Вскоре над костром висел котелок с ухой. Несколько хариусов Володя разрезал на куски, посыпал солью и, сделав грациозный жест, сказал:
- Не угодно ли перед ухой испробовать сырой рыбки. Хариус по-любительски!
Павел скорчил гримасу, корреспондент сделал удивленные глаза. Только Генрих Симаков и про-водник бодро заявили:
- С удовольствием!
Мне приходилось пробовать сырого хариуса в тунгусской тайге, у эвенков. Поэтому и я присоединился к трапезе. Мы с аппетитом уплетали куски сырой рыбы с солью, вприкуску с хлебом.
Мой знакомый эвенк с далекой Подкаменной Тунгуски, Андрей Дженкоуль, приучил меня есть сырого хариуса. Он говорил мне: «Ешь сырую рыбу. Полезно. Мы, эвенки, никогда не варим хариуса, только печем на костре или засаливаем. После варки рыба - бесполезный продукт, все витамины в ее мясе вывариваются. Это очень важно в начале лета, когда в лесу еще нет ягод, когда дичь в тайге затаивается и выводит, потомство, - сырая рыба, и особенно хариус, является в это время основной пищей, содержащей витамины».
Что ж, все это, наверно, правильно. Но увлекаться сырой рыбой, конечно, не следует. Нельзя ведь забывать и о желудочных заболеваниях…
- Отбой! - скомандовал Генрих Симаков, и все разошлись по палаткам.
Пылал костер. Кругом стояла мертвая тишина. Только потрескивали сучья, объятые пламенем. Над горами в небе сверкали звезды. В темноте белела снежная громада горы Манси-Нёр.
Лагерь спал. Я открыл полог палатки и замер от удивительного зрелища: снег на горе Манси-Нёр был малиновым. Снежная вершина первой встречала солнце, встающее из-за горизонта. Я вылез из спального мешка и стал готовить кинокамеру.
Едва успел установить аппарат, как малиновый тон снега на горах изменился на светло-оранжевый. Долина Народы была еще в сизоватой предрассветной дымке. Стояла такая тишина, какая бывает только ранним утром. От потухшего костра вертикально поднималась слабая струйка дыма.
Солнечный свет медленно скользил по снежным вершинам и опускался в долину. Вот он уже заиграл на верхушках лиственниц. Внезапно осветилась вся речная низина и наш лагерь. Земля вокруг лагеря была покрыта инеем, который под солнечными лучами быстро превращался в росу. Я ходил по мокрой траве и любовался удивительной картиной: трава и кустики голубики были сплошь усеяны капельками росы, словно стеклянным бисером. Каждая росинка играла в солнечных лучах всеми цветами радуги.
Возле палаток горело бесчисленное множество сверкающих разноцветных «фонариков». Я с удивлением замечал, что по мере моего движения «фонарики» изменяли свою окраску. Мне хотелось запечатлеть это на кинопленку. Я ползал на коленях по мокрой траве, выбирал наиболее густо усеянные росой травинки и снимал «фонарики».
Вскоре вылезли из палаток и другие участники нашего похода. Стали готовиться. Проводник Володя остается в лагере стеречь коней. К вершине поведут нас геологи. Мы позавтракали, собрали все необходимое для киносъемки и начали восхождение. Преодолев небольшой крутой склон, вышли на нагорную террасу. Она возвышалась над долиной бурного ручья, текущего в узкой теснине, со склона горы Народной. Это был роскошный горный луг. Здесь так же, как и внизу, вся трава была усыпана росинками, играющими на солнце разноцветными огнями.
Продолжая подъем, мы вышли на широкое нагорное плато с нагромождениями каменных глыб - курумами, как называют их ученые. Незаметно из-за россыпей показалась белая шапка куполообразной горы.
- Вот она, Народная, - показал геологическим молотком в сторону горы Генрих Симаков.
Мы вышли на возвышенное место, с которого перед нами открылась снизу доверху покрытая снегом Народная. К вершине вели два гребня. Кажется, что до горы рукой подать, но Володя Хлыбов говорит:
- Еще пять километров!
Погода исключительно благоприятствует нам. На небе ни единого облачка. Ослепительно блестят на вершине снега. К полудню проходим нагорное плато. После этого начинаем подъем на левый гребень Народной. Чем выше, тем круче становится склон. Скоро начинает чувствоваться усталость. Не мудрено: за плечами киноаппаратура. Часто останавливаемся, отдыхаем.
Прошел, вероятно, не один час, прежде чем мы приблизились к вершине. Над ней появились облака. Это плохой предвестник. Тревога вкралась в мою операторскую душу. Надо спешить!
В несколько этапов мы преодолеваем подъем и выходим к деревянной вышке, установленной на вершине. «Ура» не кричим, потому что устали. Наконец-то мы на Народной! На высшей точке всего Урала! Весь Каменный пояс теперь у нас под ногами!
Гордо оглядываем всю панораму снежных гор, которые тянутся до самого горизонта. Вот оно - альпийское сердце Приполярного Урала! Легко понять ученых прошлого, которые никогда не видели таких уголков на Урале и поэтому отрицали существование здесь снежных гор.
