торая защищала Москву; поклонники Че и Дуррути, выросшие в районе Парижа, подыхали вместе с юными снайперами шиитами или маронитами, которые никогда не видели ничего, кроме предместий Бейрута; английские проходимцы, приехавшие поддержать своих боснийских «братьев-мусульман», суетились наравне с сумасшедшими, которые воображали себя участниками «Цельнометаллической оболочки» или «Апокалипсиса сегодня», выставляя напоказ американские флаги и татуировки «Search and Destroy»;[47] юнцы, завербовавшиеся в отряд только потому, что подружка бросила их ради какого-то придурка на «мерседесе», желали доказать всему миру, что они могут умереть за серьезное дело, вместо того чтобы совершать глупое самоубийство с помощью валиума в каком-нибудь безвестном пригороде. Нет, этот отряд не имел ничего общего с мифическими интернациональными бригадами, взятыми прямо из паршивого ремейка романов Мальро (именно о таких бригадах грезили живущие в ногу со временем люди из 6-го округа Парижа).[48] Это была РЕАЛЬНОСТЬ.
Тогда Врессон взглянул на Торопа. Мусульманские отряды как раз пошли на штурм высотки, и оттуда раздался какой-то странный вопль.
Тороп и Врессон не сводили друг с друга глаз. Оба уже догадались, что именно сейчас произойдет, но Тороп был еще новичком.
— Что они там делают, черт возьми? — спросил он.
Вопрос означал: что вопят все эти парни, пришедшие победить или умереть здесь ради своих личных убеждений и мечтаний, в то мгновение, когда нужно прочистить собственные кишки и перерезать горло врагу?
Меньше чем в двухстах метрах от них часть 7-й бригады и отряд афганцев второй волной двинулись на штурм.
Пришла пора последовать за ними.
— Полагаю, Тороп, у нас нет выбора, — произнес Врессон со странной улыбкой.
Потом обвел взглядом сотню мужчин из интернационального отряда и снял свой АК-47 с предохранителя.
— Мы выступаем, ребята! — заорал он, широко улыбаясь.
— Но… что кричать во время атаки? — Тороп приводил в боевую готовность собственный автомат.
— А ты как думаешь? У тебя есть какие-то варианты?
Врессон взглядом указал на высотку, с которой доносился боевой клич. Тороп пристально смотрел на командира. Он прочел в глазах Врессона твердую, хотя и несколько насмешливую решимость.
— Ты что, прикалываешься?
— Разве я похож на того, кто прикалывается? Внимание, всем приготовиться! По моему сигналу… АЛЛАААААХАКБАААР!
Так, Тороп, которому казалось, что он находится во власти галлюцинаций, обнаружил себя бегущим под пулями и вопящим боевой клич джихада вместе с типами, знающими ислам лишь по истории об Аладдине или сказкам «Тысячи и одной ночи». Причем это были самые образованные из однополчан Торопа.
Однако интернациональный отряд в тот день творил чудеса.
В ожидании телефонного звонка Торопу нужно было убить несколько часов. Воспоминания возвращались к нему по кругу, как такты навязчивой, монотонной мелодии: различные сочетания жизни и смерти, секса и насилия, покоя и бешеной активности. На самом деле ничего особенного, подумал он, пытаясь успокоиться. Обычный сюжет человеческой жизни, просто в более концентрированном виде, чем обычно.
Было два часа ночи. Тороп услышал национальный гимн Квебека, которым государственный канал «SRQ» завершал вещание. Доуи принялся переключать программы; чудовищная какофония в конце концов оборвалась на старом британском фильме пятидесятых годов — о приключениях в джунглях во времена империи, над которой никогда не заходило солнце.
Тороп услышал смех Доуи.
Он встал и вошел в гостиную, где рыжий парень, растянувшись на диване, смотрел телевизор. Тороп посмотрел на экран. Юный индус в тюрбане разговаривал с офицером в красном мундире и сержантом-шотландцем в килте — оба явно были из тех парней, что родились с шилом в заднице.
Доуи ржал до упада, но Тороп не понимал, над чем, собственно, здесь можно смеяться. За несколько дней он успел смириться с судьбой и признать, что никогда не сможет понять чувства юмора североирландского протестанта.
Тороп направился к холодильнику и достал бутылку пива.
Едва он успел открыть ее, как раздался телефонный звонок.
Это мог быть только связной.
— Завтра утром, — произнес голос в телефонной трубке. — В почтовом ящике.
Связь оборвалась.
На следующее утро Тороп обнаружил в указанном месте конверт из плотной желтоватой бумаги.
Ключ от камеры хранения. Крупная пересадочная станция метро «Бери».
Тороп отправился туда, поймав такси на улице Сен-Дени, нашел в камере хранения ячейку номер 134, вставил ключ в замочную скважину и повернул его.
Массивный черный кейс марки «МультиРэк» от компании «Дэлси». Корпус из сплава титана с высокоуглеродистой сталью. Он занимал половину ячейки камеры хранения.
Еще один конверт из плотной желтоватой бумаги.
С еще одним ключом внутри.
Еще один черный «Дэлси».
