Мы с бабушкой накрываем праздничный стол. На столе праздничная скатерть. Из буфета достаётся праздничная посуда: сахарница из мельхиора, в которую выкладывался колотый твёрдый, как камень, белоснежный лендлизовский сахар с удивительным вкусом счастья!
Тогда же бабушка научила меня пить чай, как она говорила, вприглядку. На блюдечко помещался кусочек сахара, который откалывался от основного куска, из кружки наливался в блюдечко чай, сахар подтаивал и чуть уловимый, сладкий глоток чая с пирогом – вот оно счастье! В большом чайнике ароматный, «покупной» чай. Так было только по праздникам. В будние дни в чайнике плавало несколько «праздничных чаинок» для цвета, как говорила бабушка. В будни запаривали в чайнике различные травы, веточки, которые бабушка собирала всё лето, затем сушила и раскладывала по пакетикам. Я писал на них названия: малиновый сбор, мятный, вишнёвый, от простуды. Хранились они в кухонном шкафчике. Пили чай всегда с домашним вареньем и был он для меня намного ароматней и вкуснее, чем «покупной».
Достаток в доме был минимальный. Работала только мама и не всегда хватало денег до зарплаты. Спасали разные осенние заготовки с огорода и картошка. Основным блюдом были различные супы, жареная картошка, каши и обязательно хлеб. И сегодня еда детства у меня в приоритете. Помню бабушкину «довоенную», кожаную сумку на золотистых застежках, в которой всегда находилось что-то сладенькое для меня – конфета, просфорка из церкви, печенье. Сладости были стимулом и за них выполнялись самые нелюбимые работы. Одна из них – готовить уроки как следует! Эта формулировка сопровождала меня всё время учёбы в школе.
Обычный метод подготовки выглядел так. География? итак всё знаю, нечего учить! По литературе не вызовут, потому что позавчера вызывали. Латышский? Смешно! Физ-ра! Отлично! История – интересно! Сам напрошусь! Там будет пятерка! Завтра контрольная по химии, точно будет «пара»: если Алик согласится, то вдвоём идём в пещеры, если нет, то опоздаю на пол-урока.
Когда в доме не было ничего сладкого, бабушка доставала из своей сумки конфету (она говорила «конфетина») и наступал маленький праздник! Счастливым, по-своему неповторимым, было это время!
Навсегда я запомнил бабушкину теплоту, заботу, её вроде строгий и в тоже время по-доброму звучащий голос. Бабушка была для меня целым миром вхождения в жизнь! Это были счастливые дни! Дни босоного детства.
Ну и, конечно же, рыбалка была существенной составляющей счастливо детства. Об этом позже.
Осенью, в сезон созревания овощей и фруктов, мы проносились по огородам и садам. Брали, только чтобы поесть.
Однажды разработали и осуществили операцию по «экспроприации» колбасы. Мясокомбинат находился на левом берегу Венты, почти на границе города. Директором комбината была мама моего друга Сафронова Арика. Ему было дано задание «разведать» время выезда грузовика с территории комбината.
Трофейный «Опель» развозил колбасу по магазинам. Кузов был приспособлен для перевоза колбасы. Над задним его бортом свисал брезент, закрывающий груз от попадания пыли. На выезде с комбината перед поворотом на дорогу водитель притормаживал. Этого нам хватало, чтобы забраться в будку. И вот мы с моим другом Толиком Карпеевым в будке! Кушаем колбасу, пока машина ездит в черте города.
Вот она переехала через мост. Выбрасываем в кювет несколько «палок» колбасы и выпрыгиваем, когда машина притормаживает. Поймали нас на второй «ходке». Наказание последовало незамедлительно – нас исключили из школы на две недели.
…водитель открывал крышки этих своеобразных установок, засыпал в них чурки, затем закручивал крышки, и машина продолжала свой путь.
Послевоенных машин в городе было много. Наши ГАЗ АА, ЗИС 5, или как его ещё ласково называли «Захар». Захара можно было узнать по звуку мотора издалека. Его натруженный вой переходил в резкий железный визг, когда машина, гружённая брёвнами, набирала скорость.
Трофейные грузовики «Опель» тогда ездили на газогенераторных установках, которые работали на дровах и возили брёвна на завод «Вулкан». Было интересно наблюдать, как эти дымящие, чадящие монстры останавливались, водитель открывал крышки этих своеобразных агрегатов, засыпал в них чурки, закручивал крышки «барашками», и машина продолжала свой путь. На машине было два котла. Стояли они на укрепленных подножках слева и справа от кабины. Приятный запах древесного дыма «жил» в городе в рабочие дни.
Завод «Вулкан», как ныне принято говорить, был градообразующим предприятием. Была в городе ещё ткацкая фабрика, которую в народе называли «Tūku fabrika». «Вулкан» – это фанера и столярная плита, «Tūku fabrika» – костюмная ткань, которую называли соль с перцем, из-за пестрой расцветки ткани.
