скими лозунгами.
История периодически повторяется в виде фарса! Когда-то все это уже было. В 1917 году революция – всё до основания разрушим, а затем… В 1921 году Ленин провозглашает НЭП. Экономика «военного коммунизима» хороша лишь в призывных революционных лозунгах… На рынке одновременно существует государственно – капиталистическое, кооперативное и мелкое предпринимательство.
Стремительно растет расслоение общества… В 1931 году НЭП канул в лету… Вместе с ним на семьдесят лет закончилась ответственность продавца за то, что он предлагает покупателю. Она размылось на все государство, которое стало единственным предпринимателем на всю страну. Предприниматели в немилости, начинается очередной красный террор. Четыре миллиона человек в 1930–1940-х побывали в кулацкой ссылке. Как неизбежное последовали голодные бунты, распределительная система, в которой партия определяла, чего и сколько хватит советскому человеку. В таких условиях неминуемым оказался расцвет теневой экономики СССР, вплоть до его развала в 1991 году. Мы заснули в одной стране, а проснулись в другой. Эти слова я слышал от своей бабушки, когда я начинал ее расспрашивать о жизни до революции. Она избегала ответа и называла это время одним словом – смута… В 1917 году бабушке было 24 года. Период НЭПа в новой России в уродливой форме вырос из теневой экономики, беззакония и криминала, баснословно обогатил правящую верхушку. Расслоение общества чудовищно. Время Дубровских впереди!
Созданная Евросоюзом система хозяйствования и управления разными по уровню развития государствами с позиции диалектики развития, на мой взгляд, можно сравнить с гонками «Запорожца» за «Мерседесом».
Гимн Евросоюза написан на стихи Фридриха Шиллера:
Радость, пламя неземное,
Райский дух, слетевший к нам,
Опьянённые тобою,
Мы вошли в твой светлый храм.
Ты сближаешь без усилья
Всех разрозненных враждой, Там, где ты раскинешь крылья, Люди – братья меж собой.
Эти слова великого поэта, философа и историка написанные в 18-ом веке, надолго останутся утопией.
Старое мышление – «мой флаг, мой гимн, мои деньги» сменило новое – теперь это «один рынок, одни деньги». Деньги, действительно, одни, но рынок, увы, не один! Для этого достаточно побывать в Старой Европе! На рынок третьих стран в той же Германии работает целая индустрия, наводняя его низкосортной продукцией. Не беда, если бы это были только промтовары. К сожалению, это относится и к продовольствию. Сквозь призму реалий Латвии – критический крен – налицо!
Более 30 млн. рабочих мест в ЕС (то есть каждое седьмое в мире) – увы, это не про нас. Безработица – бич населения, не достигшего пенсионного возраста, и уже не востребованного на меняющемся рынке труда. Далее ЕС утверждает, что должен быть механизм для большего распределения рисков и смягчения резких колебаний уровня жизни. Здесь ключевое слово – должен! Экономическая риторика правящих насыщена уже не одно десятилетие глаголами будущего времени! Разница в доходах правящих, декларирующих прелести Евросоюза, и его жителей – огромна. Вот уж воистину применима поговорка «сытый голодного не поймёт». Хочется спросить, чьих это голов и рук работа – повальное уничтожение всего и вся. Под чьим руководством? Экономика – конкретная наука с определёнными закономерностями и не терпит волюнтаристского подхода. Постоянные эксперименты на протяжении тридцати лет, отсутствие единой экономической программы, ориентированной на собственное производство. Результат – построен дом без фундамента, этакая «потёмкинская деревня» с еврофасадом.
Мир теряет социальные ориентиры и вместе с ними самое ценное – человеческую мораль!
Девиз «Единство в многообразии» становится профанацией…
Память… Она часто возвращает меня туда, в моё детство…
В те годы семилетка считалась первой ступенью обучения, после которой можно было «стартовать» в жизнь. У меня ещё не сложилось видение, кем бы я хотел стать. Мои мечты сегодня уносили меня в небо, а завтра я был в море!
Море я впервые увидел, когда учился во втором классе. Тогда меня отправили в пионерский лагерь медицинских работников в Асари. Это был мой первый выезд «в свет»! Бабушка меня собиралась целых два дня. Я отнекивался от бабушкиных «и это нужно, и это! Пригодиться!» и так далее. В самый последний момент я умудрился выложить из чемодана то, что мне казалось лишним. В дальнейшем пожалел об этом. В сетке пироги, варёные яйца, бутылка молока. Перед дорогой бабушка долго наставляла меня: «Будь внимателен! Не будь растяпой! Там бабушки не будет! Слушай старших!» Перекрестила.
Моя бабушка, Соколова Мария Порфирьевна, была глубоко верующим человеком из семьи староверов и, сколько себя помню, по воскресеньям водила меня в церковь. Будучи в Кулдиге при возможности бываю в этой церкви. Прихожу и становлюсь на то место, где в детстве стоял с бабушкой. Всегда до мурашек чувствую связь с ней! Понимания веры у меня в том возрасте не было. В церкви любил рассматривать настенные росписи, иконостас, красиво вырисованные облака с парящими в небе ангелами. Всё это создавало чарующую картину какого-то непостижимого и не совсем понятного мироздания.
