Насчёт шотландцев у графа уверенности не было. Но ему было известно, что они храбры до безумия и могут быть преданными в той же степени — на ум тотчас пришла битва при Куллодене. Поскольку перевес в численности был на их стороне, почти двадцать к двум, он не стал обременять себя тактичностью, чей язык ему никогда не давался.
— Я ищу мужчин для ремонта замка Горвуд, — произнёс Лайл. — Я ищу таких мужчин, которые не боятся «упырей и привидений, чудовищ длинноногих и тех, кто рыщет среди ночи[21]». Я в последний раз приглашаю в замок Горвуд. Присутствующий здесь Николс составил список моих требований в отношении плотников, кровельщиков и прочих. Те, кто желает работать, могут вписать свои имена и приходить в Горвуд завтра, в восемь утра, чтобы начать. Если Николс возвратится с неполным списком, я примусь искать в Нагорье, где, как мне говорили, можно найти настоящих мужчин.
Граф осушил кружку и вышел.
Рой смотрел, как он удаляется, так же, как и все остальные. В комнате стояла мёртвая тишина, все глядели на двери, через которые вышел сын лэрда.
Затем они уставились на худого парня возле бара, с записной книжкой и карандашом.
Тут Тэм МакЭвой хохотнул, и за ним засмеялись остальные, складываясь пополам и хохоча так, словно в жизни ничего смешнее не слышали.
— Вы это слышали? — проговорил Тэм, когда отдышался.
— Сперва рыжая девчушка, а теперь он, — сказал кто-то другой.
— Ты такое когда-либо слышал? — спрашивал кто-то Роя.
— Никогда, — ответил он. И правда, он никогда не слышал, чтобы столько сильных здоровых шотландцев, молча снесли такое оскорбление от англичанина, и это ведь даже не сам лэрд, который, как всем известно, является идиотом, а всего лишь его сын. Рой поглядел на Джока, который выглядел ещё более сбитым с толку, чем обычно.
— Мы такого не стерпим, ведь так? — говорил Тэм. — Покажем его лордству, кто здесь настоящие мужчины.
Он шагнул к худому слуге, которого назвали Николсом.
— Ты, — произнёс он.
Этот Николс даже ухом не повёл, стоит себе, весь такой спокойный и вежливый, задрав нос в своей заносчивой английской манере.
— Да, мистер…?
— Моё имя Тэм МакЭвой, — сказал Тэм, выдвинув подбородок. — Запиши меня прямо сейчас. Тэм МакЭвой, стекольщик.
Ещё один протолкался к слуге лэрда:
— И меня. Крэйг Арчибальд, каменщик.
— И меня.
Тут все начали толкаться и пробираться вперед, требуя записать их на работу.
— Рой, — шепнул Джок. — Что будем делать?
— Мы не можем записаться, — сказал Рой. Все в Горвуде знают, что за свою жизнь братья ни дня не работали честно. Если они начнут теперь, люди могут что-то заподозрить. — Нам придётся действовать, как ни в чём не бывало.
— Но…
— Не бойся. У меня есть идея.
Оливия мало видела Лайла до вечера. Вернувшись из деревни, он до заката осматривал внутренний двор. Потом он провёл с Хэрриком час в комнате для счетов, после чего удалился в свои комнаты.
Хотя она его покоев не видела, но знала, что Лайл устроил кабинет в нише большого окна своей спальни, которая была двойником её собственной спальни. Он, должно быть, работал там, пока не начал одеваться к ужину.
Лучше не думать о его спальне.
Когда после ужина они перешли в уютное тепло большого камина, Лайл повторил вкратце свою вызывающую речь из «Кривого посоха».
— И никто ничем в тебя не запустил? — изумилась Оливия.
— Разумеется, нет, — ответил он. — По словам Николса, через две минуты после моего ухода люди смеялись и шутили, они боролись за то, чтобы записаться на работу. Он говорит, что люди записывали также своих родственников, не желая, чтобы чья-то семья выглядела менее храброй, чем дикие шотландцы из Нагорья или… чем маленькая рыжая девчонка. Все мы знаем, что именно ты изменила ход событий.
— Зато ты знаешь, как воспользоваться ситуацией, — произнесла она. Оливия жалела, что её там не было. Ей бы понравилось и самой таверне, и услышать деревенские разговоры. Что за удовольствие это могло бы быть!
— Отлично сработано, — сказала леди Купер. — Я едва могу дождаться, чтобы посмотреть, как крепкие шотландцы взбираются по лестницам, таща кирпичи и всё прочее.
— Хотя здесь у нас тоже есть приятные зрелища, — добавила леди Уайткоут. Она окинула восхищённым взором Хэррика, который вошёл, неся поднос с напитками.
Когда он снова вышел, леди Купер спросила:
— Во имя всего святого, Оливия, где ты его нашла?
— Он просто появился, — ответила девушка, — как джин из «Тысячи и одной ночи».
— Я не прочь потереть его лампу, — хихикнула леди Уайткоут.
— Миллисент, давай выпьем в честь Оливии, раздобывшей такой отличный образчик мужской прислуги.
— За Оливию, — согласилась леди Уайткоут.
Лайл поднял свой бокал. Взглядом он встретился с глазами Оливии, и она увидела серебристые звёзды и сияющую луну, и всё вернулось, в горячем жаре воспоминаний.
— За Оливию, — проговорил он.
— И за Лайла, — добавила леди Купер, — который приведёт нам мускулистых шотландцев.
— За Лайла, — сказала Оливия и поверх бокала послала ему многозначительный взгляд, в отместку.
