Дело в том, что эти штаты, особенно после обретения независимости от Великобритании, стали посредником в эксплуатации людских и природных ресурсов Нового Света в интересах европейских метрополий19. В реальности, этот регион с центром в Нью-Йорке сам стал местной метрополией, через которую происходила вся торговля юга с Европой, поставка сюда рабов, промышленной продукции, продуктов питания и т.д. Стремительно богатевший Север быстро опередил Юг в промышленном развитии. Поскольку земли северо-востока не годились для производства экспортной продукции, они в значительной мере оставались свободны. Именно поэтому рабочие северных предприятий могли бросить работу и заняться фермерством. В силу этого собственники предприятий были вынуждены платить высокую заработную плату, что побуждало внедрять передовые, трудосберегающие технологии. Таким образом, основой промышленного развития севера США стало получение части фонда трудовой стоимости, безвозмездно передававшегося югом страны и другими регионами Северной и Южной Америки европейским метрополиям.
Принципиально по тому же пути зависимого развития, по которому шли в XIXв. Индия, классическая колониальная страна Азии, и Египет, классическая колониальная страна Ближнего Востока, пошла и Россия после крестьянской реформы 1861г. Суть царской стратегии индустриализации хорошо выразил российский министр финансов Вышнеградский, провозгласивший: «сами недоедим, но вывезем!». (Недоедало, разумеется, крестьянство.) Основная ставка делалась на привлечение иностранного капитала при сохранении архаичных форм помещичьего землевладения и самодержавия. С этой целью крестьянство принуждалось продавать хлеб по низким ценам. На доходы от продажи хлеба по бросовым ценам на европейском рынке (на котором приходилось конкурировать с дешевым американским и аргентинским зерном) царское правительство закупало золото и серебро, обеспечивая знаменитый золотой рубль Витте. Иностранный капитал, создававший предприятия в России, вывозил прибыли в золотых рублях. К этому надо прибавить огромные государственные внешние займы правительства под грабительские проценты. Строительство железных дорог, развитие добычи угля и руды, металлургия, лесная промышленность и отдельные предприятия машиностроения развивались с опорой на иностранный капитал за счет систематического ограбления крестьянства. В результате, с одной стороны, происходило сказочное обогащение иностранного капитала и его российских приспешников, а с другой– стремительное разорение российского крестьянства и обнищание рабочих20.
Трансформация коснулась и российского правящего класса. Крупный петербургский промышленно-банковский капитал рос на посредничестве в эксплуатации своей страны, зависел от самодержавия и никак не мог выполнить ту роль лидера модернизации, которую возлагали на него правые меньшевики. Справедливости ради отметим, что в России этого периода был и национально ориентированный капитал. Он был представлен, прежде всего, московскими купцами и промышленниками, а также земскими элементами в других регионах страны. Однако он оставался зависимым от тарифной политики самодержавия, косным и реакционным, так и не сумев стать значимой национальной силой, оказать самостоятельное влияние на развитие страны21.
Естественно, что отставание России от ее западных соперников на этом пути не только не удавалось преодолеть,– наоборот, оно увеличивалось! Подушевой национальный доход, исчисленный в постоянных ценах, в 1861г. был выше, чем в России, в Великобритании в 4.5 раза, в США– в 6.3 раза, в Германии– в 2.5 раза, во Франции– в 2.1 раза; в 1913г. эта разница достигла 4.9, 8.7, 3.1 и 2.5 раз соответственно22. Несмотря на то, что Россия обладала наибольшим населением, территорией и запасами полезных ископаемых в этой группе стран, ее доля в их совокупном промышленном производстве составляла лишь 4.2% в начале ХХв.23 При такой отсталости русской промышленности нет ничего удивительного, что Россия потерпела сокрушительное поражение в Первой мировой войне24. Эти факты имеют только одно логически приемлемое объяснение: так же, как и большинство стран Азии, Африки и Латинской Америки, Россия пошла по пути зависимого капитализма, на котором самостоятельное развитие принципиально исключено. Народники были первыми, кто почувствовал это и попытался теоретически осмыслить, хотя полноценное объяснение данного феномена возможно только с марксистских позиций.
Следует признать, что одной из почти неизвестных российской общественности страниц мировой истории является та дорогая цена, которой обошелся человечеству экономический подъем капитализма. Между тем, как отмечает индийский историк: «Преимущества, которые пожинали европейские правящие классы и их коллеги из других частей света в торговле, территориальной экспансии и накоплении, были достигнуты за счет страданий миллионов людей в Европе, двух Америках, Африке и Азии. Эти страданиябыли навязаны(курсив мой– Р.Д.) людям в ходе мобилизации обездоленного и очень часто принудительного и несвободного труда для накопления капитала, и шли рука об руку с пролетаризацией европейского труда во имя той же цели»25.
