Как объяснял мне произошедшее отец при первой встрече в Москве, он даже предположить не мог, что мы выживем на оккупированной территории в этом аду.
Я молча слушал. Что творилось в моей голове, нетрудно предположить. Это был шок… На всю жизнь запомнилась тогда мамина фраза: «Игорь! Ты уже взрослый мальчик! Теперь ты знаешь, что такое безотцовщина! Я бы не хотела, чтобы твоя сестра Инна повторила этот путь!» Инне в это время не было и года.
В голове все перемешалось. Шок, какая-то горькая, не детская обида от услышанного. У меня есть отец… Москва…
Когда автобус тронулся, я окончательно осознал, что обратной дороги уже нет.
Вечером того же дня я принял решение бежать в Москву к отцу. Я не знал ни как зовут отца, ни его адреса. В тот момент даже не думал об этом. В голове было лишь одно – у меня есть отец, и живёт он в Москве! План побега созрел моментально. Нужны были деньги на дорогу. Я знал, где они лежат, и взял 25 рублей. Цены на билеты я не знал. Пионерский лагерь был единственным опытом жизни вне дома. Уж не помню, как прошёл этот день. Я подетально прокручивал план действий до момента приезда в Москву. На этом моё видение дальнейших действий заканчивалось, но в своём решении уехать к отцу я был твёрд. Вечером встретился с Санькой Кузьминым с уже сложившимся планом действий и всё ему рассказал.
Был март месяц, шли весенние каникулы. Бабушке сказал, чтобы не волновалась, что поживу у Саньки пару дней и объяснил ей, что после всего происшедшего видеться с Николаем я больше не могу и не хочу. На следующий день утром, пришёл на автовокзал, купил билет и сел в автобус на Ригу. Обида, эмоции, какой-то страх неизвестности захлёстывали меня. Когда автобус тронулся, я окончательно осознал, что обратной дороги уже нет. По мере приближения к Риге крепла моя уверенность в том, что я делаю всё правильно. Автобус приехал на автовокзал. Спросил у кого-то, где железнодорожный вокзал. Он оказался совсем рядом. В кассе купил билет на Москву. Разузнал, с какого пути отправляется поезд Рига-Москва. Напряжение схлынуло и сразу захотелось есть. В ларьке у вокзала купил булку хлеба и бутылку молока, сел в зале ожидания на лавку и стал ждать. Так начиналась новая для меня дорога, мой новый жизненный путь. До отхода поезда оставалось ещё три часа. Поезд уходил на Москву вечером. Какие только мысли не крутились в моей голове! В правильности своего поступка я был твердо убеждён. Двигала мной горькая обида.
Только там, на вокзале я стал думать, а как же я найду отца. Я не знаю ни его имени, ни фамилии, ни адреса, но отступать не собирался. В голове отстраивалось множество вариантов развития событий. Один из них – приеду в Москву, пойду в милицию, всё расскажу, дам домашний адрес, чтобы связались с мамой и узнали фамилию и адрес отца. Это была первая в моей жизни самостоятельная поездка и первые решения. Я ещё не знал, что это было начало моей самостоятельной жизни. Мне было тринадцать лет. Я не знал, ни сколько идёт поезд, ни куда он прибывает. Я вообще не знал ничего.
На мне были кирзовые сапоги с ноги Николая, форменная школьная фуражка из синего вельвета с жёлтой окантовкой и пластиковым козырьком, штопанный- перештопанный плащ-болонья коричневого цвета. Был тогда в моде такой плащ из прорезиненной ткани… Но событиям суждено было развиваться по-другому. Я сидел на вокзале и думал, благо было о чём.
Вдруг слышу: «Мальчик! Твоя фамилия Глазунов?» Поднимаю глаза. Стоят два милиционера. Я автоматически ответил «да» и тут же понял, что это конец моего побега! «Пошли, мальчик!» Наверное, о таких моментах говорят «сердце выскакивает из груди». Понимаю, что убежать от них не удастся. Привели, усадили на скамейку в отделении милиции. «Сиди! Жди!»
Это было помещение дежурного милиции по вокзалу. В этот момент в моей голове царило что-то невообразимое! Мысли путались. Я понимал, что ничем хорошим для меня это уже не кончится. Милиционер взял меня за плечо и завёл в комнату главного милиционера. Подполковник. В званиях каждый уважаемый себя мальчишка уже разбирался с пелёнок.
«Заходи! Садись! Рассказывай!»
Подполковник смотрит на меня без злобы, улыбается.
У меня в голове лишь одна мысль – как они меня нашли? Ведь никому, кроме Саньки я не рассказывал о своих планах. Его я просил, рассказать бабушке обо всем, через два дня, когда я буду уже далеко. Начинаю рассказывать. Так, мол, и так, еду к своему отцу в Москву. В это время из другой комнаты заходит милиционер и подзывает меня к телефону. Узнаю голос мамы. Это был мой первый в жизни разговор по телефону. Мама плачет: «Как ты мог так поступить? Возвращайся домой!»
Как потом оказалось, после того, как я утром не появился дома, Саньку «прижали» и он все рассказал в тот же вечер.
Уж не помню, что я отвечал маме, но фразу «я еду к отцу и ты не имеешь права запретить мне это!» помню. Затем мама долго говорила о чём-то с главным милиционером, который односложно повторял «Да! Конечно! Не волнуйтесь!» Затем телефонную трубку опять передали мне. Мама: «Хорошо! Поезжай! Отец будет встречать тебя у вагона! Какой у тебя вагон? Седьмой, хорошо. Приедешь и не отходи от вагона! Жди! Он тебя встретит. Фамилия отца
Быховский, зовут Ефим. Ты купил себе еды?»
