98. Обычно инсайдерская рента извлекается с предприятия для накопления на частных счетах российских бизнесменов в оффшорных зонах99. Этот тип дохода является по своей природе краткосрочным, в крайнем случае, среднесрочным. Способность присваивать инсайдерскую ренту опирается на инфраструктуру контроля над активами.
Инсайдерская рента имеет двойственную природу. С одной стороны, она имеет черты предпринимательского дохода, поскольку формируется за счет прибавочной стоимости (продукта неоплаченного живого труда рабочих). С другой стороны, инсайдерская рента извлекается за счет контроля над финансовыми потоками, основанного на инфраструктуре, представляющей собой механизм внеэкономического принуждения. Благодаря этому собственники предприятий могут присваивать еще и часть продукта накопленного труда рабочих (например, расхищая фонд амортизации) и часть трудового дохода (расхищая фонд заработной платы, присваивая бюджетные средства). Это типичное накопление путем отъема чужой собственности (accumulation by dispossession, см. выше). Эта последняя черта рассматриваемого дохода роднит его с феодальной рентой. Двойная природа инсайдерской ренты отражает генезис российского капитализма, возникшего из разложения сталинской системы и влияния глобального капитализма.
Отечественный внутренний рынок сжимается в результате роста неравенства в распределении доходов, усиливающегося в результате извлечения инсайдерской ренты. В самом деле, данные официальной статистики говорят о том, что доля доходов 80% (!) населения России в совокупных денежных доходах непрерывно уменьшалась в 2002–2009гг., и только одной пятой самых богатых– росла100. Это оборачивается падением продаж и снижением прибыли, что подрывает накопление фондов для инвестиций. Еще более эти средства сокращаются в результате вывода ренты из конкретных компаний. Извлечение ренты сокращает доходы мелких акционеров; менеджеров, не принадлежащих к доминирующей группе; и рабочих. В результате возникают многочисленные внутрифирменные конфликты и усиливается оппортунистическое поведение наемных работников, а также растет рабочий протест. Это вынуждает доминирующую группу увеличивать вложения в инфраструктуру контроля, чтобы подавить эти конфликты. Все это подрывает инвестиции в модернизацию и расширение производственных мощностей.
Однако инсайдерская рента подрывает и заинтересованность компаний в осуществлении потенциально выгодных инвестиционных проектов. Благодаря сокращению внутреннего рынка прибыль, ожидаемая от инвестиций в производственные мощности, является низкой. В силу этого, российский бизнес отвергает крупные инвестиционные проекты с большими сроками самоокупаемости. Поскольку, как правило, это наиболее важные проекты с точки зрения технического прогресса, долгосрочные перспективы российских компаний ухудшаются. Кроме того, внедрение технического прогресса ведет к повышению прибыльности предприятий, что делает их более привлекательной целью враждебных поглощений. Это еще более снижает заинтересованность в модернизации.
Таким образом, извлечение инсайдерской ренты раздувает внутрифирменные конфликты, уменьшает образование фондов и в конечном счете подрывает накопление капитала крупным российским бизнесом. Все это сближает российский крупный бизнес с понятием «люмпен-буржуазии» А.Франка.
В последние годы развивается концепция, рассматривающая российское общество как вариант бюрократически-монополистического капитализма101. Комментируя работу С.Меньшикова, Г.Цаголов отмечает, что его «исключительно важная, если не главная мысль» состоит в том, что «в рамках российского капитализма сформировался и действует мощный инерционный механизм, обусловливающий вращение всей экономики в заколдованном кругу главных диспропорций и перекосов»102. Сущность этого механизма обоим авторам видится в подавлении конкуренции монополией, что и выражает господство т.н. «олигархов». Однако крупный бизнес в России не обладает автономией– наблюдается тесное сращивание олигархов с государством. Именно из этой природы современного российского капитализма и вытекают такие его черты, как перекос в пользу топливно-энергетического комплекса, ограниченность внутреннего рынка из-за массовой бедности населения, высокая степень коррупции и преступности103.
