– Ах, дорогая, я не пытаюсь оскорбить твою… родину, просто пойми, там и здесь – разные миры… и я хочу, чтобы ты открыла для себя нынешний.
Холм приближался. Он наплывал зеленой громадиной, и деревья уже не казались хрупкими. Они вытягивались, обретая плотность и размер. Коляска меж тем замедлила ход.
– Дальше дороги нет. И эта почти заросла. Матушка рассказывала, что когда-то на этом холме жил священник. И была у него дочь столь прекрасная, что перед красотой ее не устоял сам король альвов…
– А у них разве не королева?
– Это неважно, – тетушка дождалась, пока сыновья ее спешатся. И приняла руку. – Он соблазнил несчастную, а после бросил, и она умерла.
– Очень романтично, – Катарина демонстративно проигнорировала протянутую руку. Прикасаться к кузену не хотелось. А он лишь оскалился.
– Печально, – поправила тетушка. – Она повесилась в отцовском доме, а тот умер с горя и проклял всех нелюдей. Но это было давно. И от дома-то ничего не осталось.
Камни. Они вырастали из плотного травяного ковра то тут, то там. И были это не огромные валуны, но обыкновенные глыбины, из которых раньше и вправду строили. К примеру, Королевскую башню.
– Матушка нам рассказывала это, желая предупредить. С нелюдями связываться не стоит.
– Не буду, – Катарина вспомнила вчерашнего мертвеца и нервно улыбнулась.
– Я слышала, что в колониях они ведут себя много более вольно. И что порой некоторые несознательные особы отвечают на эти вольности…
Узкая тропа пробиралась на самую вершину. Мимо зарослей жимолости, на ветках которой уже появились первые ягоды, мимо одичавшей яблони и пары рябин.
– На что вы намекаете? – Катарина обеими руками держалась за зонтик.
А вот кузены следовали рядом.
Один слева. Второй справа. Молчали. И облизывали взглядами. Во дворце быстро учишься обращать внимание на взгляды.
– Я? Помилуй, девочка… просто… у нас тут тоже неспокойно. Здесь, мальчики, доставайте корзинку.
– Какую? – поинтересовались кузены хором.
– Господи, дай мне сил… ту, что осталась в коляске. Кевин, будь добр… или ты, Гевин.
Значит, в темно-синем – Кевин, а в зеленом – Гевин. Надо будет запомнить. Или не надо? Толку-то… к вечеру опять переоденутся.
– Оба идите, – решила тетушка. – И захватите покрывала… два. Они в ящике будут. Еще шаль мою. Здесь иногда дует, но место и вправду чудесное.
– Чудесное, – согласилась Катарина.
Холм обрывался резко, будто чей-то огромный нож просто убрал его половину, оставив гладкую темную стену. Где-то внизу разливалась река, такая далекая и яркая, что Катарина зажмурилась.
– Только к краю не подходи. Твоя матушка однажды едва не упала, так увлеклась. Я в самый последний миг ухватила ее за пояс платья.
Это тетушка сказала с явным сожалением. И Катарина послушно отступила от края, который не выглядел надежным. А ведь удобное место для несчастного случая. И уж ее-то, Катарину, никто за пояс ловить не станет…
– Где они там? Мужчины порой столь беспомощны… взять моего Гарольда. Умнейший человек во всем, что дел касается, но слеп… невероятно слеп. К счастью. Вон там дом стоял, – она указала на обрыв. – А после проклятия осел… правда, матушка говорила, что, возможно, все было иначе, что девушка обратилась к отцу за благословением, а он ее убил, не желая, чтобы кровь его рода смешалась с кровью нелюдей.
Ветер гнал облака, которые отражались в синей глади реки. Тени скользили огромными рыбинами, заглатывая редкие лодчонки, чтобы спустя мгновение дать им свободу.
– И холм разрушил уже альв своей песней… впрочем, какое нам дело?
– Никакого, – согласилась Катарина.
– Именно, дорогая, именно… но вот нелюди… ты еще не знакома с соседом?
– Которым? Хотя… не знакома, – Катарина обняла себя. Ветер с реки дул и вправду пронизывающий. Да и не отпускало ощущение, что место это не просто живописно, что есть еще кое-что, из-за чего, собственно, Катарину и привезли сюда.
– Молодой лорд Гленстон. Королевский дознаватель, как говорят.
Сердце ухнуло. И оборвалось. Королевский дознаватель? Нет, королевские дознаватели Катарине нужны не были. Категорически.
– Все знают, что он незаконнорожденный, что бы там его бабка ни говорила… тоже печальная, но поучительная история. Я была знакома с Эвелиной. Все-таки соседи… хотя, признаюсь, это знакомство не доставляло мне удовольствия. Но мы втроем проводили много времени. Соседям не принято отказывать.
Как и родственникам. К сожалению.
Катарина искоса взглянула на тетушку Лу, лицо которой обрело прежде несвойственное этой женщине мечтательное выражение.
– И сюда мы приходили втроем. Ее донельзя занимала эта байка, да… она все твердила, что дело в любви, что любовь все преодолеет, что даже после смерти души возлюбленных будут вместе. Помилуйте. Какая душа может быть у нелюдя?
– Не знаю.
– Я знаю, – неожиданно жестко произнесла тетушка. – Никакой. Но мы все были юны, глупы и мечтательны. И видит Бог, если бы я знала, чем все обернется… – она опустила голову и раздраженно произнесла: – Мальчишки не пришли?
