– В колониях? Была.
– И… остальное тоже правда? Джунгли, город, храм…
– Правда.
– Ты не хочешь об этом говорить? Тогда зачем вообще…
– Потому что тоже дура, – Джио легонько шлепнула щеткой по голове. – Я была молода, когда встретилась с твоим отцом. И наивна. Я верила, что любовь преодолеет все и главное – доверие. А потом оказалось, что не следует доверять всем подряд. А любовь – это такая сказка, которая позволяет мужчине получить власть над женщиной.
– Он… обманул тебя?
– Не меня одну, – пальцы Джио застыли в волосах. Катарина видела в зеркале отражение ее лица, задумчивого, мечтательного даже. И сквозь знакомые уже черты будто проглянули другие. – Но да, и меня тоже…
– Клятва?
– И она… он забрал кое-что мое, без чего я не могу вернуться домой.
– Что?
– Флейту.
– Флейту? – как-то не увязывались в представлении Катарины Джио и флейта. – Я не знала, что ты умеешь играть.
– Умела. Когда-то. Неважно. Моей флейты больше нет, как и многого другого. И это уже не имеет значения… – Косу она плела быстро и ловко. – Твой отец всегда мечтал о власти и богатстве. Он весьма гордится древностью рода, но забывает рассказать, что в его молодые годы, кроме древности этой, гордиться было больше нечем. Это теперь он богатейший человек в Британии.
Это было сказано с легким оттенком презрения.
– И те камни…
– Не только они. К тому времени он имел достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами, выкупить родовой замок и заплатить за невесту. Но ему показалось мало…
Катарину отпустили.
Она обернулась и, поймав руку Джио, прижалась к ней щекой:
– Спасибо.
– За что?
– За все… сперва ты меня пугала… и нарочно, да?
– Мне это казалось забавным.
– Понимаю, – Катарина гладила темные пальцы. – Тогда меня пугало буквально все… я совершенно не годилась на ту роль, которую он выбрал. Он ведь купил Генриха, так? Тот любил развлечения, а казна вечно была пуста. Все удивлялись, откуда он узнал обо мне. Я ведь не покидала дома, и вдруг приглашение ко двору… встреча… свадьба… все быстро, слишком быстро… Дело в деньгах?
– И в них тоже.
Странно, но Катарина не испытывает обиды на мужа. Ей его даже жаль. Толстого. Запутавшегося. Некогда великого, но давно уже превратившегося в пародию на самого себя. Его боялись и в то же время презирали. А вот отца только боялись.
– Король должен был умереть много раньше, – Джио присела на край кровати. – Его рана в ноге, несмотря на все усилия целителей, то затягивалась, то вновь воспалялась. А еще он был весьма неумерен в еде и питье, что сказалось на сердце. Его печень была столь велика… впрочем, кому я рассказываю. Ты сама все знаешь.
Катарина вздохнула.
От мужа пахло. Кислым потом. Болезнью. Гноем. И еще чем-то особенно неприятным. И запах этот вызывал тошноту, которую приходилось скрывать.
Хорошая жена должна любить мужа. Восхищаться. И принимать любым.
Стать хорошей женой у Катарины так и не получилось.
– Отец предложил ему не только деньги. Не обманывайся, богатых невест в Британии хватает… твой отец предложил исцеление. Не полное, нет. Но венец из желтых камней продлевал жизнь и снимал боль. Мы знали это точно, ибо именно этот венец и позволил Дживасу продержаться три дня. Три треклятых дня. Тот зверь переломал ему хребет и вскрыл живот, вывалил внутренности. Он отступил перед моим огнем, но недалеко. И тогда Дживас, поняв, что умирает, попросил подержать венец. Примерить перед смертью. Сказал, что коль подыхать, то по-королевски. И твой отец не отказал. Тогда он еще думал, что умеет быть другом. Хотя это и не помешало ему переспать с женой Дживаса. Сказал, что если друг не знает, то и возражать не станет. Да…
Джио откинула одеяло и похлопала по кровати:
– Ложись давай, а то утро завтра будет ранним.
И Катарина послушно забралась в постель.
– Стоило его примерить, и Дживас перестал умирать. Отступила бледность. И он сказал, что ему больше не больно. Чудовищная рана на животе стала затягиваться. И даже черные кишки не были тому помехой. Дживас запихал их внутрь… и на третий день поднялся. Понимаешь?
– Невозможно.
– Я бы то же сказала, если бы сама не увидела. А на четвертый твой отец проломил ему голову камнем.
Джио поправила одеяло:
– Закрывай глаза…
– После всего?
– Можно подумать, ты ничего страшнее в жизни не слышала.
– Слышала, – вынуждена была согласиться Катарина. – И видела. К сожалению.
– Вот и я о том. Мне он приказал молчать. Думаю, если бы он не понимал, что без меня не выберется, он бы и мне проломил. Потом приказ стал строже. Я не могла говорить о том путешествии… ни с кем, кроме него.
– Но…
– Он смешал нашу кровь. И связал жизни. А ты не давала ему никаких клятв. Да и кровь твоя… ты ведь его дочь, плоть от плоти… разница есть, но не столь и велика.
– Этот венец…
– Должен был исцелить Генриха.
