– Рада, что тебе интересно, – и Катарина упала в траву. Она лежала, закинув руки за голову, разглядывая редкие облака, что ползли по высокому синему небу.
На стрекоз. На Джио, которая задумчиво и сосредоточенно жевала стебелек.
– И что мне делать?
– А что ты хочешь?
– Не знаю. Наверное, ничего…
– Тогда ничего не делай.
– А может… мы в колонии уедем? Нет, серьезно? – Катарина повернулась на бок. – Смотри, если предположить, что отец все-таки знает, где я, то рано или поздно он заявится. Он не привык отпускать тех, кто может принести хоть какую-то пользу.
Джио величественно кивнула.
– А там ему всяко дотянуться сложнее будет…
– Ты не выживешь в колониях.
– Почему?
– Слишком красивая. И свободная. Или женятся силой, или продадут. Второй вариант вернее. А там… торговля красивыми светлокожими женщинами – весьма выгодное занятие.
Катарина вздохнула и призналась:
– Иногда мне хочется взять нож и срезать это лицо. – Она провела пальцем от линии лба, по щеке и ниже: – Вот так. Тогда я буду страшна и никому не интересна.
– И мертва. Так, на всякий случай.
Разговор определенно свернул куда-то не туда. А все равно было хорошо. Тепло. Спокойно. И никто не спешил шептать, что королевам никак не возможно вот так валяться у пруда… и Катарина села, пораженная внезапной мыслью.
Она скинула туфли. Стянула чулки, те самые, золотые. И подвязки тоже сняла. Юбки подняла и, подобравшись на цыпочках к воде, коснулась ее пальцем. Холодная! И просто ледяная.
Катарина отступила. И вновь коснулась. И рассмеялась, когда водомерки брызнули в стороны. Шаг. И еще один. И теперь она обеими ногами в воду влезла. И кажется, что ног у нее нет. Собственное отражение, несколько размытое, пялится на Катарину из черноты и вовсе не кажется сколь бы то ни было красивым.
– Простудишься, – заметила Джио.
– Она теплая.
Первый холод прошел, сменившись тем самым томным теплом хорошо прогретой воды. А дно оказалось мягким, что ковер. И даже мягче ковра. Ноги в нем вязли, но не сильно.
– Там может быть глубоко… – Джио села.
– Я… попробую… – Катарина вытянула ногу и попыталась нащупать дно. Получилось. И вряд ли пруд в саду стали бы делать глубоким. Напротив, он столько лет зарастал, что почти уже и зарос.
И значит, Катарина может его пересечь. Вот так. Босиком.
И с задранными юбками. Безобразие какое! Какое великолепное безобразие. Катарина перехватила юбки, подняв их еще выше, кажется, колени и те обнажились, благо местным стрекозам не было никакого дела до колен Катарины. Они метались вокруг, будто пытаясь отогнать наглую человечку.
Пруд становился глубже. И глубже.
И наверное, стоило отступить, но Катарина столько раз отступала и уступала, что вдруг совершенно по-детски заупрямилась. Она задрала юбки еще выше и, как обычно, попыталась нащупать дно, чтобы сделать следующий шаг.
– Катарина! – этот громкий голос заставил вздрогнуть.
Метнулись стрекозы. Что-то несильно ударило в лоб, и Катарина вскинула руку, пытаясь защититься, но вместе с тем вдруг потеряла равновесие. Она попыталась устоять, чувствуя, что заваливается на бок, и ногу поставила, только дно, еще недавно бывшее пологим, гладким, куда-то подевалось. Нога провалилась в яму, и Катарина с коротким писком рухнула в воду.
Она ушла с головой. И темная жижа полилась в рот и нос, залепила глаза, уши. На долю мгновения Катарина растерялась, всполошенно забилась, пытаясь вырваться из водяного плена. Юбки мигом пропитались влагой, спеленали, грозя уволочь на дно.
А воздух закончился. Почти.
Катарина распрямилась и сделала вдох. Закашлялась и снова рухнула, потеряв с трудом обретенное равновесие. И уже со злости мысленно прошипела пару слов. Как ни странно, паника отступила. И у нее получилось опереться на дно руками и ногами. Вот так… пальцы, правда, запутались в каких-то водорослях, но ничего, на берегу Катарина от них избавится. Она поднялась, чихнула и ладонью стерла с лица грязную воду.
– Ужас какой… – привычно сказала тетушка Лу перед тем, как лишиться чувств.
Кевин едва успел подхватить матушку. А Гевин, шагнувший в сторону, будто не желал он иметь дела ни с обмороком, ни с родственниками, задумчиво произнес:
– Позволю себе заметить, что для купания еще немного рановато…
– Я тренируюсь, – сквозь зубы процедила Катарина.
Выглядела она… и думать нечего. Выглядела она отвратительно. Волосы мокрые и грязные. Лицо… тоже грязное. Одежда висит тряпьем, и кажется, в декольте что-то трепыхается, то ли рыба, то ли жаба. А треклятые водоросли тянут руку Катарины ко дну.
Она тряхнула рукой, пытаясь избавиться от них, но не вышло.
– Да что за…
Не водоросли.
Точнее, на первый взгляд это на них и походило, тонкие темные нити, что оплели пальцы Катарины, будто цеплялись за них, как за последнюю надежду. Нити тянулись ниже, прирастая к комку чего-то грязного и уродливого настолько, что Катарина не сразу поняла, что именно вытащила.
