– Все ж не они, – с немалым облегчением произнес Кайден, рану раздвинув пальцами.
– С чего взял? – Дуглас пристроился тут же.
– Шел бы ты спать.
– Уже не хочу, – ответил Дуглас и широко зевнул, верно, демонстрируя искреннее свое нежелание. – Сон перебил? Терпи теперь. И вообще… любопытная находочка. Губы ему раздвинь.
Кайден подчинился, а Дуглас сполз с кресла и, обойдя покойника по дуге – мертвецов он всерьез недолюбливал, хотя эту вот нелюбовь всячески пытался скрыть, – остановился между столом и окном.
– Да, любопытная…
Клыки у находки имелись.
Крупные такие. Выпирающие. Четыре пары. Передние и сменные, чуть утопленные в нёбо. Сами же зубы были ровными, аккуратными, разве что желтый налет их портил.
– Выродок, – Дуглас все же оттянул веко, заглянув в помутневший глаз. – Точно выродок…
– Или просто старый?
– Зубы на месте? На месте. Шрамов, посмотри, ни одного нет, а должны бы быть. Оборотни в гон не особо друг с дружкой церемонятся. Нет, этот в стае не бегал. Зато баловался духовитой травкой. Если принюхаешься…
Кайдена замутило, но он послушно наклонился над телом. И вправду, травкой пахло. Терпкий сладковатый аромат, казалось, пропитал все тело.
– И ногти, – Дуглас поднял руку. – Если хорошенько от грязи потереть, увидишь…
Тонкую лиловую полоску у самого основания ногтя.
– Ага… и клеймо на месте. Я тебе точно говорю, выродок.
И Кайден согласился. Оборотни не потерпели бы в стае того, кто слишком уж отдается грезам, которые дарит духовица, заодно ослабляя контроль над зверем.
– И смотри, – Дуглас руку вывернул, показав на толстую полосу незагоревшей кожи. – Спорим, носил блокирующие браслеты? Небось свои же и нацепили, чтоб не задрал в припадке.
Похоже на то.
Трава разрушает разум, стирая грань меж фантазиями и явью, а заодно уж порождая чудовищ, с которыми всяк безумец боролся как умел. И вопрос даже не в том, кто нацепил на него браслеты, а скорее в том, кто и когда додумался снять их.
– Думаю, ушел по молодости в наемники… – Дуглас пощупал клеймо.
Кайден и без него видел, что старое оно. Рубцы вон белые и ныне почти сровнялись с кожей.
– А там уже остался, да… со всеми, так сказать…
Кайден молча раздвинул челюсть покойнику, убедившись, что язык его имел весьма характерный черничный оттенок. И стало быть, оставалось оборотню немного.
Странно, что пленник про травку не упомянул. Или не знал?
– А это походило бы на несчастный случай? – Язык Кайден вытянул, подумывая, стоит ли его отрезать. Можно, конечно, и целиком тело оставить, но уж больно массивный покойник попался. Да и к чему? Искать его вряд ли кто станет.
Точно не оборотни. Наемники? Тоже сомнительно.
– Обезумевший оборотень? Гм… пожалуй что походило бы… – Дуглас потер щетинистый подбородок. – Дамочка не проявила должной разборчивости, слуг нанимая. Один свихнулся и загрыз благодетельницу. Его бы, конечно, прибили… расследовать нечего. Дело закрыто. Да… соболезнования родственникам. Похороны…
И могила в родовом склепе, куда стоило бы наведаться, ибо была покойная леди к Кайдену весьма добра. Печеньем овсяным угощала. И позволяла прятаться на чердаке, когда случались грозы. Она даже не ругалась никогда, лишь вздыхала и грозила пальцем, когда он вновь совершал какую-нибудь глупость. И от этого почему-то становилось совсем совестно.
– Интересно. Очень интересно… и самое интересное, кто ж это у нас его так? Точно не ты?
Кайден покачал головой.
– М-да…
Рана была широкой и глубокой. Края ее разошлись, позволяя разглядеть и разорванную глотку, и остатки сосудов, уходивших в шею, и даже позвоночник, который уцелел не иначе как чудом.
– Поднимешь? – Дуглас потер руки. – Смотри. Предположим, я оборотень, которому мерещится всякое… странно, что он вообще хоть как-то себя контролировал. Или браслеты держали? Но тогда кто их снял и когда? Или… помнишь, они про лихорадку говорили? После лихорадки он был бы ослаблен. Обычный двуипостасный вовсе не подцепил бы, к ним такая зараза не липнет, а этот вот… как очухался, пошел в дом заказ исполнять… нет, похоже, что браслеты с него уже в доме сняли. И главное, оборот он совершил…
– Думаешь?
– А ты думаешь, он просто так нагишом погулять вышел? Клещей хозяйством подразнить захотелось?
Покойник норовил завалиться на бок, все потому, что голова его то запрокидывалась, норовя ткнуться в лицо Кайдену спутанными волосами, то падала на грудь, то перекатывалась на плечо. И сам он, даже почти отмытый, был неприятен.
– Одежду не нашли… и браслеты тоже.
Кайден кивнул.
Он искал. И возле поляны, и дальше в лесу, и сам лес спрашивал, да только тот, сонный, отвечал неохотно.
– Значит, кто-то его привел. Помог раздеться. Снял браслеты. Подтолкнул к перевороту… а потом убил?
– Нелогично.
– Верно, – Дуглас схватил покойника за космы и поставил голову ровно. – Не танцуй, держи хорошо.