– Но не исцелил, – Катарина нахмурилась. – Если ты говоришь, что он… а вместо этого…
Джио развела руками:
– Я не слишком хорошо разбираюсь в теории. Скорее всего дело в расстоянии. Мы не так далеко отошли от храма, когда Дживас попался тому тигру. Или изначальных сил хватало лишь на одно исцеление. Или в том, что камней вдруг осталась лишь половина?
– А…
– Другую он оставил безутешной вдове. И вовсе не из доброты, – Джио коснулась шеи, показывая, что клятва все-таки осталась, хотя и поизносилась изрядно. – Правда в том, что этому ублюдку снова повезло. Пусть Генрих не исцелился полностью, но боли перестали его беспокоить. До свадьбы он маялся подагрой так, что никто-то из целителей не мог облегчить его страдания. Да и мужскую силу он, поговаривали, утратил полностью, как и интерес к жизни. Все полагали, что ты станешь вдовой много раньше.
Но Генрих прожил пять лет.
Пять проклятых долгих лет, которые в памяти Катарины слились в один бесконечный день.
– Он зависел от отца… и поэтому… даже когда я оказалась в башне… его не казнили… – Катарина обняла себя, с трудом сдерживая дрожь. – И мой муж… отец понял, что от него наследника не дождется… и договорился с Джоном, так?
– Думаю, ты права.
– И Джон взял в жены мою сестру, но не сразу… нет… отец умеет планировать, верно?
Джио склонила голову.
– Думаешь, он… знает, где я?
– Не знаю. Действительно не знаю, девочка моя. Но не бойся. Я не позволю ему тебя обидеть.
Катарине очень хотелось бы верить.
Очень. И она послушно закрыла глаза. Возможно, ей повезет с ночью без снов. Они не слишком-то жалуют грозы.
В гостевых комнатах было сыро, прохладно и попахивало болотом. И главное, Кайден не мог понять, появился этот запах в силу общей неустроенности дома или же его принесли те, кому в доме человеческом делать было нечего. Он трижды обошел комнату, не поленился отодвинуть массивный комод, заглянул под кровать, потревожив крупные клубки пыли, сунулся в старый шкаф, дверцы которого отчаянно заскрежетали.
– Успокойся, – Дугласу досталась соседняя комната, стену которой, помимо пары батальных полотен, украшали весьма живописные разводы плесени.
– Пахнет!
– Еще как пахнет, – он слегка оперся на комод, но вовремя убрал руку. Почти вовремя.
Комод все-таки хрустнул, покачнулся и медленно, не теряя достоинства, поехал влево. Правда, тут же был остановлен Дугласом.
– Что смотришь? Помогай.
– Чем? – Кайден заглянул под комод, отметив, что две из четырех ножек отломались, и не факт, что сейчас. – Погоди…
Он обломал оставшиеся, и комод грохнулся на пол.
– Нехорошо, – Дуглас вытер ладони о шторы, ни ладони, ни шторы не стали чище, впрочем, как и грязнее, – имущество чужое портить.
– Нехорошо, – согласился Кайден. – Но мне здесь не нравится.
– Домой вернемся?
– Гроза же.
– Это ты своей златовласке рассказывай, как гроз боишься, – Дуглас отодвинул тяжеленную портьеру и чихнул. – Воняет здесь и вправду изрядно. Дом лет десять как не проветривали, если не больше…
Кровать он сперва рукой проверил, после все-таки решился присесть.
– Я тут с магом побеседовал. Молодой, но из простых, сила есть, а связей не хватает, вот и не нашлось места в столице. Да и тут к нему приглядываются пока. Очень нашей хозяйкой восхищался.
Кайден застыл, пытаясь вспомнить, как выглядит этот самый маг.
– И красива, и робка, и тиха, и в магии понимает.
Ветер попробовал на прочность окно. Стекла в нем потемнели от времени, а рамы давно уж рассохлись, и потому окно это не выглядело хоть сколько бы надежной преградой.
– Что-то она ему присоветовала по рунным потокам, да… – Дуглас наблюдал за подопечным, который, опустившись на четвереньки, старательно обнюхивал стену. – А вот тетушка ее магу не понравилась.
– Мне тоже. Ни она… ни эти…
Кайден прижался щекой к полу. Доски. Паркет был дубовым, а потому сохранился вполне себе неплохо. Его бы отчистить, отполировать – и снова оживет. А что поскрипывает слегка, так это характер такой.
– Верю. Ты им тоже не больно по душе.
Кайден фыркнул. Еще бы.
Он тогда хорошо Кевина в дерьмо макнул. От всей широты души. И братцу его досталось, хотя тот всегда проявлял похвальную сдержанность, под руку не лез, но в тот раз не удержался.
– Сами виноваты.
– Никто не спорит. Но ты же понимаешь, что люди в целом более склонны верить другим людям.
– Я тоже теперь людь. Иногда.
– Вот именно, что иногда, – тяжко вздохнул Дуглас. – По всему, у парней к кузине интерес весьма определенного склада. И с полного одобрения их матушки.
Интерес Кайден тоже заметил. Он выполз из-под кровати, где пахло уже не столько болотом, сколько пылью, и запах был едким, раздражающим.
– Руки переломаю.
– Верю. Но надеюсь, что ты сдержишься. Подумай хорошо.
– О чем?
Кайден сел на пол, по которому тянуло холодным ветром. Сквозняк крался к двери, которая закрывалась весьма неплотно.