Таким образом, история мирового капитализма свидетельствует, что исходное условие развития– наличие отсталости– силой навязывается странам, попавшим в зависимое положение. Механизм насаждения отсталости состоит в трансформации как производительных сил– через внедрение трудозатратных технологий, так и производственных отношений– через пауперизацию населения и воспитание компрадорского правящего класса, выступающего как посредник в эксплуатации трудящихся своей страны в интересах иностранного капитала. Результатом этой стратегии является концентрация в т.н. развитых странах производств с высокой добавленной стоимостью, обеспечиваемых дешевыми поставками трудоемких товаров с периферии. Именно трудовая теория стоимости вскрывает сущность этого процесса– безвозмездную передачу значительной доли фонда труда зависимых обществ центру мирового капитализма.
3. «Великая стагнация»
Эксплуатация мировой периферии со стороны центра мирового капитализма достигла в последние десятилетия своего апогея за всю человеческую историю. Выражением этого стали доминирование финансово-спекулятивного капитала над промышленным и мировой кризис, перешедший в «Великую стагнацию» последних лет.
Рубежом, разделившим послевоенный подъем капитализма и движение к сегодняшнему кризису, стала «стагфляция» 1970-х годов. Именно тогда восстановление экономик Западной Европы и Японии привело к обострению международной конкуренции в такой степени, что началось долгосрочное падение доходности от вложений капитала в производство26. Произошло не что иное, как перенакопление производительного капитала. Оно является относительным– товары нужны людям, но они не могут их купить. Стагфляция стала результатом ограничений, накладываемых на рост капиталистической экономики эксплуатацией труда.
Страны развитого капитализма отреагировали на кризис изменением самой модели крупного бизнеса. Считается, что на рубеже XX века в США произошла «революция управляющих», обеспечившая определенную самостоятельность менеджмента от собственников американских корпораций. Сложность управления крупным бизнесом и распыление акций среди множества мелких собственников привели к тому, что менеджеры стали относительно самостоятельны в оперативном управлении компаниями. Считается, что, ориентируясь на укрепление долгосрочных позиций компаний на рынке, управленцы обеспечивали долгосрочные инвестиции корпораций27. Все это изменила стагфляция 1970-х гг.
В 1980-е годы по американской экономике прокатилась волна слияний и поглощений. Враждебные поглощения сплошь и рядом осуществлялись на заемные средства. Это требовало безжалостной «реструктуризации» компаний, т.е. распродажи части активов и увольнения рабочих, чтобы расплатиться с долгом. Все это обосновывалось необходимостью защитить права акционеров, которые якобы нарушались неподконтрольным менеджментом. Во многих случаях, действительно, в результате реструктуризации компаний происходил рост стоимости их акций. Однако «во многих случаях повышение доходности достигалось только путем получения уступок от поставщиков или потребителей, сокращения величины уплачиваемых налогов, урезания заработной платы и сокращения персонала белых воротничков»28. Вместо поддержания долгосрочного роста американские корпорации стали сокращать занятость и инвестиции, направляя все большую долю прибыли на выплату дивидендов.
Таким образом, в условиях устойчивого падения прибыльности в производственном секторе модель корпоративного управления в американском бизнесе фундаментально изменилась.Произошел сдвиг корпоративной власти от менеджеров к акционерам, преодолевшим традиционное отделение собственности от управления.
Важнейшим последствием «контрреволюции акционеров» стала смена приоритетов американского бизнеса. Максимизация стоимости акционерного капитала сменила долгосрочный рост как главную цель американских корпораций29. В новых условиях Уолл-Стрит (точнее его инвестиционные банки и фонды) приобрел огромную власть над корпоративной Америкой, преобразуя ее по своему образу и подобию. Антропологическое исследование финансовых структур США30 обнаружило доминирование агрессивной культуры, характеризующейся жесткой иерархичностью, сегрегацией по принципам расы и пола, репрессивным характером. На Уолл-Стрит господствует крайне неустойчивая занятость, стимулирующая извлечение краткосрочной прибыли. Контроль финансовых структур способствовал утверждению ориентации на максимизацию текущих доходов акционеров и, соответственно, краткосрочности временной ориентации американских корпораций.
Данные свидетельствуют, что чистые выплаты дивидендов нефинансовыми корпорациями США увеличились с 38 млрд. долл. в 1979г. до 584 млрд. долл. в 2006г. (4-й квартал)