Вавилонская башня — страница 2 из 5

— Откуда взялось это дерево? Я не видел лесов с того дня, как мы оставили Элам.

— Это из северных лесов. Их посадили, когда башню только начали строить. Срубленные деревья сплавляют вниз по Евфрату.

— Вы посадили целый лес? — Хиллалум был потрясен.

— И так вот получили все необходимое дерево?

— Большую часть. На севере были вырублены целые чащобы, а бревна сплавляли вниз по реке. Лугатум проверил колеса повозки, откупорил небольшую кожаную фляжку и полил немного масла между осью и колесом. К ним протискивался Нанни, глядя на улицы Вавилона, лежавшие внизу.

— Никогда еще я не был так высоко, чтобы увидеть сверху целый город.

— И я тоже, — ответил Хиллалум. Лугатум лишь усмехнулся.

— Пошли. Все повозки уже готовы. Вскоре всех людей поделили, по двое на каждую повозку. К повозке крепилось две оглобли с веревочной упряжью. Рудокопов чередовали с опытными людьми, чтобы караван шел в нужном ритме. Лугатум с напарником тянули свой возок сразу за Хиллалумом с Нанни.

— И помните, — объяснял Лугатум, — между вами и передней повозкой было десять локтей. На поворотах тянет только правый, так что каждый час будете меняться. Люди уже потянули свои повозки вверх по пандусу. Хиллалум с Нанни нагнулись, перебросили веревки через плечо, выпрямились, подняв передний край повозки вверх.

— Пошли! — скомандовал Лугатум. Они налегли на веревки и повозка тронулась. Когда она сдвинулась с места, тянуть оказалось не очень тяжело, и они медленно закружились вокруг башни, приближаясь к пандусу. На подъеме снова пришлось подналечь.

— Это что, легкая повозка? — пробормотал Хиллалум. Дорога была чуть шире повозки, как раз, чтобы между повозкой и стеной мог пройти один человек. Она была покрыта кирпичом, в котором за много столетий колеса проели две глубокие колеи. Над головами возчиков вздымался свод, сложенный из широких квадратных кирпичей. Колонны справа были достаточно широкими, чтобы дорога походила на тоннель. Если не смотреть вправо, то даже не чувствовалось, что находишься на башне.

— Ты не поешь, когда долбишь шахту? — окликнул Лугатум.

— Если порода легкая.

— Тогда спой песню рудокопов. Пожелание долетело до слуха других рудокопов, и вскоре вся группа уже пела.

Тени укорачивались, и они поднимались все выше и выше. Вокруг был только свежий воздух, и здесь, в тени колонн, было куда прохладнее, чем внизу, на узеньких улочках города, где полуденная жара убивала ящериц, перебегавших дорогу. Если выглянуть через край, было видно темный Евфрат, зеленые поля, тянущиеся на целые лиги, пересеченные поблескивающими под солнцем каналами. Вавилон был занятным лабиринтом тесных улиц и зданий, ослепительно сияющих гипсовой побелкой; он становился все меньше и меньше, прижимаясь к основанию башни. Хиллалум снова тянул справа, ближе к краю, когда услышал какие-то крики с нижнего уровня. Он подумал, что следовало бы остановиться и посмотреть вниз, но не хотел прерывать движения. Потом, через край он все равно не рассмотрит как следует, что же там случилось.

— Что там такое? — обернулся он к Лугатуму.

— Кто-то из твоих друзей-рудокопов испугался высоты. Такое случается у тех, кто поднимается в первый раз. Такие ложатся на пол и не могут подниматься дальше. Но так низко это случается с немногими. Хиллалум понял его.

— Нам знакомо подобное, у рудокопов-учеников. Некоторые не могут спуститься в шахту, боятся, что их завалит.

— Правда? Никогда не слыхал про такое. А ты как чувствуешь себя на высоте?

— Ничего. Хиллалум покосился на Нанни, и оба поняли, что это не совсем так.

— Ладони потеют, ага? — прошептал Нанни. Хиллалум потер ладони о грубые волокна веревки и кивнул.

— У меня тоже, когда я шел с краю.

— Может быть, нам тоже шоры надеть, как быку с козлом? — ухмыльнулся Хиллалум.

— Как ты думаешь, когда поднимемся выше, мы тоже испугаемся высоты?

Хиллалум подумал. Один из их друзей почувствовал страх высоты так скоро; это не сулило ничего хорошего. Он отогнал эту мысль: тысячи людей поднимаются безо всякого страха и будет глупо, если страх одного рудокопа заразит всех.

— Мы просто не привыкли. У нас впереди месяцы, чтобы приспособиться к высоте. Пока мы дойдем до вершины, нам будет хотеться, чтобы она была еще выше.

— Э, нет, — ответил Нанни. — Что-то мне не хочется тянуть повозку еще выше.

Оба рассмеялись.