Уже тогда я заметил сходство церквей, своими шпилями рвущихся в небо, с ракетами! А когда в космос улетел Гагарин и благополучно вернулся, я окончательно утвердился в своём видении космического происхождения человека на планете Земля. Несколько лет тому назад написал фэнтези «Кто мы? Откуда мы?», где изложил своё видение происхождения человека на планете Земля.
Придя домой после церкви, бабушка часто уходила в себя, замыкалась, плакала, повторяя слова: «За что ты меня, Господи, на чужбину занёс? Почему ты, Боже, не караешь супостата и допускаешь на земле такое горе?».
В нашем классе учился Генка Петров, сын православного священника Кулдигской церкви. Бывая у него дома, я встречался с его отцом. Это был обычный человек, читающий в церкви в своих церковных одеяниях молитвы церковным речитативом на старославянском языке. Он казался мне неземным. На мой вопрос есть ли Бог он, Генка, просто отмалчивался.
В наших мальчишечьих проделках Генка участия не принимал. Он был всегда немножко другим. Закончил после школы железнодорожный техникум в Даугавпилсе и погиб при невыясненных обстоятельствах.
Когда мы узнавали, что будут контрольные работы и не были готовы к ним, вместо школы уходили на Венту, подальше от людских глаз, и в зависимости от времени года устраивали свои «игрища». Мы – это неразлучная троица – Алик Буданский, Арик Сафронов и я.
Одним из любимых мест были песчаные пещеры в районе маленького притока Венты Riežupe. Легенд ходило об этих пещерах много и ещё больше рождалось в наших головах, которые в той или иной мере служили движущей силой познания этих пещер! Самым главным было не заблудиться в их многочисленных ответвлениях, иметь при себе спички и запасной факел. Длина этих пещер по замерам сороковых годов составляла четыре километра, и были они самыми длинными в Латвии!
К изготовлению факелов подходили очень ответственно. Один факел и бутылка керосина всегда были в резерве. Керосин был почти в каждом доме и хранился в жестяном бидоне с пробкой. Продавался он в керосиновой лавке на разлив.
В то время, получили распространение керогазы, которые пришли на смену керосинкам. Этакие двухтрубные изделия. Горелки, которые горели синим пламенем и шипели, отравляя воздух вокруг себя. Керосин экономили и пользовались керогазом в основном по утрам, когда готовили завтрак и надо было спешить.
У пещер были «схроны», где хранилось всё необходимое для наших «пещерных игр». С факелом мы добирались до главной «штабной пещеры», подолгу сидели там, рассказывая друг другу свои мальчишечьи истории. Затем шли обратно по меткам, которые были оставлены задолго до нас и которые мы знали «назубок».
Причудливые тени и блики сопровождали нас весь путь. Их очертания зависели от того, под каким углом ты держал факел. Малейший поворот, изменение угла факела – и новые причудливые тени сопровождают тебя до самого выхода! Всё это придавало некую таинственность происходящему. Совсем другой воздух, пахнущий песком и вековой сыростью. Глухие, ускользающие в неизвестность звуки при разговоре, или звенящая тишина. И всегда одинаковая температура и зимой, и летом. Всё это создавало определённый настрой, причастность к какому-то таинству!
Сегодня это популярный частный туристический объект. Гид проведёт, расскажет. Большая часть ходов сейчас закрыта.
Память… Она часто возвращает меня туда, в моё детство! Я сажусь в машину и через час оказываюсь в этом красивейшем городке моего детства, как его сегодня называют, городе красных черепичных крыш с множеством легенд и сказаний!
Где правда, где вымысел, а где история, вряд ли кто-то ответит сегодня. История Кулдиги продолжает свой временной бег!
В наше время рассказывали, что в домике на берегу реки жил палач. На домике висела табличка «Bendes namiņš». Недалеко от домика было лобное место, где рубили головы преступникам. На вершине холма, или как его называли в наше время, на лобном месте, в 40-е годы ещё было видно углубление и место для люка, куда падали отрубленные головы. Сам холм был входом в туннель, который под землей вёл на противоположный берег Венты. Мне удалось ещё в сороковые годы увидеть метров десять этого туннеля, выложенного доломитом. В пятидесятые годы его замуровали, а ныне от него не осталось и следа.
Местные виноделы внутри холма устроили небольшой романтический дегустационный зальчик.
В те же годы в нынешнем городском парке были видны остатки крепостной стены, которая шла вокруг Ливонского замка, изображённого на старинной гравюре. Сегодня крепостную стену частично реставрировали. В конце XVIII века необходимость в таких крупных зданиях, как Ливонский замок, отпала. Его разобрали по кирпичикам. Чуть ли не вся старая Кулдига из них и выстроена. С конца 19 века на месте разрушенного замка стоит деревянное здание, которое в разобранном виде привёз местный богатей из Франции для своей любимой! Ныне это городской музей.