Школьные танцевальные вечера проводились под патефон. Это давало возможность тогдашнему «диджею», а должность эта была ответственной и почётной, «бросать» танцующих в разные ритмы от народных танцев до знаменитейших танго композитора Строка. «Танго соловья», «Брызги шампанского», «Счастье мое», «Лунная рапсодия» завораживали своей музыкой и повторялись на бис неоднократно. Пластинки «заигрывали», приносили новые. Патефон тогда ещё был редкостью, но пластинки и иголки к нему можно было купить свободно. Сегодня у меня есть и патефон, и те пластинки, но одна иголка (она одноразовая) уже десять лет назад стола евро. Иногда ставлю их и эта «вечнозелёная» музыка уносит меня в мою юность.
Слова и музыка «Случайного вальса», хоть я и не танцевал, трогали мое воображение и уносили меня в ту атмосферу тревожных военных лет. Звучат слова: «…и лежит у меня на ладони незнакомая ваша рука…». Я живо представлял себе всё это. Я жил в этих словах, в этой музыке, сопереживал, видел, чувствовал, но учиться танцевать не хотел. Среди наших «бойцов» танцы считалось чем-то сродни слюнтяйству. Пройдёт четыре года – и я стану танцевать. Да ещё как! Я всегда чувствовал музыку, её ритм, был пластичен, хорошо пел. Особенно хорошо получались южные и индийские мелодии. Играл на слух на гитаре, мандолине и на всём, что попадалось мне тогда под руку. Очень хотел пойти в музыкальную школу, но не случилось. Не хватало денег. Иногда со своим другом Аликом Буданским на школьных вечерах разыгрывали интермедии из репертуара Тарапуньки и Штепселя, пели под гитару их песни. Я был Тарапунькой, Алик – Штепселем. Со стороны мы так и смотрелись. «Высшим пилотажем» было во время школьных вечеров собраться за углом школы, покурить и посмеяться над очередной «влюблённой тряпкой». Так мы с презрением называли наших одноклассников, которые предпочитали нашему мальчишеству лирические «сюсю-мусю». Потасовки, безусловный атрибут того времени, возникали по всем законам этого жанра. Когда «чесались» кулаки, повод подраться находился мгновенно. Ну а далее или противник убегал, или драка. Побеждённый и победитель уходили зализывать раны, а танцы в школе под патефон продолжались.
Шло время, менялись интересы, привязанности, друзья. Кто-то из вчерашних друзей тебя уже «не догонял», кто-то тебе был уже не интересен. Менялось восприятие окружающего мира, и вместе с ним менялся круг вчерашних единомышленников. То детство, а на самом деле совсем не детство, закалило меня и научило самому главному в жизни – чтобы ни случилось, идти до конца, отстаивая свою жизненную позицию, не проходить мимо подлости!
Скоро мой бунтарский характер столкнётся с новыми вызовами.
Бабушка часто сидела у кровати и гладила меня
по голове, приговаривая: «Горе ты моё луковое…»
Новогодний праздник был самым любимым! Климат в сороковые годы был ещё зимним зимой – сугробы, вьюги, метели! В доме потрескивают в печи дрова. За окном быстро темнеет. День, не успев начаться, чуть «блеснув» светом, закатывался в темень. Бабушка сидит у печи. Или что-то вяжет, или что-то шьёт. На плите – большая чугунная сковородка с жареной картошкой с луком и шкварками. Периодически подхожу к ней. Бабушка: «Не кусочничай!». Через некоторое время сковорода пуста.
Сажусь рядом с бабушкой у печки, подбрасываю дрова. Язычки пламени в зависимости от направления ветра и тяги в трубе то «бросаются» в сторону, горя сине-охренным цветом, то стремятся «выскочить» из топки, когда порыв ветра в трубе меняет своё направление. Иногда мелкие угольки с треском вылетают из печки на пол. «Трещат» дрова, когда горит сосна и ель. Лиственные горят «молча». Бабушка: «Закрой дверцу!». «Я же читаю, бабушка!»
Так и сидим вдвоём под этой «дровяной лампой», пока печка не протопится.
Главная премудрость, когда топится печка, правильно рассчитать в какой момент закрыть «вьюшку». Так бабушка называла шибер. Поздно – упустишь жар! Рано – можешь угореть! Я уже был обучен всем премудростям топки печи и был допущен к самостоятельному «несению вахты»!
Часто, когда не было электричества, бабушка «сооружала» у плиты лучину из щепки, которую я кухонным ножом «отщипывал» от фанеры, а бабушка закрепляла под небольшим углом между двумя кирпичами, лежащими на металлическом листе, защищающем пол от случайных угольков и искр.
Под лучиной я часто учил уроки и читал. Перебои с электричеством зимой были тогда частым явлением. Пора спать! Бабушка греет одеяло, прислонив его к печке. Ложусь в кровать, бабушка накрывает меня им, а сверху ещё и своей овчинной шубой той, в которой выносили меня первой военной осенью из Либавы, и которая стала точкой отсчёта моей жизни.
Бабушка часто сидела у кровати, гладила меня по голове, приговаривая: «Горе ты моё луковое». Я засыпал. О чём она тогда думала? Почему она так меня называла? Уже скоро я понял почему.