А поняв, сглотнула. И, выпрямив спину – голова, подумаешь, всего-навсего голова, пусть и слегка объеденная рыбами, но совершенно безопасная, – шагнула вперед.
– Кажется, – она даже нашла в себе силы улыбнуться Гевину, который стоял, скрестив руки, и наблюдал за Катариной. И как-то сразу становилось очевидно, что помогать он не станет. Нет, если Катарина попросит, то и не откажет… – Нам все-таки не помешает королевский дознаватель.
Голова держалась за руку прочно, и только остатки зубов поблескивали.
Они и камни в волосах. Ярко-желтые, до боли знакомые алмазы, которым в этом захолустье делать было совершенно нечего.
– Не помешает, – Гевин слегка наклонил голову и подал-таки руку. – Если вы не возражаете, я пошлю кого-нибудь…
– Что вы, это будет весьма любезно с вашей стороны.
А пальцы у него все-таки теплые, живые. И смотрит с насмешечкой, но не обидно.
– Рад оказать вам услугу, пусть и столь незначительную…
– Весьма обяжете, если… – Катарина протянула руку, с которой свисала голова. – Мне несколько неудобно просить вас о подобном, однако самой мне не справиться…
– Пустяки. Рад буду помочь. Но пока позвольте…
Гевин снял джеркин и небрежно набросил его на плечи Катарины.
– Здесь несколько прохладно.
– Благодарю за заботу.
– Не стоит.
Тетушка Лу приоткрыла один глаз и, убедившись, что ни Катарина, ни голова никуда не пропали, вернулась в обморок. Кевин же, уложив матушку на берегу, отряхнулся и спросил:
– Что это такое?
– Голова, – Гевин весьма ловко распутывал волосы, проявляя при этом немалую осторожность. И было непонятно, что именно он опасается повредить – пальцы Катарины или голову.
– Я вижу. Чья?
Голову все же бережно положили на траву, и Гевин присел рядом.
– Судя по зубам, человеческая. Женская. Обратите внимание на надбровные дуги. Определенно человеческая, уж больно форма характерная.
Он повернул ее боком и провел пальцем по темной плоти.
– Лежит довольно давно, но воды здесь… да, слишком кислые, вот разложение и замедлилось. Бывает в болотах тела вовсе мумифицируются. Презанятнейший процесс. Джио, не будет ли наглостью с моей стороны просить вас проводить Катарину к дому? Ей явно следует согреться.
Катарина поняла, что ее трясет, и отнюдь не от страха. Мокрая одежда прилипла к телу и теперь весьма активно тянула тепло. Отчего Катарину сотрясала мелкая дрожь.
Джио поднялась.
– Будет, – сказала она. – Но я тебя прощаю.
Гевин отвесил низкий поклон. И в нем не было и тени насмешки.
– Брат, тебе не кажется…
– Заткнись, – это было сказано холодно. – И будь добр, загляни к нашему соседу…
Уже «нашему»? С каких это пор?
– Знаешь, – Джио подхватила Катарину под руку и потащила за собой. – А ведь я могу и ошибаться… немного усилий, и муж из засранца получится неплохой. Правда, не уверена, что его хватит надолго.
Катарина поплотнее запахнула джеркин.
Как она может говорить о мужьях, когда Катарина в пруду нашла чью-то голову? Женскую. И с алмазной тиарой в волосах. Пожалуй, это и было самым странным, если подумать.
Что это? Несчастный случай? Или убийство? И если так, то кого убили? Когда? И главное, почему не забрали алмазы?
Катарина вздохнула и велела себе успокоиться. Какая разница, кто и за что там утонул? Она здесь совершенно ни при чем…
Глава 22
Голова лежала на покрывале. С нее успела стечь вода, и Гевин бережно убрал редкие нити водорослей, отчего голова стала лишь более уродливой. Плоть частью ссохлась, а частью сползла, и сквозь разрывы ее проглядывала темная кость. Поблескивали крупные камни в грязных волосах.
Охала Луиза, то и дело закрывая лицо веером, но не уходила. Кевин стоял посреди пруда, вооружившись длинной палкой, и вид имел весьма мрачный.
– Я подумал, что стоит поискать остальное, – заметил Гевин, встретив Кайдена вежливым кивком.
– И загнал меня.
– Я не люблю воду, – Гевин пожал плечами.
– Можно подумать, я люблю.
– Я очень сильно ее не люблю.
– Позволите? – Дуглас попробовал ногой берег, прежде чем шагнуть в пруд. И проворчал: – А все же трупы надо лучше прятать…
Кому он это сказал, Кайден не понял. Но покраснел. И не он один. Уши у Гевина тоже приобрели весьма характерный оттенок.
– Я не имею привычки мусорить в чужих поместьях, – сказал он шепотом.
И Кайден склонил голову, соглашаясь и подтверждая, что и он воспитан не хуже. А потом присел у покрывала.
Человек. Определенно человек. Чистой крови, уж больно мелкие зубы и характерные черты. И, возвращаясь к зубам, стоит отметить, что все они целы, ровны и белы, а стало быть, без вмешательства целителей не обошлось.
Он слегка повернул голову и пальцами раздвинул челюсть.
Зубы почти все… не хватает верхней пары крайних, тогда как нижние уже присутствовали, стало быть, женщина старше двадцати, но моложе тридцати лет.