Город жил по мощному, басистому гудку «Вулкана», который был слышен всюду и оповещал о начале утренней смены, начале и окончании обеда, об окончании смены, о начале второй смены. Мы, мальчишки, ориентировались в своих делах и забавах по этому гудку. Большая часть жителей города работала на заводе. Всегда было интересно наблюдать, как после гудка, оповещающего об окончании смены, из проходной «вываливалась» лавина рабочего люда. Часто мои друзья ходили к проходной встречать своих родителей. Это была необъяснимая гордость за принадлежность родителей к рабочему классу, за твою принадлежность мамам и папам…
Сегодня на месте завода руины, как после войны. Более десяти лет «Вулкан» напоминал декорации фильма о войне.
Несколько веков стоял этот завод, продукция которого пользовалась огромным спросом и экспортировалась в Англию. Новые владельцы не поделили прибыль и не нашли лучшего способа разрешения возникших конфликтов, как сжечь завод. Поджигали его трижды, пока всё не выгорело дотла! Будучи на Вулкане в 90-х годах, я как руководитель профильного завода, по-доброму завидовал собственникам. Завод им достался после 100% переоснащения новейшим на то время деревообрабатывающим оборудованием. Сегодня руины разобрали, и о том, что здесь когда-то был завод, на котором работала большая часть города, напоминает только заводская труба…
Не пить! Не курить! Не жениться! Жизнь посвятить морю!
Основная наша жизнь проходила во дворах, на Алекшупите и на реке Венте. Двор, где жил мой друг Алик, находился в самом центре города и своим фундаментом «вырастал» из Алекшупите. Напротив во дворе стоял большой двухэтажный деревянный сарай, фундамент которого начинался в речушке. Из каких соображений дома строили одной частью фундамента на воде, до сих пор непонятно, если только допустить, что местный архитектор, побывав в Венеции, решил увековечить город невиданными и неслыханными для тех времён градостроительными решениями! На втором этаже сарая мы оборудовали штаб по всем правилам нашего мальчишечьего искусства. Там разрабатывались планы наших хороших и не очень хороших дел. После многократного просмотра трофейного фильма «Тарзан» мы «изобрели» свои джунгли. На дереве, которое росло на берегу речушки, появилась самодельная «лиана». Мы сплели её из веревок, и лихо «летали» с крыши дома на крышу сарая, имитируя призывный клич Тарзана, которым овладела тогда вся мальчишечья часть планеты. Этот штаб был построен нами в 1950 году и просуществовал до 1953 года. Там, уже будучи подростками, мы дали свою первую клятву! Не пить! Не курить! Не жениться! Жизнь посвятить морю! И там же для закрепления слов клятвы сделали на запястье левой руки наколку – якорь! Делали примитивно. На иглу наматывалась нитка, оставлялся только кончик иглы. Рисунок! Тушь! И вперёд! Было больно. Якорёк и сегодня выполняет свою функцию – держит меня в жизни! И сегодня на воде, в воде и под водой я чувствую себя в своей стихии. Почти все свои «водные» желания мне удалось реализовать. Не удалось только уйти в кругосветку. Несколько раз был близок к осуществлению этой мечты, но судьба по разным причинам, препятствовала мне… Во время службы на флоте в шестидесятые годы прошёл из Западной Лицы до бухты Золотой Рог Северным Ледовитым океаном. Несли службу в Атлантическом океане и Средиземном море. И сегодня, случись такая возможность, не раздумывая ступил бы на палубу корабля. В 1967 году мне довелось поработать на Шпицбергене в Баренцбурге! А в прошлом году осуществилась моя давняя мечта посетить Шпицберген морем!
Мне шагнуть бы на жёлтую палубу
Под развесистый всплеск парусов!
Сунуть шпагу в перевязь алую Встать на румба дельфиний зов!
И лететь, разрезая форштевнем,
Океана лиловую даль.
На девятом восставшем гребне
Взбаламутив рыбью эмаль!
А завидев парус купеческий,
Просмолённый потом рабов, Мне бы бросить кровавую ярость
Под сень чужих парусов!
И рот раздирая в крике,
В изрубленных сталью снастях Мне бы увидеть в зрачков блике Врага осмертеленый страх!
Ну, а если алое с алым
Смешает клинок на груди,
Пусть только жарче на жёлтой палубе Бой и ярость вскипят впереди!
Мне шагнуть бы на жёлтую палубу…
Владение велосипедом в то время было сродни сегодняшнему владению «Мерседесом».
Но вернёмся в наши дворы.
В одном из них впервые удалось сесть на велосипед. Первым моим транспортным средством стал обод без спиц от велосипедного колеса. Гоняли мы его по тротуарам города на y-образной уключине, сделанной из проволоки. Скорость движения обода зависела от скорости нашего передвижения. На «малом» ходу обод вилял и падал.
Мы устраивали соревнования по фигурному вождению обода, выделывая с ним немыслимые фортеля. Если обод выпадал из уключины, ты выбывал из гонок.
В нашем дворе жила женщина неопределённого возраста. Все называли её «француженкой»: она в совершенстве говорила на французском. Другое её имя «franču Līze», дословно – французская Лиза. О ней рассказывали какие-то таинственные истории. Якобы неудавшаяся любовь и какие-то страсти привели её в Кулдигу. Нас она привлекала тем, что у неё был велосипед. Владение велосипедом в то время было сродни сегодняшнему владению «Мерседесом». «Мерседес» француженки был в полном порядке, но колёса были без шин. Вместо них в обод колёс были вставлены полоски от автомобильных шин с протектором и закреплены проволокой на ободе.