«Да!»
Пожалуй, более волнующего дня в моей жизни не было! Привели меня прямо к поезду. Что-то сказали проводнице и вот я уже в плацкартном вагоне. Второй раз в жизни я в поезде. Впереди Москва! Впереди встреча с отцом! Впереди новая жизнь! Какие только сцены встречи с отцом не рисовал я себе! Отец подойдёт ко мне, обнимет? Как он заговорит со мной? Как он выглядит, мой отец? Все эти картинки были родом из увиденного и прочитанного. Эмоции переполняли меня. Ещё несколько дней назад моя жизнь текла по накатанному руслу, и вот, через несколько минут начнётся моя дорога к чему-то новому и неизведанному!
Поезд был почтовый, останавливался на каждом полустанке и должен был прибыть в Москву почти через двое суток.
Всё для меня было впервые! Мерное раскачивание вагона, стук колёс на стыках, скрип тормозов, несчётное количество гудков, двойных и тройных, видимо, что-то означающих на языке паровоза. Клубы дыма со специфическим ароматом, которые кружась кольцами, долетали до окон вагона и пахли железной дорогой. Я выходил на сцепную площадку, где с грохотом и скрежетом «беседовали» между собой два вагона, между которыми стоял я, удерживая равновесие, и блаженствовал. Я еду в Москву! Я еду к отцу!
Наступил вечер. Я доел свою булку хлеба, которую купил ещё на вокзале, выпил стакан чая в подстаканнике, который мне предложила проводница, и устроился на второй боковой полке. Когда она меня спросила нужно ли мне бельё, я не сразу понял вопрос и ответил «нет». Весь «механизм» поездки был мне, конечно, незнаком и о жизни в вагоне я ничего не знал. Заканчивался этот самый волнующий день моей жизни.
Я лежал на полке и под стук колёс складывал ритмику коротких фраз. Видимо от всего пережитого за эти дни я незаметно провалился в сон. Проснулся от резкого скрипа тормозов. За окном вагона светло. Поезд стоит. В вагоне ароматнейший запах еды. В руках несут на бумаге горячую, рассыпчатую картошку, котлеты, солёные огурцы, пирожки. Лежу на полке и не встаю. Как-то неловко – вокруг все кушают, а мне почему-то стыдно встать.
Всё это для меня было впервые. Какой-то детский максимализм вперемешку с обидой и ложным стыдом завладел мной. Я стеснялся. Я не понимал, почему это со мной происходит. До следующей остановки так и пролежал, наблюдая за действиями пассажиров, которые начинали свой обычный день в поезде.
Остановка. Выхожу из вагона. Всё другое. Лица! Говор! У вагона несколько женщин. «Купи, сынок!» Купил картошку с котлетой и огурцами. Всё это на бумаге. Вернулся в вагон. Сел к столику у окна. Пальцы вместо вилки. Быстро, пока бумага не расползлась, всё скушал, подобрал все крошки, как учила меня бабушка. Никогда в жизни я так вкусно не ел. Проводница принесла мне чай и пачку печенья. Даже название помню – «Домино».
За окном поезда картинки менялись, как в калейдоскопе. Новая жизнь летела мне навстречу, эмоции захлёстывали меня. Аппетит в дороге был отменный и сам процесс еды был с новыми вкусами. К обеду на очередной станции купил любимую картошку с котлетой. На вкус это была уже другая картошка и другая котлета. Когда я покупал, пожилая женщина взяла у меня денежку, посмотрела на меня и положила ещё одну котлету! Ешь на здоровье! На этом мои деньги закончились. Это было моим первым неверным экономическим решением. Сколько их ещё будет впереди! Ужинал я уже двумя стаканами чая. Помню, кто-то мне предложил бутерброды. «Нет! Спасибо! Я сыт».
Всю мою жизнь меня сопровождает этот подростковый максимализм. Я наступаю сам себе на горло. Многие черты моего характера родом из детства! В поезде попутчики мне задавали разные вопросы: «Куда едешь? К кому? Почему один?». «В Москву! К отцу!», – с гордостью отвечал я. Я ощущал себя важной частичкой этого нового для меня мира. Соседи по купе предлагали мне всякие «вкусности» из своих многочисленных дорожных припасов: «Бери! Бери! Не стесняйся!» «Спасибо! Я уже поел!», – отвечал я.
По мере приближения поезда к Москве оживлялись мои попутчики. Народ собирал и укладывал свои вещи. Кто-то объяснял кому-то как добраться до метро, кто-то расспрашивал как доехать до Красной площади. Вагон жил временем прибытия.
За час до подхода поезда к вокзалу в тамбуре уже толпились самые нетерпеливые. Я сидел у окна и смотрел на мелькающую громаду всяких прирельсовых построек. Какие-то «замученные» проводами и антеннами неказистые дома, строения. Не такой представлял я себе Москву.
Какой он, мой отец?!
Поезд, медленно раскачиваясь на стыках, замедлял свой ход, разрывая гудками наступающие сумерки, здороваясь с многочисленными переездами. Ещё несколько минут и движение совсем замедлилось. Что-то лязгало, скрипело. Наконец, вагон в последний раз дёрнулся и замер. Увешанный сумками и с чемоданами в руках, перевязанными веревками, народ, толкаясь молча пробирался к выходу. Только сейчас, когда остановился этот подсознательный бег ожидания, я заволновался. Как мы узнаём друг друга? Какой он, мой отец?! Мысли путались.