— Благодарю вас, дамы, — ответил Перегрин. — Однако теперь я должен умолять вас о снисхождении. Я ожидаю завтра целую армию работников, и мне понадобятся все мои силы. Что означает необходимость ложиться спать по-деревенски рано.
Он принёс извинения, пожелал доброй ночи и ушёл к себе.
За последние несколько лет они обошли каждый дюйм замка. Они знали каждый коридор и лестничный пролёт, все входы и выходы. Съёжившись в разрушенной сторожке, они следили за окнами в южной башне.
Там находились женщины.
Все в Горвуде знали, кто где спит, где чья камеристка, где спят слуги, и кто из них тайком бегает в конюшни, и кто из конюших более популярен среди горничных. В конце концов, это замок Горвуд, и всё происходящее там является общим делом.
Так что Джок и Рой ждали, пока погаснет свет в окнах южной башни. Затем, держась в тени, они поспешили к сломанной двери в подвал, забрались по разрушенной лестнице и прошли к одной из лестниц, ведущих на первый этаж.
У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…
Оливия вскочила:
— Господь всемогущий!
Она услышала тихие шаги.
— Мисс, что это за шум?
— Не знаю наверняка, — Оливия слезла с кровати. В свете угасающего огня в камине она заметила кочергу и схватила её. — Но кто бы его не производил, он очень об этом пожалеет.
О-о-у-у-о-о-оу-у-у-о-о-у-у-о-о-оу-уууууууууууу-оооооооо.
Лайл проснулся и вскочил с кровати одним движением, выхватив нож из-под подушки.
— Сэр? Что это?
— Это кошмар. Самый жуткий звук на земле. Это звук смерти, пыток и агонии в пылающем аду, — сказал Лайл. — Будь они прокляты. Это волынки.
— Быстро, — говорил Рой. — Сюда идут.
Они с Джоком пробежали по длинной комнате на втором этаже, через двери на лестницу северной башни и поспешили вниз. Лестница была тёмной как дымоход, но они здесь ходили вверх и вниз сотни раз, и ночь для них не отличался от дня.
Спустившись на первый этаж и, через большой зал, выйдя к другой лестнице, они вернулись в южную башню. И помчались вниз по каменным ступеням. Там Рой остановился и сказал:
— Теперь ещё разок, для старых леди.
Оливия и Бэйли ворвались в гостиную второго этажа одновременно с Лайлом и Николсом.
— Ты видела их? — спросил Лайл.
— Только слышала. Это…
— Волынки, — угрюмо подтвердил Лайл.
— Действительно? Это было ужасно.
— А разве волынки звучат иначе?
Приглушённые крики донеслись с лестницы южной башни. Оливия бросилась в том направлении. Лайл оказался в дверях первым.
— Стой, — сказал он, отодвигая её с пути и сбегая вниз по ступенькам.
Оливия локтем толкнула Николса в сторону и последовала за графом.
— Я не боюсь волынок, — сказала она.
— Те, кто их используют, чтобы будить людей среди ночи, способны на всё, — ответил Перегрин.
— Лайл, в самом деле, они вовсе не так ужасны.
— Нет, ужасны. Это самый отвратительный звук на свете. Звук десяти тысяч смертей.
Они дошли до открытых дверей комнаты леди Уайткоут. Она подошла к выходу, её камеристка всё ещё пыталась завязать ленты её халата.
— Простите, мои дорогие. Но эти жуткие вопли меня напугали. Я почти взлетела в воздух с кровати. Не припоминаю, когда такое случалось в последний раз. Кажется, что-то связанное с холодными ногами лорда Уайкрофта, я думаю.
Видя, что она жива и невредима, Лайл вернулся на лестницу, Оливия шла за ним.
Они нашли леди Купер стоящей в шаге от её спальни. Она смотрела в тёмный колодец лестницы.
— Звук шёл оттуда, — она указала вниз. — Ты ничего не говорила о призраках-волынщиках, — добавила леди Купер укоризненно. — Если бы я знала, что они идут, то ждала бы их. Ты когда-нибудь видела мужчину, дующего в трубки? Для этого требуются хорошие лёгкие, как тебе известно, и мощные плечи, и ноги…
— Хорошо, я рад, что вам не причинили вреда, — сказал Лайл.
Он вошёл в маленький коридор, ведущий в большой зал, Оливия на цыпочках двигалась за ним.
— Я пойду первым, — шепнул Перегрин. — Дай мне время. Нужно прислушаться, а ты понятия не имеешь, как сильно шуршит твоя сорочка, когда ты двигаешься.
— Это не сорочка, а ночная рубашка.
— Чем бы она ни была, держи её крепче, чтобы было тихо, — сказал он. — И будь осторожна с кочергой.
В главном зале царила абсолютная темнота. Поскольку Лайл не мог видеть, он прислушался. Но услышал одну лишь тишину. Кто бы ни был там, они хорошо знали дорогу. И сбежали.
Через минуту Оливия появилась в дверях. Ему не нужно было видеть девушку. Он мог её слышать. Тихий шорох ночной одежды звучал оглушительно в огромном тёмном помещении.
Она подошла ближе, и Перегрин ощутил её запах, нежный аромат, исходящий от её сорочки, запах кожи и волос, слабый… некий… слишком неопределенный, чтобы быть запахом, намёк на сон и ещё тёплые простыни. Иные образы возникли у него перед глазами: жемчужная кожа в лунном свете, грудной смех, быстрая дрожь её оргазма…