Ведь было время, когда высшей точкой всего Урала считали гору Тельпос-Из. Лишь в результате топографической съемки Северо-Уральской экспедиции в 1927 году были обнаружены вершины более значительной высоты: гора Народная- 1883, гора Карпинского - 1793, гора Манси-Нёр-1772 метра над уровнем моря. В последнее время высота горы Народной была измерена более тщательно. Она составляет 1894 метра.
Под нами гора Манси-Нёр с одним из мощных ледников. У подножья ледника чернеет круглое озеро.
Отчетливо видна среди снега дорожка реки Народы, вытекающей откуда-то, как нам показалось, из-под самой горы. Река течет в широкой долине и поворачивает за гребень, за которым остался наш лагерь.
Возможно, этой-то долине гора и обязана своим названием. Вообще же о происхождении названия горы Народной существуют две легенды. Первая легенда довольно прозаического характера, говорит о том, что в широкую долину реки под горой в определенное время года сгоняли многочисленные стада оленей. Оленеводы со своими семьями перекочевывали сюда на все лето. Многолюдно было под горой, оттого и пошло название Народная.
Другая легенда более поэтична. Она объясняет, происхождение названия горы от слова «народить». На языке коми гора называется Народа, и считается, что она «народила» все остальные горы, весь Урал, так как она выше всех. Какая из этих легенд правильная-трудно судить, но мне нравится вторая. Действительно, гора Народная господствует над всем Каменным поясом. Это она, как мать, «народила» все остальные горы, она - прародительница всего Урала.
С запада к нам приближалась непогода. Уже тонула в темной дымке «медвежья лапа» на вершине Манараги. Над горой Карпинского, находящейся рядом с Народной, нависли свинцовые тучи. Геологи распрощались с нами и стали спускаться к голубому озеру у подножия горы Карпинского, чтобы от него пойти по ручью Карпин-Шор в Северную Народу.
Корреспондент уходит по гребню в сторону лагеря. Мы с Павлом остаемся на вершине, чтобы заснять панораму снежных гор. Засвистел ветер. Заметно стало темнеть. Похолодало. Мы собрали киноснаряжение и по крутому снежному склону стали спускаться. Проваливались по пояс, с размаху влетали в замаскированные снегом трещины. Бывали опасные моменты: ноги застревали между камнями. Два часа мучительного спуска по глубокому снегу, среди сплошных каменных россыпей. Взбираться в гору куда легче!
Долго еще шли по снежникам нагорного плато, пока не попали на сухие каменные россыпи с зелеными лужайками между ними. Неожиданно из-за камней выскочила стая горных куропаток. Выводок был уже взрослым. Подросших птенцов можно было отличить от мамаши только по голосу. Она «объяснялась» густым контральто, а птенцы пищали.
Вся стая отбежала от нас не более чем на три метра. Птицы, вытянув шеи, с любопытством наблюдали за нами.
- А что если, это самое… перебить их всех? Неплохой будет ужин! - прошипел Павел.
Продолжая следить за сбившимися в кучу птицами, я думал: «Да, из куропаток получился бы неплохой ужин. Но почему моему помощнику приходит в голову именно браконьерская мысль? Неужели любить природу можно только с позиции вкусного ужина!»
- Мы будем их снимать, - сказал я и стал доставать кинокамеру.
- Разве получится что-нибудь на пленке? Сейчас же темно!
- Для этого существует светосильная оптика и замедленный ход кинокамеры.
Было действительно темно. Но я стал снимать куропаток. Пусть ничего не получится, но птицы должны остаться живыми! Наступая на них вплотную, я умышленно разогнал выводок. Теперь можно идти дальше.
Было совсем темно, когда мы подошли к обрыву плато. Внизу, у озера, горели три костра, среди наших палаток белели еще две. Мы спустились и узнали, что рядом с нашим лагерем разместились ленинградские туристы.
Этой ночью в лагере было многолюдно. Группа туристов состояла из десяти человек. Мы познакомились и большой компанией сидели вокруг костра, пили чай, беседовали.
Путь ленинградских туристов начинался от станции Косью. От этой станции, расположенной вблизи гор, туристы пошли вверх по реке Косью, которая привела их в глубь хребта, к подножию одной из красивейших гор Приполярного Урала-!
Манараги. Поэтому реку Косью называют еще и Манарагой.
В верховьях этой реки находится перевал, через который можно перейти к истокам реки Народы, к подножию горы Народной. По реке туристы идут до базы Северная Народа, от базы через водораздел к истокам реки Пеленгичей, по ней на реку Балбан-Ю, которая выходит к реке Кожим. На реке Кожим строят плот и плывут на нем по таежной речке, вкушая все прелести водного путешествия. Там, где реку пересекает Воркутинская железная дорога, находится станция Кожим. На ней и заканчивается маршрут.
Поздно ночью начался дождь. Мы разбежались по палаткам. До рассвета было слышно, как ударяли капли о брезент. Река Народа ревела на каскадах перед озером. Дождь не переставал и днем, но туристы собрались в путь. Накрывшись целлофановыми накидками, они гуськом уходили вниз по Народе. На спине у каждого висел объемистый рюкзак. В белых накидках туристы странным образом походили на лебедей.