Концепция бюрократически-монополистического капитализма хорошо сочетается с моделью российского корпоративного управления, изложенной в данной работе. В самом деле, внешняя защита прав собственности как часть инфраструктуры контроля предполагает тесный союз верхушки крупного бизнеса с государственным чиновничеством. Термин «сращивание» здесь очень подходит, т.к. крупные чиновники все чаще становятся крупнейшими завуалированными собственниками, контролирующими предприятия через «облако» (по выражению Якова Паппэ) оффшорных фирм. Максимизация инсайдерской ренты является главной целью бюрократически-олигархического правящего класса. Как показано выше, этим вполне объясняется растущая бедность. Сращивание бизнеса и власти означает, что коррупция не просто присутствует где-то на периферии системы, а становится ее экономической основой. В самом деле, коль скоро нельзя сохранить контроль над активами без «крыши» в лице власти, то взятка становится формой своеобразных инвестиций, имеющих приоритет перед вложениями в развитие производства. По существу, взятка становится элементом кругооборота капитала в наших условиях. Понятно, что подобное сращивание по определению подавляет конкуренцию. Чтобы понять, почему оно ведет к искажению структуры экономики, нужно принять во внимание то влияние, которое периферийное положение страны оказывает на механизм ее экономического роста.
Экономический рост в решающей степени зависит от структуры цен, складывающейся в экономике. Отрасли, в которых надбавка на удельные издержки производства выше, получают большую прибыль и, соответственно, располагают лучшими инвестиционными возможностями. Российская экономика представляет собой яркий пример диспаритета цен104. Для нее характерно наличие двух неравных групп отраслей– с ценами, растущими относительно быстрее, и ценами, растущими относительно медленнее. Первая группа включает топливно-энергетический комплекс, цветную и черную металлургию, пищевую промышленность и ряд сегментов других отраслей. Вторая– все остальные. Среди компаний привилегированного сектора экономики доминируют экспортеры энергоносителей, металлов, минеральных удобрений и некоторой другой продукции. Они обладают возможностью ограничить предложение своей продукции на внутреннем рынке, вывозя ее за рубеж. Эта власть над внутренним рынком реализуется через рост цен для своего потребителя. Неконтролируемый рост цен вздувает издержки обрабатывающей промышленности и порождает перетекание капитала в добывающие отрасли.
Структура цен российской экономики показывает, что собственники привилегированного сектора и отраслей– жертв диспаритета цен присваивают доходы, отличающиеся по величине и характеру. Надбавки на удельные издержки первого сектора растут быстрее, поскольку они включают большую долю инсайдерской ренты, чем надбавки второго сектора. Эта разница цен отражает разницу власти над рынком различных группировок капитала. В сущности, это еще один пример превращения трудовой стоимости в цену производства, рассмотренного в первом параграфе. Неравенство в распределении инсайдерской ренты между отраслями отражает перераспределение прибавочной стоимости по силе капитала. Наиболее сильными являются группировки капитала, монополизировавшие экспортные производства с низкой степенью передела продукции: нефть, газ, металлы. Этой силой их наделил мировой рынок– они допущены на рынки развитых стран, на которых можно заработать американскую валюту.
Здесь необходимо сделать одно важное отступление. Если бы капитал был просто «имуществом, приносящим доход», как думает либеральная экономическая наука, то преимущество в диспаритете цен должна была бы иметь обрабатывающая промышленность, в которой наблюдается большая капиталовооруженность труда. Однако, в действительности, капитал есть общественное отношение (труда и капитала), которое просто существует на основе тех или иных материальных носителей. Переход России к капитализму– это переход именно к периферийному капитализму, вот почему относительный вес различных группировок капитала определяется не количеством металла на рабочего, а местом этой группировки в социальной системе. Капиталисты некоторых добывающих отраслей допущены на рынок центра, а капиталисты обрабатывающей промышленности– нет. Вот почему первые сильнее вторых, независимо от того, у кого сколько каких «вещей». Значительная часть производственных мощностей отечественной обрабатывающей промышленности обесценена сложившейся системой социальных отношений периферийного капитализма и капиталом не является. В силу этого значительная и наиболее передовая часть основных фондов обрабатывающей промышленности, в таких, например, отраслях, как ядро машиностроения– станкостроение,– обречена на уничтожение. Диспаритет цен в российской экономике определяется ее подчиненным местом в мировом хозяйстве и является одним из важнейших инструментов трансформации ее социальной структуры и производительных сил.
Компрадорский характер нашего крупного бизнеса, характерный для стран периферийного капитализма, проявляется в систематическом вывозе капитала за рубеж в виде низкорискованных сбережений. По данным Центрального банка России, чистый вывоз капитала из страны частным сектором составил в 1994–2010гг. 382.2млрд. долларов (по данным платежного баланса РФ)105. Только за первый квартал 2011г. тот же показатель достиг 21.3млрд. долларов106, несмотря на рост цены нефти за тот же период на 27%107. Таким образом, отток капитала составляет доминирующую черту российской экономики как в период кризисов, так и в период подъемов. Вместе с тем, происходит и ввоз капитала из-за рубежа. Так, в 2006 и 2007гг. ввоз капитала превысил его вывоз на 41.4млрд. и 81.7млрд. долларов соответственно