Тут в кармане профессора завозился и запищал сотовый телефон.
— Да?
— Лев Поликарпович, телевизор поблизости есть? Включайте скорее. Пятый канал.
Голос Скудина прозвучал как у мальчишки-именинника, разворачивающего подарки, и сразу сменился коротким сигналом отбоя.
— Эдик, — засуетился профессор, — где пульт?
Жидкокристаллический экран вспыхнул почти без задержки.
— …В дачном поселке Орехово, — рассказывала, идя по заснеженной дорожке, красивая юная журналистка. — История, которая могла завершиться настоящей трагедией, в итоге одарила нас примерами человеческого неравнодушия и самоотверженного участия…
За спиной девушки виднелись красные пожарные машины, проломленный ими забор и редеющие клубы дыма над покатой металлочерепичной крышей.
— Пожар, вспыхнувший, по предварительным оценкам, из-за неисправной электропроводки, разгорелся в три часа ночи, — продолжала рассказывать корреспондентка. — Горел домик, принадлежащий известному физику, академику Опарышеву. Академик, давно перебравшийся в Москву, не прерывал связи с родным городом и каждое лето приезжал сюда отдыхать. Это только кажется, что зимой в дачном поселке полное безлюдье. — Девушка обвела рукой утонувшие в сугробах заборы. — Однако мир не без добрых людей. Пожар заметил случайный прохожий. Этот неравнодушный человек сразу позвонил «01», и из поселка Сосново без промедления примчался пожарный расчет. Домик ученого удалось отстоять.
Камера переместилась во двор опарышевской дачи. Закопченный снег был усеян осколками лопнувших стеклопакетов и останками сгоревших диванов, но, судя по всему, дом пострадал не так уж бесповоротно.
— Но самое замечательное заключалось вот в чем, — щурясь на яркое солнце, поведала журналистка. — На чердаке горящего дома пожарными было обнаружено множество рукописей, вероятно составлявших многолетние архивы ученого. Вот тут-то и могла бы разыграться трагедия, ведь все мы помним, как в свое время тушили сперва библиотеку Академии наук, а позднее и Блоковскую библиотеку на Невском. Но — подумайте только! — в пожарной команде небольшого поселка оказался человек, принимавший участие в тех далеких событиях. Он первым понял, какой интеллектуальный капитал мог оказаться утрачен. Бесценные бумаги передавали с дачного чердака по цепочке, из рук в руки…
«Ваня, — с нежностью подумал Лев Поликарпович. — Ванечка. Кудеяр… Что бы мы без тебя делали…»
— К сожалению, связаться с самим академиком нам пока не удалось, — обворожительно улыбнулась телевизионная девушка. — Мы, однако, можем со всей определенностью заверить уважаемого ученого, что в данный момент его архивы находятся в Санкт-Петербурге, ими занимаются очень компетентные специалисты. Рукописи не горят!
Шихман издал дикарский боевой клич, обхватил Льва Поликарповича за плечи и пустился с ним в пляс.
Женя Корнецкая дочистила последнюю морковину, выкинула в ведро шелуху, ополоснула руки и выгрузила из кухонного шкафчика соковыжималку. «Демидовский экспресс» вез ее до Питера чуть более суток, лишь раз, и то ненадолго, застряв по дороге, и все это время Женя раздумывала о телефонном номере, который продиктовала ей память. Был ли этот номер реальным? Или разошедшееся воображение подсунуло ей бессмысленный ряд цифр, дополненный питерским кодом?.. Оказалось — первое. Ее только слегка удивило, что «шпионский пароль» на самом деле был никаким не паролем. Обладатель приятного молодого голоса на том конце провода действительно искал домработницу. И не более того.
Чем усерднее старалась Женя разобраться в своем прошлом, тем меньшее удовольствие получала от процесса.
Получалось, она, тихвинская уроженка, никогда в жизни своей не бывавшая за границей, летела откуда-то на сугубо импортном самолете скандинавских авиалиний, проваливалась сквозь хрональную дыру аж в Древнюю Грецию, выслушивала туманно- настораживающее пророчество оракула в Дельфах, приобретала способность читать мысли, производила мотоциклетный рейд, достойный хорошего боевика, наконец, собственноручно убила пять человек… И все это затем, чтобы начать блистательную карьеру домработницы у юного гения, сына высокопоставленного генерала?..
Да уж, чудны дела Твои, Господи…
«Это моя мысль или кого-то из гостей?»
Честно говоря, в чужие головы Женя старалась заглядывать как можно реже. В основном потому, что там обнаруживалась если не грязь, то вселенское беспокойство, а ей хватало и своих проблем. Может, это было натуральное малодушие, но тихая жизнь на прекрасно оборудованной Эдиковой кухне, среди кастрюль и сковородок, ее покамест устраивала как нельзя лучше. После всех приключений душа и тело требовали отдыха. У нее был ключ от квартиры, она жила в маленькой комнате, наводила порядок, ходила по магазинам, с удовольствием стряпала, подавала… А когда возвращались хозяева — принималась множить в уме трехзначные числа или читать не забытое еще со школы «Бородино». Что угодно, кроме подслушивания чужих мыслей!
Особенно это касалось мыслей человека, который мало-помалу становился ей дорог…
Хорошо еще, дар срабатывал в основном при прямом визуальном контакте. Соответственно, кухня была местом, где ей удавалось достаточно надежно укрыться.
