ля того и существуют, чтобы нести всякую околесицу. А колокол висит высоко — без бинокля не разглядишь, что там на самом деле написано.
И надо ли говорить, что приборный щиток хомяковского «мерседеса» вряд ли уступал средней руки иконостасу.
Должно ли было от этого все пойти на лад в питерском Зак-Се, мы судить не беремся, но вот то, что в своем личном промысле Семен Петрович определенно рассчитывал на помощь свыше, — это есть факт.
И не просто рассчитывал. Время от времени у него появлялись веские основания считать, что «оттуда» за ним, в самом деле, присматривали с самым благожелательным вниманием.
Позже он любил вспоминать, как, расставшись с чекистом, уселся за руль «шестисотого», — и ему, дескать, сразу же показалось, будто святые угодники, густо населившие Торпедо, поглядывали на него значительно и с некоторой хитрецой. Мы, правда, думаем, что это была позднейшая аберрация памяти. Могли он догадаться, что его невысказанные пожелания были услышаны и приняты во внимание, более того — очень скоро ему будет явлен знак!
Только оказался этот знак весьма нетривиальным, поди распознай. Но таков уж обычай у Высших Сил, и ничего тут не поделаешь.
…Ресторан «Забава» помещался на Московском шоссе, особняк же Семена Петровича, как и полагается жилищу деятеля такого масштаба, — на Приморском. К моменту нашего рассказа кольцевую дорогу еще не достроили, поэтому, хочешь не хочешь, приходилось пересекать по диагонали весь город.
Так вот, когда впереди замаячила площадь Победы, Хомякова, по обыкновению сидевшего за рулем, посетила вполне авантюрная идея проехать в непосредственной близости от первоисточника дымки. Тщился ли он детской надеждой, что именно сейчас там снова появится вольтанутая марьяна, увешанная драгоценным рыжьем? Или рассчитывал, что вблизи «Гипертеха» его посетит особо ценная мысль?.. Трудно сказать. Факттот, что Семен Петрович повернул руль, и вместе с ним, как выразился один умный писатель, повернула история.
По крайней мере — история, рассказываемая на этих страницах…
Чего Хомяков в принципе не боялся, так это того, что в радужных отблесках иномирового сияния у его машины безнадежно заглохнет мотор. Ну заглохнет. Ну и плевать. Пацаны из джипа сопровождения выкатят на руках: не первый раз!
Могли знать Семен Петрович, с какой стороны подберется к нему беда! Только-только он вырулил на Новоизмайловский, когда в животе внезапно заурчало, потом возникла характерная тяжесть и наконец бешено закрутился свинцовый ком. Господи, за что?! Можно было подумать, это сам Семен Петрович, а вовсе не его гость опустошил сегодня рыбные кладовые «Забавы»! Максимальная нужда навалилась внезапно и со всей беспощадностыо, тут и поймешь, с какой стати народная мудрость числит ее одним из синонимов быстроты…
Конечно, кругом «Гипертеха» было полно пустующих домов, благополучно загаженных и до Хомякова, но кто поручится, что где-нибудь не щелкнет затвор фотокамеры и мощный объектив не увековечит народного избранника за малопочтенным занятием?.. Большие люди, между прочим, на таких вот мелочах и погорали.
На свое счастье, Хомяков был депутатом со стажем. Он приезжал сюда непосредственно после взрыва, обещал разобраться и успокаивал жителей. Кто теперь помнил об этом?.. Зато сам Семен Петрович запомнил нечто жизненно важное. А именно — сортир в скверике на углу. И у него даже были основания полагать, что сортир, как ни странно, функционировал поныне. Ведь именно оттуда, по его же словам, вышел тот чувак за четверть часа перед тем, как наткнуться на свою марьяну!
Взревел шестилитровый двигатель, завизжали колеса… Святые угодники благополучно препроводили незаглохший «Мерседес» чуть не к самой двери обшарпанного заведения, но там-то Хомяков тормознул так, что машину, технически неспособную к заносам, занесло все равно.
— Сидеть! — Волевым движением подбородка Семен Петрович вернул в машину выскочивших было телохранителей. И, на ходу расстегивая пряжку ремня, устремился к неказистой двери с самой значимой сейчас в мире буквой «М»…
От предельного напряжения он частично утратил обычную наблюдательность и даже не обратил внимания, что из недр сортира пахло совсем не отходами человеческой жизнедеятельности, а, наоборот, чем-то очень съедобным. Какое! Мироощущение сузилось до предела, Семен Петрович рванул дверь на себя…
И увидел такое, отчего его ноги враз ослабели, а перед глазами пошли красные круги. Вход туда, где маняще журчало, был заперт на швабру и, видимо для верности, заблокирован стулом. На стуле же восседал небритый помойщик, прикинутый в камуфляжную куртку, стоптанные ботинки и, представьте себе, подшлемник. Его поза выражала непреклонное намерение никого внутрь не пускать, а на роже читалось ехидное злорадство. Под стулом и вокруг него громоздилась сущая баррикада из бутылок. Естественно, пустых. От тридцать третьего портвейна.
— Отлезь, парашник!!! — страшным шепотом выдохнул Хомяков.