– Нет.
На тропе было пусто.
– Она встретила своего альва… прекрасного… они все прекрасны. Я узнавала. Дело не в них и не в нас, но в магии, которая влияет на людей. И Эва не устояла. Он ей сыграл свою песенку, протянул руку, и она приняла ее. Она ушла с ним, а мы… мы остались вдвоем. И тогда, кажется, твоя матушка вбила себе в голову, что любовь важнее всего.
Руки тетушки сжались в кулаки.
– Леди Гленстон была вне себя от горя, которое лишь усилилось, когда она узнала, что тот альв уже имел жену из своего народа. И Эву он назвал возлюбленной. А по сути она стала содержанкой. Любовницей. Подстилкой… – с каждым словом кулачки сжимались крепче. – И когда у несчастных родителей получилось дозваться до нее, то она сказала, что не желает возвращаться. Что она счастлива. Она провела под холмами двенадцать лет. И родила своему любовнику сына, который оказался не нужен, когда Эвелины не стало. Альвы просто выкинули мальчишку. Но ему повезло, у леди Гленстон не было детей, кроме Эвы. И внука она приняла. Выправила документы. Воспитала… видела бы ты, каким он был!
– Каким?
Катарина потерла руки. Тонкая ткань платья не защищала от холода. И казалось, что ветер проникает внутрь Катарины, унося остатки тепла. Такое уже с ней случалось. В Королевской башне, камни которой всегда были голодны.
– Чудовищем. Я не преувеличиваю. Так уж получилось, что матушка, уж не знаю почему, винила во всем меня. И в том, что случилось с Эвой, и в побеге Бетти… я-то при чем? Но она отказала мне от дома. Сперва. Уже потом, когда появились мальчики, мне было разрешено навещать ее… будто мне хотелось.
Кривоватая улыбка смотрелась нелепо на круглом этом лице.
– Но я приезжала. Мне было жаль ее. Одинокую. Никому-то не нужную… она так любила твою матушку, а та не удосуживалась даже писать! Но ведь мы не об этом, верно? Мы о мальчишке… я сперва жалела его. Ребенок ведь. Дети не виноваты в том, что совершают взрослые. Дети… невинны… почти все… мои мальчики никогда не доставляли мне проблем, к счастью… а это отродье… оно ело под столом. И выло. Улюлюкало. Оно напало на Кевина и опрокинуло его на пол, чтобы потом оторвать все пуговицы. Это был новый костюм, между прочим. Оно подкинуло Кевину крысу, и та его покусала. Мы потом долго ходили к целителю.
– Сочувствую…
– Я просила, чтобы на время наших визитов бабушка не брала к себе это отродье, но… она разделяла ту непонятную привязанность, которую испытывала к ублюдку леди Гленстон. Все закончилось дракой, и оказалось, что виноваты почему-то мои мальчики. Да… после того случая наши отношения с матушкой испортились окончательно. Я ее любила, но не могла рисковать детьми.
…А та оставила свое состояние не дочери, но внучке, что тоже должно было быть обидно.
– Ма, там нет пледов! – донеслось с тропы. – Но мы взяли попоны! Они тоже теплые и толстые.
– Господи, дай мне силы, – тетушка Лу закатила глаза. – В детстве с ними было куда как проще…
Глава 15
Мертвец оказался мало того что издевательски тяжелым, так еще и неудобным. Он норовил то съехать с плеч, то свалиться со спины, по которой уже стекала болотная вода, заставляя Кайдена нервно вздрагивать.
И ведь Дуглас слово сдержал. Шел рядом. Помогал. Советами.
– А вот взял бы веревку, мог бы и обмотать…
– У тебя же есть.
– У меня моя. Она для дела нужна, – Дуглас держался чуть впереди, верно, чтобы вонь мертвого тела, смешанная с затхлым запахом болотной воды, не оскорбляла его обоняния.
– Так и у меня дело! – Кайден мысленно проклял ту минуту, когда ему вообще вздумалось доставать этого вот покойника. Зачем, спрашивается, он понадобился?
Лежал себе в болоте. Тихонечко. Никому не мешал. А теперь… Кайден дернул плечом, по которому поползла щекочущая струйка воды, и едва не выронил ношу.
– Аккуратней, а то потом не поймешь, что ему при жизни сломали, а где ты сам постарался.
– Угу… думаешь, сломали?
– Не уверен. Дамочки, конечно, не из простых, но вот… не любят они кости ломать. Женщины. Грязно это. Неаккуратно. Кровь там. Матюки. Другое дело яд. Капнул в чашечку, подал с улыбочкой и жди себе…
– Думаешь, они? – Кайден с облегчением свалил тело на траву. До дома оставалось всего ничего.
– А кто еще?
– Не знаю.
– Сам посуди, зачем им посторонний труп прятать? – Дуглас тоже остановился. – Через парадный не попрись. Слуги-то свои, но все одно стоит поберечься.
И здесь он снова был прав. Благо имелись в дом всякие пути, ибо был дом стар и нужды у хозяев возникали разнообразнейшие.
– Сейчас придем, – Кайден почесал нос и скривился. Руки пахли телом. И болотом. – Помоем… его… и себя помоем… и тогда станет ясно.
Увы, помывка ясности не добавила. Грязь сходила с мертвеца тяжело, будто успела уже привыкнуть к нему, сродниться. Крупицы ее застревали в густой поросли, что покрывала торс и руки покойника, склеивали волосы, забивались в рану.