Женя включила громко зажужжавшую соковыжималку и стала бросать в нее калиброванные морковки. Она еще по голосу, прозвучавшему в динамике телефона, поняла, что «не надо отчества, Эдуард, просто Эдуард» окажется вряд ли похожим на Леонтиска. У нее ведь мелькала-таки крамольная мысль о втором шансе, который, быть может, намеревалась дать ей судьба… Нет, судьба оказалась, как ей и положено, то ли индейкой, толи злодейкой, причем неизвестно, что хуже. Белокурый, узкоплечий, худенький Эдик ничем не напоминал богатыря и красавца философа. Но почему, когда два дня назад он случайно (случайно ли?) задержал ее руку в своей, Женю ударило точно таким же электрическим током?
Она с радостью отдала бы и непрошеный дар, и все на свете пророчества, если в порядке расплаты ей предстояло узнать, что Эдик не чувствует к ней ничего, совсем ничего… что он любит другую…
«Ну вот. Пошли сопли и вопли!»
Женя намазала последний маленький бутерброд настоящим вологодским маслом для лучшего усвоения содержавшегося в соке полезного каротина, красиво расставила на подносе тарелочки и стаканы — и вышла в комнату к гостям.
Она подоспела как раз к тому моменту, когда по телевизору передали какое-то необыкновенно радостное сообщение. Во всяком случае, Эдик и двое пожилых ученых водили хоровод, в восторге распевая воинственно-победную «Марсельезу». В общем веселье не участвовал лишь глубокий старик, одиноко сидевший в инвалидном кресле возле окна. Когда Женя вошла, он медленно повернул кресло…
И у нее чуть не выпал из рук поднос с бутербродиками и только что выжатым соком.
— Дедушка! — не памятуя ни о каких приличиях, во все горло завопила она. — Ганс Людвиг! Дедуленька!..
ВОТ ТЕПЕРЬ МОЖНО И В РИМ!
Когда стало окончательно ясно, что в зоне действия дымки лучше перемещаться на дизельном ходу, а улицы полны неожиданностей, в среде состоятельных питерцев возникла стихийная мода на бронетехнику. Некоторые обзавелись настоящими военными агрегатами, но им требовалась чертова прорва солярки, и по мере роста топливного дефицита все большей популярностью в солидных бандитских кругах стали пользоваться КрАЗы с КамАЗами. Понятно, при стальных заглушках со смотровыми щелями вместо стекол в кабинах.
В кабине 260-го КрАЗа противно воняло соляркой, в тесноте наваливался на плечо Чекист, но Семен Петрович Хомяков все неудобства переносил мужественно, хорошо понимая, что жизнь нынче настала такая — гундозная.
Трехсотсильный дизель мерно урчал, огромные колеса дружно месили мартовскую слякоть бездорожья, бывшего некогда городской улицей с весьма подходящим названием — Броневая. День был опять же истинно мартовский, пронзительно-синий. Семен Петрович поискал глазами солнце, почему-то не сразу нашел, а когда нашел и сообразил, в какой стороне горизонта располагалось светило, ему захотелось перекреститься. «Что за тварь такая человек, ко всему приспосабливается…»
Кажется, еще вчера ему на дело доводилось выходить раз в пол года, да и то только для поддержания авторитета, и ездить иначе как в «шестисотом» было западло… А вот приперло — и стало не до понтов. Чтобы выйти в цезари, приходилось трудиться. Да как! Не покладая рук…
Тем временем впереди показалась железнодорожная станция, одноименная с улицей. Поезда, впрочем, давно не ходили, рельсы покрывались ржавчиной, зато здесь располагался единственный КПП зоны, где удалось прикормить начальство «красноголовых». В буквальном смысле причем. Когда остановивший машину небритый сержант хрипло поинтересовался пропуском, Хомяков опустил стекло и коротко посоветовал:
— В кузове посмотри.
Было слышно, как грохнул открываемый задний борт. Сидевшие в кузове «быки» потащили по железу нечто тяжелое, и в снежное месиво шмякнулась разделанная оленья полутуша.
— Петя, порядок, пропускай, — зычно крикнул страж ворот.
Двигатель натужно взревел, из выхлопной трубы вылетел густой дымный шлейф. Сидевший за рулем Макарон включил индикатор временных ям и медленно повел машину вперед.
Ошивавшиеся неподалеку крысятники — мелкая шушера, раздевавшая вольтанутых на тротуарах, — при виде КрАЗа мгновенно исчезли в ближайшем парадняке, да и правильно сделали. На местном Клондайке успела установиться своя иерархия. Внутри периметра переступать дорогу Хомякову не решался никто.
Это была третья ходка Семена Петровича вместе с сябрами в зону. Первый блин едва не получился комом: Хомяков не пожелал начинать с малого и сразу надумал «взять» сокровищницу храма Соломона, но вышла промашка. Что поделаешь, везде нужен опыт. Несмотря на подробную карту, они все-таки перепутали хрональный туннель, и какая-то конница — они даже как следует не разобрались чья — едва не растоптала их всмятку. Соответственно, пришлось срочно линять. Однако, не впав в уныние, Семен Петрович без передышки зашел на вторую попытку, и она оказалась более чем удачна