Пьянчуга вдруг заулыбался, отчего из уголка рта потекла неопрятная струйка, и внезапно, заикаясь, сказал:
— Ты меня не гони. ОНА сейчас совсем нехорошая, а я ЕЁ насквозь вижу. Сейчас ОНА уйдет, тогда и пущу…
На мгновение Семен Петрович даже забыл про нужду, но только на миг. Как бы он повел себя дальше и что бы из этого получилось, нам, впрочем, неведомо. Именно в это время один из хомяковских телохранителей, оставшихся снаружи, сообразил, что у Папы возникли какие-то палки в колесах, и привычно ринулся на подмогу.
Ворвавшись внутрь, он отшвырнул пытавшегося что-то сказать помойщика, выдернул из двери швабру и устремился проверять кабинки сортира.
Вот отрывисто хлопнула крайняя дверца… Хомяков услышал жуткий, быстро унесшийся вдаль мужской вопль, от которого снедавшая его нужда улеглась сразу и насовсем. А с трудом поднявшийся с пола пьянчужка погрозил пальцем и опять заладил свое:
— ОНА теперь совсем нехорошая. Говоришь вот, так не слушаете… Что ты, что эти… А я ЕЁ вижу! — И, оглянувшись, вдруг заулыбался. — Ушла ОНА. Пойду пол мыть…
И со шваброй наперевес двинулся к писсуарам.
Мгновение Семен Петрович пребывал в прострации, затем кинулся следом и, распахнув дверь той самой кабинки, не смог сдержать вопля.
Кабинка была пуста…
…Исследователи пишут, что христианская религия утратила чувство юмора уже давным-давно — веку этак к девятому. Но это касается лишь земных последователей данного конкретного вероучения. Там, Наверху, по-прежнему очень не против посмеяться и пошутить…
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Врага нужно знать! И с лица, и не только. С изнанки-то у него обычно самое интересное и располагается…
Капустин подготовил командиру компромат на Опарышева в лучшем виде. Распечатанный на цветном принтере, богато иллюстрированный… Иван Степанович велел Ефросинье Дроновне принести чайку, задраил на всякий случай блиндированную дверь кабинета и углубился в чтение.
Опарышев окончил Ленинградский политехнический институт в 1960 году. На первом и втором курсах его успеваемость была заметно выше, чем на последующих. Дипломный проект назывался «Регулятор мощности» и представлял собой «творческую обработку» одного из приборов, созданных в КБ Аналитического приборостроения, где Опарышев проходил преддипломную практику. Проекту была дана оценка «хорошо».
Распределение на работу он получил в Центральный научно-исследовательский институт преобразования энергии (ЦНИИПЭ)…
(Примечание Капустина: Вот тут, командир, непонятки. Я же проверил: институтик не богадельня какая, что-то вроде нашего «Гипертеха». Были одно время даже конкурентами по «Наркозу-1»… Короче туда всю дорогу брали лучших из лучших. А тут — чуть не троечника!)
В ЦНИИПЭ Опарышев сперва был определен в Патентный отдел, но спустя несколько месяцев перевелся в лабораторию, которой руководил сам директор — академик Добродеев И. Ю. Там он был опробован в нескольких группах. В итоге шеф подключил его к работе по подготовке к печати сборника трудов института. Здесь, по отзывам, он проявил рвение и организаторский талант и стал незаменимым помощником директора. Во всяком случае, тот даже отметил его работу в приказе по институту с вручением премии. Затем подключил Опарышева к подготовке издания своих научных трудов.
Вскоре Опарышева приняли в аспирантуру. Оценки на вступительных экзаменах: история партии — 4, английский язык — 5, специальность — 4.
(Примечание Капустина: Во, во, а я о чем?)
Насколько можно установить, Опарышев пунктуально посещал занятия в группах по подготовке к кандидатским экзаменам по философии и английскому языку и успешно сдал эти экзамены в установленный срок. Экзамен по специальности был ему оформлен по факту написания реферата, содержавшего предварительный перечень печатных и рукописных трудов академика Добродеева с краткими аннотациями. В этот же период ведомственные сборники опубликовали две научные статьи академика, написанные им по материалам исследований прошлых лет. В обе Опарышев был включен в качестве соавтора.
(Примечание Капустина: Я спрашивал, с какого перепуга, сказали знаешь что? Что аспиранту нужны публикации к защите, прикинь!)
Защита кандидатской диссертации прошла в положенный срок. Академик Добродеев лично подобрал оппонентов и ведущую организацию, договорился о сторонних отзывах, председательствовал на защите, так что она прошла на редкость гладко. Утверждение ВАКом[22] последовало через два месяца.
(Примечание Капустина: Ну прямо отец родной, блин.)
Правда, злые языки утверждали, что в основе диссертации Опарышева лежит давнее незавершенное теоретическое исследование Добродеева, которое академик якобы помог ему оформить в благодарность за рвение, проявленное в ходе подготовки к печати своих трудов…
(Примечание Капустина: Я ж говорил!)
Став кандидатом, Опарышев вскоре получил должность референта при академике и всецело занялся его текущими делами. Готовил различные документы, проекты, решения, отчеты, привлекая к этому любых сотрудников ЦНИИПЭ, готовил совещания и встречи, сопровождал академика в поездках и командировках. Вскоре он стал ученым секретарем института, начал регулярно ездить в Москву, отстаивая темы и их финансирование. С этого времени Опарышев регулярно появляется в числе авторов научных публикаций.