Он сложил оба чемодана в свою тележку и с беззаботным выражением лица направился к выходу.
Тороп привез кейсы на улицу Ривар на такси и велел высадить себя на углу улиц Дулут и Сен-Дени.
Он направился прямо в квартиру номер 4075, с трудом взобрался по лестнице на крыльцо, поднялся по ступеням внутри здания и с облегчением увидел, как дверь сверху открывается и ему навстречу спускается рыжеволосый ирландец, чтобы взять один из чемоданов. Они синхронным движением поставили оба кейса на ковер в гостиной. Торопу потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться, потом он позвонил Ребекке и Мари, в квартиру 4067, которая находилась этажом ниже.
Трубку взяла Ребекка:
— Слушаю.
— Это Торп. Поднимайтесь. Вместе с Мари.
— Зачем?
Тороп понял смысл послания, скрывавшегося за этим лаконичным вопросом. Ребекка знала, что Тороп отправился за грузом. У нее было право сомневаться в необходимости показывать Мари содержимое кейсов.
Но Тороп считал иначе, по целому ряду причин. Одну из них можно было объяснить следующей короткой фразой:
— Вы ни на секунду не должны оставлять ее одну. Понятно?
— О'кей, — вздохнула Ребекка.
Когда обе они с Мари входили в квартиру Торопа и Доуи, Тороп как раз открывал первый замок на кейсе. Он откинул крышку.
Три отсека, разворачивающиеся в виде гармошки.
В первом отделении находились три автомата-пистолета «беретта» — новеньких, с иголочки, небольшого калибра, высокой скорострельности, с трехрядной обоймой, рассчитанной на двадцать четыре патрона, а также пистолет-пулемет «узи». Во втором отсеке обнаружились пистолет-пулемет НК и помповое ружье СФАС 12-го калибра со складным прикладом. А в третьем отделении их и вовсе ждал славный сюрприз: ручной гранатомет «Арвен» из арсенала спецназа, с барабаном револьверного типа, 37-го калибра, в разобранном виде.
«Толково, прочно, надежно», — подумал Тороп.
Мари Зорн стояла возле старенького телевизора марки «Зенит», зачарованно глядя на орудия уничтожения — прекрасные, черные и блестящие. Тороп посмотрел девушке в глаза и открыл второй кейс.
Обоймы для автоматического оружия. Пачки с патронами для 12-го калибра, разные модификации, в том числе начиненные дробью и патроны Бреннеке.[49]
Шесть выстрелов для гранатомета «Арвен» калибра 37 мм — шесть серых трубок, завершавшихся черной боеголовкой конической формы, с маркировкой разных цветов в соответствии с типом заряда.
Три прибора ночного видения с возможностью увеличивать изображение — модель, используемая канадской армией.
Полицейский сканер.
Три мобильных телефона «Моторола» последнего поколения с модулями для цифрового кодирования.
К оружию прилагались документы: право на ношение «беретты», разрешение на СФАС, накладные и счета-фактуры на дозволенные законом устройства. Содержимое кейсов в точности соответствовало списку, который Тороп вручил Романенко накануне отъезда.
Тороп дал своим подчиненным исчерпывающие указания относительно применения оружия.
— Мы не в Штатах, ясно? Квебек — это вам не Техас. Здесь не таскаются по улицам со стволом на поясе и даже не прячут его под пиджак. Также никто не пересекает границы Канады или США с подобным арсеналом в чемодане. Короче, использовать оружие можно только по моему приказу.
— Тогда зачем оно нужно, господин Торп? — произнес Доуи голосом, в котором явственно звучало уныние. Ирландец сопроводил свои слова жестом, обведя рукой содержимое двух открытых кейсов.
— Пригодится в случае серьезных неприятностей. Оружие будет храниться здесь, в номерах. При необходимости, в зависимости от конкретных обстоятельств, можно спрятать один-два ствола в бардачок, понятно? Мы — не герои дешевого детективного романа.
Ребекка присела на корточки возле стоявших на полу чемоданов, не сводя с оружия внимательного взгляда.
— Как мы его поделим? — тихо спросила она.
Тороп действовал решительно, без колебаний. Он взял одну «беретту» и протянул его Ребекке.
Ребекка взяла оружие, ни капли не удивившись. Сняла предохранитель, уверенным жестом вынула обойму. Вернула ее на место. Взвела курок. Дослала патрон в ствол. Снова установила предохранитель и положила пистолет на пол рядом с собой.
Тороп передал второй ствол в руки Доуи, который проделал с ним те же самые манипуляции, потом положил на колени, под руку.
— Ну, — произнес Тороп, глядя на Ребекку, — думаю, вы уже видели эту игрушку?
И он протянул ей «узи». Ребекка должна была наизусть знать его устройство, если действительно служила в ЦАХАЛе. Она небрежно отложила автомат в сторону, как будто это действительно была игрушка.
Тороп поднял глаза на Доуи и взглядом указал ему на помповое ружье СФАС.
Губы оранжистского снайпера скривились от легкой досады.
— В чем дело? — поддразнил подчиненного Тороп. — Господину не по душе эта малышка?