Вдова его величества (litres) — страница 26 из 73

– Не получится, если не стараться, – знакомый уже Катарине седовласый господин поднимался с немалым достоинством, несмотря на то что пыли на его одежде было не меньше, а возможно, и больше. – Доброго дня, леди.

– И вам, – Катарина присела в реверансе, изо всех сил стараясь не смотреть на третьего гостя, которого она ждала, но не так чтобы очень.

Конечно, не так чтобы очень. Совсем даже почти не ждала.

Скорее знала, что встреча с ним неизбежна. И оттого пусть и глядела в сторону, но все равно подметила, как ловко он встал, как провел по штанам, пытаясь хоть как-то сгладить пыльные следы. Как глянул на Дугласа с какою-то детскою обидой.

– Буду рад представить вам моего… племянника… лорда Теодора Гленстона.

– Кайдена, – мрачно поправил лорд Гленстон.

– Он не любит свое человеческое имя…

– И не зря, – заметил Гевин, обходя гостей по широкой дуге. – Человеческого в нем… немного.

– Кто бы говорил, – проворчал Кайден.

Пожалуй, кузен был прав. И не прав тоже.

Катарине доводилось встречать истинных детей Дану. И были они куда более, так сказать, иными, нежели лорд Гленстон. Да, высок. И красив… определенно красив холодной зимней красотой.

А глаза у него зеленые, что листва. И это тоже неправильно.

У людей не бывает такой яркой зелени, а у альвов зеленый не встречается. Их глаза черные, что сама ночь. И смотреть в них не стоит – затягивают. А тут… кажется, Катарина слишком уж… увлеклась. Тетушка Лу пыхтит недовольно, а Джио стену подпирает. С цветами.

Джио и цветы – это так… странно. Она предпочитала золото, о чем во дворце все знали. И одно время даже пытались подкупить. Потом, поняв, что есть вещи сильнее золота, к примеру, кровная клятва, не то чтобы вовсе отстали, скорее одни подарки сменились другими. А там и третьими.

По мере того как уходила и та призрачная власть, которая вообще была у Катарины, подарков становилось меньше, как и любовников.

А цветы… кого во дворце цветами удивишь?

– Несказанно рада встрече, – Катарина запоздало протянула руку, которую приняли с величайшей осторожностью. – Надеюсь, мы будем добрыми соседями…

– Не хватало, – шепотом произнесла тетушка Лу, которая радостной вовсе не выглядела. – Деточка, дорогая, позволь заметить…

– Не позволю, – руку Катарина забрала, так и не дождавшись поцелуя. Может, и к лучшему, поскольку щеки ее пылали от стыда. – Вы ведь задержитесь до ужина? Хотя, боюсь, у нас не самая лучшая повариха…

– Я неприхотлив, – он смотрел на Катарину сверху вниз как-то так, что одновременно хотелось и спрятаться, и ответить взглядом.

Прятаться было негде. И Катарина решилась.

Только вдруг стало неудобно, что она в таком виде… платье наверняка измялось, и травинки прилипли к подолу. А прическа? У Катарины на редкость непослушные волосы, справиться с которыми не могли и придворные куаферы. Тут же она сама косу плела, и эта коса того и гляди рассыплется.

А еще сердце стучит-стучит.

И глаза у него не просто зеленые. Зелень тоже бывает разной. К краю радужки они темнели, как те изумруды, которые ей поднесли на свадьбу.

Изумруды достались отцу. Наверняка.

К зрачку же зелень светлела, и в ней появлялись проблески золота. Малахит?

Нет, тот тяжеловат, а вот нефрит – камень редкий, переменчивый… и лежит у Катарины кусок его, из которого она собиралась чашу резать, но так и не собралась, потому что не знала, кому эту чашу дарить. А теперь поняла, что резать ее вовсе не стоило.

Что нефрит достоин большего.

Чего? Она не знала. И просто стояла. Улыбалась. И думала, что, наверное, отец прав. Женщины глупы, слабы и в целом бестолковы. Толковая не влюбится с первого взгляда.

– Ах, – громко воскликнула тетушка Лу, разрушив магию мгновения. И Катарина поняла, что именно мгновение и прошло, и удивилась, как много его, этого мгновения, было. – У меня так голова разболелась… дорогая, а ты себя нормально чувствуешь?

– Великолепно, – Катарина не сдержала улыбки. – Спасибо, тетушка. А вам, думаю, стоит прилечь. В ваши годы нужно заботиться о здоровье.

– Утром ты чувствовала себя дурно…

Уголки губ Кайдена дрогнули. Или Катарине показалось? Или все-таки действительно… нет, конечно, показалось. Он не мог знать, отчего ей было плохо утром.

– Все прошло, – Катарина отмахнулась от намека. – Благодаря вашей заботе и прогулке. Идите, тетушка… может, стоит кого отправить за целителем?

– Я могу взглянуть, – сказал Дуглас. – Мне случалось кое-кого лечить…

И покосился на племянника, который точно не был ему племянником, но смутился. И это выглядело забавно. А еще незаметно. Во всяком случае, Катарине подумалось, что никто-то, кроме нее, не обратил внимания на дернувшееся ухо, кончик которого покраснел.

– Не стоит, мне просто нужен отдых, – тетушка подхватила юбки. – Мальчики, надеюсь, вы не настолько устали, чтобы не занять гостя…

Прозвучало почти приказом.