Вечером они поужинали ячменем, чечевицей и луком, и легли спать в узких коридорах, пронизывавших все тело башни. На следующее утро рудокопы едва могли пошевелиться, так болели ноги. Возчики, посмеиваясь, дали им лечебную мазь для ног, перераспределили груз на повозках, чтобы было легче тянуть. Хиллалум выглянул наружу и почувствовал, как у него подгибаются колени. На этой высоте дул ровный ветер, и он понимал, что ветер будет становиться сильнее по мере их подъема. Интересно, не сдуло ли кого-нибудь с башни по неосторожности? И падение; можно было молитву прочесть, пока долетишь до земли. От этой мысли Хиллалум поежился. Если не считать боли в ногах, второй день не отличался от первого. Теперь было видно гораздо дальше, широта обзора ошеломляла. Им были видны пустыни за горами, идущие караваны казались цепочками муравьев. Больше никто из рудокопов не чувствовал такого страха, что не мог подниматься дальше, и путь их продолжался весь день без происшествий. На третий день ногам не полегчало, и Хиллалум чувствовал себя хромым калекой. Лишь на четвертый день ноги привыкли и эламиты снова тащили первоначальный груз. Они поднимались до самого вечера, когда повстречали вторую группу возчиков, налегке спускавшихся с тележками сверху по дороге, ведущей вниз. Дорога, ведущая наверх, и дорога, ведущая вниз, вились вокруг башни, не пересекаясь, но их соединяли коридоры, пробитые сквозь башню. Когда возчики встретились, они обменялись повозками, просто пройдя по коридору. Рудокопов познакомили с возчиками второй группы, они вместе поужинали, а потом проболтали весь вечер. На следующее утро первая группа возчиков приготовилась спускать пустые возки вниз, в Вавилон, и Лугатум распрощался с Хиллалумом и Нанни.

— Берегите повозку. Она поднималась на башню больше раз, чем любой из людей.

— Ты и повозке завидуешь? — съязвил Нанни.

— Нет. Каждый раз, когда она добирается до вершины, ей приходится еще и спускаться обратно. Я бы этого не выдержал.

Когда в конце дня вторая группа остановилась, возчик, тянувший за Хиллалумом и Нанни, подошел к ним. Его звали Кудда.

— Вы еще не видели, как садится солнце на такой высоте. Давайте поглядим.

Кудда подошел к краю и сел, спустив ноги наружу. Потом увидел, что его соседи не решаются последовать примеру.

— Можете лечь и выглядывать через край. Хиллалуму не хотелось, чтобы его считали пугливым младенцем, но он не смог заставить себя усесться на краю, зная, что под ногами у него тысячи локтей высоты. Он лег на живот, выставив за край голову. Рядом улегся Нанни.

— Когда солнце окажется у самого горизонта, поглядите вниз на башню. Хиллалум бросил взгляд вниз, потом глянул на горизонт.

— И в чем разница, как здесь садится солнце?

— А подумай. Когда солнце спускается за вершинами гор на западе, тень падает на равнину Шинар. Но здесь мы выше горных вершин, и все еще видим солнце. Чтобы мы увидели ночь, солнце должно спуститься ниже. Когда Хиллалум понял, у него отвисла челюсть.

— Тень от гор отмечает наступление ночи. На земле внизу ночь наступает раньше, чем здесь? Кудда кивнул.

— Ты увидишь, как ночь поднимается вверх по башне, от земли к небу. Она движется быстро, но заметить можно. Он с минуту следил за багровым шаром солнца, а потом показал вниз:

— Вот!

Хиллалум и Нанни посмотрели вниз. У самого подножия необъятной башни в тени лежал крошечный Вавилон. Затем темнота стала двигаться по башне, как поднимающийся занавес. Сначала она двигалась медленно, Хиллалум чувствовал, как проходят секунды, приближаясь, тень бежала быстрее и быстрее, пока наконец не промчалась мимо. Не успел он и моргнуть, как наступили сумерки. Хиллалум перевернулся и поглядел вверх, как раз вовремя, чтобы увидеть, как тьма скрывает остальную часть башни. В дальнем далеке, на краю мира садилось солнце, и небо становилось все темнее.

— Вот это зрелище, правда?

Хиллалум не ответил. Впервые в жизни он понял, что такое ночь. Это тень земли, ложащаяся на небо.

Еще через пару дней подъема Хиллалум еще больше привык к высоте. Хотя они поднялись на добрую половину лиги, он уже мог подойти к самому краю дороги и посмотреть вниз. Он ухватился за одну из колонн и осторожно выглянул вверх. Тут ему стало заметно, что башня уже не похожа на гладкую колонну. Хиллалум спросил у Кудды:

— Кажется, выше башня расширяется. Как такое может быть?

— А ты присмотрись получше. На стенах башни подвешены деревянные балконы. Они сделаны из кипариса, и подвешены на льняных канатах. Хиллалум искоса посмотрел на него.

— Балконы? Зачем?

— Там насыпан слой плодородной земли, чтобы можно было выращивать овощи. На этой высоте воды мало, поэтому чаще всего растят лук. А вот выше, где дождь идет чаще, и бобы увидишь.

— А как это получается, что выше дождь идет, а сюда не падает? спросил Нанни. Кудда удивленно посмотрел на него.

— Конечно. Он высыхает в воздухе, пока падает.

— Ах, конечно, — фыркнул Нанни.

К концу следующего дня они добрались до уровня балконов. Это были ровные платформы, сплошь покрытые растущим луком. Сверху их поддерживали толстые канаты, крепившиеся к стенам башни как раз под следующим ярусом балконов. На каждом уровне внутри башни было несколько узких комнат, где жили семьи возчиков. Женщины шили, сидя у порога, или дергали лук на огороде. Дети гонялись друг за другом вверх и вниз по дороге, шныряя между повозок и возчиков, и бесстрашно бегали по самому краю балконов. Обитатели башни легко узнавали рудокопов из Элама, им улыбались и махали руками. Когда пришло время ужина и повозки остановились, для здешних обитателей было сгружено много съестного и прочих товаров. Возчики встретились со своими семьями, а рудокопов пригласили разделить с ними вечернюю трапезу. Хиллалум и Нанни ужинали с семейством Кудды, наслаждаясь сушеной рыбой, хлебом, пальмовым вином и фруктами. Хиллалум заметил, что в этой части башни образовался небольшой городок, расположившийся в двух проходах между дорогой вверх и дорогой вниз. Здесь было святилище, где проводились праздничные церемонии, здесь был свой сове