поздна ради водителей. Написала: КОРОТЫШКЕ БОБСУ ПОХОРОННОЕ АГЕНСТВО МЭССОН, ЧАРТЕРЗ-ТАУЭРЗ. ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ПРОСТИ ПРИБУДУ ДАРВИН ЗАВТРА.
Штурман уснул под машиной, а я на заднем сиденье, это видели все.
Утром с почты я позвонила детям. Беверли утешала. Мистер Гилберт вышел из-за угла, чтобы доставить телеграмму от Коротышки. НЕ ВЪЕЗЖАЙ В ПУНКТ ДАРВИНА ЖДИ У ВОДОЗАБОРА РУЧЬЯ БЕРРИ 181,1 МИЛИ НА КАРТЕ Т-Д 14. К. БОБС.
Я подумала, слава богу. Он едет забрать меня, но как он заплатит за самолет? Я телеграфировала МЫ НЕ ПОТЕРЯЛИ БАЛЛОВ, но не потратилась на ЛЮБЛЮ.
В кемпинге были открытые души. Там я подглядела полуголого Баххубера. Жуткий шрам, ободранная плоть, рана, сделанная чем-то вроде ложки для арбуза.
Я скатала пальто и одеяла на заднем сиденье, чтобы на контрольном пункте решили, будто третий член команды просто спит. Нам помогли завестись какие-то чернокожие, которым мы заплатили десять шиллингов, но они решили, что этого мало.
Когда мы выехали из Маунт-Айзы, штурман прикоснулся к моей щеке тыльной стороной широкой ладони.
– Не воображай себе, – сказала я.
«Ягуар» проехал мимо со скоростью девяносто миль в час. Я буду жать газ до отказа до отметки 181,1 МИЛИ НА КАРТЕ, что бы там ни случилось.
5
Баххубер был нервным водителем. Только доброта вынудила его предложить сесть за руль между Маунт-Айзой и Дарвином. Дорога была асфальтовая, как он заметил. И я ему позволила, мне пришлось. Сама виновата, что пришлось гнать часами, не сомкнув глаз. Я теряла время. Меня замедляли стада скота, четыреста голов зараз, по пути на корабль в Дарвине, а следовательно, и к своей смерти. Наша средняя скорость должна была составлять 44 м/ч, но нельзя ехать через стадо, а пастухи-аборигены вели их с той скоростью, с какой им хотелось.
Животные уходили с дороги ночью, но все равно оставались одинокие бычки, и кенгуру, и призраки, видимые только моему штурману. Он сказал, что земля когда-то была населена валлаби двадцати футов ростом.
Когда мы подъехали к Дарвину, меня вновь затормозил скот. Их эскорт из мясных мух присел попировать на моем потном лице. В их компании я въехала на место рандеву, указанное в телеграмме: У ВОДОЗАБОРА РУЧЬЯ БЕРРИ 181,1 МИЛЯ НА КАРТЕ Т-Д 14. Тут я и остановила машину.
Из-за чертова реле-регулятора мне пришлось оставить двигатель включенным. Я ждала. Не видела ничего, кроме красной земли, одинокого забора с колючей проволокой, набора старых знаков АЭРОДРОМ ЛИВИНГСТОН, ХАМПТИ-ДУ НЕ СЮДА[91], которые я не понимала. Еще был знак ПИЛОТСКАЯ СТОЛОВАЯ, открытый гараж, задушенный алламандой с яркими зелеными и желтыми цветами. Должно быть, тут погибли мальчики, японские или австралийские, или и те и другие, а теперь в их так называемую пилотскую столовую вторглась толпа чернокожих и негритят. Быки и погонщики шли мимо.
Итак, я ждала мужа. Быки натыкались на машину, и я чувствовала их теплое, мягкое касание. Проходящие аборигены-пастухи не знали, что эта потная белая женщина всегда может почти безошибочно оценить быка.
Мы чесались и били мух, а минуты шли. Наконец к нам подъехал автомобиль, фары светили сквозь пыль. Неужели это он, в «фольксвагене»? Он остановился впереди, нос к носу.
Не он. Где же он? Водитель был болваном и лопухом: новенькая шляпа «Акубра», тесные шорты, жирные ноги, новехонькие пастушьи ботинки со вставками из резинки по бокам. Именно это называлось Южным Чудом.
– Откройте, – закричал он.
Только когда он оказался среди инструментов и канистр, я узнала его.
– Мистер Данстен.
– Нет, нет, – он подмигнул мне в зеркало заднего вида. – Я мистер Ширер из Балларата.
Но это был Данстен, бледный, как похоронный агент, с жирными усами, занявшими всю верхнюю губу. Он пихал в меня чем-то, маленькой посылкой, обернутой пурпурной гофрированной бумагой. Я, конечно, вспомнила предыдущий случай, когда он хотел показать мне свою «признательность».
– Сможете поставить новый реле-регулятор?
– Вы еще в «ДМХ»? – спросила я его, потому что была озадачена его присутствием столь далеко от места, где он должен быть.
– Если в «ДМХ» узнают об этом, я покойник.
Я спросила, говорил ли он с мужем.
– Увидите, – сказал он, и я подумала: «Что за новый обман?»
– Вы говорили с ним?
– Никто меня не видел, и никто со мной не говорил, ясно? Включая вас. Сможете приладить новый реле-регулятор? Его покрыли волшебной пылью, если вы меня понимаете.
– Это реле-регулятор?
– Нет, это чертов жемчуг.
– Меня нужно будет потом подтолкнуть. Да, я смогу приладить.
– Сами?
– Где мой муж?
– Вы единственный конкурсант, который бросил своего водителя.