Глава 17

Не золотая она. Золото холодное.

Медовая. Волосы цвета липового меда, который собирают пчелы под полуденным солнцем июня. Кожа светлая, как тот, цветочный, мед, что приносили со старой пасеки прямо в сотах. И Кайдену позволялось эти соты разламывать и жевать, не думая о том, сколь прилично или неприлично он при том выглядит.

Веснушки – гречишный. Темный, тягучий. И тянет лизнуть их, убеждаясь, что они столь же сладки.

Мед, вот что, пожалуй, примирило Кайдена с этим миром, столь непохожим на тот, другой, к которому он привык, к которому, как мнилось, принадлежал. Мед и молоко.

– И чем вы занимаетесь? – поинтересовался Гевин.

Этот засранец устроился рядом и разглядывал Кайдена, не скрывая своего пренебрежения, что было оскорбительно. И будь Кайден помоложе, он бы, конечно, оскорбился и поспешил бы отыскать пару-тройку едких слов. Или просто и незамысловато дал бы в морду, вследствие чего случилась бы драка…

– Всем понемногу, – сказал он, представляя, как медленно и с наслаждением выкручивает голову этого засранца. И как трещит шея, рвутся связки… – Кур вот выращиваем. Поросят опять же…

– Поросят? – Кевин хмыкнул.

В отличие от братца он не скрывал своего раздражения. А вот на Катарину и вовсе поглядывал так, будто она была его собственностью.

А ведь болото хорошее. Глубокое болото.

Если груз к телу привязать да отнести подальше, скажем, туда, где разбойников вырезали. А ведь если напрямик, то это почти рядом.

– И как поросята?

– Растут, – Кайден мысленно представил карту.

Бристон. Поместье.

Дороги… дороги огибали болото, которое аккурат пролегло между Бристоном, поместьем и старыми холмами, куда Кайдену тоже стоит заглянуть. И вспомнился призатопленный берег.

– Видишь, дорогая кузина… – Кевин покачал на пальце серебряную вилку. – Какая насыщенная здесь жизнь. Цыплята, поросята… хозяйство.

– Что плохого в хозяйстве?

– Ничего. Если ты смерд. А человеку благородному следует уделять внимание делам иным.

– Выпивке, картам и шлюхам? – поинтересовалась Катарина и тут же мило покраснела. – Простите. Следовало, наверное, сказать падшим женщинам? Но у нас в колониях привыкли выражаться прямо.

Тихо звякнула вилка.

– Клубам, дорогая…

– В которых все в конечном итоге сводится к той же выпивке, картам и шлюхам. Простите, падшим женщинам, – сказала Джио.

– Мне не кажется, что эта тема подходит для беседы, – Гевин от братца отличался немалой выдержкой. И сейчас осадил близнеца взглядом. Тот лишь скривился, но промолчал. – Лучше расскажите нам о колониях. Всегда хотелось узнать, каково там.

– Колониально, – сухо ответила Катарина.

– Жарко, – Джио глянула на подопечную едва ли не с умилением. – Весьма жарко. И душно. В сезон засухи воздух такой, что кажется, будто вот-вот вспыхнешь изнутри. И от жара этого не спасают ни артефакты, ни холодные напитки. Еще пыль, насекомые и змеи. Последние умудряются преодолевать любую защиту, и потому в богатых домах часто держат специального слугу, задача которого перетряхнуть постель хозяина перед сном. На всякий случай. А то бывает, что меж простынями затеряется королевская кобра.

– Ужас какой…

– В сезон дождей не лучше. Вода льет и днем, и ночью, и все, что еще недавно было сухим, становится мокрым. Порой кажется, что ты живешь в воде и под водой, что еще немного – и отрастут жабры, будто у рыбы. Там тепло и в то же время зябко. Огонь почти не горит, а змей и скорпионов становится больше. Они ищут тепла, лучше живого…

За столом ненадолго воцарилась тишина, которую не нарушало гудение мух под потолком.

– Это… очень… впечатляет, – Гевин склонил голову. – Дорогая кузина, я поражен вашим мужеством. Столько лет провести в подобном месте.

– Поверьте, бывают места и хуже, – Катарина ему улыбнулась, и у Кайдена возникло острое желание прямо сейчас голову и оторвать. Правда, он себя сдержал.

Он ведь куда взрослее, чем представляется Дугласу, и понимает, что нельзя убивать людей. При свидетелях.

– А я слышал, что там столько золота, что даже самый последний бедняк имеет золотые браслеты, – оживился Кевин.

– Золота там хватает. Но не у бедняков. Бедняки там мрут, впрочем, как и здесь, – Джио откинулась на стуле и прикрыла глаза. – От голода. И холода. От когтей хищника. От старости и истощения. От невозможности жить. Но разве кому есть до них дело? А золото… ему место во дворцах и храмах, столь великолепных, что сердце замирает, а глаза не способны поверить в существование подобного чуда. Или в мертвых стенах потерянных городов…

– Как… интересно, – Гевин покосился на Катарину, которая молчала. – И вы… тоже? Бывали?

Джио провела пальцем по столу:

– Тамошние жители избегают подобных мест, почитая их проклятыми, но верят, что проклятие не властно над белыми людьми. И потому, если возникает у кого желание собрать экспедицию, то желающие находятся. Впрочем, за пару пенсов там легко нанять и носильщиков, и охрану… которая сбежит при малейшей опасности.