приглашением. – Проклятая факультетская вечеринка уже в эту пятницу.
– Разумеется, мы не пойдем, – сказал Робин.
– Мы не можем не пойти, – возразил Рами. – Это же прием на факультете.
Каждый год перед началом второго триместра Королевский институт перевода устраивал вечеринку в саду на территории Университетского колледжа для преподавателей, студентов и аспирантов. Четверо друзей побывали уже на трех. Это были долгие, ничем не примечательные мероприятия; как и на всех оксфордских приемах, еда была так себе, а речи длинными. Робин не мог понять, почему Рами придает этому такое значение.
– И что с того? – спросила Виктуар.
– А то, что идут все. Это обязательно, – ответил Рами. – Теперь все уже знают, что мы вернулись, ведь утром мы наткнулись на профессора Крафт перед камерой Рэдклиффа и многие видели Летти в буфете. Нам придется туда пойти.