– Где он?
– Не выпрыгивайте из штанов. Он в пути. Итак. Можете приладить реле-регулятор? У вас есть инструменты?
Когда Данстен задал этот последний оскорбительный вопрос, Баххубер повернулся на своем сиденье, чтобы взять набор поменьше.
– Что до вашего штурмана, – сказало Южное Чудо, – его разыскивает полиция.
Вилли рванул инструменты и притянул их к себе на колени:
– У вас неверный взгляд на ситуацию, – сказал он тихо. Он поднял крышку и предложил мне выбрать инструмент, держа красную металлическую коробку, словно в ней было песочное или шоколадное печенье. Я выбрала то, что мне нужно для работы.
– Вдруг вы победите, мистер Баххубер? – спросил Данстен. – Газеты будут смотреть на ситуацию так же, как и я. Вы подумали об ущербе? Вы учли свое место в команде?
Я сказала ему, что уже потеряла водителя. Он хочет, чтобы мы лишились еще и штурмана?
– Вы не теряли водителя, миссис Бобс.
– В последний раз я видела мужа в Чартерз-Тауэрз.
– Да, и в следующий раз, когда увидите его, будьте с ним чертовски ласковы. Это будет в Бруме. Если кто-то спросит, он никогда не покидал машину. Он будет там, когда мы пересечем финишную черту.
Мы? Я спросила его, почему человек из «Дженерал Моторз» в «фольксвагене» и почему он в трех тысячах миль от положенного места?
– Я на вас поставил.
– Неправда.
– Спросите мужа, когда увидите его.
Я подумала: «Меня обдурили. Выставили идиоткой. Все знают, что меня обманули».
– Кто дал вам спонсоров? Вы хоть знаете?
Нет, я не знала. Я могла заплакать, но не стала – перед этим существом, которое не отличит реле-регулятор от своей задницы.
Выключила зажигание. Нажала кнопку капота, взяла инструменты и реле-регулятор. И конечно, мой штурман собирался помочь мне с горячей электрикой, и я приветствовала его, его нежную близость и сдержанность. Я доверяла его чувствам ко мне. Доверяла его достоинству и спокойствию.
– Ты! – вякнула ядовитая чернильная крыса с заднего сиденья. Так-то он обращался к моему дорогому и честному другу. – Ты Виллем Аугуст Баххубер?
Я сказала Данстену отстать от бедняги. Мы ехали двадцать четыре часа, и если он прекратит ныть на мгновение, если нас когда-нибудь толкнут, мы сможем доехать до контрольного пункта вовремя и дать батарее зарядиться.
– Ты подставил свою команду, – сказал он. – Ты не платишь алименты?
Я спросила его, работает ли он еще в «ДМХ».
– В этой машине есть вопросы поважней.
– Вас зовут Данстен, не Ширер.
– Заткнись, – сказал он и повернулся к Баххуберу. – Твоя жизнь – полная дрянь. Когда мы победим, репортеры найдут твоих жену и сына. Ты правда хочешь сделать это с мистером и миссис Бобс? Ты все изгадишь.
– Не на того напали, мистер Данстен, – ответил он.
И я была рада, что он вышел из машины, и рада, что он ушел дальше по дороге. Он подобрал камень и бросил его высоко вверх. Я никогда не видела, чтобы он выходил из себя, но поняла, что когда это случится, это будет сильный взрыв. Я сказала Данстену отвалить, оставить нас. Небывалый для меня случай.
6
Алкоголь точно мне не требовался, но пиво у Боббсиков слыло лекарством от всех болезней, и Айрин попросила сопроводить ее в паб, потому что чувствовала себя «некомфортно» с Данстеном.
Я сказал, что ей стоит держаться подальше от этого интригана.
Это никак не выйдет, так она выразилась. Но мы могли выпить здесь, сказала она, имея в виду старую гостиницу «Ларапинта»[92], хотя совсем недавно она громко критиковала ее. (Она никогда не видела такого грязного места. Мне повезло, что я спал в машине.) Это правда, гостиница была грубой и грязной, угнездившейся на длинных толстых сваях возле железнодорожной станции в кислых испарениях от скотобойни и вина в кувшинах. На ней рекламировались «морские виды», и они в самом деле имелись: Тиморское море исчезало в сумерках за поломанным кустарником и травой. На самом видном месте, через улицу, знак сообщал, что ЗАПРЕЩЕНО ПИТЬ, ИГРАТЬ И МОШЕННИЧАТЬ, хотя это очевидно, относилось к людям, скопившимся позади объявления – разбросанным кучкам чернокожих, собравшихся вокруг дымящих костров.
Из-за присутствия миссис Боббсик ее сопровождающим пришлось пить в так называемой Девственной гостиной. Слава богу, подумал я, когда увидел общий бар, переполненный спорящими жестколицыми белыми. Я гадал о единственном черном парне среди них. Он выглядел в точности как батарейный лекарь, спасший наши шкуры. Это и был он. Наверняка. Он смотрел на меня с противоположного конца бара. «Лучше уходи отсюда», – подумал я.
Затем ядовитый потный Данстен сказал миссис Б, что он надеется, что она закрыла машину. Если нет, ее обглодают, как куриный скелет. Я вызвался проверить.
Этот чертов взгляд ждал меня по возвращении уже не в общем баре, а в Девственной гостиной, где черный прислонил свою длинную спину к стене. Он приветственно поднял бокал с пивом.
– Батарейный доктор?
– Мистер Редекс.
Конечно, я пожал ему руку.
Пенни пролетел через зал и ударился о барную стойку. Только позже я сообразил, что причина этого – во мне.