Морозы зимой стояли за двадцать. Зимние вьюги, как говорила бабушка, «выдували» тепло из печи. Хоть топи, хоть не топи! И добавляла, что у печника, клавшего печь «нос не тем концом пришит» и «руки-крюки».
Наступал новогодний день! К нему готовились, как говорила бабушка, «загодя». Из Риги привозили разные дефицитные «разности». Невиданные в Кулдиге новогодние конфеты с распушистыми блёстками, печенье в виде разных зверюшек, мандарины, которые, как не прятали, я всегда находил по запаху. Цветные фантики и фольгу я собирал весь год и делал из них украшения для ёлки, заматывая в них конфеты «подушечки» или кусочки сахара. Для красоты, как говорила бабушка.
Главный процесс новогоднего праздника – установка ёлки и украшение ёлки! Из бабушкиных «схронов» извлекались новогодние игрушки, которые я знал наперечёт. Почему-то два Деда Мороза и Снегурочка из папье-маше поблёкшего цвета, которых я подрисовывал каждый год водяными красками. Завершала украшение новогодней ёлки пятиконечная звезда, которую я закреплял на вершине.
К веткам на зажимах прикреплялись старинные подсвечники из витой проволоки с золочеными шишками, в которые вставлялись разноцветные свечи. Свечи лежали в красиво оформленной коробочке, которая служила мне потом «обменным фондом» в моих мальчишечьих играх. Понятия «карманные деньги» у нас не было, и все наши мальчишеские интересы решались путём обмена, этакого прообраза сегодняшнего бартера. Путём многоходовых обменов ты, как правило, выходил на то, что тебе в данный момент было нужно!
Мне нравилась эта предновогодняя добрая суета в доме. К вечеру накрывался новогодний стол! Центральное место на столе занимал гусь «местного разлива», фаршированный гречкой и черносливом. Гуси «жили» в каждом втором дворе. Обязательным был холодец, который варился накануне. Сверху молочно-белый, а когда его переворачивали в тарелку, видны были «звездочки» из морковки, а летом ещё и разные приправки-листочки. Ну совсем как замёрзший пруд, в котором были видны все травы, застывшие под прозрачным льдом! В комнатах стоял аромат пирогов и тот неповторимый запах леса, которым наполняла дом лесная красавица – новогодняя ёлка! Бабушка была большой мастерицей готовить вкусности! Гости у нас дома бывали редко. Мама и Николай отмечали все праздники у себя в коллективах. Все подготовительные работы по дому всегда были бабушкиной и моей заботой. Я был на подхвате – принеси, подай, не мешай!
Ближе к полуночи родители появлялись дома, разгорячённые, шумные, пахнущие праздником, морозом! Садились за стол. Из приёмника звучит голос Левитана с поздравлениями! Ура! Шампанское! С Новым Годом! С Новым счастьем! И оно было, это счастье! Новогодние подарки! Праздничная еда! Сон «до упора»! Утром наступали долгожданные зимние каникулы!
Что бы ни говорили о Сталине – это была
неординарная личность…
5 марта 1953-го года умер Сталин.
Мы в школе обсуждаем шепотом эту трагическую для всего советского народа весть, не до конца понимая всю степень боли и трагичности случившегося. Дома мама и бабушка постоянно плачут. Помню стихи, которая мама написала в этот день:
«Земля, останови свой бег!
К чему теперь рыдания? Ушёл из жизни самый важный,
Самый нужный человек…».
Неподдельная скорбь навалилась тогда на советских людей. Вместе со Сталиным уходила целая эпоха! И что бы ни говорили о нём, это была неординарная личность и лучший управленец в СССР. Это моё мнение. Я имею на него право – я жил и работал при всех лидерах СССР и мне есть с чем сравнивать! Удивительный народ России, веками раболепствующий перед своими руководителями! Вчера рукоплескавший своему кумиру и возносящий его до небес, назавтра уже рукоплещет хулящему его! Ни один из вождей не избежал этой участи. Всякий народ достоин своих правителей! Переход из глубоко крестьянской России в индустриальную – его заслуга!
Феномен послевоенного становления СССР, построения многонационального государства в кратчайшие сроки до конца не изучен. Энтузиазм и темпы, с которым строился послевоенный Союз, поражали. Утверждать, что это строилось на страхе, на гулагах верно лишь отчасти. Определяющую роль играла растущая экономика и человек в ней! Уровень жизни в послевоенные годы ощутимо рос.
Сегодня обнищание народа достигло уровня первых послевоенных лет! Стремительный регресс жизни поражает своей нелепостью. Есть газовая плита, но цены за газ заоблачные, впору ставить буржуйку! Есть электричество, но впору зажигать лучину! Есть машина, но впору запрягать лошадь! В магазинах есть всё, но как говорила 70 лет назад моя бабушка, «купишей» не хватает! При этом зарплаты «правящих» за пределами всякой логики по сравнению с зарплатами их народа.
Идёт катастрофическое расслоение общества.
Коррупция, местничество и мздоимство «правят бал». Уровень нищеты пенсионеров запределен! Коммунальные платежи, которые взымаются за использование бесплатных ресурсов планеты через механизм баснословной, бесконтрольной прибыли одних ведут в прямом смысле к рабству и обнищанию других. И всё это происходит под демократиче