– Я держу!
– Держи лучше… так вот, думаю, тот, кто его вывел в лес, оставил бы ему что-то, скажем, вещицу с запахом… да, определенно… или духи? Нет, это резковато, а вот запах… шепнул пару слов. Этим много не надо, главное, подтолкнуть в нужном направлении.
Дуглас черканул по шее пальцем. И с другой стороны.
– Человеческий разум не справился бы со зверем. А убедить зверя идти по следу несложно… умно. Да, пожалуй что так… но тот, кто это затеял, не стал бы убивать.
– Если бы оборотень и вправду пошел по следу. А если бы бросился?
– Вряд ли… сколько он носил эти браслеты? Пару лет точно, вон, весь травой пропитался. Стало быть, оборот не совершал очень давно. А это дело непростое, болезненное. И был бы он в первое время беспомощней кутенка. Его приятелю хватило бы времени убраться на безопасное расстояние.
И унести с собой одежду и браслеты. Или одежду после нашли бы, скорее всего где-нибудь у дома.
– Но кому-то наш волчок…
– Думаешь, волк?
– Скорее всего. Для медведя хиловат, даже для недокормыша, а вот волки бывают и мелкие…
Кайден испытывал преогромное желание бросить мертвеца, но держал.
– Ну да ладно, это мелочи. Куда интереснее, что кому-то наш приятель крепко не по нраву пришелся. Удар был один и мощный. Ты когда-нибудь убивал оборотней? Можешь опустить.
Кайден разжал руки, и тело сползло на стол.
– Нет.
– Шкура у них весьма плотная. И добавь шерсть с густым подшерстком, которая тоже себе щит. Да и сомневаюсь, что наш приятель стоял и ждал, когда горло перервут. Надо, надо наведаться в гости по-соседски… пообщаться поближе, приглядеться…
Дуглас вытер ладони платком и велел:
– Иди собирайся. Пойдем знакомиться. Только помойся сперва, а то от тебя болотом воняет.
Приближение грозы Катарина почувствовала ближе к полудню.
Холм остался позади, как и пикник, вполне себе обыкновенный, если не считать внимания, которым Катарину окружили. Нет, никто не пытался нарушить правила приличия, напротив, братья проявляли весьма похвальную сдержанность. Но… они были рядом. Слева. И справа. И сзади тоже. Они говорили. Улыбались. Кланялись. Рассказывали забавные, действительно забавные истории, которые заставляли Катарину улыбаться, отчего она чувствовала себя совершенно глупо, и это злило несказанно, как и смех тетушки.
Лимонад. И мягкие булочки. Овечий сыр, нарезанный маленькими кубиками и щедро сдобренный приправами. Ветчина. И медовые палочки с орехами.
– А еще помню… – Гевин полулежал, опираясь на седло. – Однажды… в детстве…
– А то сейчас ты взрослый, – поддел брата Кевин.
– Взрослее тебя…
– На две минуты!
– На две с половиной…
– Мальчики, – тетушка Лу пригрозила пальцем. – Не спорьте.
А Катарина вдруг ощутила весьма характерную давящую боль в затылке и сказала:
– Пора возвращаться.
– Ты устала, дорогая?
– Нет. Гроза будет. Скоро, – Катарина коснулась этого затылка. Грозы она чувствовала всегда, с раннего детства, и слуги, поняв, что никогда-то она в своих предчувствиях не ошибается, шептались, что виной всему ведьмина кровь. Правда, кого именно считать ведьмой, они так и не решили.
Катарина посмотрела на небо.
Чистое. И солнце светит, слепит. Ветер и тот стих, будто затаился, сил набираясь. И все же грозе быть, и сильной.
– Дорогая, – тетушка покачала головой. – Просто скажи, что ты устала.
– Хорошо, – Катарина мучительно боролась с желанием распустить волосы и коснуться тяжелого затылка, унимая эту боль. – Я устала.
Спорить желания не было. К счастью, никто не стал уговаривать ее потерпеть. Братья обменялись взглядами, и Гевин произнес:
– Действительно, чувствуется в воздухе что-то этакое… неспокойное. Думаю, нам будет лучше вернуться.
Остатки еды вернулись в корзинку для пикника. Попонами занялся Кевин, а Гевин вызвался отнести их к экипажу и заодно уж запрячь лошадей. Катарина же подошла к обрыву.
Странное место.
И сейчас, в преддверии бури, странность его ощущалась особенно остро. Будто имелся здесь некий невидимый изъян.
Какой?
– Здесь она любила стоять… – тетушка подошла сзади, и Катарина вздрогнула, едва не сделала шаг вперед, спеша отступить от этой женщины.
– Кто?
– Моя дорогая сестра. Вот туда ставила этюдник, но часто даже не писала, просто становилась и смотрела, смотрела… никогда не могла этого понять.
– Здесь красиво, – примиряюще сказала Катарина.
– Красиво… но были куда более живописные места. Как-нибудь я отведу тебя на старое озеро. Оно давно уже в болото превратилось, но тебе понравится. Вода там почти черная, а на ней – белые кувшинки. Правда, днем они прячутся в глубинах озера… мне оно казалось бездонным.
Тетушка Лу прикрыла глаза и обняла себя. Она покачивалась и молчала, и кажется, забыла, где находится и с кем. Но стоило Катарине сделать шаг назад, как тетушка очнулась.
– Бабушка говорила, что в озере водятся русалки… на самом деле все много хуже. Есть твари куда более опасные. Никогда не верь нелюдям, да…